- Рейн, только не уходи от меня вот так. Я этого не вынесу! Мне и без того пришлось нелегко, когда ты перестала мне писать, - я не знал, что думать. Я прошел через настоящий ад. И вдруг снова блеснул луч надежды! Не отнимай у меня хотя бы эту надежду - неужели ты не понимаешь, как много для меня значишь?
Голова у нее пошла кругом. Арман тоже поклялся, что не может жить без нее. О, любовь становилась бременем, почти невыносимым! Рейн чувствовала себя кораблем, захлестнутым волнами этой любви и готовым пойти ко дну.
- Я очень тебе благодарна, Клифф, от всего сердца, - прошептала она, - но я изменилась, и во всем виновата сама. Но может быть, когда-нибудь я снова стану такой, как прежде. И все это пройдет как сон. Ну пожалуйста, прошу тебя, не сердись. Прости меня. Дай мне немного времени.
Клиффорд понял, что бесполезно настаивать, что, если он не проявит к девушке сочувствия, тем самым лишь настроит ее против себя. Он попытался подавить свое недовольство и искренний страх потерять ее навсегда и сказал, что все будет, как она хочет.
- Буду ждать тебя до Второго пришествия и не испугаюсь ни француза, ни кого-либо еще. Я знаю, что ты моя и что все скоро уладится. Ты в конце концов обязательно ко мне вернешься. Ты маленькая заблудившаяся девочка - на тебя столько всего свалилось, страшно подумать!
Его доброта растрогала Рейн куда больше, чем его страсть, и она кинулась обнимать его с прежней искренностью.
- Спасибо тебе огромное, Клифф, ты такой милый! А я всего лишь избалованная дурочка, но обещаю с возрастом поумнеть. Похоже, с тех пор как вышла в свет, я столько всего натворила, так запуталась, правда, дорогой? Но я начну все заново со дня рождения и постараюсь на этот раз ничего не испортить.
Клиффорд нервно отшвырнул окурок, скривив губы.
- Ради бога, только не говори, что мне придется ждать твоего решения до ноября!
- Ну, понимаешь, я до той поры вряд ли вообще появлюсь в Англии, - пояснила Рейн, и ей вдруг стало его жалко - так сильно он побледнел. Да, наверное, он все еще крепко ее любит. Как ужасно, что она не может возродить прежнее слепое желание связать с ним свою судьбу.
- А куда ты едешь? - встревоженно спросил он.
Девушка рассказала, что, когда они с матерью вернулись в лондонскую квартиру, там их ждало письмо от дяди Майлза Оливента. Он собирался съездить в Южную Родезию, к друзьям, и спрашивал, не хочет ли Рейн к нему присоединиться. Общий сбор назначен в конце месяца в Салисбери, а домой они отправятся морем и вернутся как раз к ее совершеннолетию.
- Мама решила, что для меня так будет лучше всего. Я так привязана к дяде Майлзу. Он просто чудный. А новые знакомства помогут мне развеяться. Для меня это будет хорошей возможностью прийти в себя, а мама сможет вернуться в Канделлу и побыть с бабушкой, пока та будет выздоравливать.
Надежды Клиффорда на то, чтобы разрешить свои финансовые проблемы, таяли на глазах. "Господи! - думал он, - придется ещё попотеть, чтобы найти себе жену!" И ему предстоит нелегкий выбор между двумя претендентками на эту роль. Через год он сможет жениться на Лилиас, нет сомнений; но на самом деле ему нужна Рейн.
- Итак, - мрачно подытожил он, - значит, я останусь тут с разбитым сердцем, а ты будешь разбивать новые сердца где-то в Африке! А может, ты даже успеешь замуж выйти к тому времени, как вернешься.
- Нет, уверяю тебя, этого не будет.
- Но ты так чертовски хороша - ничего удивительного.
- Нет, нет, клянусь, я ни за кого не выйду замуж!
Он повеселел:
- Значит, у тебя всё-таки осталось немножко любви к старому доброму Клиффу?
Рейн кивнула, однако почувствовала от этого в сердце странное чувство вины. Потому что если бы она внимательно прислушалась к себе и спросила, почему отрицает возможность нового увлечения, то ей пришлось бы честно признаться, что Клифф тут ни при чем. И дело совсем не в том, что у нее осталось "немножко любви" к нему. А в том, что в Каннах ее ждет некий молодой француз, архитектор и поэт.
И вдруг в сознании девушки возник и все затмил ностальгический образ Армана… худой, смуглый, в своем беретике, белых шортах и спортивной рубашке, в очках, защищающих глаза от слепящего средиземноморского солнца. Арман в своем стареньком маленьком "рено" везет ее в Мужен, к морю. Вот он лежит рядом с ней на пляже - или смеется, плавая в волнах теплого синего моря. Арман в своей мастерской, пишет ее портрет, смотрит на нее серьезными карими глазами. Арман, бледный, напряженный, нервный, отказывается от их помолвки - ради нее. "Будь счастлива. Только будь счастлива!" - твердил он ей на прощание.
Она вздрогнула и повернулась к сидевшему за рулем мужчине:
- Отвези меня домой, хорошо, Клифф?
- Я этим в высшей степени недоволен, - проворчал он, включая зажигание, - но если ты так хочешь, дорогая, будь по-твоему.
- На самом деле ничего не получается по-моему. Но, видимо, так надо.
Он сердито покосился на нее. Неопытная юная девица чертовски повзрослела со времени их первой встречи прошлой весной. Интересно, имеет ли к этой перемене отношение тот француз или она действительно просто не хочет спешить с браком? Черт бы побрал ее бабку с матерью, которые посмели перехватывать их письма. В результате они преуспели больше, чем думают, - им удалось-таки возвести между ними барьер.
- Господи, я не выдержу такого долгого ожидания! Буду все-таки надеяться, что ты вернешься ко мне пораньше, птенчик мой. На этот раз никто не станет уничтожать наших писем, поэтому я буду умницей и стану писать тебе каждый день - если хочешь.
Рейн издала нервный смешок. Но ей стало легче оттого, что он, по крайней мере, больше не пытается вырвать у нее согласие на брак. "Даже страшно подумать, что человек может так быстро измениться", - размышляла она, но понимала, что безнадежно пытаться оживить их былые Страсти. Впрочем, она действительно была еще не совсем равнодушна к Клиффу, но уже далека от того, чтобы бросаться за него замуж, пусть даже при полном согласии своих родных.
"А может быть, - думала девушка, - я стану прежней и вернусь к Клиффу? Я ведь не могу сама себе доверять, кто знает, пока я в таком состоянии. Как только я уеду, мне станет легче. Может быть, к тому времени, когда вернусь, я уже соскучусь по Клиффу".
Он попытался вырвать у нее еще одно обещание, целуя на прощание у подъезда большого каменного дома. Это были короткие объятия, которые, казалось, никому из них не доставили радости.
- По крайней мере, дай мне честное слово, что не бросишь меня совсем, пока мы не встретимся еще раз.
Она помедлила, но, вздохнув, все же пообещала.
Однако, расставшись с ним и войдя к себе домой, Рейн испытала облегчение. Она услышала в гостиной голос своего дяди, который разговаривал с матерью. Дядя Майлз был единственным человеком на свете, которого она сейчас хотела видеть. Надо попросить его взять билеты на самолет до Салисбери как можно скорее и отправиться в долгое путешествие.
Глава 24
- Сомневаюсь, моя милая, чтобы ты когда-нибудь выглядела прелестнее, чем сейчас. Ты уже не меньше фунта набрала с тех пор, как уехала из Лондона, точно тебе говорю, - сказал Майлз Оливент.
Рейн со смехом запротестовала:
- Ну дядя, пожалуйста… если я так растолстела, мне придется немедленно садиться на диету, когда вернусь домой.
- Ничего подобного. Вы, молодежь, совсем с ума посходили с этим похудением, что за блажь, право. Дорогая, ты выглядишь просто бесподобно. И оставайся такой, пожалуйста. Сегодня я буду писать твоей матери, расскажу последние новости.
Рейн откинулась на спинку плетеного кресла, стоявшего на террасе прекрасной виллы неподалеку от Салисбери, где они c дядей гостили у генерала Орланджера. Он был однокашником Майлза Оливента по Итону. Его жена, миссис Орланджер, на двадцать лет моложе его, была очаровательной веселой женщиной и приняла Рейн как родную с самого первого дня, как они приехали, - а это было уже полтора месяца назад.
Девушка доедала грейпфрут, который принес ей улыбающийся черный слуга. Она на минуту поднесла руку к глазам, чтобы загородить их от солнца. В ярком утреннем свете далекие сказочно прекрасные горы казались совершенно синими. Сад полыхал разноцветьем. Малиновые "лесные огоньки", огромные экзотические циннии и множество разновидностей орхидей, которые выращивала у себя в саду Руфь Орланджер, казались фантастическими и нереальными, особенно на фоне блестящих вощеных листьев пальмы.
Рейн очень нравилась Родезия. Конечно, многое здесь напоминало ей о лете, проведенном в Канделле. Но в целом южная Франция и Британские острова - как и вся ее старая, знакомая жизнь - казались ей сейчас очень далекими.
С тех пор, как она приехала в Салисбери, ей не давали времени предаваться мрачным размышлениям. У генерала были интересы на золотом прииске в Кве-Кве, так что почти сразу они все вчетвером отправились поездом по тому же маршруту, по которому проезжали королева-мать и принцесса, когда незадолго до этого посещали Родезию.
Рейн познакомилась со множеством очень милых людей - с девушками ее возраста, а также с молодыми людьми, придирчиво отобранными дипломатичной миссис Орланджер, которая, конечно, знала от мистера Майлза, что его племянница приехала сюда развеяться после "неудачного романа". Однако Рейн никогда не обсуждала свои личные дела с гостеприимной хозяйкой, хотя та была само очарование. Она не выказывала и особого желания поскорее вернуться в Англию. Даже сам сэр Майлз не знал, что переживает сейчас Рейн, и ни о чем не спрашивал. Однако ему было известно, что она получает много писем из Лондона, а также из Канн, и сама часто отправляет послания. Впрочем, она казалась спокойной и даже счастливой и проявляла искренний интерес к долгим и утомительным поездкам.
На большом балу в Булавайо, который устроили богатые друзья генерала, Рейн имела ошеломительный успех, Она выглядела элегантной и изысканной и танцевала с разными кавалерами. Сэр Майлз даже задумывался порой, а не влюбилась ли она в одного из симпатичных молодых родезийцев, которые наперебой пытались завладеть ее вниманием и временем.
Но Рейн проявляла к ним полное равнодушие. Никто, кроме самой девушки, не ощущал той внутренней пустоты и жажды, которые накатили на нее с первого дня в Родезии, - это была тоска по одному из тех мужчин, что остались вдали от нее. Это было жадное стремление сердца - к Арману. К Канделле. И никогда - к Клиффорду. Теперь она хорошо понимала, что с Клиффом ей надо расстаться, что она уже не сможет любить его, как раньше, - страстно и самозабвенно. Она принадлежит Арману, его стране, его жизни, она должна быть там, в Сент-Кандель, со своей бабушкой.
Но Рейн не спешила открыть свои чувства Арману. Ей нелегко было отправить прощальное письмо Клиффорду. Поэтому им обоим она писала ничего не значащие легкие дружеские послания. Каждый раз, возвращаясь из очередной поездки на виллу генерала, она находила в почте пачки писем от Клиффорда, в которых он уверял ее в страстной вечной любви и преданности, в своем непременном желании вернуть ее. Но сам тон этих признаний - пылкий и нежный - теперь скорее смущал ее, чем льстил ей; девушке было неловко, что когда-то они были с ним в близких отношениях. Ее былая любовь превратилась в мертвый и холодный пепел некогда жаркого костра, и возродить ее было невозможно.
А от Армана не приходило писем с объяснениями в любви. Он писал ей не чаще, чем раз в неделю, и только как старый добрый приятель: рассказывал местные новости, про бабушку, про монастырь и совсем редко - про себя. Все письма заканчивались уверениями в пожизненной преданности - но никаких требований к ней. Только Клиффорд мог писать с требовательной ноткой - настолько он был уверен в себе.
Рейн даже нарочно искала в письмах Армана хоть какой-то намек на страстную любовь - но тщетно. Теперь, вдали от него, Рейн поняла, что влюблена. Она его любит. И вернуться должна именно к нему. Если только он все еще готов ее принять!
А что, если Арману надоест ждать, и он вернется, скажем, к той своей бывшей подружке… или найдет новую? В конце концов, они теперь ничем не связаны. Он свободный человек и вправе выбирать. В одном из последних писем он недвусмысленно заявил, что готовит себя к новости о том, что Рейн выйдет замуж за Клиффорда уже осенью.
"Я приму любое твое решение, если только это послужит твоему счастью", - так он написал ей.
Этот пассаж поверг девушку в панику. Она спешно сочинила Арману ответ, заверив, что сама мысль о замужестве - будь это Клиффорд или кто-то еще - сейчас для нее неинтересна. Она тщательно продумала это свое письмо, чувствуя нарастающее желание написать нечто совсем другое - о том, что путешествие в Родезию и долгая разлука с ним все прояснили и показали с полной ясностью, кому принадлежит ее сердце. Однако теперь она, каким-то странным образом, боялась сделать очередной неправильный, непоправимый шаг. Она еще не забыла то безумное состояние, в которое ввергла ее былая импульсивность.
Золотые родезийские дни шли один за другим, Рейн окрепла физически (на самом деле она не столько поправилась, сколько слегка округлилась и расцвела), и ее стремление к Арману все усиливалось. Она мельком просматривала напыщенные послания Клиффорда, все в них было фальшиво и неприятно. А каждое слово, написанное Арманом, она перечитывала по многу раз и дорожила весточками от него, как сокровищем. Для нее было ценным и то, что писали ей про Армана бабушка или мать, которая сейчас тоже жила в Канделле. Похоже, у них там все было хорошо. Работы по реставрации монастыря под руководством Армана уже подходили к концу.
Рейн все читала и перечитывала строчки из письма герцогини: "К Арману снова вернулись его прежние живость и веселость, он сделал превосходный портрет Элен, в стиле старых мастеров. Однако он очень похудел и стал так серьезен… Боюсь, он все еще страдает от любви к тебе, моя милая Рейн…"
От таких слов у девушки начинало сильно колотиться сердце. Все еще страдает от любви к ней… О, как это чудесно! Она должна порвать с Клиффордом. Она и так слишком долго это откладывала. Однако… ей не хотелось его обижать, если его чувства к ней искренни… Бедный Клифф!
Однажды Рейн осенила прекрасная идея, и она поделилась ей с дядей.
- А может быть, мы лучше сначала доберемся на пароходе до Франции, а потом уже отправимся в Англию? Мы могли бы заехать в Канделлу, проведать бабушку, а потом все вместе - мама, ты и я - отправились бы в Лондон.
Сэр Майлз немного поворчал. Он уже заказал билеты на пароход на вторую неделю октября.
- Конечно, можно отменить заказ и с помощью генерала достать билеты до Вилльфранша… Но зачем? - спросил он Рейн. Потом вдруг снял темные очки и пристально посмотрел на нее.
Рейн закусила губу, отвела взгляд и пробормотала что-то начет того, будто "просто подумала, что так было бы лучше".
Старик любил племянницу с тех самых пор, когда в первый раз взял ее на руки возле купели, в которой ее крестили, - он ведь был ей не только дядей, но и крестным отцом. Сейчас сэр Майлз спрятал за газетой довольное лицо. Ну, разумеется!.. Как он, старый осел, сразу не догадался? Причиной всему тот молодой француз, архитектор, за которого так хотели выдать ее замуж мать и бабушка!
- Ну, посмотрим. Узнаю, можно ли это сделать, дорогая, - ответил он.
Сердце Рейн забилось чаще, и она сказала с особым чувством:
- О, спасибо тебе большое, дядя Майлз!
На террасу вышел посыльный Орланджеров. Сверкая белоснежной улыбкой на эбонитовом лице, он протянул Рейн конверт.
Она вскрыла его. Письмо было от бабушки, и короче обычного. Его приходилось читать внимательно и старательно, потому что тонкий, с сильным наклоном французский почерк герцогини стал после инсульта неразборчивым. Однако содержание произвело на Рейн такое впечатление, это она так и осталась сидеть неподвижно, глядя в пространство, с тяжко бьющимся сердцем.
"Дорогая моя деточка, Арман просил ничего не говорить, пока все не определится окончательно, поэтому я молчу уже несколько недель, но теперь пришла пора известить и тебя. Мы здесь все очень печалимся, что вскоре нам предстоит разлука с нашим дорогим Арманом. "Мэзон Фрэр" посылает его в свое франко-канадское представительство. Для Армана это очень важный шаг в карьере и сулит большие перспективы. Когда он спросил моего совета, всплыло и твое имя. Он ясно дал мне понять (хотя и не напрямик), что у него не осталось надежды на то, что ты к нему вернешься, - он считает, что ты, скорее всего, приедешь в Лондон и станешь женой Клиффорда Калвера. Он также сказал, что если ты будешь думать, будто он все еще ждет тебя и надеется, то это может повлиять на твое решение. Поэтому он решил принять назначение и вылетает в Квебек 17 октября. Думаю, он сам напишет тебе перед отъездом…"
Дальше Рейн читать не стала. Она едва разглядела последний абзац, где бабушка выражала искреннее сожаление, что молодой архитектор покидает их, скорее всего навсегда.
Некоторое время девушка молча смотрела на птичку с ярким оперением, которая перепархивала с верхушки одной финиковой пальмы на другую, издавая странный резкий крик. И этот непривычный звук вдруг обострил ее ощущение, что она находится в Южной Родезии, так далеко от Армана и Канделлы. Он уезжает в Канаду. Он оставил всякую надежду и решил уехать немедленно, чтобы быть еще дальше от нее. v
"Ах, Арман…" - почти беззвучно прошептала она и вскочила на ноги. В голове ее снова все перемешалось. Душевный покой опять был нарушен. Последнее, как всегда самоуверенное, письмо от Клиффорда напомнило Рейн о ее обещании увидеться с ним прежде, чем она примет окончательное решение. Что же делать?! Если она выполнит обещание и поедет в Англию, то может потерять Армана навсегда!
- Дядя Майлз! - закричала она изо всех сил. - Какое сегодня число?
Он взглянул на первую полосу газеты:
- Выпуск двухдневной давности, дорогая, так что сегодня должно быть двенадцатое октября.
Рейн прижала руку к губам, и глаза ее неимоверно расширились.
- Двенадцатое… - повторила она. - Арман улетает в Квебек семнадцатого. Господи, дядя, что же мне делать?!