Он посмотрел на нее сверху вниз. Лицо его дергалось. Теперь она увидела, что на самом деле в глубине его души прячется демон и дремлет только до поры до времени. Любовь и смерть Доротеи, а затем жизнь в монастыре помогли на время изгнать этого черного дьявола. Но теперь он вернулся вместе с яростью обманутого в лучших чувствах человека. Эсмонду страстно захотелось выпить - наверное, внизу гостям уже подают вино… Губы его пересохли, глаза горели. Магда не увидела в его взгляде ни доброты, ни сочувствия. А ведь еще несколько минут назад они были полны муки и даже гордости. И Магда закричала. Вся ее горькая, невостребованная любовь к нему вырвалась из недр ее души в этом крике:
- О-о-о, Эсмонд! Эсмонд, прости меня, прости! Такое не прощают, но ты… Ты просто не знаешь… я не могу тебе сказать… - Она осеклась, и ее пальцы принялись судорожно вытаскивать из волос шпильки, ленты, кружева и прочие никчемные теперь безделушки.
Эсмонд впервые перевел взгляд со шрамов на бездонные золотистые глаза, утопающие в слезах. Затем увидел трогательно незрелую белоснежную грудь. А эти хрупкие запястья и лодыжки… Маленькие изящные руки… Ужас сковал его. Ему показалось, что перед ним лежит на своем одре Доротея. Он вспомнил, как целовал ее крохотную, холодную как лед руку.
Пошатываясь, словно пьяный, Эсмонд вышел из комнаты.
6
Гости собрались в богато убранной столовой. Тут и там сновали слуги с серебряными подносами, разнося кубки с вином. Трио музыкантов исполняло венский вальс. Было весело - гости смеялись, болтали и обсуждали между собой, куда так надолго пропала невеста. Никто и не успел толком на нее посмотреть.
Вскоре появился граф.
Арчибальд Сент-Джон сразу заметил перемену в его настроении и неестественную бледность. У него упало сердце. Подбежав к другу, он спросил:
- Ну, как твоя жена, Эсмонд?
Граф издал сиплый смешок, в котором веселья было не больше, чем в предсмертном хрипе. Это еще сильнее насторожило Сент-Джона.
- Ах жена? - тихо сказал Эсмонд. - А вот жена моя…
- Ш-ш-ш! Пойдем выйдем в библиотеку. Там расскажешь. Я же вижу, что-то случилось.
- Подожди, - сказал Эсмонд и прошел сквозь толпу в другой конец комнаты, где сэр Адам Конгрейл беседовал с генералом Коршамом. Его самодовольный голос, казалось, был слышен повсюду:
- Смею вас уверить, генерал, моя дочь - одна из лучших наездниц во всем Глостершире. Мало кто из благовоспитанных девиц может похвастаться тем, что умеет скакать без седла на едва объезженном жеребце.
- Поразительно, - пробормотал генерал, поглаживая седые усы. - Но все-таки опасно.
- Причем настолько опасно, что недалеко и до несчастного случая, - ледяным тоном произнес Морнбьюри, встревая в разговор.
Сэр Адам обернулся. Его выпученные глазки сузились, и он, кашлянув, подобострастно захихикал:
- Ну конечно, ну конечно, милорд.
- Вам, как моему тестю, вполне можно называть меня Эсмондом, - сказал граф тем же натянутым голосом и при этом бросил на него весьма и весьма красноречивый взгляд.
Сэр Адам поклонился и почему-то вдруг почувствовал острую резь в желудке.
- Ну конечно же, Эсмонд. Эсмонд, благодарю вас. Я безмерно счастлив, что вы мой зять.
- Я тоже безмерно счастлив, - сказал Эсмонд звенящим голосом, - что взял себе в жены такую красавицу.
- Наверное, невесте уже стало получше, - высказал предположение генерал Коршам.
Эсмонд ничего не ответил. Он посмотрел в глаза Адаму Конгрейлу, а затем перевел взгляд на Арчи:
- Могу я пригласить вас двоих, джентльмены, пройти со мной в соседнюю комнату? Леди Морнбьюри чувствует себя неважно и, к сожалению, вряд ли спустится к гостям. Ничего страшного не случилось. Просто легкое недомогание. Но вы же понимаете, я, как муж, должен проявлять внимание и заботу. Поэтому прошу всех к столу. Я скоро присоединюсь к вам, но прежде мне следует переговорить с этими двумя джентльменами и моим адвокатом, которого срочные дела вынуждают немедленно вернуться в Лондон. Это ненадолго, мы только подпишем кое-какие бумаги. Брачное соглашение, ну, вы сами знаете… - Он с обворожительной улыбкой поклонился гостям.
Сразу же последовали громкие сочувственные возгласы в адрес леди Морнбьюри и ее здоровья. Все как будто разом подумали об одном и том же - не дай Господь, чтобы Магда пошла по стопам несчастной Доротеи! Это была бы уже вторая трагедия в личной жизни графа…
А тем временем Эсмонд, Арчи и сэр Адам уже сидели в библиотеке. Никакого адвоката, разумеется, с ними не было - с документами граф планировал разбираться с утра.
Ничего не понимающий Арчи первым задал вопрос:
- Что случилось? Насколько я понял, на самом деле Магда здорова? Тогда почему же…
Эсмонд перебил его:
- Да, она совершенно здорова, если не считать одной болезни… душевной. Болезни, которую вы… - он указал на сэра Адама, - которой заражен весь ваш дом. Воспаление хитрости и лживости - вот как она называется. И нетрудно догадаться, какую цель вы преследовали. Вам нужны деньги. Вы ждете от меня финансовой поддержки.
Сент-Джон словно онемел и лишь переводил взгляд с одного собеседника на другого. Жалкая улыбка появилась на лице сэра Адама.
- Ну, что скажете? - грозно спросил Эсмонд, буравя тестя глазами.
"Черт побери, он уже видел Магду, - подумал сэр Адам. - Этот Морнбьюри заводится с пол-оборота. Чуть что - и сразу за шпагу… Малейшая неосторожность с моей стороны - и я уже труп. Эх, дожить бы до утра…"
Он принялся мямлить что-то невразумительное. Арчи перебил его:
- Заклинаю тебя, Эсмонд, объясни все же, что произошло?
Эсмонд бросил на сэра Адама гневный взгляд:
- Моя жена, Арчи, совсем не та девушка, что изображена на том портрете. Это была миниатюра ее матери - Джейн Конгрейл.
- Но ради всего святого - зачем ей это?..
- Я уже говорил - зачем, - перебил его Эсмонд. - Просто сэру Адаму захотелось иметь знатного зятя и богатого муженька для своей увечной доченьки, или падчерицы, или кем она ему там приходится?
- Увечной? - в ужасе переспросил Сент-Джон.
- В детстве она упала с лошади, - замогильным голосом сказал Эсмонд. - Левая половина лица у нее совершенно изуродована. Насколько хороша девушка на портрете, настолько Магда безобразна в жизни.
- Бедняжка! - посочувствовал сердобольный Сент-Джон.
- Я бы, может, тоже ее пожалел, если бы она так гнусно меня не обманула.
- Да, что верно, то верно, - согласился Сент-Джон и, достав из кармана платок, вытер вспотевший лоб.
Такого трагического поворота он уж никак не ожидал. Кому рассказать - ведь не поверят!
- Теперь я понимаю, - продолжал Эсмонд, - почему сэр Адам устроил все так, чтобы я не смог приехать в Уайлдмарш. Вот мол, у его сыновей сифилис… Теперь я начинаю сомневаться, что это правда. Я сознаю, это мой просчет, что я поверил ему на слово. Надо было настоять и самому убедиться, что Магда такая же, как на миниатюре. А вовсе не та, которую мне подсунул этот грязный жадный ублюдок… - Он снова указал на Конгрейла. - Надо же! Завесил вуалью - и под венец. И это называется - бедняжка! А я, по-вашему, теперь кто? Что теперь станут говорить обо мне? - Эсмонд постучал себя кулаком в грудь.
- Боже правый, действительно случилось непоправимое… - пробормотал Арчи и дрожащими пальцами расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Надо полагать, виной тому были не только духота и спиртное.
Тут сэр Адам, как трусливый пес, присел, опустился на одно колено и заскулил.
Мол, как ему все время плохо жилось… Да как его обокрали… Он никому не рассказывал, но ведь случалось, что они и голодали. Да-да, и он, и его больная жена, и трое сынишек. Аренда непомерно высока. Да еще приходится осушать болотистые земли… Порою, кроме овсяных лепешек, на столе ничего нет. Деньги он держал у одного ростовщика, еврея, да тот его, бедного, облапошил и скрылся. Конечно, он понимает, что поступил плохо. И умоляет графа быть к нему снисходительным. К тому же Магда сама придумала и проделала весь этот трюк. Когда она увидела его в первый раз, у Шафтли, она сразу же влюбилась и захотела выйти за него замуж. И поэтому попросила сэра Адама помочь ей в этом… Сэр Адам так разошелся, что чуть ли не вытирал нос о парчовый рукав Эсмонда.
- Одна сторона лица у нее очень даже ничего, это я вам говорю. Если научить ее, она будет всегда ко всем поворачиваться этой стороной… Или носить вуаль… Или мантилью, как у испанки. А фигура у нее хорошая. Кроме того, она умна, образованна. Не сомневайтесь, это она писала все письма. Я сам лично проследил, чтобы она получила хорошее образование. Разбирается в литературе, искусстве. Да и то, что я давеча рассказывал про нее генералу, - все чистая правда. В Глочестере вам любой подтвердит, что второй такой наездницы не сыскать. Она даже после того злосчастного падения не перестала ездить верхом. Такая вот бесстрашная. Да она…
- Да замолчите же! - не выдержал Эсмонд, прервав эти дифирамбы. - С меня хватит. Довольно навязывать мне вашу… гм… дочь!
Тут, несмотря на гнев, он с облегчением подумал, что на самом деле она ведь вовсе ему не дочь, и спасибо хотя бы на том, что в ее жилах не течет его поганая кровь.
Сэр Адам шмыгнул носом и вытер с потного лица свои лицемерные слезы.
- Не будьте таким жестоким, не отвергайте мою бедную девочку, - проблеял он. - Ее хрупкое сердечко не выдержит и разорвется, если вы отправите ее назад, домой… И вообще, - глазки его хитро блеснули, - насколько я знаю, Эсмонд Морнбьюри - честный джентльмен и не привык нарушать данное слово. Вы же сами поклялись в верности Магде и…
- А ну, заткнись, жалкое отродье! - снова прикрикнул на него Эсмонд.
Однако в памяти его невольно всплыли слова, которые он произнес, перед тем как она подняла вуаль. Он словно услышал свой голос: "Что бы ни случилось, я буду любить тебя всегда. Пусть наша милая, навеки ушедшая от нас Доротея услышит мои слова…"
Он вдруг вскинул руки к лицу. Боже, что бы подумала обо всем этом Доротея! Скажи мне, милая Доротея, что мне теперь делать? Видишь ли ты меня, Доротея, видишь ли этот позор? Станешь ли ты умолять меня пощадить свою несчастную сестру? Ведь ты любила ее… Свою "бедную маленькую кузину", с которой так безжалостно обошлась судьба. Тогда ему было невдомек спросить у нее, почему же ее кузина такая бедная…
Голос Арчи вывел его из оцепенения:
- Эсмонд, дружище, скажи, что я могу для тебя сделать, как тебе помочь?
Эсмонд поднял на него печальный взгляд и хрипло засмеялся.
- Кажется, я самый невезучий из людей по части женитьбы, не так ли, Арчи?
- Но брак может быть расторгнут.
Эсмонд сцепил зубы.
- Я уже думал об этом, но ведь тогда я стану посмешищем для всей Англии, а это ничтожество, - он повернул голову в сторону сэра Адама, - будет расхаживать гоголем и хвастаться перед всеми, как ловко он обдурил Эсмонда Морнбьюри, заставив его жениться на девушке, к которой и в пьяном виде подойти-то страшно.
- Но у Магды великолепная фигура… - заблеял сэр Адам.
Арчи повернулся к нему:
- Попридержи свой грязный язык - или я сам, лично, наколю тебя, как бабочку на булавку.
Сэр Адам враз позеленел и истерически засмеялся.
- Я сделаю все, что его светлость сочтет нужным… - виновато забубнил он.
Эсмонд беспомощно взглянул на Арчи.
- Нам пора возвращаться к гостям. А то они могут подумать, что случилось что-нибудь серьезное. А ты, Арчи, поднимись в комнату… в комнату моей жены, - он с трудом заставил себя произнести это слово, - и скажи ей, чтобы она там и оставалась. Пусть ничего никому не говорит, а позже вечером я приду и объявлю ей, как я намерен поступить в дальнейшем. Я женился на ней и расторгать брак не собираюсь. Ее Величество королева не должна узнать об этом позорном подлоге.
- Может, так оно будет и лучше, - со вздохом сказал Арчи, - а может, какой-нибудь хороший хирург или врач подыщет нужные травы и поможет несчастной девушке избавиться от этих рубцов. Тогда ты сможешь нормально с ней жить.
Сэр Адам снова загудел:
- Да с ней и сейчас можно нормально жить, сударь. Когда она при параде, так прямо красавица!
Эсмонд подошел к нему вплотную.
- Слушай меня. Я мог бы тебя убить, но не хочу пачкать о тебя руки. После печальной кончины Филиппа Сентилла я поклялся, что никогда больше не стану убивать. И только поэтому ты останешься жить. Но если ты не выполнишь моих требований, я лично позабочусь о том, чтобы тебя не принимали ни в одном приличном доме во всей Англии.
Сэр Адам расстегнул пальто и шумно задышал.
- Я на все, на все соглашусь… ваша светлость… все, что хотите…
- Прежде всего, вы исполните до конца свою роль на сегодняшнем празднике. И еще: вы никогда никому не расскажете о несчастном случае, который изуродовал вашу дочь. Завтра же на рассвете вы уедете из Морнбьюри-Холла и никогда больше сюда не приедете. И Магде я не позволю встречаться ни с вами, ни с матерью.
Сэр Адам задыхался.
- Но вы же не допустите, чтобы ее родители умерли с голоду… - простонал он. - У моей жены совсем недавно родился мертвый ребенок, и она едва не умерла. А я даже не в состоянии отдать в школу своих сыновей. Люди, когда узнают, что вы мой родственник, станут говорить, что…
Эсмонд грубо его оборвал:
- Я пришлю к вам своих адвокатов. Они быстро разберутся, что к чему. Если вы действительно стеснены в средствах, я позабочусь о вашей семье, но если это не так, то вы не получите от меня ни фартинга.
Сэр Адам стал задумчиво грызть ноготь, он уже продумывал, как бы ему представить свои дела, чтобы казаться победнее. Прежде всего, надо будет выгрести золото из сундуков и переложить его в сейф к любовнице из Челтнема… А сейчас лучше не испытывать больше терпение Эсмонда. И зачем он только с ним связался? Нажил себе опасного врага. Теперь придется всю дорогу плясать под его дудку…
Когда сэр Адам наконец убрался из библиотеки, Эсмонд сам уже был на грани обморока.
- Ради Бога, Арчи, принеси мне что-нибудь, - сказал он, - я больше не могу.
Арчи сам наполнил кубок вином и подал его другу. Пока Эсмонд пил, он участливо расспрашивал его.
- Она что… действительно так безобразна, Эсмонд? - тихо спросил он.
- Теперь, когда я немножко успокоился, то мне кажется, что нет, - сказал Эсмонд. - Одна сторона ее лица на самом деле разодрана прямо в клочья. Представляешь - упасть со всего размаху на ржавые железяки? И с волосами у нее что-то не то. Слишком уж черные - наверное, крашеные. И вообще от нее так несет этими дамскими штучками - помадами да пудрами, - терпеть не могу все эти запахи…
- Возможно, когда она помоется, то понравится тебе больше.
- А может, и наоборот, - тоскливо сказал Эсмонд и добавил: - Хотя, в чем этот ублюдок прав, так это в том, что у нее великолепная фигура. Это, я думаю, все успели заметить даже в церкви. Походка, осанка, а какая шея! И еще руки… Ты представляешь, Арчи, у нее точно такие же руки, как у Доротеи! И точно такой же голос…
- Кроме того, он не соврал про ее ум и образованность. Ты же сам рассказывал мне о ее письмах, - попытался утешить его Сент-Джон.
- Это все верно. Но вот что касается ее характера… Разве порядочная и благовоспитанная девушка согласилась бы участвовать в таком гнусном подлоге?
- А может, этот мерзкий тип - отчим - принудил ее к этому? Откуда тебе знать, какую он имеет над ней власть?
- Верно, - кивнул Эсмонд.
- Вспомни-ка, - с воодушевлением продолжал Сент-Джон, - ведь один из наших монархов был обманут точно таким же путем и с честью вынес насмешки.
У Эсмонда вырвался хриплый смешок.
- Ты имеешь в виду Генриха Тюдора и Анну Клевскую? Ну да, было такое: Гольбейн скрасил на портрете ее лошадиную морду, и им удалось обвести Генриха вокруг пальца… Но я же не Генрих Тюдор. Это он играючи, одной левой избавился от неугодной невесты. Я же не могу отказаться от Магды Конгрейл. Прикажешь мне убить ее, отрубить ей голову? Или нанизать на вертел ее сволочного отчима? - Он снова горько усмехнулся.
Арчи нервно хохотнул в ответ.
- Ну ладно, дружище, надо возвращаться к гостям, если не хочешь, чтобы они заподозрили неладное. Они и без того расстроились, что им не удалось как следует посмотреть на невесту.
Эсмонд устало поднялся на ноги.
- Самое главное сейчас - избежать скандала. Ни о чем другом я думать пока не могу. Словом, Арчи, давай поднимайся наверх и скажи ей, чтобы она ни под каким предлогом не выходила из своей комнаты. Потом сообщишь мне, что ты о ней думаешь.
- Сейчас же иду.
Эсмонд вернулся в столовую и сразу же попал в водоворот желающих выпить с ним за его здоровье. Там была и Шанталь Ле Клэр, которая улыбалась ему своими агатовыми глазами. Боже мой, как же она была хороша по сравнению с той калекой, что сидела наверху! Его передернуло при воспоминании об этом, и взгляд его невольно метнулся в сторону сэра Адама.
- Мы что - не увидим сегодня вашу Магду вообще? - спросила одна из дам, прибывшая на празднование из Лондона.
- Увы, но врач предписал ей не выходить из комнаты. Ей нужен полный покой, - не моргнув глазом, сказал Эсмонд. - Вы должны меня понять. После того, что уже однажды пережил, я особенно сильно беспокоюсь о своей… о своей жене, - он снова запнулся на этом слове, как будто оно обжигало ему язык.
Генерал Коршам поднял свой кубок:
- За лорда и леди Морнбьюри!
- За жениха и невесту… - прокатилось по нарядной толпе гостей, и все осушили кубки.
Эсмонд тоже выпил свой кубок. Потом еще один… И еще один… И все они были полны горьких сожалений о его обманутых надеждах и злобы на весь мир. Что там говорили монахи о какой-то другой, лучшей жизни, к которой он якобы должен готовить свою душу… Вот она, жизнь, и она проходит сейчас, минута за минутой. Как огонек свечи, который отгорит - и погаснет…
Он прошелся по комнате, то и дело отвечая на вопросы о здоровье жены и извиняясь за ее отсутствие, и сам не заметил, как оказался рядом с мадемуазель Ле Клэр.
В отчаянии он нащупал под скатертью ее руку и сжал ее.
- Потанцуем, когда кончится застолье.
- Enchantee, - ответила она на своем родном языке и одарила его долгим взглядом миндалевидных глаз.
А в это время наверху Арчибальд Сент-Джон сидел у кровати новобрачной. Постепенно до его сознания доходило, какой величайшей трагедии он стал свидетелем. Только переступив порог этой комнаты, понял, что, собственно, произошло.
После ухода Эсмонда Магда опять потеряла сознание. Подоспевшая Аннет привела ее в чувство жжеными перьями и уксусом, после чего раздела и уложила в постель. Так она и пролежала без движения до прихода Арчи.
Бледная, застывшая, она казалась такой маленькой и жалкой на этой огромной кровати…
- Что же со мной будет? Что же со мной будет? - шептали ее губы.
Арчибальд был просто потрясен ее видом. Одно дело - услышать рассказ друга, и совсем другое - видеть все собственными глазами. Но даже не сами шрамы поразили его, хотя он сразу заметил, как сильно изуродовано у нее лицо. Самое главное было то, что перед ним предстала вовсе не матерая хищница, вовсе не крашеная охотница за богатыми мужьями, как ее описывал Эсмонд…