– Мы так и будем стоять в темноте и мучить друг друга? Хоть бы кресло мне предложил.
– Это упрек в мой адрес?
– Если угодно. Это такое кошмарное место! Как можно здесь прятаться?
Он принялся наматывать ее блестящий, локон на палец.
– Следовало бы наказать тебя за строптивость.
– Наказать?
– О да. – Он тихонько потянул локон. – Например, приковать к стене. Здесь есть очень подходящие цепи. Может, чуть ржавые и не такие красивые, как золотые безделушки с бриллиантами, которые обычно украшают твои дивные запястья.
Кандалы. В подземелье. Негодяй угрожает приковать ее к стене! Подумать только. И это в благодарность за то, что она для него сделала! Ну, закует он ее в кандалы. Что дальше? Она представила себя скованной и беспомощной, объектом наслаждений. Картина, которую ей нарисовало воображение, была столь эротичной, что лицо Хлои залилось румянцем.
– Еще чего не хватало! – воскликнула Хлоя. – Я залепила бы тебе пощечину, Стрэтфилд, да только ничего не вижу в темните.
– Я совсем рядом, Хлоя. Ближе невозможно.
Это была чистая правда. Она ощущала жар его тела. Биение ее сердца эхом отзывалось в его сердце.
– Неужели ты не можешь найти меня на ощупь? Ведь ты должна ощущать меня рядом. – Он коснулся кончиками пальцев ее подбородка, щеки, нежной раковины уха.
– Всем телом. – Голос ее дрогнул от волнения. – Как там у Шекспира – Князь Тьмы должен быть джентльменом? Ведь католические священники не заковывали людей в кандалы?
– Священники не заковывали, – жизнерадостно отозвался он. – А вот контрабандисты, два века спустя занявшие их место, еще как заковывали. Ладно уж, не стану показывать тебе скелет, прикованный к стене, который обнаружил на второй день своего пребывания в этом подземелье.
– Сердечное тебе за это спасибо.
Он засмеялся. Его жаркое дыхание обдало ей плечо. Мурашки побежали у нее по телу.
– У бедолаги на шее висела дощечка с надписью "Освободи меня и сам пропади".
– Но что может значить такая надпись? – спросила Хлоя, вдруг осознав, как хорошо быть под защитой Доминика.
– Представления не имею.
– Может, это означает, что его дух тогда освободится и начнет мстить своим мучителям? – негромко заметила Хлоя. – Быть может, это скелет одного из твоих предков.
– Сомневаюсь. Скорее его сиятельство Скелет был врагом тех, кто командовал подземельями в те времена.
– Ну, если его сиятельство и не был тебе родней, то он точно родствен тебе по духу.
Доминик улыбнулся:
– Вполне возможно. Так что, освободить его?
– А ты готов "пропасть сам"? Только не сейчас, пока я здесь. И что теперь со мной будет?
Его голос звучал так насмешливо, что ей снова захотелось отвесить ему оплеуху.
– А что бы ты хотела, чтобы с тобой произошло, а, Хлоя? Обещаю исполнить любую твою просьбу, как и подобает гостеприимному хозяину.
Глава 13
Если провести целый месяц в темноте, ни с кем не общаясь, у кого угодно помутится рассудок.
Хлоя была предметом его фантазий, прекрасной мечтой, призом, который всякому хотелось бы завоевать. И либо эта барышня до смерти напугалась его угроз – в чем он сам очень сомневался, либо… либо ее влекло к нему с непреодолимой силой. Возможно, именно по этой причине она и не выдала его, когда он прятался в ее гардеробной. Неужели он и в самом деле завоевал сердце этой бойкой красавицы? При этой мысли Доминика буквально распирало от гордости.
– Я счастлив видеть тебя, Хлоя Боскасл, – проговорил он между поцелуями, которыми покрывал ее пухлые губы и нежную шею.
Эта девушка была для него настоящим пиршеством. Его тело реагировало на нее самым примитивным и недвусмысленным образом.
– Здесь так душно, Доминик, – прошептала Хлоя. – Как ты терпишь?
В темноте чувственность легко воспламеняется. Податливая мягкость ее округлых грудей, живота, прижимавшегося к его животу, легкий запах душистого мыла, исходивший от ее плеч. Она вся была податливая мягкая плоть и ускользающая женственность в его неловких руках. Ему хотелось обцеловать ее всю, с головы до ног, раздеть и восхищаться сливочной нежностью ее обнаженного тела.
– Ты явилась сюда, чтобы меня мучить?
Доминик знал ответ на этот вопрос. Хлоя не способна на мстительность и жестокость. Если она и причиняла ему страдания, то невольно. Хотя она и нарушила его планы своими чарами, несправедливо укорять ее в намерении растопить его решимость.
– Можно подумать, что я такая же хитрая и коварная, как ты, Доминик.
В голосе ее звучала обида, что ему сразу же захотелось поцеловать ее, чтобы утешить, ну или чтобы хотя бы заставить замолчать. Ведь скоро ему придется отпустить Хлою. Иначе ее хватится его гостеприимный дядя.
– Мне в голову не могло прийти, что ты скрываешься в своем собственном доме.
– Никому не придет и не может прийти, – заявил он. – Я рад, что это обнаружила ты.
– Почему? – спросила она насмешливо, дразня его.
– Сама знаешь почему, – проворчал он.
– Нет, ты скажи мне, Доминик. – Она обвила рукой его шею и обмякла в его объятиях. – Я хочу это знать.
Кровь забурлила у него в жилах. Что она с ним делает и без всяких усилий со своей стороны? А что будет, когда она наберется опыта?!
– Боже мой, Хлоя, как ты любишь дразнить!
– Неужели? – Он заметил, что девушка задышала чаще, и звук ее голоса заставил его почувствовать себя хищником, готовым кинуться на пойманную добычу.
Она тоже желает его! Не только он сходит с ума от желания!
Он снова поцеловал ее. Доминик понимал, что потерял контроль над собой. Он также знал, что в темноте Хлоя не ориентируется и вряд ли рискнет передвигаться. У него самого ушло несколько дней на то, чтобы научиться ориентироваться в кромешной тьме. Ну кто рискнет обвинить его в том, что он воспользовался беспомощным положением девушки? Он так истосковался без людей, без женской ласки, что едва способен был соображать.
Если он не соблазнил эту девушку прямо там, где стоял, то лишь из уважения ко всему семейству Боскаслов. Как же ему хотелось зарыться в это нежное тело!
Случайное прикосновение ее пышных грудей вызывало в его теле приступ сладчайшей боли, какой ему еще не доводилось испытывать. Мягкая тяжесть ее живота, навалившаяся на его пах, заставляла изнывать от желания. Девушка, сама того не желая, скрутила его в безнадежный и болезненный узел. Перед ее чарами невозможно было устоять.
Доминику хотелось, чтобы она оказалась обнаженной у его ног и взирала на него с обожанием. Наверное, все же не стоит рисковать. Можно продержать ее здесь еще несколько минут, не более – искорку света в темном царстве. Если он не остановится, то через мгновение начнет пресмыкаться перед ней и умолять о ласках. Он привлек ее к себе, крепко обнял.
Нет, отвести ее сейчас в свое логово – значит попусту искушать судьбу, зря подвергнуть девушку многим, слишком многим опасностям. А он скорей бы дал уничтожить себя, чем допустил, чтобы Хлоя оказалась втянутой в тот ад, в который превратилась его жизнь. Это ведь не ее битва. Она была желанным призом, ожидавшим его после сражения.
– Проклятие! – вырвалось у него. – Хлоя, ну зачем, зачем ты пришла сюда?
Хлоя почувствовала себя увереннее, инстинкт самосохранения был силен как никогда. Нет, она не тепличное растение, которое вянет при первых заморозках!
– Не понимаю, на что ты рассчитываешь? Неужели тебя не обнаружат в твоем собственном доме? – спросила она.
– Ты понимаешь, какой опасности подвергла нас обоих, явившись сюда?
– Ты что, умом тронулся, Доминик? Неужели меня едва не соблазнил безумец?
– Вполне возможно.
– Прятаться в собственном доме…
– Прекрати искушать меня!
– Тогда прекрати меня целовать.
– Делай, что тебе говорят, Хлоя!
– Не стану, пока не разберусь во всем.
– Ты и так разобралась, в чем не следовало. А целовать тебя я буду, когда пожелаю.
– Не спросив на то моего позволения…
Вместо ответа он взял ее за подбородок и одарил еще одним ошеломляющим поцелуем. Хлоя забилась в его объятиях, сама не зная, хочет ли вырваться от него или прижаться к нему еще теснее. Доминик обвел языком ее губы, лизнул щеку и ухо. Он держал в ладонях ее лицо так, словно оно было сделано из тончайшего хрусталя, легонько поглаживая пальцами ее скулы.
Шквал ощущений, свирепый и непредсказуемый, словно буря, потряс девушку. Доминик стал поглаживать ее грудь. У Хлои подогнулись колени. Соски, прижатые к его телу, напряглись и заныли, голова пошла кругом от пьянящего наслаждения. Ей казалось, что там, где его жаркое тело вдавливается в нее, оно прожигает ее насквозь, словно каленое железо. Она дрожала как в лихорадке, вцепившись пальцами в его шею.
– Никогда не смей больше прикасаться ко мне вот так, – прошептала она слабеющим голосом.
Доминик замер, прищурился и в этот момент походил на волка, подкрадывающегося к добыче. Хлоя сделала вдох и добавила:
– Пока не расскажешь мне, что именно ты затеял.
– А если я удовлетворю твое любопытство, ты позволишь мне прикасаться к тебе?
– Может, позволю, а может, нет. – Подумать только, что она несет: предлагает свою добродетель в обмен на информацию. – Но только чуть-чуть.
Он взял ее за руку, так и не пообещав ничего.
– Осторожней на ступеньках. Надеюсь, ты не станешь возражать, если я обниму тебя за талию, чтобы не упала? Дерево старое, местами прогнившее. Не ровен час упадешь, расшибешься.
От его ровного голоса и заботливых слов у нее мурашки побежали по коже. Действительно – не ровен час упадет она здесь, расшибется. И он вдруг спрашивает разрешения взять ее за талию после того, что только что творил с ней? Он повел ее по темным переходам вниз, в самые недра подземелья, в свое тайное логово. Она почти ощущала жар адского пламени под ногами, следуя за порочным князем, который вел ее по своим стигийским владениям.
Выйдет ли она когда-нибудь отсюда? А если выйдет, то останется ли прежней светской барышней и будет снова вести скучную будничную жизнь?
Доминик никому не позволит обидеть ее, в этом Хлоя уверена. Иначе не пошла бы за ним в подземелье.
Но выйдет ли она все той же невинной девушкой из подземных владений Доминика?
Он провел ее по длинному тоннелю, вырубленному в меловой скале. Оставил в тоннеле одну горящую свечку. Он заметил, что Хлоя брезгливо морщит носик при виде куч застывшего цемента и множества пустых бочонков, валявшихся повсюду.
Где-то за стеной раздался осторожный скребущий звук.
– Боже правый, что это?
Он улыбнулся с виноватым видом:
– Ничего особенного. Крысы.
Хлоя отшатнулась от гнилой балки и прошептала:
– Крысы.
Но вопреки его ожиданиям в голосе ее не было ни страха, ни отвращения, только жалость. Это совершенно обезоружило Доминика.
– Ах, Стрэтфилд, несчастный дух. Как ты можешь жить в таких условиях?
До чего же непредсказуема эта Хлоя Боскасл! Да, такую не запугаешь. Такая, свалившись с лошади, тотчас же снова вскочит в седло. Видимо, потому, что выросла в обществе очень буйных молодых лордов.
– Устраиваюсь, как могу. Конечно, моему камердинеру очень трудно брить меня в потемках, и я все время вдеваю в манжеты запонки не из той пары. Но в общем и целом устроился с комфортом.
– Но как же тебе здесь одиноко. О чем ты думаешь, сидя в тишине и темноте?
Он внимательно посмотрел на ее лицо: при свете свечи оно казалось еще нежнее, еще очаровательнее.
– Сначала я думал только о мести. Изобретал всевозможные способы, в том числе варварские.
Она не смутилась под его пристальным взглядом.
– Принимая во внимание, как с тобой поступили, это вполне естественно.
– Может, и так. Но в последнее время я все чаще думаю о другом.
– О чем же?
Он приблизил лицо к ее лицу, вдохнув восхитительный аромат ее кожи. И сразу ослабел от прилива желания. Неужели она не догадывается, что отвлекает его от мысли о мести? О том, что он мечтал привести ее в свое логово, раздеть при свете свечей и любить всеми доступными для смертного способами.
– Скажи наконец, какие мысли отвлекают тебя от мыслей о мести? – не унималась Хлоя.
Он сжал челюсти. Она бросила ему вызов, что еще сильнее разожгло его страсть. Очень медленно, не сводя с нее горящих глаз, он стал стягивать перчатки. Затем положил ладони ей на затылок и привлек к себе.
Его губы коснулись ее губ, язык проник ей в рот, он обхватил ее за талию. Хлоя издала стон, такой тихий, что он едва не зарыдал – так ему хотелось обладать ею.
– Мысли о тебе… – Это признание вырвалось из самой глубины его души. – Я думаю лишь о том, чтобы прикасаться к тебе тысячью разных способов и…
Она закрыла ему рот поцелуем. Доминику показалось, будто мир перевернулся. Рука его скользнула ей на живот, на грудь. Ее тело обмякло, стало податливым. А ее поцелуй – требовательным. Покоренный отвагой Хлои, Доминик передал инициативу ей в руки.
Податливая. Или соблазняющая. Не всели равно, в каком именно качестве он получит свою барышню. Если все-таки получит. Дыхание его участилось, он сжал ладонью ее грудь. Он для нее источник наслаждения. Она воспламеняет его. Ее пышное тело манит, взывая к самым примитивным и опасным инстинктам.
Он коснулся ее соска и был вознагражден нежным вздохом. Сжал ладонью вторую грудь, наслаждаясь ее сладостной тяжестью, ощущением тонкого шелка платья – единственной преграды.
– Вот об этом, – сказал он срывающимся голосом, – об этом я думаю, сидя в темноте. О тебе.
– Ну не все же время?
– Почти все.
Его руки скользили по ее шелковистой коже. Он представил себе, как ее теплое тело станет горячими ножнами для его жезла страсти.
Сладостная пытка. Как же они подходят друг другу. Его возбужденная плоть ткнулась в нежный холмик меж ее ног, суливший блаженство. Ее юбка зацепилась за выступ засохшего цемента. Она отцепила юбку, посмотрела ему в глаза. И замерла. Губы ее были влажны и блестели в полумраке. Должно быть, по его глазам она догадалась, как сильно он нуждается в ней. Он и не пытался это скрывать. Пыл желания обжигал его. Вдруг он заметил, что дрожь пробежала по ее телу. Неужели она обиделась? Или испугалась? Почувствовала, что он очень близок к тому, чтобы разорвать на ней платье?
Она улыбнулась, и пытка неизвестностью закончилась. Доминик вздохнул с облегчением. Хлоя облизнула припухшие губы.
– Ну не можешь же ты постоянно думать обо мне. Чем еще ты занимаешься здесь, в подземелье?
– Иногда читаю, – ответил он. – Или упражняюсь в фехтовании. Мой дядя когда-то преподавал технику Анджело в Венеции. Он научил меня всему.
Хлоя вгляделась в сумрачный коридор, убегавший вдаль.
– Куда ведет этот коридор?
Доминик заколебался. Может, сейчас он и держит Хлою в объятиях и она в его власти, но ее нескольких слов будет достаточно, чтобы погубить его. Впрочем, он ей уже полностью доверился, так не все ли равно, будет она знать больше или меньше?
– Этот тоннель ведет к заброшенной мельнице на околице деревни. Вернее, к целой сети тоннелей, которыми контрабандисты в свое время изрыли весь склон за поместьем. Контрабандисты сплавляли по ручью, на котором стоит мельница, свой товар к морю. А мне этот ручей служит ванной, хотя и холодноватой, но вполне сносной. Я выхожу туда в полночь.
– И никто тебя ни разу не видел?
Он поморщился:
– Ни разу, до того памятного вечера, когда мне пришлось укрыться от преследования в твоей гардеробной. Я знал, что рискованно расхаживать по лесу, но уж очень мне захотелось побродить на свободе.
– Как долго ты сможешь скрываться в подземелье собственного дома?
– Сколько угодно. Если ты сохранишь мою тайну.
– Но сэр Эдгар – твой родственник, он образованный человек и профессиональный военный. Почему бы тебе не обратиться к нему за помощью? Или сэр Эдгар из тех зануд, которые считают, что все должно быть по закону? У него должны быть связи, влиятельные друзья…
По презрению, отразившемуся во взгляде Доминика, Хлоя все поняла.
– Так это он?! – воскликнула она не веря своим ушам. – Твой родной дядя? Не может быть. Как ты можешь его подозревать в подобной подлости?
– Я не подозреваю. Я знаю.
– Откуда?
Доминику не хотелось отравлять те немногие мгновения, которые он мог провести наедине с ней.
– Я доверился тебе, Хлоя. Так доверься и ты мне. Я узнал голос убийцы, который ударил меня кинжалом. И хотя лицо его было скрыто маской, его голос я не мог спутать ни с каким другим.
– Поскольку Сэмюел уже мертв, то все твое состояние переходит к сэру Эдгару, – едва слышно произнесла Хлоя.
– Именно.
– А Брэндон… О Боже! Доминик, значит, он повинен и в смерти моего брата?!
– Ну же, Хлоя. Время ли сейчас вести беседы! Впрочем, ты права. Полагаю, мой дядя, сэр Эдгар, организовал убийство Сэмюела и Брэндона потому, что они стали свидетелями его тайных связей с французами, которым он продавал военные тайны. А теперь позволь, я покажу тебе мои покои.
– Твой дядя, – прошептала Хлоя. – Уму непостижимо.
Он смахнул паутину с ее волос, взял ее за руку, ободряюще сжал пальцы. Она стояла так тихо, что ему стало не по себе. Конечно, он пощадил бы ее и не стал открывать всей правды, будь это возможно. Доминик вспомнил, как сам был потрясен и обескуражен, узнав о предательстве дяди.
– Боже правый, – прошептала Хлоя после долгого молчания.
– Ты что-то вспомнила?
– Ведь меня отправили в Чизлбери на перевоспитание. Вряд ли братья представляли себе, чем я буду здесь заниматься.
Доминик расхохотался:
– Полагаешь, твой визит нельзя считать визитом вежливости?
– Барышня не должна наносить визиты вежливости джентльмену, тем более на ночь глядя, – заметила Хлоя. – Знай, моя сестра Эмма… – Хлоя осеклась – что-то мохнатое потерлось о ее ногу. – Это крыса? – спросила Хлоя невозмутимо.
– Это мой пес. Манеры у него, как и у хозяина, оставляют желать лучшего.
– Пес? Он здесь, с тобой, в подземелье?
– Тут все решено было за меня. Аресу, видно, не понравилось общество, в котором ему пришлось вращаться наверху. Что неудивительно, учитывая, что сэр Эдгар заклеймил его как опасное животное и приказал пристрелить.
Хлоя опасливо покосилась на массивного, мускулистого пса.
– Он и в самом деле опасен?
Доминик ухмыльнулся.
– В случае необходимости – очень даже. В данный же момент, полагаю, мы можем считать его дуэньей.
– Дуэньей? По-моему, он больше похож на шеф-повара. Смотрит на меня так, будто собрался съесть на обед.
– Ну, в этом его трудно винить. Мы с ним не видели такого аппетитного создания, как ты, уже много недель.
– Что за глупости, Стрэтфилд.
– Что ты делаешь здесь, в этом доме? – спросил он, вдруг посерьезнев. – Я-то думал, что ты достаточно напугана, что вовек не переступишь этого порога. А также достаточно умна, чтобы внять моим предостережениям.
– Ты предостерегал меня от прогулок по лесу.
– Теперь, надеюсь, ты поняла, что мой дядя Эдгар – хладнокровный убийца.
Хлоя покачала головой: