Это история двух подростков, Люси и Колина, которые влюблены друг в друга, но проблема в том, что... Люси – призрак. Постепенно она начинает вспоминать всё больше и больше о своей жизни и смерти, в то время как смельчак Колин приводит себя на край смерти, где их реальности совпадают до такой степени, что он может физически быть ближе к Люси. Люси начинает задаваться вопросом, является ли она спасением Колина или же причиной его смерти.
Содержание:
Глава 1 1
Глава 2 2
Глава 3 3
Глава 4 4
Глава 5 5
Глава 6 7
Глава 7 8
Глава 8 8
Глава 9 9
Глава 10 9
Глава 11 12
Глава 12 14
Глава 13 16
Глава 14 17
Глава 15 17
Глава 16 18
Глава 17 18
Глава 18 19
Глава 19 20
Глава 20 22
Глава 21 24
Глава 22 25
Глава 23 26
Глава 24 27
Глава 25 28
Глава 26 30
Глава 27 31
Глава 28 32
Глава 29 32
Глава 30 34
Глава 31 34
Глава 32 36
Глава 33 36
Глава 34 38
Глава 35 40
Эпилог 40
Кристина Лорен
Возвышенное
Sublime:
1. Трансцендентное, совершенное, абсолютное.
2. Переход из твердого состояния в парообразное.
Мой дух занес как снегом сон,
Гася сознанья свет, -
Казалось в памяти спасен,
Любимых черт портрет.
Мне мнилось прах любимой спит,
Без чувств, мирских забот...
Но и его травы и плит
Увлек круговорот.
Уильям Вордсворт. Перевод Максима Егорова.
Глава 1
ОНА
Девушка лежит, изогнувшись под странными углами, когда она просыпается. Не может быть, чтобы она могла тут спать, в одиночестве, на грязной земле, в окружении листьев, травы и облаков. У нее такое чувство, будто она упала с неба.
Она садится, грязная и полностью дезориентированная. За ее спиной узкая тропа, окруженная деревьями с броскими пылающими цветами осени, она извивается и исчезает из поля зрения. Перед ней озеро. Оно спокойное и синее, рябь на поверхности только по краям, где мелководье гладит камни. Она инстинктивно ползет к озеру и всматривается в него, чувствуя тяжелую жалость к девушке напротив, в замешательстве уставившейся на нее.
Только встав на ноги, она видит огромные здания, нависшие над парком по периметру. Сделанные из серого камня, они возвышаются над верхушками огненно-красных деревьев, глядя вниз на то место, где она приземлилась. Здания довлеют над ней одновременно приветливо и угрожающе, как будто она была где-то между бодрствованием и сном, когда мечты и реальность существуют вместе.
Вместо страха она чувствует прилив волнения, текущего сквозь нее. Волнение, какое бывает при звуке выстрела у готового к бегу спринтера.
Вперед.
Она скользит вниз по тропе через грунтовую дорогу, где резко начинается тротуар. Она не помнит, как на ней оказалось мягкое платье из нежного цветочного ситца, складками спадающего к ее коленям. Она смотрит на незнакомые ей ноги, одетые в новые плотно сидящие сандалии. Хотя она не замерзла, мимо прошли одетые в форму студенты, укутанные в толстую шерстяную, темно-синюю и серую одежду. Они отличаются друг от друга небольшими нюансами: сапоги, серьги, вспышки красного шарфа. Но мало кто потрудился заметить девушку, которая, шаркая и горбатясь, боролась с ветром.
Знакомо пахло влажной землей, каменные здания с четырех сторон захватили все звуки и удерживали их, надолго замедляя время и разговоры. От того, как ветер хлещет вокруг нее и от ее новых драгоценных воспоминаний о деревьях в лесу, она понимает, что сейчас осень.
Но ничто вокруг не выглядело так, как вчера. А вчера была весна.
Впереди маячит арка, украшенная медными, с сине-зеленой патиной, буквами, которые, казалось, были написаны такого же цвета краской, что и небо.
ПОДГОТОВИТЕЛЬНАЯ ШКОЛА ИМ. СВЯТОЙ ОСАННЫ ДЛЯ МАЛЬЧИКОВ И ДЕВОЧЕК.
КЛАССЫ К-12.
СЕВЕРОАМЕРИКАНСКОЕ ВОСТОЧНОЕ ВРЕМЯ 18:14.
Под ней широкая, раскачивающаяся на ветру железная табличка с надписью: "А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше для него, чтобы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море. Марк 9:42".
Кампус был больше, чем она ожидала, но почему-то она знала, где искать – справа, а не слева – чтобы найти группку небольших кирпичных зданий, а на некотором расстоянии и деревянный домик. Она движется вперед с тем трепетом, с которым входишь в теплый дом, где тебя ждут на обед. Со знакомым трепетом. Вот только совсем не понятно, где она.
Или кто.
Из четырех основных зданий она выбрала то, что слева, на границе с пустырем. На ступенях толпятся студенты, но несмотря на это, никто не помогает ей с дверью, которая, похоже, решила собственным весом вытолкнуть ее обратно на улицу. Свинцовая ручка тускло бликовала в ее руке, и рядом с ней ее кожа казалась мерцающей.
– Закрой дверь, – сказал кто-то. – Морозит!
Девушка ныряет внутрь, отводя взгляд от своей покрытой звездной пылью кожи. Внутри тепло, витают знакомые ароматы бекона и кофе в зернах. Она парит рядом с дверью, но никто не поднимает голову. Словно она – обычная студентка и просто идет сквозь толпу; жизнь продолжает бурлить в шумном обеденном зале, а она стоит совершенно неподвижно в каком-то странном безумии. Она не невидима – ей видно ее отражение в окне справа – но она может также и быть такой.
Наконец, она идет через лабиринт столов и стульев к пожилой женщине с планшетом в руках, которая стоит у входа в кухню. Она что-то вычеркивает в списке, ее ручка так и порхает над метками. Каждая новая метка идентична другим. Один вопрос вертится у девушки на языке, и она замирает там, не двигаясь, ожидая, когда пожилая женщина заметит ее.
Девушка боится заговорить. Она даже не знает, кто она, не говоря уже о том, как задать вопрос, в ответе на который она так нуждается. Взглянув вниз, она видит, что ее кожа слабо мерцает под медовым светом ламп, и впервые у нее возникает беспокойство, что она выглядит не совсем… нормально. Что, если она откроет рот и распадется на тысячу осколков? Что, если она потеряла возможность говорить вместе со своим прошлым?
Попробуем.
– Простите, – говорит она, затем громче повторяет.
Женщина понимает голову, она явно удивлена, увидев незнакомку стоящей так близко. Она кажется немного смущенной, глядя на ее пыльную одежду и листья в спутанных волосах. Она внимательно оглядывает лицо девушки.
– Ты… Чем могу помочь?
Девушка хотела было спросить: "Вы знаете меня?" Но вместо этого:
– Какой сегодня день?
Брови женщины сошлись на переносице, когда она посмотрела на девушку. Это был явно странный вопрос, но почему-то она все равно решила на него ответить.
– Вторник.
– Но какой вторник?
Указывая на календарь сзади, женщина говорит:
– Вторник, четвертое октября.
Только теперь девушка поняла, что сам факт знания сегодняшней даты не помогает, потому что, хотя эти цифры кажутся незнакомыми и неправильными – она не знает, какой сейчас год. Она чувствует себя приклеенной к этому зданию, как будто здесь она должна быть найдена.
"Это ты, – скажет кто-то, – ты вернулась. Наконец-то".
Но никто этого не говорит. В течение следующего часа столовая пустеет, только небольшая группа хихикающих девочек-подростков остается сидеть за круглым столом в углу. Теперь девушка чувствует, что явно что-то не так: они несколько раз посмотрели в ее сторону. Даже по своим съеденным молью воспоминаниям она знает, как быстро глаза подростков находят кого-то не такого, как все.
Из кухни выходит парень, потянув пояс красного фартука и завязывая его на ходу. Пряди взъерошенных темных волос падают ему на лоб, и привычным движением головы он отбрасывает их назад.
В этот момент ее безмолвное сердце встрепенулось под пустыми стенками грудной клетки. И она понимает, что в отсутствие голода или жажды, дискомфорта или холода, – это первое ее физическое ощущение, которое она испытала, с тех пор как проснулась под полным падающих листьев небом.
Ее взгляд следует за ним, легкие жадно наполняются воздухом, и она не помнила, чтобы чувствовала такую потребность в каждом следующем вдохе. Он был высоким и худощавым, каким-то образом умудряющимся выглядеть широкоплечим. Белоснежные, но немного кривоватые зубы. У него было небольшое серебряное кольцо в центре полной нижней губы, и у нее зачесались кончики пальцев, чтобы дотянуться до него и потрогать. Его нос был сломан, по крайней мере, один раз. Но весь он был идеальным. И что-то такое было в его глазах, что ей до боли захотелось поделиться с ним. Но поделиться чем? Своим умом? Своим телом? Как она может поделиться тем, что ей и самой неизвестно?
Когда он приближается к другому столику, школьницы перестают говорить и смотрят на него глазами, полными ожидания, и с хитрыми улыбками на лицах.
– Эй, – он помахал им в знак приветствия, – успели на поздний завтрак?
Блондинка с крикливо-розовой лентой в волосах наклоняется вперед и медленно тянет его за свисающие завязки его фартука.
– Просто пришла съесть чего-нибудь сладкого.
Парень улыбается, но его улыбка неискренна – она скорее напоминает оскал и затрагивает только половину его лица – и он высвобождается из ее хватки, кивая в сторону буфета у дальней стены.
– Берите, что хотите. А мне нужно поскорей прибраться здесь.
– Джей сказал, что вы, ребята, придумали какие-то сумасшедшие трюки вчера в каменоломне, – говорит она.
– Да, – он медленно кивает и рукой откидывает прядь волос со лба. – Мы придумали несколько прыжков. Это было довольно безбашенно. – короткая пауза, а затем он продолжает: – Вы, девчонки, на самом деле хватайте побыстрее еду. Кухня закрывается через пять минут.
Инстинктивно девушка поворачивается в сторону кухни и видит стоящую и смотрящую на парня пожилую женщину. После чего она уставилась на нее, настороженно изучая и почти не моргая. Девушка первой отвела свой взгляд.
– Ты не можешь сесть и побыть тут с нами хотя бы немного? – спрашивает Розововолосая, ее голос хриплый, с надрывом.
– Извини, Аманда, мне нужно помочь Дот с уборкой на кухне.
За ним увлекательно наблюдать: его неспешная улыбка, красивая линия плеч, то, как он засовывает руки в карманы. Она наблюдает за бьющимся пульсом на его шее, и это, кажется, эхом отдается в ее собственном горле.
И тут он увидел ее, в легком весеннем платье в октябре, с голыми руками и ногами.
– Ты пришла на завтрак? – спрашивает он. Его голос проходит вибрацией сквозь нее. – Лови последний шанс.
Она открывает рот, и выдает не то, что ожидает; и при этом она не распадается на кусочки:
– Думаю, я пришла к тебе.
Глава 2
ОН
Неделю спустя.
Колин колеблется около двери, рассматривая свои пальцы. Они большие и неуклюжие. Его пальцы широкие, кожа в шрамах от порезов и царапин, они постепенно заживают сами собой. Сегодня его пальцы кажутся опухшими.
Когда ему, наконец, удалось открыть дверь, на него накинулась его босс.
– Колин, – с мрачным лицом сказала Дот. – мне позвонил Джо и сказал, что ты был в больнице все утро, – ей не нужно добавлять чего-то вроде: "не трудись придумывать оправдания" или "я знала, что это случится опять".
Он судорожно выдохнул, и в холодном воздухе поднялось облачко пара.
– Мне очень жаль, Дот, – ответил он, закрывая за собой дверь.
– Почему ты извиняешься передо мной? Это ведь твоя рука в гипсе, – она прочистила горло, выражение ее лица смягчилось, когда она коснулась гипса. – Недавно сломал? – он кивнул. – Тогда для чего ты появился на работе?
Её фартук был весь мокрый. Она опять мыла посуду, и Колин сделал в голове пометку надрать задницу Дейну за то, что он ушел, не закончив дела.
– Я пришел сказать, что не смогу работать в течение следующих двух недель, - слова обожгли его горло, как только он произнес их. Работа в столовой позволяла ему не чувствовать себя благотворителем.
– Только две? – она поднимает голову и смотрит на него, пытаясь понять, не врет ли он.
– Ну хорошо, четыре, – он ерзает, пытается почесать шею сломанной рукой, затем вздрагивает и пытается не прорычать ругательства перед Дот. Она была лучшей подругой его матери и за последние двенадцать лет стала ближе бабушки. И последнее, чего бы он хотел сделать – расстроить ее.
– И ты не был на баскетболе уже три недели, – сказала она. Его глаза округлились. – Да, я в курсе. Я говорила с тренером Такером неделю назад; он сказал, что отчисляет тебя из команды.
– Ну, хватит, Дот. Ты же знаешь, это не мое.
Дот прищурилась, изучая его.
– Тогда что твое? Бросать вызов смерти? Сходить выпить, а мы потом будем беспокоиться о тебе? Я всегда любила твой внутренний огонь, малыш. Но я больше не собираюсь терпеть это безумие.
– Это не безумие, – ответил Колин в защиту против лучшего аргумента Дот. – Это велосипедный спорт.
– Ну что за наглая ложь. Это трюки с реквизитом и прыжки с поезда на пути. Это катание по железнодорожным путям и через мосты над карьером, сделанные из каната, – его голова дернулась, и Дот решительно кивнула.
– О, да… Я знаю об этом. Ты мог умереть. Когда ты поймешь, что все это безрассудно, прежде чем это зайдет слишком далеко?
Колин выругался себе под нос:
– Джо знает?
– Нет. – он слышит предупреждение в ее голосе и не сказанное "еще нет". – Хватит. Трюки, гонки. Все это. Я слишком стара, чтобы не спать от беспокойства, – она делает паузу, обдумывая слова, перед тем как продолжить. – Я знаю, семнадцатилетние парни думают, что они непобедимы, но ты как никто другой знаешь, как быстро люди могут уйти от нас. Я не позволю случиться этому с тобой.
Он немного напрягается, и Дот дотрагивается до его руки.
– Просто пообещай, что будешь осторожней. Обещай, что подумаешь об этом, – когда он не отвечает, она прикрывает глаза и стоит некоторое время. – Я сокращаю твои расходы и запрещаю выходить за пределы парка. Ты можешь находиться только на школьной территории, пока я не изменю свое решение.
Она поглядывает на него, вероятно, ожидая, что он взорвется, но он знает: лучше этого не делать. Когда родители Колина умерли, Джо приютил его и помогал с оформлением скудного наследства, но за Дот всегда было последнее слово, хотя она не официальный опекун. Они оба помогали ему, когда он падал, поддерживали, когда он опускал руки. И так уже продолжается на протяжении долгого времени.
Он кивает, перекидывая сумку через плечо, прежде чем зайти на кухню и зачеркнуть свое имя в смене по столовой. Маркер визжит в тишине, с неким звуком завершенности, и он чувствует взгляд Дот на своей спине. Он ненавидит расстраивать ее. Он знает, как сильно она беспокоится о нем, это висит мертвой петлей у него на шее.
Вот почему он спрятался в своей комнате со сломанной рукой прошлой ночью, вместо того чтобы пойти в больницу. Вот почему Дот и Джо никогда не узнают и половину того дерьма, что он натворил.
***
Натянув капюшон, он взялся за поручень и поднялся по ступенькам Хенли-холла. Металл под его ладонью был таким знакомым и прохладным, холоднее даже, чем осенний воздух вокруг него. В некоторых местах белая краска начала отслаиваться от стен здания, отмеченного следами шин и скейтборда, большинство из которых оставил он сам. По краям поручня стала проглядываться ржавчина. Те немногие часы сна, что он украл у ночи, рассыпались из-за боли. Теперь он просто стал больным, усталым и не уверенным в том, что сможет справиться с сегодняшним днем.
Он толкнул дверь, и его встретила пустое пространство с тикающими по обоим концам коридора часами. Хотя обычно коридоры никогда долго не пустовали. Зазвенел звонок, он повернул за угол и увидел Джея, прижимающего к шкафчику девушку, запустившую руки с ярко-красными акриловыми ногтями в его темно-русую шевелюру.
Джей оглянулся, увидев приближающегося Колина, и ухмыльнулся ему через плечо.
– Кстати о том, во сколько ты сюда заявился, бездельник, – сказал он. – Ты пропустил самый невыносимый в мире урок математики. Я практически ощущал, как мой мозг истекает кровью.
Колин кивнул подбородком в знак приветствия и поднял свою загипсованную руку.
– Я бы лучше предпочел математику этому.
– Я бы не стал так уверенно об этом заявлять.
Недавний трофей Джея неохотно оставляет его, когда они с Колином входят в класс. Студенты отмечаются, что присутствуют, и Колин, бросив свою сумку под стол, наклоняется, чтобы выудить оттуда задание.
– Хотя ты был прав, – сказал Джей, указывая на гипс. – Сломал?
– Ага, – так быстро, как это вообще возможно с только одной функционирующей рукой, Колин находит бумагу и ручки на дне сумки.
– Джо или Дот прочитали тебе нотацию? – Джей был в Святой Осанне так же долго, как и Колин – начиная с детского сада – и прекрасно знал, что Дот никогда бы не оценила особенную жажду двух парней к приключениям.
Колин посмотрел на него многозначительно.
– Дот прочитала.
Джей выпрямился.
– Она закопала твои деньги?
– Типа того. И она ограничила возможность пользоваться школьным имуществом на неопределенный срок. Слава богу, вчера ты забрал мой велосипед в дом твоих родителей, а то бы она и его забрала.
– Жестоко.
Колин промычал в знак согласия и передал задание учителю. Больше всего его убивало то, что этот трюк даже не был опасным. Неделю назад он прыгнул с края карьера на валун в него центре и вернулся домой без единой царапины. Но вчера он не смог приземлиться даже после простого прыжка для новичков.