- Мордекай, пожалуйста! - взмолилась Дэвон, уже понимая, что ее надежды на бегство рухнули. Мордекай покачал головой: нет! Она отвернулась: снова проиграла!
- Я хотел сейчас помочь ей уехать отсюда, ровным голосом без всяких угрызений совести ответил Мордекай.
Хантер уставился на него, не веря своим ушам:
- Почему, черт подери? Ты же знаешь: это преступление - помогать бегству раба.
- Ты лучше спроси об этом у Дэвон. Это ваше с ней дело. Мне бы не стоило сюда вмешиваться, потому что ты мой друг… - Мордекай бросил извиняющийся взгляд на Дэвон.
- Может, это и к лучшему. - И он вышел, оставив их наедине.
- Что он имел в виду, Дэвон?
Дэвон не собиралась сдаваться. Гордо подняв подбородок, она выдержала его взгляд:
- Не знаю, о чем это он.
Два шага - и Хантер схватил Дэвон за руку. Рванул к себе, увидел золотые отблески от лампы в ее глазах цвета лесной зелени; или это огоньки разгорающегося пожара? Она готова к битве, но и он тоже!
- Вранье, все вранье! Неужели ты не можешь быть откровенной со мной хоть однажды! Почему мне всегда приходится все вытягивать из тебя? Почему ты хочешь сбежать отсюда, Дэвон? Разве я не говорил тебе, что не отпущу тебя никогда? Дэвон по-прежнему вызывающе глядела на него.
- А разве я не говорила тебе, что я ни перед чем не остановлюсь, чтобы освободиться от тебя?
Хантер поднял руку и погрузил пальцы в копну ее шелковистых волос, ниспадавших ей на спину. Он не дотрагивался до нее с той памятной ночи на Сент-Юстисии, но память об этой ночи была так мучительно близка, он почти наяву чувствовал сладость ее губ. Он медленно отвел от них свой взгляд. Посмотрел в ее горящие глаза.
- Боже! Как же я тоскую без тебя! - пробормотал он, наклоняясь к ней.
Дэвон отчаянно пыталась высвободиться. Она не хотела уступать снова тем бешеным чувствам, которые просыпались в ней от одного его прикосновения. Нет, это надо прекратить, а то будет поздно.
Она сумела оторваться от его губ. Тяжело дыша, обеими руками уперлась ему в грудь и отчаянно замотала головой.
- Оставь меня. Я не буду больше твоей девкой. Я тебе служу, как требует закон, но я тебе не кобыла в табуне.
Хантер сжал ей голову руками. Пристально посмотрел в глаза. Там ничего, кроме гнева. Как горько! Проглотив комок в горле, он выдохнул:
- А как насчет моего ублюдка?
Дэвон побледнела. Она глядела на него, не в силах что-либо сказать.
Так, значит, все правда: у Дэвон будет ребенок от него, и она не хотела, чтобы он об этом знал. К счастью, он вовремя оказался здесь, пока она не убедила Мордекая помочь ей сбежать из Баркли-Гроув. Его раздражение росло с минуты на минуту.
- Можешь не отвечать. Я уже все знаю. Но это не будет ублюдок. Ребенок будет носить мое имя.
Увидев ошеломленное лицо Дэвон, он продолжал, не повышая голоса:
- Это тебя так удивляет, сладушка моя? Ведь ты наверняка на это не рассчитывала..
Дэвон резким рывком освободилась от рук Хантера, поморщившись от боли - несколько прядей ее блестящих волос остались закрученными вокруг его растопыренных пальцев.
- Ребенок, который во мне, - мой, и только мой, и я не собираюсь выходить за тебя замуж.
Выражение лица Хантера не смягчилось.
- А я вот как раз намерен на тебе жениться. Ну, правда, разве не ради этого ты сказала Элсбет о ребенке - чтобы я вспомнил о своих обязательствах?
- У тебя нет никаких обязательств в отношении меня, ты, ублюдок поганый! Я вовсе не хотела, чтобы ты узнал о моем ребенке. И уж тем более, не собираюсь за тебя замуж, - Дэвон даже сплюнула, не испытывая никаких угрызений совести за свою ложь. Ее девичьи грезы о любви и браке, которым она предавалась тогда, на "Джейде", - пусть это останется при ней, и только для нее. Тогда она еще не знала, что Хантер намеревался жениться на Элсбет Уитмэн.
- Ты что, думаешь, я в это поверю? - с сарказмом спросил Хантер.
- Да мне плевать, веришь ты или нет Отпусти меня отсюда, и ты никогда обо мне больше не услышишь.
В ответных словах Хантера было столько льда, что его хватило бы превратить тропическую ночь в арктическую.
- Ребенок принадлежит мне и черта с два я тебе позволю его забрать от меня. Уже поздно соблюсти все формальности - эти объявления о свадьбе и прочее - но готовьтесь: на будущей неделе - ваша свадьба.
Хантер отвернулся, но тихие слова Дэвон, тихие, но вызывающие, остановили его.
- Хантер, я не выйду за тебя замуж. Хантер глянул через плечо и доверительно улыбнулся ей.
- Выйдешь, куда денешься - иначе тобой займется наш добрый пастор. Он твердый сторонник идеи, что грех должен быть наказан. Он велит тебя раздеть догола и наказать плетьми - перед всеми прихожанами Брутонской церкви. А потом я скажу ему, что все равно женюсь на тебе - хотя уже все знают о твоем позоре, а он скажет - вот и прекрасно, ибо невинный ребенок не должен страдать.
Дэвон вспомнила, как за ней захлопнулись двери Ньюгейтской тюрьмы, и покачала головой:
- Ты этого не сделаешь.
- Хочешь испытать меня? Давай. Я пойду на все, чтобы добиться того, что ребенок будет носить имя, которое он заслуживает. Пусть его мать принародно выпорют, если это необходимо, чтобы привести ее в чувство. Ты хочешь так - твое дело. А теперь, мисс, - спокойной ночи!
Хантер твердыми шагами направился к воротам конюшни, оставив Дэвон одну.
Она смотрела в темноту; это был символ ее будущего. Если бы Хантер действительно хотел жениться на ней, она была бы самой счастливой женщиной на свете. Но такого счастья ей не суждено. Он не хочет ее. Он хочет ребенка.
Дэвон вздрогнула. История повторяется Никогда ее не хотели воспринимать такой, как она есть; всегда она была каким-то довеском, приложением или заменой кому-то.
Экипаж катился вниз по улице герцога Глочестерского; какой-то торжественный стук его колес, казалось, возвещал всему миру, куда он направляется, и зачем - в Брутонскую церковь, на обряд бракосочетания. Дэвон нервно разглядывала свои сложенные на коленях руки. Ее не радовала богатая ткань и красивый покрой свадебного платья, которое ей купил Хантер. А платье было действительно великолепное: снежно-белый атлас с вышивкой в виде цветов из шелка; кружева и гофре до самых пят; корсаж с низким вырезом, открывающим мягкие выпуклости ее бюста - но все это было как-то немило, не хотелось глядеть. Не хотелось глядеть и на мужчину, сидевшего рядом, и уж тем более - на девушку, которая пронизывала ее ненавидящим взором с сиденья напротив.
На следующий день после того памятного ночного разговора Хантер сообщил Сесилии о том, что он женится на Дэвон. Ее вопль, наверное, был слышен в Вильямсбурге. Как только она не обзывала будущую невестку каких только обидных слов для нее не напридумывала! Хантеру пришлось пригрозить ей поркой - только тогда она замолкла. Но отнюдь не успокоилась и не смирилась. Даже вызвала Элсбет, чтобы та образумила братца.
Дэвон болезненно поморщилась, вспомнив сцену, невольной свидетельницей которой она была. Хантер после того разговора поселил ее в своем доме, и она как раз выходила из своей комнаты, когда приехала Элсбет и Сесилия выбежала к ней навстречу. Она не хотела подслушивать, но ей было неудобно и обнаружить свое присутствие. Элсбет не сделала ей ничего плохого, напротив, разрушив ее будущее с Хантером, Дэвоп не ощущала себя победительницей. Ох, как это было противно: Сесилия, даже не позаботившись убедиться, что они с Элсбет одни, обрушила на гостью все свои эмоции, особенно не стесняясь в выражениях. Мол, братец совсем свихнулся, только Элсбет может привести его в чувство и воспрепятствовать этому жуткому браку. Сесилия только подтвердила страхи Дэвон, сказав Элсбет, что Хантер по-прежнему любит ее, и только она может убедить его в том, что он делает ужасную ошибку, связывая свою жизнь с рабыней, преступницей.
Дэвон не стало легче, когда Элсбет в ответ принялась убеждать Сесилию, что у ее брата просто нет иного выбора. Он должен, мол, думать о ребенке. Не подозревая о том, какой болью это отзовется в сердце Дэвон, она рассказала о своем разговоре с Хантером в тот день, когда она сообщила ему о беременности Дэвон. Элсбет утешала девушку, убеждая ее, что Сесилия не потеряет любви брата и дружбы Элсбет. Обняв ее, Элсбет уговаривала Сесилию не препятствовать браку брата - ради ребенка. После этого Сесилия стала держаться потише, но Дэвон понимала, что ее чувства к ней не изменились: сестра Хантера ее ненавидела.
Ну что ж, ничего не поделаешь… Она смирилась и с этой ненавистью, и с мыслью о предстоящей свадьбе. Она согласилась с тем, что Хантер принял правильное решение, хотя ни ей, ни ему это не принесет радости. Разумное решение. Поразмыслив, она поняла, что ее прежний замысел воспитывать ребенка без отца был продиктован чувством - чувством боли и отчаяния. Это было бы плохо для ребенка. Она бы обрекла его на ту же жизнь, которую пришлось прожить ей. Она лишила бы его того же самого, чего ее лишил ее отец - имени и семьи. Она не хотела, чтобы ее плоть и кровь испытала такую же боль.
Пусть лучше страдает она; со временем она, может быть, привыкнет…
Дэвон понимала, что ей будет нелегко жить с Хантером, зная, что он любит другую. Но другого и нельзя было ожидать. Он ничего ей не обещал, не клялся в любви. Между ними была страсть - воспоминания о ней все еще заставляют сильнее биться сердце - и последствия этой необузданной страсти теперь вынуждают их вступить в брак.
Да, жизнь никогда не была для Дэвон легкой. Но она выжила. Теперь перед ней самое трудное испытание: жить с Хантером и не быть любимой им. Как она себя помнила, ей всегда приходилось бороться за жизнь и, странным образом, в этом ничего не изменится и тогда, когда она станет женой Хантера. Она не будет больше голодать или ходить в лохмотьях, но она должна выжить как женщина, как существо чувствующее, эмоциональное. Единственное ее утешение - это будущий ребенок, единственное, что будет ее связывать с Хантером. В нем она найдет мир сама с собой; она даст их ребенку всю ту любовь, которой она сама была лишена.
Резкий толчок вывел Дэвон из мира ее мыслей - экипаж остановился перед воротами, ведущими во двор церкви. Кучер спрыгнул с козел и распахнул дверцу экипажа. Хантер вышел первым, помог выйти сперва Сесилии, затем - Дэвон. Он уже не отпускал ее руки. Она нерешительно остановилась перед воротами, бросила взгляд на увенчанное шпилем здание, в котором ей предстояло венчаться.
Брутонская церковь была расположена на углу Глочестер-стрит; участок граничил с усадьбой губернаторского дворца. Она была построена в форме креста, в 1715 году; со всех сторон ее окружала кирпичная стена. Вязы, клены, дубы создавали мягкую тень. Умиротворяющая тишина церковного двора благотворно подействовала на Дэвон; она посмотрела на стоящего рядом мужчину, ища поддержку. Слабо улыбнулась в ответ на его взгляд.
Чувствуя ее замешательство, Хантер ободряюще пожал ей руку.
- Все будет хорошо, Дэвон. Я тебе обещаю.
Дэвон молча кивнула. Господи, хоть бы он оказался прав - пусть господь даст ей силы смотреть в будущее - будущее, которое ожидает ее, как леди Баркли.
Новость о предстоящей свадьбе Хантера пронеслась как лесной пожар по всему побережью Виргинии и вверх по Джеймс-ривер. Даже политические противники заключили что-то вроде молчаливого перемирия, собравшись вместе на скамьях Брутонской церкви, чтобы присутствовать на церемонии бракосочетания. Церковь была полна - Баркли были семьей, которая пользовалась здесь всеобщим уважением. Одетые в свои лучшие туалеты, отчаянно потея от удушающей летней жары, они пришли, чтобы хоть взглянуть на ту женщину, которая сумела отхватить самого завидного жениха на всем побережье Виргинии.
Даже новый губернатор, Патрик Генри, решил не пропустить этого события. Он сидел на почетном месте под балдахином, испытывая некоторую неловкость под косыми взглядами тех, кто не симпатизировал его политическим взглядам - взглядам борца за свободу. По сегодняшнему случаю он, так же, как и многие из других гостей, решил на короткое время забыть о политике, чтобы отпраздновать свадьбу старого друга. Он не понимал, что Хантер сохраняет лояльность короне, и не мог согласиться с этой его позицией; но, поскольку они выросли вместе, он любезно предоставил помещение своего дворца для молодых и гостей.
Дэвон почувствовала, что ее сердце замерло, когда перед ней открылись широкие двустворчатые двери и взоры всех собравшихся в церкви обратились к ней. Ей показалось, что у нее подогнулись колени - так много незнакомых, направленных на нее лиц. Рядом был Хантер, это облегчило ее состояние, но все равно ей пришлось собрать все свои силы, чтобы сделать первый шаг к алтарю.
Мордекай Брэдли, одетый как джентльмен, в черных брюках и пиджаке, безупречно белой льняной рубашке, ободряюще улыбнулся ей, когда она проходила мимо скамьи, где он сидел рядом с Элсбет. Она не заметила этого дружественного жеста - слишком напряжены были нервы. Сердце стучало как бешеное, дыхание прерывалось, ее охватило чувство какого-то безразличия, как будто это все происходит не с ней.
Вся церемония прошла как в тумане - так же, как и последующий прием во дворце губернатора. Благодаря урокам госпожи Камерон, Дэвон автоматически выдавала правильные ответы на пожелания и приветствия гостей. Она танцевала и смеялась, как будто не было ничего необычного в том, что она вышла замуж за преуспевающего виргинского плантатора. Вырванная из привычной ей среды, она как будто плыла в незнакомых водах, играя роль молодой супруги, но не ощущая себя таковой; ждала одного - когда же наконец наступит пробуждение после этого приятного сновидения. Пусть это все фантазия, но как страшно - сейчас проснуться и оказаться на узкой койке в невольничей хижине в Баркли-Гроув!
Душный вечер опустился на землю. Шумное "горько" сопровождало молодых, когда Хантер, подхватив супругу на руки, вынес ее из зала. Пронес ее по длинному коридору, по стенам которого были развешаны мушкеты, пистолеты, шпаги - набор, призванный внушить посетителям губернаторского дворца священный ужас перед военной мощью Британии.
Начищенные до блеска сапоги Хантера с хрустом прошлись по гравию, которым был усыпан двор, - он со своей драгоценной ношей направлялся к открытому экипажу, ожидавшему их. Весь он был усыпан цветами - жасмином, маргаритками, розами, которые распространяли пряный, сладкий аромат. Хантер небрежно-весело махнул рукой гостям, вышедшим их проводить, поднял вожжи и хлестнул по лошадям. Коляска рванулась вперед, увозя его с Дэвон домой.
Все еще под впечатлением событий дня и вечера Дэвон устало прикорнула рядом с Хантером, огляделась вокруг. Взяла розу, поднесла ее к лицу. Какая душистая, сладкая! Взглянула на мужчину рядом. Он такой непривычно задумчивый. Так старался сегодня. Все равно, чем он при этом руководствовался - она почувствовала себя польщенной.
- О чем ты думаешь? - спросил Хантер, переводя лошадей на медленную трусцу. Расслабленно откинулся на спинку сиденья.
Он застал ее врасплох, она ответила, что думала:
- Думаю, как чудесно все сегодня было. Все прямо лучше некуда. Как во сне. Вот только просыпаться не хочется.
Хантер усмехнулся.
- Ну, во сне бы у тебя так ноги не устали - столько танцевала…
Дэвои наклонила голову набок. В глазах ее светилась любовь. Она мягко спросила:
- Почему ты это все так устроил?
- Ты - моя жена. Ты - леди Баркли. И поэтому считается, что я кое-что обязан делать соответствующее, - сказал Хантер, не отводя глаз от дороги.
Свет мечты постепенно мерк. Действительность пробивалась сквозь тонкую вуаль счастья. Хантер поставил ее на свое место. Роза, еще секунду назад доставлявшая ей такое наслаждение, теперь забытая, лежала на коленях. Она отодвинулась от него, отвернулась, глядя на проплывавшие мимо могучие дубы. Тщательно стараясь скрыть боль, разрывавшую грудь, Дэвон тихо произнесла:
- Понимаю.
Почувствовав грустно-тоскливую нотку в ее голосе, Хантер остановил лошадей и повернулся к ней. Он подавил в себе желание протянуть руки и прижать ее к себе. Как ему хотелось ощутить вновь сладость ее губ! Он одернул себя. Они уже и так наделали столько ошибок, повинуясь своим инстинктам. Сейчас, впервые, он попытается думать о ней, а не о себе.
За несколько последних недель Дэвон вроде бы свыклась с мыслью, что их брак будет самым лучшим вариантом для их ребенка, но как для нее самой? Тут Хантер не был так уверен. Проявив заботу о их нерожденном еще ребенке, он показал ей себя истинным хозяином поместья. Но, наверное, и надменным ослом тоже…
- Дэвон, я не думаю, что ты все правильно понимаешь, - сказал он тихо. Он пытался всем этим - тщательно продуманным церемониалом, убранством экипажа, ужином, который ожидает их в Баркли-Гроув, - искупить свои прежние промахи.
Дэвон не смотрела на него. Не могла.
- Я понимаю и ценю все твои хлопоты и усилия - как ты пытался заставить всех поверить, что мы оба хотим этого брака. Для твоего наследника самое лучшее - чтобы никто не знал правду. Люди такие жестокие…
У Хантера все сжалось внутри, он с трудом проглотил комок в горле. Это была их первая брачная ночь. Он хотел, чтобы у нее остались хоть какие-то приятные воспоминания. Не удалось…
Все же не удержавшись, он дотронулся до ее каштановых локонов, ниспадавших на обнаженные плечи.
- Дэвон, я знаю, ты не хотела этого брака - как и я. Но слишком поздно что-нибудь менять. Время назад не повернешь. Нужно глядеть в будущее… наше и нашего ребенка.
Дэвон кивнула, но не повернулась к нему: не хотела, чтобы он увидел ее боль.
- Я сделаю все, что в моих силах.
- Это все, что мы сами от себя можем требовать, - сказал Хантер. - У нас может быть все хорошо, если мы будем стараться. Это будет нелегко, но у нас будет ребенок. Наша кровь уже смешалась, а это - прочная связь.
Хантер притронулся губами к ее плечу.
- Я хочу, чтобы у нас с тобой было, как раньше, Дэвон.
Дэвон медленно повернулась, вгляделась в его красивое лицо. Выражения его глаз не было видно в темноте, но она знала, что он не лжет. Он честен с ней. Он не трепетен о вечной любви, чтобы получить от нее, что ему надо. Он предлагает ей мир - а она в этом и нуждается. Ну, может быть, не мир, а перемирие - которое позволит им благополучно жить рядом друг с другом - ради их ребенка, да и ради своего измученного сердца.
- Я хочу быть хорошей женой, - шепнула Дэвон и почувствовала какое-то странное, щекочущее ощущение в спине, когда Хантер медленно склонился к ней. Она хотела, чтобы он ее поцеловал, хотела, чтобы он ее обнял. Пусть он любит другую. Это было вчера, будет завтра. Но сегодня - их брачная ночь, и он принадлежит ей. Он ее муж, и он ей нужен.
В нескольких дюймах от ее лица Хантер остановился и тихо-тихо проговорил:
- Будь моей женой - во всех смыслах, Дэвон!
Он овладел ее губами - или она овладела им - трудно было сказать. Он ласкал ее рот, ее волосы; его сердце бешено стучало; огонь желания распространялся по всему телу; вот охватило его чресла, весь он напрягся, сжимая в объятиях такую желанную, такую необходимую ему женщину.
Хантер, покрывая лицо Дэвон быстрыми, частыми поцелуями, прошептал: