- Ну теперь давай выкладывай.
- Я тебе сказала, что ношу ее в память о своем возлюбленном.
- Да, я помню. Гарибальдиец. Он помогал освобождать Неаполь.
- И ты в это поверил?
Кэйди изумленно заглянула ему в глаза.
- Ну… в общем-то… Да, поверил. А что? Почему бы и нет?
- Да потому что… - Она засмеялась. - Потому что это дурацкая выдумка.
Джесс тоже засмеялся, чтобы ей потрафить.
- Это даже не орел.
- Не орел? Давай-ка посмотрим.
Она распахнула отворот халата и повернулась к свету. Ее грудь была так хороша, что отвлекала внимание. Ему так и не выпало случая изучить татуировку как следует…
Так… Крылья, глаз, клюв, хвост.
- Гм… Ну, если это не орел, тогда что?
- Это… Разве ты не видишь? Это…
Ей почему-то не хотелось самой называть птицу.
- Ну что?
- Это просто чайка, черт бы ее побрал.
- Ах, чайка, - протянул он. - Да, теперь я вижу. Действительно чайка. Вот у нее…
Кэйди запахнула халат, опустила подбородок и обхватила себя руками крест-накрест. Казалось, она сгорает от стыда. Джесс озадаченно посмотрел на нее.
- Ну ладно, начнем сначала, - осторожно заговорил он. - Так как же это получилось, что у тебя на груди татуировка в виде чайки?
- Я была молода, - угрюмо ответила Кэйди. - Я была совсем еще девчонкой.
- Сколько тебе было? Десять? Двенадцать?
- Восемнадцать.
- Ага. Понятно.
- Я встречалась с этим… Нет, сначала надо сказать, что мой отец как раз… Нет, еще раньше умерла моя мать, и я была…
Джесс терпеливо выжидал. Он смотрел не на Кэйди, а на потолок, по опыту зная, что иногда это облегчает признание.
Она вздохнула.
- Я выросла в Портленде. Отец не жил с нами постоянно, приходил и уходил. И никогда не задерживался подолгу.
- А чем он зарабатывал на жизнь?
- Чем придется. В основном, мне кажется, рыбной ловлей. Но он… сильно пил.
- А твоя мать?
- Умерла, когда мне было пятнадцать. Тогда я бросила школу и начала работать. На фабрике по консервированию лососины. Тебе когда-нибудь приходилось консервировать лососину, Джесс?
- Что-то не припомню.
- Что бы ни случилось, как бы низко ты ни пал, как бы сильно ни обнищал, никогда этим не занимайся.
Джесс чувствовал, как легкая дрожь отвращения пробегает по ее телу.
- Не буду, - торжественно обещал он. - Так что было дальше?
- Дальше? Мой отец исчез навсегда. Мне только-только исполнилось восемнадцать, и я познакомилась с этим парнем. Он был совсем еще мальчик.
Наконец-то они подошли к сути дела.
- Как его звали?
- Джейми. Джейми О’Дул.
- Джейми О’Дул.
Джесс улыбнулся, связав две истории воедино. Догадавшись, о чем он думает, Кэйди тихонько засмеялась.
- Ну да, не Джеймс Дуле. Сама не знаю, зачем я соврала.
Она взяла его за руку и начала по одному перебирать пальцы.
- А вообще-то знаю. Дело в том, что настоящая история… одним словом, она приняла довольно-таки скверный оборот. "Неприглядный", как говорила моя мать.
- Но твоя мать считала, что жизнь - это долг.
- Совершенно верно. Именно так она и считала. Порой мне казалось, что я понимаю отца. Мне самой хотелось сбежать.
Джесс осторожно сжал ее руку.
- Извини. Так на чем я остановилась?
- На парне, который был совсем еще ребенком.
- Джейми, он был матросом. Мне он казался настоящим красавцем. Рассказать тебе, как он выглядел?
- Только если это необходимо.
Кэйди повернулась к нему.
- А почему бы и нет? Ты что, ревнуешь?
- Боюсь, мне пришлось бы его убить.
Она улыбнулась, но улыбка вышла невеселая.
- Возможно, он уже мертв. Когда-то я утешала себя этой мыслью. Говорила себе: он потому и не вернулся за мной, что его нет в живых.
- Вот дубина! Не ты. Он.
-Я тоже была дубиной. Просто дура дурой. И эта штука не дает мне забыть о собственной глупости.
Теперь он мог и сам догадаться, но все-таки спросил:
- Так откуда она у тебя?
- А ты как думаешь? Между прочим, я сама ничего не помню. Я была пьяна в дым.
- Бедная Кэйди, - заметил он с улыбкой.
- Да уж, "бедная Кэйди".
Она презрительно прищелкнула языком.
- Это была его последняя ночь в порту. Он попросил меня выйти за него замуж, и я, конечно, согласилась. Я еще не… мы не… ну, ты понимаешь. Мы еще не спали вместе. В тот вечер мы много выпили. Справляли помолвку.
В ее голосе слышалась горькая насмешка.
- Он сказал, что у меня должна быть такая же татуировка, как у него. Самое романтическое, предложение, какое когда-либо приходилось слышать. Мне ужасно захотелось сделать наколку. И я ее получила. Результат, как говорится, налицо, хотя сама я совершенно ничего не помню. Должно быть, к тому времени я уже отключилась. Зато осталось в памяти, что случилось потом. Правда, смутно. Я потеряла невинность и даже не могу сказать, что мы занимались любовью. Во всяком случае, на меня это не произвело впечатления.
Джесс обнял ее и тихонько поцеловал в висок.
- На следующее утро мне было очень-очень плохо. Я осталась одна с татуировкой, но без возлюбленного. Больше я никогда не видела Джейми.
- И теперь ты не пьешь.
- Кружку пива время от времени. Но крепкого… - Кэйди содрогнулась, - никогда. - Некоторое время они лежали молча.
- Какая грустная история, - осторожно начал Джесс.
- Да нет, это очень глупая история. До сих пор я никому ее не рассказывала.
Он задумался над ее словами.
- Почему же ты рассказала мне?
- Ну, наверное… подумала, что ты поймешь. Не знаю. Мне просто захотелось с кем-то поделиться. Восемь лет я держала все это в секрете. Мне стыдно, но… на самом деле это вовсе не так уж ужасно. Я же никого не убила или…
Она умолкла. Он лежал неподвижно и тоже молчал.
- Ну вот, я все рассказала. "История о том, как Кэйди обзавелась татуировкой". Но если ты кому-нибудь скажешь, боюсь, мне придется убить тебя.
Джесс засмеялся с облегчением, радуясь, что она все обратила в шутку. В эту-ночь серьезный разговор об убийстве совершенно неуместен.
- Зато ты не сможешь отрицать, что уж сегодня-то мы точно занимались любовью, - сказал он, обнимая и целуя ее.
Ее отклик - мгновенный и страстный - взволновал его до глубины души. Никогда в жизни у него не было такой возлюбленной, как Кэйди. Он помог ей вытащить руки из рукавов халата и опрокинул на спину, причем ее голова оказалась ниже подушки. Джесс коленом раздвинул ей ноги, упиваясь напевным звуком, который вырвался при этом из ее груди в предвкушении блаженства. О Господи, ей это нравится почти так же сильно, как и ему самому! Он начал рассказывать ей, какова ее кожа на ощупь. Ему даже не приходилось преувеличивать, употребляя такие эпитеты, как "теплый шелк" и "прохладная вода", а потом и "горячее стекло", когда его рука коснулась ее между ног.
На фоне белой простыни ее вьющиеся, рассыпающиеся, путающиеся у него между пальцев волосы казались черными. Сколько еще любовников у нее было после предателя-матроса? Хотелось бы ему это знать. Нет, не хотелось бы. Джесс медленно щекотал языком проклятый рисунок, прослеживал траекторию полета чайки к вершине холма; он почувствовал ее маленькие ручки у себя на спине. Острое царапанье ногтей… Потом он что-то такое сделал (а что именно, он и сам не знал). Она стиснула бедрами его ласкающую руку, подтянула колени к животу и, повернувшись на бок лицом к нему, тихо, но грозно замычала сквозь зубы. Джесс ощутил, по-настоящему ощутил мягкое и нежное биение женской плоти, пульсирующей вокруг его пальцев.
Кэйди лежала, свернувшись тугим клубком, но когда дрожь утихла, Джесс заставил ее опять распрямиться и вытянуться рядом с ним. Все казалось ему восхитительным: розовый румянец, окрасивший не только ее щеки, но и шею и грудь, темные кудряшки, прилипшие к взмокшей от испарины коже. Она выглядела опустошенной. И когда открыла глаза, в них ничего нельзя было прочесть. Он понял, что ее здесь нет: она все еще пребывала в стране бездумного наслаждения.
- Я могу пересчитать все твои веснушки, - с нежностью сказал Джесс.
Не самое романтическое предложение, но оно заставило Кэйди рассмеяться.
- Я бы этому не удивилась, - ответила она, мечтательно и нежно целуя его в плечо. - О Боже, Джесс, как тебе это удалось?
- Это секрет.
Он и сам не знал, в чем состоит этот секрет.
Она вздохнула и подавила зевок. Но Джесс не мог не прикасаться к ней, хотя и знал, что надо бы дать ей отдохнуть, обрести второе дыхание… Он ничего не мог с собой поделать. Если он не возьмет ее сию же минуту, то не выдержит и взорвется.
Обнимая ее, называя деткой, шепча ей на ухо "Ну давай, милая, давай", он опять уложил ее на спину. Кэйди улыбнулась и раскрыла ноги ему навстречу, а он поблагодарил ее, сказал, что все правильно, так и надо, потом склонился над ней и медленно, очень медленно вошел в нее. Такая тесная, такая горячая… От одного этого можно умереть. Она согнула колени, поставила ступни на матрац и начала двигаться в неторопливом упорном ритме, сводившем его с ума.
Джесс позабыл о своей искушенности, обо всех уловках, какие когда-либо знал. Кэйди поглотила его целиком. Она была так прекрасна, что ему захотелось понаблюдать за ее молчаливым и неистовым взрывом страсти, насладиться им, не теряя головы, но оказалось, это невозможно. Его высвобождение - мощные, глубоко проникающие удары - сопровождалось завывающими вздохами, к которым сам Джесс прислушивался с изумлением. Он чуть не потерял сознание.
Он откатился от нее, но они тотчас же вновь прижались друг к другу. Кэйди выглядела такой же обессилевшей, как и сам Джесс, она даже не смогла ответить на его благодарные поцелуи.
- Кэйди.
- М-м-м?
- Кэйди?
- Что?
- Хочешь, чтобы я ушел?
Она открыла один затуманенный глаз:
- Ушел?
- В мою комнату. - Он слегка встряхнул ее. - Милая, ты хочешь, чтобы я сейчас ушел?
- Сейчас ушел?
Кэйди широко зевнула у него на груди - влажным, неприличным и милым зевком.
- О, нет, я хочу, чтобы ты остался. Оставайся на всю ночь.
Она вся обмякла, но тихонько всхрапнула и проснулась, ворочаясь в поисках более удобного положения. Джесс снова взял ее руку. Кэйди прильнула к нему, зажала его руку между ладонями и моментально уснула.
На другом конце комнаты фитиль лампы зашипел и погас. Как раз вовремя. Прекрасное завершение прекрасного дня. Возможно, лучшего в его жизни.. Он прижался лицом к спутанным темным волосам Кэйди. Его Кэйди. Его девочка. Джесс так и уснул, пытаясь вспомнить, приходилось ли ему когда-либо чувствовать себя таким счастливым.
Утром он возвращался из уборной Кэйди - не из общей, которой пользовались все клиенты "Приюта бродяги", - а из ее собственной, чистенькой, аккуратной уборной, скрытой за кустами жимолости, когда до него донеслись голоса из ее комнаты. Голос Кэйди и еще чей-то. Джесс замер, прислушиваясь, но почти сразу успокоился: второй голос принадлежал Хэму. Поднявшись по ступеням и пройдя в дверь, он успел поймать конец истории, которую рассказывал Хэм.
- Папа говорит, во вторник утром они должны закрыть магазин и съехать. Им даже не дали двух недель. Только до вторника: это начало месяца, первое число.
Он заметил Джесса и улыбнулся.
- Привет, мистер Голт.
- Привет, мистер Вашингтон.
По заведенному между ними обычаю Джесс схватил Хэма поперек туловища и перевернул вверх ногами. Последовала возня, сопровождаемая визгом и смехом, но Джесс заметил, что Кэйди не присоединилась к веселью. Прижавшись спиной к изголовью кровати, она обхватила себя руками и принялась растирать предплечья в широких рукавах халата: верный признак, что она чем-то встревожена.
Он поставил Хэма на ноги и сел на край кровати.
- Что-то не так?
- Опять Уайли. Как всегда, - добавила она с горьким смешком. - Он прислал извещение о досрочном возвращении ссуды, которую Лютер Дигби взял под свой магазин, а Лютер не может заплатить. Это несправедливо, черт бы его драл! - Кэйди яростно лягнула ножку кровати и поморщилась, отбив себе пальцы.
- У них ребеночек недавно родился, - застенчиво пояснил Хэм, с испугом косясь на Кэйди. - Папа говорит, у них такие неприятности, куда же они теперь денутся с новорожденным?
- Лютер копил по крохам, чтобы купить свой магазин, а потом работал, как лошадь, чтобы они с Сарой могли пожениться. Это жестоко, вот что я тебе скажу. Это просто бесчеловечно.
- Что значит, "Уайли прислал извещение"? - Однажды Джесс зашел в магазин Дигби за черными носовыми платками. Ему запомнилась продавщица, которая его обслуживала: хорошенькая худенькая молодая женщина с волосами цвета спелой пшеницы. Она говорила очень тихо и с улыбкой указала глазами на младенца, спавшего в стоявшей на прилавке плетеной колыбельке.
- Должно быть, выкупил у банка закладную Лютера. Точно так же он прибрал к рукам овечье ранчо Салливана. Пока Линдон Черни не смылся из города… Он был одним из вице-президентов торгового банка. Так вот, до того, как Черни исчез, они с Уайли действовали заодно.
Прикорнувший возле нее Хэм поднял голову и заглянул ей в лицо. Кэйди зажала ему уши ладонями и отпустила крепкое словцо.
- Чьи еще закладные он выкупил? Кто следующий? Неужели нет никакой возможности его остановить?
- Вы могли бы это сделать, мистер Голт, - с уверенностью заявил Хэм. - Вы бы запросто поставили его на место!
- Это каким же образом?
- Вы могли бы пойти туда с пушкой и застрелить его!
- Хэм! - сурово одернула его Кэйди. - А ну-ка марш отсюда! Мне надо одеться.
- У-у-у, - разочарованно протянул мальчик, бочком отступая к двери в кабинет.
- Давай поживее. Может, попозже мы поедем кататься.
Эта новость обрадовала Хэма.
- Вот здорово! - воскликнул он и закрыл за собой дверь.
Наблюдая за Кэйди, Джесс понял, что все его надежды на долгое ленивое утро в постели рассеялись. Она не находила себе места, а когда он взял ее за руку, отпрянула от него как ужаленная.
- Неужели ты действительно не можешь ничего придумать? - воскликнула она. Он ждал этого вопроса.
- Что, например? Пойти туда с пушкой и застрелить его? Запросто.
Кэйди нетерпеливо отмахнулась. I
- Конечно, нет! Но разве нельзя как-то повлиять на него? Джесс, вся надежда на тебя. Уайли душит наш город, и шериф ничего не может сделать. Не мог бы ты что-то предпринять?
Вот так он и оказался воскресным утром на Главной улице. Издали доносился звон церковных колоколов. Джесс выглядел отъявленным злодеем: черная шляпа надвинута на лоб, на глазу черная повязка, звенящие шпоры, поблескивающие на солнце перламутровые рукоятки револьверов.
В отличие от салуна Кэйди у Уайли было открыто по воскресеньям. В воздухе витал тошнотворный сладковатый запах застоявшегося дыма, напомнивший Джессу все те случаи, когда ему приходилось маяться похмельем. В качестве отделки Уайли предпочитал бронзу и бордовый бархат; стены были оклеены красными обоями, на полу лежал красный ковер, испещренный дырками от незатушенных папирос, пятнами пролитой выпивки и Бог знает чем еще. Это заведение оказалось куда более просторным и помпезным, чем "Приют бродяги", но здесь было темно и неуютно. Обстановка показалась Джессу вульгарной.
Кэйди сказала ему, что в салуне Уайли играет настоящий оркестр, но в этот час музыкантов не было. И слава Богу. Немногочисленные клиенты, рассеянные по салуну, находились, похоже, на взводе. Еще неизвестно, как бы они себя повели, если бы по нервам ударила громкая музыка.
Джесс направился к бару. Все разговоры смолкли при его появлении, и в наступившей, хорошо слышной тишине устрашающе прозвучал грохот сапог, сопровождаемый позвякиванием шпор. Когда-то ему нравилось пугать людей своей походкой, но в "Приюте бродяги" он давно уже ничего подобного не делал и, как ни странно, даже не ощущал такой потребности.
Бармен в салуне Уайли оказался полной противоположностью Леви Вашингтону: он был не черным, а белым, не худощавым, а жирным, не красивым, а безобразным. Джесс подумал, что такой тип вряд ли стал бы читать книжки о Будде, чтобы произвести впечатление на свою девушку.
- Что закажете?
- Уайли. Где он?
На свинячьей физиономии бармена отразились противоречивые чувства. Ему явно хотелось самым хамским тоном осведомиться: "А кто его спрашивает?", но он уже знал, кто, и побоялся дерзить.
- Наверху, - с трудом выдавил он из себя.
- Давай его сюда.
Бармен безмолвно вытаращился на Джесса. Наклонившись над стойкой, Джесс прохрипел по слогам:
- Давай. Его. Сюда.
Свиное Рыло нервно хихикнул и покинул помещение.
Пора показать свой скверный характер. Джесс прихватил со стойки бутылку и перенес ее на центральный столик, за которым в этот момент сидели два молчаливых и мрачных ковбоя, лечивших похмелье пивом.
- Мне нравится этот стол, - прохрипел Джесс.
Они ушли. Вынув из кармана тонкую черную папироску, Джесс зажег ее, потом откинулся на спинку стула, схватил бутылку и вскинул ноги на стол. Затянулся дымом. Отхлебнул глоток.
Фу, какая гадость! Его чуть не стошнило от виски и курева на пустой желудок. Кэйди так разволновалась из-за магазина Дигби, что отправила его во вражеский стан, не угостив даже чашкой кофе. Настроение у Джесса было хуже некуда.
К счастью, Уайли не заставил себя ждать. Он спустился по лестнице красного дерева - свежий, отдохнувший, в сюртуке, полосатых брюках и галстуке бабочкой. Неужто в церковь собрался? Выглядел он соответственно: почтенный, процветающий деловой человек, настоящий джентльмен, как говорится, "отец города". Но Джесс и сам неплохо разбирался в маскарадных костюмах, он сразу понял, что Уайли разыгрывает комедию. К тому же Кэйди успела ему сообщить, как этот подонок обходился с женщинами.
В частности, с Глендолин. Это еще больше разожгло в нем злость.
Только одного она ему так и не сказала: что связывало ее с Уайли? Они друг друга на дух не переносили, это сразу бросалось в глаза, но Джесс подозревал, что в прошлом они были больше, чем друзьями. Сама мысль об этом сжигала его изнутри. И ему не требовалось более веской причины, чтобы возненавидеть Уайли. Джесс теперь считал Кэйди своей девушкой. Отныне она принадлежала только ему одному. Что бы ни произошло между ним и Уайли, он хотел покончить с этим поскорее. Он уже успел соскучиться. Вот уже целых десять минут он ее не видел.
- А, мистер Голт!
С учетом того, как они расстались в прошлый раз, можно считать, что Уайли - сама любезность.
- Я вижу, вам надоело шляться по трущобам. Вы все-таки решили поработать на меня? Почему бы не подняться ко мне в кабинет и не обсудить дела с глазу на глаз?
Слишком поздно Джесс сообразил, что никакого плана у него нет. Что же ему теперь делать? Сказать: