- Барнс, - сказал он, прикрывая дверь кабинета, - я рад, что вы пришли. Я хотел послать за вами.
- У меня плохие новости, - сказал Барнс. - Рабочие и шахтеры объявили забастовку. Все как один. Вы видите, к чему привело ваше попустительство? Если бы вы, сэр, своевременно дали отпор и уволили зачинщиков, кризиса можно было избежать.
- Барнс, я не забыл, - ответил Алекс, - что вы давали мне этот совет. Я обязательно при случае скажу об этом другим хозяевам, чтобы они случайно не подумали, что вы совершили промашку.
- Извините, сэр, может быть, я много позволяю себе, но позвольте мне прямо сказать вам, что у вас нет опыта в делах такого рода. Вы слишком деликатны, вы не знаете этих людей.
- Возможно, - ответил Алекс. - А сейчас немедленно распорядитесь поднять заработную плату до прежнего уровня. И пришлите ко мне, пожалуйста, Оуэна Перри.
Джошуа Барнс стоял ошарашенный.
- Поднять заработную плату? - наконец выговорил он. - До прежнего уровня? Но, сэр, это невозможно. Так нельзя. Нельзя так просто идти на поводу у рабочих. Они совсем перестанут уважать вас, и вы уже никогда не сможете…
- Мистер Барнс! - Голос Алекса прозвучал как удар хлыста. - Вы отличный управляющий. Когда мне нужна информация или совет, я знаю, что могу обратиться к вам и услышу компетентное мнение. Но на этот раз мне не нужны советы. Сделайте так, как я велю. И пришлите ко мне Перри.
Джошуа Барнс, онемев от изумления и ярости, еще несколько мгновений стоял, свирепо глядя на графа, затем резко повернулся и поспешил покинуть кабинет.
Некоторое время Алекс нервно расхаживал из угла в угол, затем остановился у окна в ожидании Оуэна Перри. Этот человек вполне может и отказаться прийти. Но он обязательно поговорит с ним, даже если для этого придется самому идти в поселок и искать его.
Возможно, Барнс прав. Сейчас не самый лучший момент, чтобы начинать восстанавливать попранную справедливость. Очень может быть, что рабочие расценят это как проявление слабости, что навсегда подорвет дисциплину на производстве. Но он не может упорствовать просто ради того, чтобы доказать рабочим свою силу.
Или все будет иначе. Если он даст им больше того, чего они требуют, тогда, возможно, они поймут его честные намерения, поверят ему.
По дорожке к замку шла Шерон. Неужели сейчас только девять часов, удивился Алекс. Ему-то казалось, что уже далеко за полдень. Она выглядела чудесно, деловито шагая размашистым шагом, в котором, несмотря на его широту, улавливалось нечто безошибочно женственное. Глядя на нее, никак нельзя было подумать, что почти всю ночь эта женщина со всем пылом страсти занималась в горах любовью.
Если бы не усталость в его теле, которое, однако, при виде ее грозило вновь загореться желанием, то он бы счел случившееся сном. Дивным сном, в котором красивая, желанная, щедрая женщина дарила ему свои ласки.
Странно, но сегодня он был рад, что она отказалась стать его любовницей. Ему трудно представить Шерон в роскоши любовного гнездышка. Ей совсем не подходит роль содержанки, она слишком свободолюбива, слишком независима и решительна для этого. Она была бы несчастна, если бы стала его любовницей. И он, зная об этом, не был бы счастлив с ней.
Впрочем, сейчас не время думать о ней. Алекс с трудом удержался от того, чтобы не выйти в холл навстречу ей. Позже. Он увидится с ней позже.
Оуэн Перри пришел в замок почти через час. Он молча остановился в дверях кабинета, смело глядя в глаза своему хозяину - так же, как в прошлый свой визит. Алекс видел, что его глаза сияют торжеством.
Невольно в его уме вспыхнула мысль о том, что этой ночью он разрушил планы Оуэна Перри, что этой ночью он любил его женщину. Но Алекс не позволил себе насладиться этой мыслью, безжалостно отбросив ее в сторону. Сейчас не время для личных счетов.
- Садитесь, - сказал он, и Перри, опустив глаза, присел на тот самый стул, на котором сидел в прошлый раз.
Алекс сел за письменный стол.
- Какие у вас требования? - спросил он. - Чего вы добиваетесь?
На лице Оуэна проступило знакомое и вполне ожидаемое выражение полного непонимания.
- Откуда мне знать? - сказал он, пожимая плечами. Алекс, опершись на локти, наклонился вперед.
- Перри, давайте прекратим эти глупые игры, - сказал он. - Даже если забыть о том, что вы лидер, - даже в этом случае вряд ли найдется хотя бы один рабочий, который не знал, почему он не вышел на работу. Итак, чего вы хотите?
- Мы хотим жить. - Оуэн решительно прищурил глаза. Алекс кивнул.
- Что же для этого нужно? - спросил он. - И вы, и я знаем, что есть семьи, которые вряд ли смогут выжить, если забастовка продлится слишком долго. Что нужно сделать, чтобы вы снова смогли выйти на работу?
На лице Оуэна Перри можно было прочесть едва скрываемую ненависть.
- Верните наши десять процентов зарплаты, - процедил он. - Многие не могут свести концы с концами на эти деньги.
- Я уже отдал распоряжение поднять заработную плату на двадцать процентов, до того уровня, который был до моего приезда, - сказал Алекс. - Я решил не медлить с этим. Кроме того, я обещаю вам, что сегодняшний день не будет вычтен из вашего заработка.
Оуэн Перри посмотрел на Алекса с нескрываемым изумлением.
- Итак, можно сказать, что мы договорились? - спросил Алекс.
- Это ловушка? - Оуэн вновь прищурил глаза, теперь он даже не старался выглядеть бестолковым. - Что вы еще задумали, черт возьми?
- Ничего, - ответил Алекс. - Я сам собирался поднять зарплату, даже еще не зная о забастовке. Я решил это за день или за два до вашего собрания. Но разве я мог ожидать, что вы таким образом подтолкнете меня к этому решению?
На лице Оуэна вновь появилась маска полного непонимания.
- В прошлый раз я делал вам предложение, - продолжал Алекс. - Я предлагал вам устроить мне встречу с рабочими, чтобы сообща обсудить, как улучшить жизнь в Кембране. Сейчас я повторяю свое предложение. Может быть, мое сегодняшнее решение убедит вас, что я действую честно.
Оуэн Перри недоверчиво усмехнулся, но промолчал.
- А теперь о запланированном вами марше в Ньюпорт, - продолжал Алекс. - План неплох, но может принести слишком много вреда. Такое массовое мероприятие трудно организовать так, чтобы все шло точно в соответствии с задуманным. Когда собирается столько разгоряченных мужчин, трудно избежать столкновений, которые могут привести к безрассудству. Если к тому же у людей будет оружие, то это уже становится просто опасным.
- Какой марш? - тупо спросил Оуэн. - Я ничего не знаю про это.
- Я думаю, что хартия в конечном счете будет принята парламентом, - продолжал Алекс, делая вид, что не слышал его вопроса. - К сожалению, такие серьезные изменения требуют долгого времени. Годов или десятилетий. Иногда даже столетий. Но несмотря на это, кое-что мы можем изменить уже сейчас. У нас есть много дел в нашем Кембране. Но я не хочу навязывать вам своего мнения, я хочу узнать мнение людей. Вы скажете о моем желании рабочим? Вы ведь гораздо лучше знаете, с кем нужно переговорить и как убедить.
Оуэн Перри долго молчал.
- Я не верю вам, Крэйл, - наконец произнес он. - Ни одному вашему слову. Но другие, может быть, поверят. Я передам им ваши слова.
- Благодарю вас. - Алекс поднялся со стула и протянул Оуэну руку.
Оуэн посмотрел на протянутую ему руку, но не подал своей.
- Вы сами были в горах? - спросил он вместо этого. - Или кто-то донес вам?
- Я сам был в горах, - ответил Алекс.
- Но кто-то сообщил вам, что будет собрание. - Он смотрел Алексу прямо в глаза. - Если вы действительно хотите, чтобы вам поверили, то вам лучше бы не скрывать такие вещи. Кто этот доносчик?
Алекс покачал головой.
- Я не вижу особой пользы в том, чтобы открыть вам его имя, - ответил он. - Тем более что я и сам не знаю этого. Если мы сможем научиться работать вместе, Перри, в дальнейшем у вас не будет нужды что-то скрывать, а у меня - прибегать к услугам осведомителей.
Оуэн Перри оперся кулаками о письменный стол и наклонился к Алексу.
- Я все равно выясню, кто этот человек, - твердо сказал он. - И он пожалеет об этом.
Да, с этим мужчиной будет непросто договориться, подумал Алекс, оставшись один. Но он и не ждал, что задуманное будет так уж легко осуществить. И тут ему в голову пришла мысль, не послать ли к Шерон с приглашением отобедать с ним, но он сразу же отказался от этой идеи.
Джошуа Барнс вызвал к себе одного из мужчин, которому, как он знал, однажды крепко досталось от "бешеных" - его жестоко избили и поломали в его доме всю мебель. Сидя в своем кабинете на заводе, Барнс с едва сдерживаемым нетерпением ждал Гиллима Дженкинса.
В этом деле он не может использовать Ангхарад, думал Барнс, нетерпеливо барабаня пальцами по столу. Он неплохо разбирается в людях, потому-то и смог так долго и успешно управлять заводом и шахтой. Эта бабенка если о чем-то и докладывает ему, то всегда преподносит все так, чтобы ее слова не навредили кому-либо. Она вынуждена ему доносить, она надеется, что их постельные забавы заставят его жениться на ней. Но она никогда не называет ему конкретных имен.
Вот Дженкинс - этот не такой щепетильный. Он так озлобился, что готов продать и мать родную.
- Это унизит Перри, - спустя несколько минут втолковывал ему Барнс. - Люди будут показывать на рогоносца пальцем и говорить, что он не смог совладать даже со своей женщиной - куда уж ему командовать людьми.
Было заметно, что перспектива сделать из Перри посмешище обрадовала Дженкинса даже больше, чем деньги, которые дал ему Барнс для покупки новой мебели.
- Я сделаю все, как вы велите, - торопливо кивая, заверил он управляющего. - Пусть люди посудачат.
- Но только очень осторожно, - предупредил Барнс. - Не надо, чтобы это было как напоказ.
- Все будет в порядке, уж поверьте мне. - Дженкинс сплюнул и вышел из кабинета.
Вот это должно сработать, думал Барнс, глядя ему вслед. Это унизит Перри в глазах рабочих или по крайней мере нарушит его матримониальные планы. И Крэйл не будет выглядеть таким уж благородным: все поймут, что он слабак.
А самое главное, достанется Шерон Джонс. Ее репутация здорово пострадает. А может быть, и не только репутация, думал Барнс.
Глава 17
- Я правда не понимаю, что происходит, - говорил Эмрис за ужином. - Если он испугался, как некоторые говорят, то почему он согласился даже на то, чего мы не требовали? Почему он повысил зарплату на двадцать, а не на десять процентов?
- Нужно радоваться и не спрашивать, отчего так, а не иначе, - ответил ему отец. - Мне что-то не припоминается такой забастовки, чтобы она длилась меньше одного дня. Или такой, чтобы мы получили то, чего требовали, и даже более того.
- Слава Богу, - сказала Гвинет Рис, - что дети больше не будут голодать. Я не думаю, чтобы граф Крэйл поступил так от страха. Просто он справедливый и милосердный человек. У него у самого есть маленькая дочь. - Гвинет решительно кивнула в подтверждение своих слов. - Ну-ка, Шерон, освобождай скорее свою тарелку. Что-то ты сегодня ничего не ешь. Или устала? Или тебя что-то тревожит, дочка?
Шерон заставила себя продолжить ужин. Да, она очень устала, и физически, и морально. Она не знала, радоваться ей или горевать. Он докажет, что ему можно верить, сказал он ей этой ночью, - или то было уже утром? Это был его подарок ей. Подарок скорый и гораздо больший, чем она ожидала.
Он поступил так, потому что думал о них. Потому что ему небезразличны люди Кембрана, ему небезразлична она. Он сделал подарок ей. Драгоценный, очень драгоценный подарок.
Она не видела его весь день. Она говорила себе, что не хочет видеть его, убеждала себя, что не желает, чтобы он искал встречи с ней. Но теперь понимала, что просто обманывала себя, что на самом деле весь день ждала встречи с ним. Ей хотелось просто увидеть его. Уже не графа Крэйла, а Александра. Любимого Александра. Ее тело, еще не остывшее от любовных ласк этой ночи, тосковало о нем.
- Ставлю три пенни, Шерон, - хохотнул Эмрис, - что ты сейчас думаешь об Оуэне. До свадьбы уже меньше двух недель. Мечтаешь о ночке после свадьбы, а?
- Эмрис! - раздался сердитый голос Хьюэлла. - В моем доме, да еще при матери и Шерон, не смей говорить пошлости!
Да, это действительно одна из причин ее тревоги, подумала про себя Шерон, - причина, о которой ей не хотелось вспоминать. Но ей все-таки надо посмотреть правде в глаза, откладывать дальше невозможно. Ей придется порвать с Оуэном. У нее ныло под ложечкой, когда она пыталась представить свое будущее без него, когда думала о том, как обидит и, может быть, даже унизит его.
- Извини, бабушка. - Она отодвинула тарелку. - Я не хочу больше есть. Ты не обидишься?
Дедушка нахмурился.
- И это в то время, когда столько людей у нас голодает, - произнес он. - Ты оскорбляешь труд бабушки, Шерон.
- Мне очень жаль. - Шерон пододвинула тарелку обратно, проткнула вилкой картофелину и, положив ее в рот, начала старательно жевать.
Бабушка ободряюще похлопала ее по руке.
- Я скажу Оуэну, чтобы он сегодня долго не задерживал тебя, - сказала она. - Тебе надо хорошенько выспаться.
Шерон с трудом разжевала последнюю картофелину и, проглотив ее, облегченно вздохнула.
Оуэн пришел через полчаса, когда Шерон мыла посуду. Она с трудом смогла заставить себя поднять на него глаза. Оуэн вовсе не казался таким уж довольным, как она ожидала.
- Ну что, Оуэн, - спросил его Хьюэлл, - ты рад? Все кончилось гораздо лучше, чем мы ожидали.
- Да, Хьюэлл, - ответил Оуэн. - Забастовка закончилась чуть ли не раньше, чем началась, с нас не удержат за невыход на работу, зарплату подняли до прежнего уровня. Да, все выглядит очень неплохо.
Эмрис усмехнулся.
- Тебя, как я посмотрю, это не очень-то радует, - сказал он. - Ты, похоже, настроился повоевать.
- А вот на это не стоит настраиваться, - проворчала Гвинет, вытирая руки. - Люди и так с ног валятся от голода.
- Все бы так, миссис Рис, - проговорил Оуэн, - но мне что-то не внушает доверия этот граф. Думаю, он хитрит с нами. Ну да ладно. Шерон, ты готова?
Чему быть, того не миновать, подумала Шерон и, сняв фартук и аккуратно сложив его, взяла со стула шаль. Пока она закутывалась в нее, бабушка наказывала Оуэну пораньше привести Шерон домой.
- Не забирайтесь высоко в горы! - крикнул им вслед Эмрис. - А не то отцу Ллевелину придется палкой благословлять вас.
- А я отберу ее у него и сломаю об колено, чтобы он благословил уже двумя палками кого-нибудь другого, - ответил ему Оуэн через плечо, и они с Шерон вышли на улицу.
Он крепко взял ее за руку, и они последовали своим обычным вечерним маршрутом по улице к ближним склонам холмов. Воздух был прохладным и влажным, в нем чувствовалось приближение осени. Оуэн хмуро молчал.
- Тебя что-то тревожит? - спросила Шерон.
- Да нет. Так, одна мелочь.
- Что же это за мелочь? - допытывалась Шерон.
- Крэйл, - ответил Оуэн. - Он подглядывал за нашим собранием. Разве он не рассказал тебе об этом?
Шерон охватила дрожь.
- Откуда ты знаешь, что он там был? - спросила она. - С чего ты взял это?
- Он сам сказал мне. - Оуэн испытующе посмотрел ей в лицо. - Сегодня утром он вызывал меня в замок. Разве он не говорил тебе?
- Я не видела его сегодня. - Шерон почувствовала, как кровь отхлынула от лица. - Я хожу в замок не для того, чтобы разговаривать с ним, а чтобы учить Верити.
Оуэн ничего на это не ответил и, отвернувшись, задумчиво посмотрел на отдаленные холмы.
- И почему ты думаешь, что он станет разговаривать со мной об этом? - не отступала она. Неужели Оуэн знает, что она тоже была этой ночью в горах? Неужели?..
- Шерон, - глухо произнес Оуэн, - кто-то предупредил графа о собрании. Он сам признался мне в этом, но не захотел назвать имя осведомителя. Но доносчик - среди нас.
Шерон похолодела, когда поняла смысл его слов. И смысл его вопросов.
- Ты думаешь, это я донесла графу? - спросила она. Ее глаза округлились от ужаса и возмущения. - Оуэн, я не делала этого! Я не доносила ему! Да и зачем мне это делать?
- Но кто-то же донес, - сказал Оуэн. - Сегодня, когда мы говорили об этом с мужчинами, твое имя прозвучало не раз. Есть такие, которые даже убеждены, что это сделала ты.
Шерон, потрясенная и оскорбленная, остановилась и резко повернулась к Оуэну.
- Кто же это, Оуэн? - возмущенно воскликнула она. - Может быть, ты? Признайся, ты тоже считаешь, что это сделала я? Ты думаешь, что я хочу, чтобы тебя и твоих друзей уволили с работы?
Оуэн взял в ладони ее лицо, крепко удерживая подбородок большими пальцами, чтобы она не смогла отвернуться. Он долго смотрел ей в глаза, прежде чем ответил:
- Нет. Я не верю, что ты могла пожелать мне такого. Да и другим людям нашей долины.
Странно, но его доверие не принесло ей облегчения. Она чувствовала, что готова вот-вот расплакаться, и кусала сдерживая рвавшиеся из груди рыдания. Она обманула Оуэна, обманула в другом, гораздо более важном. Но так уж повернулось, что сейчас неподходящее время, чтобы признаться ему в своем грехе и порвать с ним. Если она сейчас сделает это, ее наверняка сочтут виноватой и в том, к чему она совсем непричастна. Да, она виновата, но в другом. Она помолвлена с Оуэном и изменила ему. Но она не предавала его. Она не предавала людей Кембрана.
- Спасибо тебе, - сказала она Оуэну.
- Но теперь тебе точно нельзя бывать в замке, - сказал он. - Теперь-то уж наверняка, Шерон. Я верю тебе, но другие мужчины вряд ли поверят. Тебя и так уже подозревают в доносительстве. А некоторые находят этому кучу всяких причин. Одни говорят, что граф - красавчик, что у него денег куры не клюют, другие - что вы с ним одного поля ягода, не то что я.
Шерон чувствовала себя оплеванной.
- В общем, тебе надо уйти оттуда, чтобы снять с себя всякие подозрения, - закончил Оуэн.
- Только для этого? - спросила Шерон. - Даже когда ты веришь мне? Но, Оуэн, разве тем самым я не признаю свою вину? Разве это не будет выглядеть так, что ты уличил меня в доносительстве, приструнил и заставил отказаться от работы?
- Ну и хорошо, если так, - ответил Оуэн. - Если мужчины сочтут, что я задал тебе хорошую трепку и ты послушалась, они успокоятся и разговоры утихнут. Я считаю, что лучше всего повернуть дело именно так - ну, разве что бить тебя я не стану, потому что верю тебе. Но ты будешь в безопасности, если все сочтут, что я сам разобрался с тобой.
Шерон закрыла глаза. Но его сильные руки, державшие ее за подбородок, не позволили ей спрятать лицо.
- Никогда, - ответила она. - Нет и еще раз нет. Я никогда не соглашусь на это, Оуэн. Я не понимаю, как у тебя язык поворачивается предлагать мне такое?
- Гордость не позволяет тебе послушаться меня, так, что ли? - горько произнес Оуэн. - Тебе стыдно, что кто-то будет говорить, будто я проучил тебя, да? Но ведь все скоро об этом забудут. И уж поверь, никто из-за этого не станет относиться к тебе хуже.
- Я не хочу, - сказала Шерон, - не хочу отмываться от того, чего я не делала. И не брошу свою работу. Я не хочу отказываться от нее. Она дорога мне. Я люблю Верити.