- О Боже! - Нэнси казалось, что она вот-вот упадет в обморок.
- Зия пришла ко мне за помощью. Она истратила на дорогу свои последние деньги. Ее мультимиллионер никогда не давал ей ни цента. Тогда я сказал твоей матери примерно то же, что ты сказала Джеку. Мол, извини, но я люблю другого человека. Если бы она пришла ко мне, я никогда никому не отдал бы ее снова. И мне не помешала бы ни моя должность мэра, ни то, что я был уже женат, ни даже ты. - В его голосе появились новые нотки. Он говорил, словно чеканил слова. - Однако я знал, что Дьюарт так просто не отпустит ее. Он приехал сюда, в Бостон. В Сити-Холл. Он стоял в моей гостиной в голубовато-сером костюме и играючи перебрасывал с руки на руку трость из черного дерева. Он сказал, что, несмотря на то, что Зия вернулась к нему, он погубит меня.
- Но ты же говоришь, что был готов потерять должность мэра, - возразила Нэнси.
Чипс странно улыбнулся:
- К этому я был готов, но не хотел, чтобы из-за меня пострадали Патрик и Мора.
Нэнси смотрела на него, ничего не понимая.
- Лео Санфорд знал моего отца как никто другой. Он познакомился с ним через несколько часов после отъезда Патрика из Ирландии, еще до того, как у Патрика и Моры появилась необходимость притворяться.
У Нэнси голова пошла кругом. Она подумала, уж не бредит ли ее отец.
- Как притворяться? - спросила она с глупым выражением лица.
- Притворяться, будто бы они женаты.
- Ты хочешь сказать, что они не были мужем и женой, когда покидали Ирландию?
- Нет, они не были женаты.
Нэнси пыталась осознать то, что говорил Чипс и что из этого следовало. Если ее дед с бабкой никогда не были женаты, значит, ее отец незаконнорожденный, а это считалось страшным грехом в римско-католической общине.
- Но как же так? - спросила она в замешательстве. - Я ничего не понимаю.
- Они не могли пожениться, - сказал Чипс с неподвижным, словно высеченным из камня лицом. - Мора была свояченицей Патрика.
Нэнси уронила голову на колени. Если бы она не сделала этого, то, вероятно, упала бы в обморок. Кровь стучала в ушах, но сквозь темную пелену она слышала, как отец безжалостно продолжал:
- Патрик О'Шогнесси был женат на Мэри Салливан. Мора была еще совсем ребенком, когда ее сестра вышла замуж. Это она украшала церковь цветами в день их свадьбы. Мора сама рассказала мне об этом, когда однажды я уличил ее во лжи. Это было в церкви Киллари, что у подножия Белой горы. Когда голод обрушился на Ирландию, твой дед пытался выжить, работая на небольшой ферме в поместье Клэнмар. Первой умерла Мэри, потом ребенок. Это был их единственный ребенок. Патрик дожидался его рождения целых десять лет, а тот умер, когда ему было всего десять дней. Некому было даже похоронить жену и ребенка. Без гроба, без священника Патрик вложил ребенка в руки Мэри и предал их обоих долгожданной земле. Тогда Море было шестнадцать. Она принесла на их могилу ноготки - цветы, которыми она украшала церковь десять лет назад.
У Патрика в кармане было два заранее купленных билета: для себя и для жены. Мора умоляла взять ее с собой, и Патрик согласился. Трудно сказать, как давно она любила его, если она вообще сознавала, что любит. Твоя бабушка рассказывала, что это случилось на корабле. Патрик нырнул за борт, спасая пасынка Санфорда, а когда его вытащили из океана, нахлебавшегося морской воды, скорее мертвого, чем живого, она бросилась в его объятия, что и предопределило их будущее.
Высадившись в Бостоне, они представились уже как муж и жена. Это была самая любящая пара, какую я когда-либо видел.
Дьюарт Санфорд угрожал, что, если я не оставлю Зию, он разнесет по всему Бостону правду о моих родителях. - Радужные оболочки Чипса стали величиной с булавочную головку. - Меня не столько волновало мое будущее, сколько их дальнейшая судьба. Они прожили пятьдесят лет с этой тайной, и только Санфорды знали о ней. Патрик был самым уважаемым человеком в ирландской католической общине Бостона. Он и Мора гордились тем, что им удалось создать. Они никогда никому не причиняли вреда, и люди относились к ним очень доброжелательно. Отец просил меня только об одном. Он знал, что Мора не переживет позора, если Санфорд разоблачит их. И я дал слово, что никогда не допущу этого. - Чипс в изнеможении откинулся на подушки. - Когда Санфорд отправился домой, Зия уехала с ним.
По щекам Нэнси непроизвольно потекли слезы.
- Тем не менее Дьюарт осуществил свою месть. Он сказал, что, если я когда-нибудь снова стану мэром, он сообщит городу правду о моем рождении. Он не поленился добыть копии церковных записей в Киллари. У него были доказательства женитьбы моего отца на сестре Моры. Я ничего не мог сделать.
- Даже после их смерти? - прошептала Нэнси.
Сейчас отец не шумел, не грубил, что частенько случалось с ним. Напротив, он говорил спокойно, с чувством собственного достоинства.
- Нет, - ответил Чипс. - Память о них была еще жива, и с этим приходилось считаться.
Нэнси неуверенно поднялась на ноги и подошла к окну. Через некоторое время она вернулась к койке Чипса.
- Это ужасная история, - сказала она. - Я сожалею, что вынудила тебя рассказать обо всем этом. Но прошлое никак не может повлиять на мои отношения с Рамоном. Рамон не такой, как его отец. Встретившись с ним, ты поймешь это.
- Теперь пришла моя очередь сожалеть, Нэнси. Кажется, никогда в жизни я не делал тебе больно, но сейчас…
Он попытался дотянуться до своих вещей, разложенных на тумбочке. Их было немного - только содержимое карманов.
- Позволь, я помогу тебе, - сказала она, когда он уронил свои часы на пол. - Чего ты хочешь?
- Мне нужен конверт, - сказал он с одышкой, откидываясь на подушки. - Прочитай это, а потом скажешь, по-прежнему ли ты собираешься уехать с Рамоном Санфордом.
Это был дешевый конверт. Внутри на листке бумаги не было ни шапки, ни адреса. Лишь крупно корявым почерком выведено: "18 января". За день до этой даты она уехала из Нью-Йорка. Не было обычного: "Дорогой сэр" или "Дорогой Чипс", только сообщение:
"Миссис О'Шогпесси провела ночь 16-го и 17-го числа в его апартаментах. До этого она бывала там в ноябре (точная дата неизвестна). Ваш нью-йоркский шофер (на твоем месте я бы выгнал его) говорит, что роман начался еще летом".
- Полагаю, мне не следует читать дальше, - сказала Нэнси. Она никогда не любила Глорию, и ей было противно совать нос в тайны ее личной жизни.
- Читай, читай, - приказал отец, буравя ее взглядом.
Нэнси неохотно продолжила чтение:
"Миссис О'Шогпесси прибыла в его апартаменты утром в одиннадцать. Они оставались вместе около пяти часов. Фотография была сделана сразу по прошествии этого времени. Поскольку оказалось, что изображение не совсем четкое, появилась необходимость удостоверить личность джентльмена. В связи с этим я решил пока не возвращаться в Бостон и остаться здесь еще на пару дней". Подписи не было.
Она протянула ему письмо. Но он не взял его.
- Взгляни на фотографию, - неумолимо потребовал он.
Глянцевая и жесткая, она лежала в конверте. Нэнси неохотно достала ее. Снимок был сделан в сумерках, к тому же изображение получилось слегка размытым.
Его рука обнимала за плечи одетую в меха Глорию, а она смотрела на него, слегка приоткрыв губы. Позади них сверкал, как рождественская игрушка, стеклянный фасад известного Нэнси многоквартирного дома. Даже швейцар был отчетливо виден. Он почтительно приложил руку к козырьку своей форменной фуражки. Нэнси тупо смотрела на фотографию, ничего не понимая.
- Прекрасная пара, не правда ли? - Голос Чипса исказился от боли.
- Но я же была там с ним, - сказала она в замешательстве, переводя взгляд то на письмо, то на фотографию.
- Не думаю, что он из тех мужчин, кто заводит случайные знакомства на один день, - жестко произнес отец.
- Нет! - Нэнси замотала головой, отходя от кровати. - Нет! Этого не может быть. Это какая-то ошибка…
- Ошибки нет. Спроси Глорию. Я уже спрашивал. - Он побледнел при воспоминании об этом разговоре.
- О нет! - Нэнси, ничего не видя, вытянула перед собой руки, пытаясь нащупать какую-нибудь опору. К ней вернулись ее прежние ужасные ощущения: холод, лед и снег, снег и смерть. Она задрожала всем телом. Казалось, ураган подхватил ее, хотя в комнате ничего не изменилось. Ее окружали все те же белые больничные стены. Рядом на кровати лежало то же покрывало. Баллоны и кислородная маска оставались на прежнем месте. Отец все так же лежал, облокотившись на подушки, как будто ничего не случилось.
- Нэнси!
Послышался грохот, когда она задела передвижной металлический столик, и на пол полетели инструменты.
- Нэнси! - Чипс уже было спустился с кровати, когда дверь резко распахнулась и в палату влетел целый полк медсестер.
- Нет! - Она стояла у двери, цепляясь за нее, чтобы не упасть.
- Позовите доктора Треворса!
- Я прошу вас лечь, мэр.
- Сестра Смит, займитесь мэром. Где доктор Треворс?
- Безобразное поведение!
- Ваш отец в очень тяжелом состоянии!
Шум голосов все нарастал.
- Как вы себя чувствуете, миссис Камерон?
- Принесите стул миссис Камерон!
- Слава Богу, вы здесь, доктор.
- Нэнси!
- Новый шприц, сестра. Благодарю.
- Нэнси! - Крик отца перекрывал окружающий шум.
- Присядьте, пожалуйста, миссис Камерон. Вы неважно выглядите.
Лицо Нэнси было неподвижно. Губы побелели. Ее знобило, и она чувствовала, что никогда не согреется.
- Нэнси! - Этот крик прозвучал намного глуше, когда Треворс воткнул иглу.
- Черт побери! Нэнси! - Голос отца все еще преследовал ее, когда она, спотыкаясь, брела по коридору. 18 января. Глория пришла к нему всего лишь через несколько часов после ее отъезда. Он посмеялся над ней, над ее отцом. Он сыграл с ней грязную, безумную шутку. Это было выше ее понимания.
- Куда ехать, миссис Камерон? - спросил шофер, возивший отца.
- Домой. - Там в одиночестве она будет зализывать свои раны.
Шофер хотел было спросить о мэре, но раздумал. По выражению лица миссис Камерон он решил, что мэр скончался. Автомобиль мчался по Тремонт-стрит. Газетные стенды уже пестрели заголовками о случившемся. Они подъезжали к зданию Стейт-хауса, куполообразная крыша которого тускло светилась бронзой. Слева простирался заброшенный участок общинной земли. На фоне зимнего неба темнели голые ветви деревьев. На булыжной мостовой Бикон-стрит автомобиль замедлил ход и не слеша выехал на площадь Лойзберга.
Нэнси сразу направилась в свою комнату, которая с детства принадлежала ей и всегда была готова для нее. Она заперла дверь, задернула тяжелые бархатные шторы и, все еще кутаясь в меха, легла на кровать. Она никак не могла унять дрожь.
Глория и Рамон! Рамон и Глория! Ни леди Линдердаун, ни княгиня Марьинская, а жена ее отца! Ее мачеха! Она хотела заплакать, но ничего не вышло. Боль была слишком глубока, и ее не успокоить слезами. Нэнси не могла думать ни о чем другом, кроме своего одиночества. Ни мужа, ни Верити, ни Рамона. Она уснула - сработал подсознательный механизм самозащиты организма. Это был единственный способ выдержать удар. Через несколько часов, когда она проснулась и отодвинула шторы, за окном уже было темно. Три дня она не выходила из комнаты, не отвечая на просьбы открыть дверь и поесть. Вызвали личного врача отца, но Нэнси не впустила его. Симас из-за двери сообщил, что отец чувствует себя вполне нормально, но пока его силой удерживают в больнице. Все решили, что ее поведение объясняется чувством вины. Что между отцом и дочерью произошла ссора, которая привела к сердечному приступу, и такая чувствительная леди, как миссис Камерон, тяжело переживает случившееся. Но даже при таких обстоятельствах ее реакция явно необычна и вызывает любопытство.
Нэнси вышла из комнаты только за несколько часов до возвращения мэра из больницы в сопровождении стаи медсестер. Он несколько утратил свой важный вид, но его подбородок был решительно поднят, а движения, как и раньше, были энергичны и резки. Зато миссис Камерон выглядела так, словно была при смерти. Щеки ее ввалились, а густые ресницы подчеркивали неестественную бледность лица. В широко раскрытых красивых глазах отражалась глубокая боль.
- Гарбо, - сообщила кухарка собравшейся прислуге, - она выглядит, как Грета Гарбо.
Отец чувствовал себя неловко в ее присутствии. Это была не его прежняя Нэнси. Она замкнулась, и ее внутреннее спокойствие подавляло его.
- Извини, - с трудом произнес он, когда они остались одни.
- Не стоит. - Она отказалась от мартини, который он приготовил, и едва прикоснулась к еде.
- Что ты собираешься делать? Вернешься на Кейп?
Она удивленно посмотрела на него:
- Нет. Я уехала оттуда, чтобы найти свое счастье.
Чипс никогда не отличался сентиментальностью.
- А как же Джек? Он должен приехать сюда.
Нэнси слегка улыбнулась:
- Джек не очень-то спешит расстаться со своими делами, не так ли? Его жена говорит, что уходит от него, его тесть лежит с сердечным приступом, а он лишь через три дня после окончания совещания соизволит почтить нас своим присутствием.
- Чикаго важнее.
- Ну конечно, - равнодушно заметила Нэнси. - Это политика.
Чипс выпил мартини и налил себе крепкого бренди.
- Куда же ты поедешь теперь?
- К Зие.
Чипс уткнулся в свой бокал.
- Я больше никогда не увижу Рамона, но хочу быть поближе к нему. Хотя бы ненадолго. Я собираюсь на Мадейру в отель "Санфорд".
Чипс подумал, уж не чокнулась ли его дочь после письма Чарли Добинея.
- Какого черта! Если ты поедешь туда, то обязательно встретишься с ним!
- Нет, - спокойно ответила Нэнси. - Зия не пустит его к себе, пока он не женится на порядочной девушке. Мадейра - последнее место на земле, где я могу встретиться с Рамоном.
- Но ты едешь к Санфордам! После всего, что они сделали!
- К Зие, - поправила Нэнси.
Чипс посмотрел на нее, и она заметила тоску в его взгляде. На какое-то мгновение ей показалось, что он готов бросить Бостон и уехать вместе с ней.
- Ты ведь давно не видела ее, - сказал он.
- Ни разу после медового месяца.
Чипс совсем забыл, что Нэнси и Джек провели медовый месяц в "Санфорде". Он чувствовал себя так, будто шел по топкому болоту.
- Тогда почему бы тебе не поехать в другое место?..
- Зия всегда была очень добра ко мне, - сказала Нэнси вставая. - Еще с тех пор, когда я была маленькой девочкой. И сейчас мне нужна ее доброта.
Она надела пальто.
- Я не могу оставаться здесь. Глория может вернуться в любой момент, хотя ты и говорил, что она на Ямайке. Я едва ли выдержу ее присутствие. Мне также не хотелось бы видеть Джека и вступать с ним в бесконечные пререкания. У меня просто нет сил. Мои вещи сложены. "Мавритания" отплывает в полночь. Твой секретарь ухитрился забронировать мне каюту. С собой я забираю Марию. Моррис и Коллинз вернутся на Кейп.
Она обвила руками шею отца, и он крепко обнял ее.
- Я думаю, это ненадолго, - сказал он хрипло.
- Конечно, - согласилась Нэнси, хотя знала, что это навсегда. - До свидания, папочка. - Она с трудом удержалась от слез, поцеловала его в шею и вышла из комнаты.
Через пять минут она уже ехала на юг. Ее "роллс" сверкал в лучах заходящего солнца на фоне оставшегося позади города.
Глава 7
- Еще один день плавания, и мы будем на месте.
Нэнси оторвалась от письма, которое она писала, и улыбнулась своему кузену Виру Уинтертону.
- И что ты собираешься делать дальше? Продолжишь путешествие на Канары?
Он усмехнулся:
- Канары, дорогая Нэнси, всего лишь предлог, чтобы затащить тебя на борт корабля.
- Ты хочешь сказать, что вовсе не собирался плыть туда?
Он снова улыбнулся. Легкий океанский ветерок взъерошил его светлые короткие волосы.
- Нет, конечно.
- Ты вообще не собирался плыть куда-либо?
- Нет.
Нэнси попыталась придать своему лицу негодующее выражение, но у нее ничего не получилось. Вир рассмеялся и подошел к ней.
- Дорогая Нэнси, разве ты отправилась бы со мной в плавание, скажи я, что взошел на борт "Рослин" только ради тебя?
- Конечно, нет. Ничего более нелепого мне не приходилось слышать.
Он взял ее руку и поцеловал. Его лицо осветилось нежной улыбкой.
- Вот именно. Поэтому мне необходимо было придумать какой-то предлог, чтобы подольше побыть с тобой.
- Было время, когда ты не мог выносить моего общества, - сказала Нэнси с ответной улыбкой. - Прошлый раз, когда я была в Молсворсе, ты всячески избегал меня как чумы.
- Тогда с тобой был твой невыносимый муж, - сухо ответил Вир.
- Моей бабушке он понравился. Она сказала, что мы можем оставаться в Молсворсе сколько захотим.
- Просто твоя бабушка была очень довольна тем, что муж ее внучки несколько лучше мужа ее дочери.
- Мои родственники по материнской линии ужасные снобы, - сказала Нэнси, пряча незаконченное письмо в несессер.
- Да, мы такие, - учтиво согласился Вир. - Мы истинные англичане.
Нэнси засмеялась:
- Жаль, что бабушка умерла так скоро после моего замужества. Молсворс произвел на Джека приятное впечатление. Он с удовольствием снова поехал бы туда.
- Даже при новом хозяине?
- Новый хозяин никогда не приглашал его, - Я вообще никого не приглашаю. Мне больше нравится затворнический образ жизни.
- Решил поиздеваться надо мной, - смеясь заметила Нэнси. - Хотелось бы получше узнать, что ты собой представляешь.
- Дорогая Нэнси! Я - открытая книга.
- Вот уж нет. И ты прекрасно знаешь это. Зачем ты пытался отречься от титула пэра?
Он откинулся назад в плетеном кресле. Закинув ногу на ногу, он повернул лицо к солнцу и закрыл глаза.
- Потому что я хотел заседать в палате общин, а не лордов. Я хотел быть избранным в парламент и представлять собой силу, с которой надо считаться.
- А разве Вир Уинтертон, герцог Мелдон в седьмом поколении, ничего собой не представляет?
- Нет, просто нуль.
Нэнси взглянула на него, слегка нахмурив брови. Она не слишком хорошо знала своего кузена. Несколько последних дней были, пожалуй, самым длительным периодом ее общения с ним. Когда она и Джек путешествовали во время медового месяца по Европе и посетили родовое гнездо ее матери, Вир был настроен очень враждебно. После смерти бабушки не стало повода посещать Молсворс, и в последующие приезды в Англию она всегда останавливалась в "Ритце". Вир всегда оставался для нее загадкой, что вызывало сожаление, поскольку он был весьма привлекательным.