Морван ласкал языком внутреннюю поверхность ее щек и прижимал ее к себе так крепко, что она ощущала отвердевшими сосками упругие, словно стальные, мускулы его груди.
Он ласково провел ладонями вдоль ее спины и стал покрывать быстрыми поцелуями щеки и лоб, мочки ушей, а после снова приник к губам – властно, требовательно, жадно. Анна протяжно застонала. Никогда еще она не ощущала себя такой счастливой. Здесь, в вышине неба, вдвоем с Морваном она готова была провести остаток своей жизни до последнего мига.
Ей казалось, их близость в эти мгновения стала беспредельной, но Морван вдруг с силой прижал ее бедра к своим. Почувствовав прикосновение своего лона к его возбужденной мужской плоти, она настороженно напряглась.
Морван тотчас же ослабил силу своих объятий. Глядя на нее сверху вниз своими огромными агатово-черными глазами, он пообещал:
– Я не причиню вам зла. Не бойтесь. – И, обняв ее одной рукой, снова властно привлек к себе. Он охватил свободной ладонью одну из ее грудей и нежно коснулся соска кончиком пальца.
Наслаждение, которое при этом испытала Анна, оказалось столь острым, что она, вскрикнув от неожиданности, сама потянулась к его губам. Поцелуй был долгим, упоительно страстным. Не разжимая объятий, он продолжал ласкать ее сосок, и Анна чувствовала, как неистовое желание охватывает все ее тело, как возбуждение, нарастая, властно требует утоления.
Она прижалась к нему, отдаваясь его ласкам, а тело ее требовало новых, все более смелых. Морван сжал ладонью ее ягодицу, скрытую под плотной тканью платья. Рука его очутилась в нескольких дюймах от того участка ее тела, где сосредоточилось снедавшее ее страстное томление. Она слегка раздвинула ноги и, полузакрыв глаза, взглянула на него. Морван, участвуя в любовной игре, одновременно наблюдал за ней, следил, как реагирует она на его ласки.
– Да! – воскликнул он словно в ответ на ее призывный, требовательный взгляд. Она сжала ладонями его лицо и стала покрывать поцелуями его лоб и щеки.
И вдруг какой-то посторонний звук, донесшийся до ее слуха из другого мира, разом положил конец их восхитительной близости. Возвращение к реальности было для нее внезапным и мучительным, словно падение с небес на землю. Анна обескуражено оглянулась и обнаружила себя стоящей близ очага в своей комнате в Ла-Рош-де-Роальд. Морван все еще сжимал ее в объятиях.
– Прошу вашего милостивого внимания, – с сарказмом произнес Асканио, подходя к ним. – Уж не сошли ли вы оба, часом, с ума, хотел бы я знать?
Анна спрятала зардевшееся от смущения лицо на груди Морвана. Святые угодники, давно ли он здесь и много ли успел увидеть?!
– Оставьте нас! – потребовал Морван.
– И не подумаю! Сейчас перед вами не священник, сэр Морван, а рыцарь, почитающий долгом своим подать помощь леди, которой грозит беда.
Возбуждение Анны еще не до конца угасло. Но теперь она ясно осознавала происходящее. Перед ней стоял Морван с раздувающимися от ярости ноздрями, позади – Асканио, широко расставив ноги и сжав кулаки. Он был готов принять бой за ее честь.
Оттолкнув от себя Морвана, она решительно произнесла:
– Оставьте нас.
Гневный взгляд обратился к ней, но мало-помалу искры ярости в его огромных глазах потускнели, а затем и вовсе погасли. Он коснулся губами ее лба и, повернувшись, вышел из комнаты.
Анна бессильно опустилась на ковер у камина. Скрестив ноги, она невидящим взглядом уставилась на огонь. В комнате повисла тишина.
– Дверь была открыта настежь, – помолчав, пояснил Асканио. – Служанка, которую вы посылали с поручением, возвратилась, а увидев, что здесь происходит, бросилась ко мне.
– Теперь ей будет, о чем посудачить со своими товарками.
– Надеюсь, мне удастся убедить ее попридержать язык. Напомню ей, что сплетников ждет геенна огненная. Обычно это срабатывает.
После всего, что произошло, Анна погрузилась в какое-то странное оцепенение. Ей хотелось побыть одной.
– Если вы считаете, что мне надо исповедаться, давайте отложим это до завтра.
– Вообще-то я навязываю вам свое общество из опасения, как бы Морван не вернулся. Он ведь не из тех, кто легко расстается с добычей. А необходимости в исповеди для вас я не вижу. Ведь все произошло не по вашей воле.
"Еще бы, – подумала она. – Вот уж чего я полностью лишилась, так это воли. Он отнял ее у меня, он подчинил меня себе, он овладел всеми моими чувствами, всеми помыслами". И хотя она размышляла об этом как-то отстраненно, в глубине души у нее зрела уверенность, что после, по здравом размышлении, она не раз еще горько себя в этом упрекнет.
– Как жаль, что вы стали свидетелем этой сцены, – вздохнула она.
Он опустился на ковер подле нее и взял ее руки в свои.
– Анна, никто не вправе запретить вам испытывать чувства, которые так естественны для всех смертных. И если вы окончательно решите навек затвориться в аббатстве, да не будет причиной такого решения полное ваше неведение о многом, в чем вы принуждены будете себе отказать. Но рассудите сами, в какую сложную ситуацию вы себя ставите. Если ваши вассалы, воины, слуги узнают, что выделите ложе с рыцарем, за которого не можете выйти замуж, это резко изменит их отношение к вам. Это ведь все равно, что играть с огнем. Ваше положение и без того достаточно шатко…
Она повернула к нему озабоченное лицо. Лишь теперь ее покинуло чувство физического единения с Морваном, ощущение, что он, пусть незримый, по-прежнему сжимает ее в объятиях.
– Анна, вы и вправду считаете, что он нужен вам? Вы согласились бы стать его супругой, окажись такое возможно?
Она не знала, что ему ответить. Ей было сказочно хорошо в объятиях Морвана, но желала ли она очутиться в его полной власти? А ведь подчинение мужу являлось непременным условием жизни в браке, это было ей доподлинно известно. Минувшим вечером ей открылось, что стоит ему ее поцеловать, и она тотчас же оказывается в плену своей страсти. Получается, чувства – опасная вещь.
И все же… О, как волшебно пленителен был этот экстаз! Ей стало горько от мысли, что больше она никогда уже его не испытает.
– Я не желаю ни за кого выходить замуж, Асканио. Даже после всего, что случилось нынешним вечером. А, кроме того, вам не хуже моего известно, что, согласись я вступить в брак, не в моей воле было бы выбрать супруга по сердцу. Решение принял бы герцог. Я даже допускаю, что Фуке и Гарольд могли бы вступить в соглашение с Гюрваном. Он сумел бы склонить обоих на свою сторону, оставив за ними все их права и владения. И только мое намерение принять постриг служит мне защитой от этого. Что же до Морвана, то он англичанин. А мои владения могут принадлежать только бретонскому роду.
В глубоко посаженных черных глазах Асканио читалось сочувствие.
– Не тревожьтесь обо мне, друг мой. – Она слабо улыбнулась. – У меня нет на его счет никаких иллюзий. Я прекрасно понимаю, как мало должна значить женщина вроде меня для такого, как Морван. Гордость не позволит мне уподобить свою жизнь балладе, какие поют бродячие менестрели, о разбитом сердце и неразделенной любви. К человеку, с которым мне не суждено быть вместе и который не желает меня.
– Я сказал бы, – кашлянув, вставил Асканио, – что менее получаса назад он весьма недвусмысленно дал понять, насколько желает вас.
Могло ли это быть правдой? Никто из мужчин никогда не домогался ее внимания. Да и Морвану наверняка была нужна не она, а Ла-Рош-де-Роальд. От этой догадки у нее болезненно сжалось сердце. К воспоминаниям о восхитительных минутах, проведенных в его объятиях, примешалась горечь. Гюрван привел целую армию, чтобы завладеть крепостью, ну а Морван с той же целью решил воспользоваться своей мужской привлекательностью.
Анна поднялась и оправила на себе платье. Чары, во власти которых она пребывала, окончательно развеялись.
– Я должна объясниться с ним.
– Нет-нет. – Асканио предостерегающе поднял руку. – Я сам с ним поговорю. Уже поздно. Ложитесь спать. И да хранит вас Господь.
Морван лежал на кровати в отведенной ему комнате. Перед его мысленным взором возникали картины одна другой соблазнительнее: развившийся локон золотистых волос, обнаженная грудь, зовущий, страстный взгляд сапфирово-синих глаз…
Он давно уже примирился с тем, что женщина эта, как бы он ее ни желал, не может ему принадлежать. Он смирился с ее выбором – посвятить себя служению Богу. Ему достало благородства отвергнуть подлый план изменника сэра Джона. В самом деле, какой низостью было бы склонить девицу к сожительству и супружеству, польстившись на ее владения. И вот теперь решимость его поколебалась.
Как ни пытался он держать свои чувства под контролем, они все же оказались сильнее разума, сильнее его воли. Святые угодники, с каким наслаждением он контролировал ее растущее возбуждение, как сладостно было сжимать в объятиях ее юное прекрасное тело, трепещущее от страсти. А ведь он, дерзнув к ней прикоснуться, был готов к резкому и решительному отпору… И вместо этого она ответила на его страстный порыв не менее пылкой страстью. Она оказалась такой отзывчивой на ласки, такой чувственной…
Вдруг дверь его комнаты с треском распахнулась, и прелестные видения испуганно упорхнули прочь.
– Ах вы, презреннейший, самонадеянный выскочка! – вскричал Асканио, вихрем врываясь в покои и резко захлопывая за собой дверь. С французского он тотчас же перешел на итальянский, добавив несколько сочных ругательств.
– И как это у вас хватило смелости заявиться сюда, святой отец? Прошу вас, не начинайте!
– Все верно: с вами сейчас говорит именно священник! Вы не забыли, что исповедались мне?! Выходит, вам мало побед над всеми английскими придворными дамами и над половиной женского населения Гаскони? Над жительницами Нормандии и Франции? Ваши воины проводят досуг, пересказывая друг другу пикантные подробности ваших похождений! Здешние служанки все как одна готовы разделить с вами ложе, но только нашему красавцу женолюбу этого не довольно! Он решил сделать жертвой своей похоти невинную деву, благочестивую послушницу, не познавшую мужчины!
– Вы преувеличиваете. Не такой уж я отчаянный соблазнитель. – Морван встал с кровати, чтобы в случае чего отразить нападение.
– Нет, я нисколько на ваш счет не заблуждаюсь. Интересно, о чем вы думали?!
– Я вообще не думал, да будет вам известно. Вы что же, столько лет монашествуете, что успели позабыть, каково это?
– Неужели вы так порочны, что испытываете удовольствие лишь когда растлеваете невинных?
– Все обстоит совершенно иначе. Я желал ее с той первой нашей встречи, которой и вы были свидетелем.
– Вы всегда пытаетесь завладеть тем, чего желаете?
– Стараюсь иногда сдерживаться. – Морван мрачно усмехнулся. – Иначе овладел бы ею в первую же ночь. Она до сих пор девственна только потому, что я не тороплю события.
– Вы так считаете? Сожалею, но вынужден вас огорчить: Анна сметлива и умеет учиться на своих ошибках. И случай с вами не станет исключением. Ваша партия проиграна. Будьте же благоразумны, сдайтесь, отступите.
– Довольно вам принижать мои чувства к Анне! – вскипел Морван. – Ведь я ее люблю! И меньше всего на свете желаю ей зла, что бы вы там ни говорили!
Злость Асканио тотчас же сменилась глубоким состраданием.
– Боже, помоги нам! – вздохнул он и мягко добавил: – Вы ведь сами знаете, что мечты ваши несбыточны. Держитесь от нее подальше, вот мой совет.
– Чтобы она могла вернуться в монастырь? Или погибнуть в сражении? Она ведь ваше создание, не так ли? Мужчина не вписывается в вашу схему воспитания святоши?!
– Она сама себя создала. И если вы считаете, что познали ее душу, то вам и это должно быть ведомо. Господь благословил ее высоким умом и жаждой свободы. Мужчина не вписывается в ее собственную схему.
– Но владеть оружием учили ее вы. И вы позволили ей носить мужское платье, сражаться с бандами грабителей. Это с вашего благословения она отреклась от своей женской сущности.
– Я просто не мог остановить ее на этом пути. Всего, о чем вы говорите, от бедняжки потребовали обстоятельства. Был ли у нее выбор? Не отрекись она от своей женской сущности, каков оказался бы ее удел? Свадьба по указке герцога? Ложе, которое она была бы принуждена делить с нелюбимым супругом? Это ночью. А днем ей пришлось бы во всем подчиняться ему. Вы способны представить себе Анну в подобной роли? Я – нет.
Морван подошел к очагу и наклонился над огнем, опираясь на обрамлявший его каменный выступ согнутыми в локтях руками.
– Она так неопытна. Так мало знает жизнь. Она не ведает, как я люблю ее. И понятия не имеет, что может ждать ее на поле боя. – Он оглянулся через плечо и с насмешливо-печальной улыбкой прибавил: – Знаете, чем она занималась нынче вечером? Планировала, как себя вести на переговорах с де Бомануаром в случае нашего поражения. А заметили ли вы, как он глядел на нее? По глазам его было видно, о чем он думает. Я готов был убить его на месте.
Асканио согласно кивнул. От его взора также не укрылось сластолюбивое выражение, мелькнувшее на лице Порвана.
– А шрам у него на щеке заметили? Это она его так украсила. – И он рассказал Асканио о тех давних событиях.
– О том, что он тогда не преуспел, нам известно только с ее слов, – озабоченно хмурясь, подытожил Асканио, когда Морван умолк.
– Неужто вы сомневаетесь в ее правдивости?
– Я – нет. Но кому поверят другие – ей или Гюрвану? Подтверждением слов Анны может служить только ее непорочность. И это еще одна причина… – Не закончив фразы, он выразительно взглянул на Морвана.
Ему подобное даже в голову не приходило. Еще одна причина, по которой она не может ему принадлежать. По крайней мере теперь.
– Я не повторю своей попытки. Даю вам слово.
Асканио сдержанно кивнул и сделал шаг к двери.
– Но у меня есть одно условие.
Асканио замер на месте.
– Если мы будем побеждены и я останусь в живых, я проведу ночь с леди Анной прежде чем она достанется ему. Пусть ей будет, о чем вспоминать до конца своих дней.
Асканио светло улыбнулся.
– Этот вопрос мы предоставим решать самой леди Анне. Я не вправе ею распоряжаться. Но полноте, разве можем мы потерпеть поражение? С вашей-то силой, с ее отвагой и моими молитвами?
Глава 9
Тремя днями позже двое всадников из числа воинов Порвана подъехали к воротам Ла-Рош-де-Роальд и швырнули на землю объемистые тяжелые тюки, после чего тотчас же ускакали прочь. Несколько стражей, открыв ворота, с трудом втащили тюки в крепость и принялись их разворачивать. Из замка вышел Морван. Он поспешно пересек двор и стал помогать воинам. Внутри свертков из старых одеял, перетянутых ремнями, оказались два женских тела. Истерзанные, полуголые, в синяках и кровоподтеках с головы до ног, обе несчастные – крестьянка средних лет и девочка-подросток – были, однако, еще живы, хотя жизнь едва теплилась в них.
Увидев Анну, размашисто шагавшую через двор по направлению к собравшимся, Морван приказал Грегори:
– Уведи ее отсюда. Ей не следует это видеть.
Молодые воины расступились.
– Это Рут, – сказал Луи, указав пальцем на женщину. – Из той самой деревни, где мы вас тогда нашли с вашим оруженосцем, сэр Морван. И девчонка ее, Маргарита.
– Вы двое понесете девочку, – отрывисто скомандовал Морван, кивнув в сторону Луи и его юного товарища.
Наклонившись над женщиной, он подхватил ее на руки и медленно выпрямился. В этот миг Рут пришла в себя и слабо застонала.
При виде Анны, которая, оттолкнув Грегори, тщетно пытавшегося заступить ей дорогу, приближалась к нему, Морван досадливо вздохнул. Она заглянула в лицо женщины, затем откинула край одеяла и закусила губу.
– Соблаговолите отнести ее в мою комнату, сэр Морван. – С этими словами она повернулась и направилась ко входу в замок.
– Анна, пусть ими займутся служанки, – возразил он.
Она оглянулась на ходу и сердито бросила:
– Делайте, что я сказала.
Морвану не оставалось ничего другого, как подчиниться. Он прошел следом за ней через весь зал и начал подниматься по ступеням. Анна отдавала приказания слугам, столпившимся на верхней площадке. Женщина невидящим взором смотрела на Морвана. С трудом разомкнув запекшиеся губы, она прошептала:
– Моя девочка…
– Она здесь. Жива. Леди позаботится о ней и о тебе. Ведь она умеет выхаживать больных, ангел коснулся ее своим крылом, ты сама знаешь.
Анна велела ему положить Рут на свою кровать и приказала слуге принести тюфяк для девочки.
– Негодяи ведь их изнасиловали, Анна, – вполголоса сказал он, усомнившись, что ей прежде приходилось иметь дело с чем-либо подобным.
Она окинула взглядом мать и дочь.
– Кто-нибудь из наших женщин наверняка знает, что следует предпринять. А теперь ступайте, прошу вас.
Двое слуг внесли в комнату лохань и несколько ведер с теплой водой, и Анна при помощи служанок обмыла и перевязала раны своих новых пациенток. Девочка все еще была без сознания.
Напоив Рут бульоном, Анна укрыла ее мягким одеялом и села на край постели.
– Они нарочно привезли вас с дочкой в крепость. Чтобы вы могли рассказать, как с вами обошлись. Гюрван желает, чтобы я об этом узнала. Отдыхай, набирайся сил, а после поговорим.
Она хотела было подняться, чтобы уйти, но Рут схватила ее за руку.
– Нет, я вам сейчас все расскажу, миледи. Потому что коли засну, то, может статься, навеки. Дай-то Бог! Зачем мне теперь жить-то?!
– Сколько лет твоей дочери? – участливо спросила Анна.
– Минувшим летом тринадцать сравнялось. Ох, лучше б и ее Господь прибрал!
Анна старалась не выказывать своего ужаса и замешательства. Ей вспомнились слова Гюрвана: "Пожалейте своих воинов и вассалов". Не имея пока возможности подобраться к тем и другим, он решил в назидание ей учинить расправу над самыми беззащитными из подвластных ей людей. Над крестьянами. Над женщиной и ребенком.
– Они прискакали к нашему дому утром, как раз светать начало, – продолжала Рут. – И приказали нам выйти во двор. Их было десятеро, все как один верхом, а командовал ими злой великан. – Она провела языком по пересохшим губам. – Сказал, что, мол, он теперь наш господин и ваш супруг и мы ему принадлежим. Потом этак зыркнул на нас с дочкой, ну чисто людоед, и я сразу смекнула, этого хлебом не корми, дай только кого-то убить или замучить. Ну, думаю, кому-то из нас пришла пора помирать. Этот рыцарь велел моему старику выйти вперед, и тот сделал пару шагов, а после он как размахнется боевым топором, так у Пьера голова с плеч и покатилась. Он мгновение постоял еще – безголовый, понимаете? – и рухнул наземь.
Из глаз несчастной полились слезы. Прерывисто вздохнув, она продолжила:
– Этот злой великан сказал, что вы обо всем должны от нас узнать. Что он всякий день, покуда вы не сдадитесь, будет кого-то убивать. А кто спрячется, того разыщет и убьет вместе с женой или мужем. Чтоб не смели от него хорониться. – Понурившись, она едва слышно пробормотала: – Они увезли нас с собой. Меня он отдал своим людям, а с дочкой моей сам натешился вволю.