– Но если они думали, что ты виноват, их реакция не вполне понятна, – произнесла Триста и тут же отметила про себя, что в ее голосе появилось участие. Эта сердечность раньше возникала в разговорах с Романом часто, когда он был еще мальчиком, а она – неловким подростком. Он относился к ее вниманию равнодушно – он был баловнем дома, а она дочерью служанки. Однако в его трудные минуты эта дочка показывала не презрение, а заботу, и его невольно тронуло, что кто-то находит в нем хорошее там, где этого не видит никто другой.
Хотел он получить сейчас сочувствие? Возможно. Но он не имел обыкновения жаловаться на судьбу и растравлять раны.
– Им было нужно кого-нибудь ненавидеть. Такие уж они люди – и я стал подходящей кандидатурой, когда они потеряли дочь. Хотя я и не считал Терезу приятной компанией, они ее любили.
Триста деликатно кивнула.
– Ты часто бываешь в этом городе?
– Сейчас я в нем живу. У Грейс дом на Хановер-сквер. Я приобрел себе дом на Сент-Джайлз-Креснт.
– Рада это слышать. – Она поставила пустую чашку и потянулась за ридикюлем. – Все это было очень интересно. Спасибо. Желаю тебе удачи.
Он поднялся так быстро, что столкнул стул.
– Разреши мне посмотреть на твой дом?
– О, я не могу.
– Ты не можешь возвратиться домой одна. Я настаиваю.
Она бросила на него презрительный взгляд:
– Я не балованная мисс, милорд, и не леди из вашего класса, а вдова и работающая женщина. И вполне могу возвращаться домой одна без какого-то ущерба для своей репутации.
– Но тебе могут встретиться грабители и воры, – произнес он, идя следом, когда Триста быстро шла к выходу. – Лондон – опасный город. Только вчера я прочитал в газетах о двух женщинах, которых ограбили прямо около Чаринг-Кросс средь бела дня.
Триста твердо произнесла:
– Я не желаю больше злоупотреблять твоей любезностью. Я вполне могу вернуться домой одна.
– Я хочу пойти за тобой, Триста. – Он усмехнулся, видя, какое раздражение вызвали эти слова.
– Ты никогда не признавал отказа. Ты жалуешься, что родители твоей жены избаловали свою дочь. А избалован ты – ты всегда поступаешь так, как хочешь.
Открывая перед ней дверь, Роман подумал: "Тогда почему я получил так мало из того, что хотел?"
Солнце на улице было таким ярким, что Роману на миг показалось, что он вышел из пещеры. Как и положено джентльмену, он пошел между Тристой и дорогой. Бросив на него тревожный взгляд, Триста двинулась вперед по тротуару.
– Думаю, нам больше не о чем говорить, – напряженно сказала она. – Если ты захотел что-то узнать обо мне, то за кофе ты получил достаточно информации.
В этих словах содержался намек, что она не собирается говорить о прошлом.
– Ты когда-нибудь думала о прошедших днях, Триста?
Ее спина напряглась. Триста ускорила шаг.
– Нет. Никогда.
– Даже иногда? О, а я часто. Особенно осенью.
Они расстались осенью, и Триста была польщена этим откровением.
– Я стараюсь не думать о том, что мне неприятно. Этому научила меня мать. – Ее глаза вспыхнули огнем. Это всегда ей очень шло.
Роман с трудом подавил улыбку.
– Она всегда была мудрой женщиной.
– Да. Она говорила – когда раздумываешь о прошлом, то жалеешь о том, что сделал, а страданий и так достаточно.
Это замечание несколько обескуражило Романа. Наконец она кинула в него кинжал – и довольно умело. К месту и очень точно.
– Из-за меня?
– Не только, – сказала она, бросив на него осторожный взгляд. Роман читал ее мысли как открытую книгу, но это было давно. – Я осталась без мужа, и это была куда большая потеря.
Это был выпад против него, и он достиг своей цели. Роман чуть приостановился, но в следующую минуту рассмеялся, стараясь, чтобы это прозвучало беспечно:
– Конечно, ты скорбишь об этом бедном Фэрхевене.
– Он был капитаном и очень хорошим человеком. Но мне приходится мириться со многими потерями – и я смирилась и с этой. Все, что мне сейчас нужно, – это спокойно работать и жить так, как я хочу, без постороннего вмешательства. Думаю, я имею на это право.
– Ты хочешь, чтобы я ушел.
– По-моему, я ясно дала это понять, когда ты еще появился в магазине.
Некоторое время Роман шел молча, раздумывая над ее словами. Она держится недружелюбно, но, хоть это и задевает его, она имеет на это право. Не мог же он сказать: "Я не хочу уходить, потому что при встрече с тобой я словно нашел что-то очень ценное, чего мне не хватало на протяжении многих лет, и я готов кричать от радости".
Он привык думать о Тристе как о ком-то близком. Она была с ним с детства – ангел, попавший в обыденную жизнь. Он был нахален и высокомерен, но она как-то смогла медленно его изменить и открыла его к жизни. И к чувствам.
Но теперь перед ним была не его Триста. Та уже исчезла. Можно ли надеяться на то, что у них все продолжится с того места, где они прервались много лет назад? Конечно, нет. Обманывать себя – это быть полным болваном. Впрочем, он и так ведет себя глупо, полагая, что может вернуть что-то из того, что потерял навсегда.
Они свернули с Марилебон на Камдентаун, и Роман нахмурился, раздумывая, не находится ли ее дом в этой части города, который считался довольно скромным. Однако они прошли немного по направлению к Олбани, и Триста повернула на маленькую площадь, граничащую с Риджентс-парком. Здесь стояли небольшие дома, но аккуратные и ухоженные.
На протяжении всего их пути Триста смотрела куда угодно – только не ему в лицо.
– Здесь нам нужно расстаться. Спасибо за то, что проводил. Была рада повидать тебя, но...
– ...Но не надейся на что-то еще.
– Думаю, так будет лучше. – Она бросила нервный взгляд на дорогу.
Чего она так боится?
– Думаю, лучше будет, если я провожу тебя до дверей, – сказал Роман. Ему не хотелось с ней расставаться.
Триста нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Она показала на последний дом в ряду:
– Мне туда. Я уверена, что по пути на меня никто не нападет.
Видя, что она не трогается с места, Роман выпрямился. Его явно гнали, и это уязвляло его гордость. Ему всегда говорили, что он до крайности самолюбив. Сейчас эта черта снова дала о себе знать. И поскольку сердце бешено колотилось в груди, а в голове была неразбериха, он не мог справиться с собой. Ему хотелось спросить: "Когда мы увидимся снова?" Но вдруг ему стало ясно, что его видеть не хотят, и осознание этого было таким болезненным, словно его ударили в живот. Может, у нее есть другой мужчина и она не хочет о нем говорить? Кто-то, за кого она собирается замуж и кому не хочет показывать бывшего любовника?
Такая мысль легко объясняет ее поведение, пугливость, неопределенность ответов, откровенную враждебность. По всей видимости, она боится, что он испортит что-то важное для нее.
От этой горькой мысли Роман выпрямился. Каким же дураком он был! Он считал, что ее холодность объясняется их неприятным расставанием, что все можно поправить, если сильно постараться. Он тешил себя иллюзиями, поскольку ему и в голову не могло прийти...
– Думаю, мой визит был ошибкой, – произнес Роман, после чего церемонно поклонился. – Спасибо за терпение к моей болтовне. Я всегда говорю разную чушь, когда встречаю старых друзей. Иногда даже страдаю сентиментальностью. Желаю всего хорошего, миссис Фэрхевен. Надеюсь, когда вы приобретете шляпный магазин, ваши дела пойдут успешно. Я буду рекомендовать ваш магазин всем своим знакомым.
Триста была озадачена этим внезапным изменением его поведения, но понимала, что им надо расставаться, и как можно скорее. Повернувшись, она направилась через площадь.
С каждым шагом в ее душе росла тревога. Идет ли он следом, наблюдает ли за ней? Она направилась к зданию, стоящему в самом конце, – тому, на которое указала. Делая вид, что ищет ключ, она открыла ридикюль и начала перебирать платок, флакон духов и мелочь для сдачи. Краем глаза она посмотрела назад.
Его видно не было.
Триста огляделась и вздохнула с облегчением. Метнувшись к дереву, она затаилась за ним, выжидая, не появится ли он снова. Через несколько минут она оттолкнулась от ствола и поспешила по дороге прочь от аллеи, которая тянулась вдоль переделанных в жилые помещения конюшен.
Когда она вошла адом через дверь кухни, Эмили с удивлением подняла голову:
– Боже, миссис Фэрхевен, почему вы входите в заднюю дверь, словно простая служанка? Я думала, что вы отправились в полдень на работу. У вас лихорадка? Все лицо раскраснелось.
– Нет. Я решила вернуться домой. Где Эндрю?
– Проходит уроки с господином Дэвидом. Но откуда вы узнали, что вам нужно возвратиться?
– А что? Что-то не так?
Она уже сделала три шага по ступенькам, когда слова Эмили остановили ее:
– Нет. Этот маленький хозяин ничего не сделал. Дело в даме, которая пришла из-за вас. Я сказала ей, что вы не придете до обеда, но она ответила, что искала вас так долго, очень желает вас видеть и посидит в столовой, если я не возражаю, и подождет вашего прихода. Она сейчас здесь.
– Дама? Кто? Ищет меня? – Триста почувствовала, как от страха покрывается гусиной кожей. Не связано ли это с настойчивым преследованием Романа?
Эмили протянула визитную карточку дамы. На карточке было напечатано: "Леди Мэй Хейуорт", ниже от руки было написано: "Я была бы благодарна, если бы вы приняли меня немедленно".
Это имя было Тристе незнакомо. Кем была эта женщина, и почему она так хотела встретиться с ней?
Заинтригованная, Триста направилась к задней лестнице, бросив через плечо:
– Я пойду наверх и приведу себя в порядок. Пожалуйста, сходи к ней и скажи, что я скоро приду.
Снобом леди Хейуорт не была, однако она имела свои представления о доме, и тот дом, куда она попала, этим представлениям не соответствовал. Здесь было достаточно чисто, но бедная мебель и выцветшие занавески выглядели убого. Архитектура была чересчур простой – от модной ныне неоклассики здесь не было ничего. Пуританская простота обстановки для леди Мэй была тем же, что и полное отсутствие вкуса. А комната, где она находилась, была как раз пуританской. Круглоголовые чуть не погубили Англию, и слава Богу, что от них удалось избавиться, со всеми их смехотворными претензиями на святость.
Именно соборы и вздымающиеся ввысь колонны длинных галерей заставляют задуматься о Боге. От роскошных куполов Ватикана, Флоренции, Парижа и Венеции замирает сердце. Определенно лучшее, что человек может сделать, – это создать какое-нибудь творение во славу Божию.
Она так глубоко погрузилась в раздумья, что испугалась, когда неожиданно в комнате появилась женщина.
– Боже! – произнесла Мэй, прикладывая руку к груди, как раз туда, где на платье было несколько розовых перьев. Она всегда гордилась как цветом, так и пышным убранством своих платьев, тщательно продуманным, чтобы красиво выглядеть по отдельности и в общем ансамбле наряда. – Как вы меня испугали!
– Миледи, – промолвила женщина, делая глубокий реверанс.
Мэй почувствовала, что у нее на глаза наворачиваются слезы. Подобное было у нее, когда она нашла Мишель Стэндиш, но тогда Мишель показалась ей копией Були, и, глядя на нее, она будто возвращалась в далекое прошлое.
Впрочем, что вспоминать. Перед ней стоял другой потерянный ребенок ее дорогого братца – и тоже красавица.
– Вас зовут Триста Нэш?
У женщины были очень красивые глаза. Хотя и не похожие на глаза Були даже формой. Но зато явно его были светлые волосы, все эти завитушки на голове.
– Да. – Она вернула карточку, что Мэй передала служанке. – Я с вами знакома?
– Нет, моя дорогая, но я очень бы хотела, чтобы мы стали друзьями. Знаешь ли, я твоя тетка. Я – сестра графа Вулрича, твоего отца.
Триста побледнела. Мэй бросилась к ней:
– Возможно, вам следует сесть. Я знаю, это может потрясти.
С ее помощью Триста опустилась на стул. Мэй похлопала ее по плечу:
– Твоя мать говорила о нас, о Вули и обо мне?
– Да, но я... я не ожидала вас увидеть. Я думала, что ваша семья ничего не хочет слышать ни о моей маме, ни обо мне.
– О, бедная девочка! Ты должна простить своего папу. Он был очень безответственным. Он не был плохим человеком, просто о многом не задумывался.
Она изучающе смотрела на собеседницу.
– Твой отец любил женщин, был не прочь повеселиться, – объяснила Мэй. – Но у него не было дурных намерений, и ты должна это понять. Он никогда не говорил о твоем существовании. Он ни на кого не держал зла. Он просто считал, что то, что было между ним и твоей матерью... ну, его частное дело.
– Вы ничего не знали? Но тогда...
– Тогда как я тебя нашла? Это очень просто. Мой дорогой братец скончался год назад, и мне перешел в наследство его дневник. Возможно, он не предназначался для моих глаз, но я так горевала после его смерти! Я мельком просмотрела дневник и нашла там подробное описание его приключений, а также их последствия.
Триста неуверенно улыбнулась:
– Думаю, я – одно из последствий?
– Совершенно верно. Мне оставалось только тебя разыскать. Пришлось приложить немало сил, чтобы найти Тристу Нэш, я ведь не знала, что ты вышла замуж и взяла фамилию мужа. Последнее упоминание о тебе было семилетней давности. Мои адвокаты не знали о твоем замужестве. Мне придется упрекнуть их в том, что они не проявили должной сообразительности, поскольку я сама приложила большие усилия, чтобы тебя найти. А у меня много другой работы.
– Вы хотите сказать, что были и другие... результаты?
– Конечно. Я уже нашла одну из твоих сестер. Не могу дождаться, когда вы встретитесь. Но скажи мне, твоя мать готовила тебя к этой новости, говорила она тебе о твоем отце?
– Я знала его имя, знала, что они любили друг друга. Это было все, что она могла сказать.
Видя ее замешательство, Мэй рассмеялась:
– О, он действительно ее любил! Он обожал ее, как следует из его дневников. Это не было просто интрижкой. Он хотел поселить ее в своем доме, предложить ей обеспеченную жизнь.
– Но моя мама не хотела быть содержанкой, – возразила Триста. – Она родила меня и поступила на работу гувернанткой. Однажды она встретила его в парке и, поскольку он вел себя неучтиво, ушла, выбранив его. Он сказал, что она была единственной женщиной, которая его отчитала.
Мэй рассмеялась.
– Я уверена, что Вули очень ее тогда любил.
– Думаю, что да, поскольку он ее буквально преследовал, пока она не согласилась с ним встретиться. Он был красив, смел, к тому же имел благородное происхождение, и это произвело на нее впечатление. Она подумала, что может его полюбить и иметь с ним серьезные отношения. Но скоро ее иллюзии развеялись.
– Да, – кивнула Мэй. – Это было временное увлечение.
– Не хочу вас обидеть, но мама говорила, что для вашего брата не существовало ничего, кроме развлечений. Он не имел цели в жизни, никого не любил. Он никогда не был серьезным, а ей часто хотелось что-то обсудить, обменяться мыслями. Он, видно, был настолько обеспечен, что мог относиться к жизни беззаботно. Он впустую терял время и деньги, и она перестала его уважать, пока они не расстались.
– Как печально для нашего дорогого Були. Да, он таким и был. Надо сказать, он мало отличался от других представителей своего класса. Точно так себя ведут и другие джентльмены.
– Да, примерно то же говорила мне мама. – Триста умолчала, что мама считала джентльменов бездельниками.
– Расставание разбило Були сердце. Он желал, чтобы его отношения с твоей матерью стали постоянными. Но она не захотела этого. Очень, очень жаль.
– Как вы можете так говорить? – резко спросила Триста. – Она не хотела быть любовницей. И больше его не любила.
Мэй эта вспышка застала врасплох.
– Ну, я сказала это потому, что мы должны узнать друг друга лучше. Мне хотелось бы получить представление о том, какая ты. Зови меня "тетя Мэй", как это делает Мишель. Она наполовину твоя сестра, первая из детей Вулрича, кого я нашла. В прошлом году. Она просто прелесть, и ты ее непременно полюбишь. Но посмотри на себя в зеркало. Ты выглядишь ужасно. Наверное, мы наговорили слишком много?
– Я не знаю никого со стороны моего отца и даже не думала вас встретить. Я считала, мама и лорд Вулрич порвали друг с другом навсегда.
– Я знаю, что было несправедливо лишать тебя семьи, но обстоятельства сильнее нас. Я очень хотела бы сейчас все исправить.
– Очень благодарна вам за ваши усилия. Рада нашему знакомству и надеюсь с вами подружиться. Мне всегда было интересно узнать родственников моего отца.
– Спасибо, милочка. Я тоже считаю, что семья – это очень важно. Но я здесь и по иному вопросу, очень существенному и большому. По вопросу о твоем наследстве.
Увидев, что ее прелестная собеседница лишилась дара речи и с трудом понимает, о чем идет речь, Мэй довольно рассмеялась:
– Что, это для тебя новость? Ты дочь очень состоятельного графа, у которого не осталось законного наследника. Наследство перешло бы к кузену, ужасному человеку, я не хочу о нем даже говорить. Но, милочка... его состояние... Ты понимаешь, о чем я говорю? Ты наследница.
Глава 4
Роман не выполнил своего решения забыть о Тристе. Он снова пришел в магазин. Через десять дней он понял, что не может больше терпеть. В тот день шел дождь, и Роман остановился на другой стороне улицы, под обрызганным грязью фонарем. Пока он мок под проливным дождем, к фонарю подошел мальчик и потушил его с помощью длинной палки.
Мальчик с подозрением посмотрел на Романа: не задумал ли тот что-то недоброе? Роман вытащил из кармана несколько шиллингов и протянул деньги мальчику. Парень улыбнулся и при-гладшьчуб.
– Добрый день, хозяин, – произнес он с улыбкой, и стало видно, что у него не хватает двух зубов.
Через час прибыла миссис Хайнс, за которой чинно шли ее дочери. Затем мимо него проскользнула та женщина, которую он видел в странной шляпе Тристы. Она нырнула под навес над дверью, отряхнулась и исчезла в доме.
Вскоре в помещении зажглись все огни, парадную дверь открыли, и магазин стал доступен для посетителей. Роман продолжал следить за домом. Наступило время ленча, напомнив о себе пустотой в желудке. Холодные капли, падая со шляпы, забирались под воротник. Но Роман не покидал своего поста, опасаясь пропустить Тристу.
– Мальчик, разве ты не понимаешь, что в дождь лучше не выходить из дома?
Это произнесло очень миниатюрное существо, притулившееся на ступеньках задней лестницы. По этой лестнице он крался обратно, после того как выскользнул из дома, чтобы выкурить с Джейсоном украденную сигару. Но хлынул ливень, и Роман поспешил тихо, как только мог, проскользнуть в свою комнату, где его ожидали тепло, сухость и удобство кровати. Это должно было облегчить покалывание в желудке и боли в голове. Затянувшись всего два раза, он почувствовал себя ужасно. Как мужчины ухитряются курить эту дрянь ?
Роман с вызовом посмотрел на нежеланную помеху.