А Трекстон? Раз Евгения написала об остальных сыновьях, значит, должно быть и про Трекстона. Белль быстро перелистала страницы дневника, пробегая глазами строчки, пока наконец не заметила его имя.
"Я никогда не забуду, как гордилась и радовалась за Трекстона. Такой красивый, он стоял у алтаря в ожидании невесты. Но после того что Томас сделал с Трейсом, можно было предвидеть, что он никогда не допустит счастья второго сына. Насколько нужно быть жестоким, чтобы спокойно стоять в церкви рядом с сыном, друзьями и родными и знать, что невеста не придет".
Белль почувствовала, как от жалости глаза затуманились слезами. Господи, не в этом ли причина его столь наглого и вызывающего поведения – скрыть боль, которую все еще испытывал, подвергшись такому унижению? Белль смахнула слезинки и продолжила чтение.
"Прошло шесть месяцев, но теперь наконец мы знаем правду, горькую правду. Я не могу винить Трекстона за отъезд из Нового Орлеана. Вероятно, это наилучший выход. Особенно когда узнали, что Джульетта уехала в Лондон гораздо богаче, чем была, да к тому же еще и беременная. Трек-стон клянется, что ни разу не спал с Джульеттой, и я верю. Это не его ребенок. Томас с гордостью признался, что заплатил Джульетте Вушон, чтобы та бросила Трекстона, но когда я спросила о ребенке, просто рассмеялся! Я боюсь даже подумать, что это может быть ребенок…"
Белль несколько раз перечитала недописанное предложение, не в силах поверить намеку. Томас Браггетт спал с невестой собственного сына?
– Изверг! Как может человек быть таким негодяем? Таким отвратительным и подлым? Да еще с собственными сыновьями?
От прочитанного у Белль закружилась голова. Стоило ли удивляться, что все его ненавидели? Что жена не оплакивает смерть мужа? Что дочь продолжает без умолку трещать о предстоящей свадьбе? Тело Белль покрылось мурашками. Она даже предположить не могла, что в этом мире могут существовать такие люди. Ее родители всегда были так добры, любили друг друга и своих дочерей.
Белль закрыла дневник и невидящим взглядом уставилась в окно. Томас Браггетт был дурным человеком. Возможно, далее заслужил смерть. Белль встала и принялась расхаживать по комнате. Да, скорее всего, он заслуживал смерти, но Генри Сорбонтэ его не убивал и не должен пострадать за то, чего не делал.
Белль снова взяла дневник, перелистала и нашла страничку, которую Евгения заполнила сразу же после убийства.
"Сегодня в городе я встретила Эдварда. Он был таким же красивым и жизнерадостным, как в тот день много лет назад, когда попросил у отца моей руки. Если бы только отец дал согласие, как могло бы хорошо сложиться! Но папу, как и Томаса, больше интересовало финансовое состояние моего будущего мужа и его политические связи, чем любовь. Он не уступил, несмотря на все мои доводы. Эдвард так никогда и не женился, и теперь просил разрешения навестить меня. Я с радостью согласилась. Знаю, пойдут разговоры, но мне все равно. Возможно, для нас еще не все потеряно".
Записи в дневнике Евгении подтвердили выводы Белль, сделанные по документам Браггетта и слухам, – у Эдварда Мурдеса был повод для убийства Томаса. Боже мой, сколько же подозреваемых обнаружится еще?
Звук подъезжающего к дому экипажа заставил девушку обернуться к окну.
Они приехали.
Белль сунула дневник Евгении в ящик письменного стола, быстро загасила масляную лампу и поспешила к выходу, торопливо пересекла холл, вбежала в свою комнату, пригладила щеткой волосы, поправила воротник батистового пеньюара, схватила со столика стакан холодного молока, поставленный туда заранее, и поспешила к лестнице. Она уже спустилась до середины, когда все семейство вошло в холл.
– Белль? – удивилась Евгения. – Я думала, вы уже спите, – она передала накидку Трейнору и встретила Белль у подножия лестницы. – Как вы себя чувствуете, дорогая? Надеюсь, вам лучше?
– Да, гораздо, – Белль улыбнулась. – Я как раз шла в кухню подогреть молоко, – она рассмеялась, хоть смех прозвучал нервно даже для ее собственных ушей. – Похоже, я не могу заснуть.
– Я бы предположил, у вас было маловато времени, чтобы попытаться это сделать, – заявил Трек-стон. Он подошел ближе, не слишком вежливо схватил Белль за руку и подтолкнул в сторону гостиной.
Девушка по инерции сделала несколько шагов, но охваченная гневом, выдернула руку и сверкнула на него глазами.
– Что вы себе позволяете?
– Зачем вы притворились больной? – жестко спросил Трекстон. Остальные с удивлением наблюдали за разыгравшейся сценой.
– Притворилась?! Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Вы были в городе.
Брови Белль удивленно поползли вверх.
– Что?!
– Вы меня прекрасно слышали.
– Трекс, не будь смешным, – вмешался Трейс. – Совершенно очевидно, это была не Белль.
Трекстон не спускал с нее глаз, буквально сверля взглядом.
– Нет, она!
– Трекстон, прошу тебя, – тихо произнесла Евгения. – Ты ошибся.
– Белль, что вы замышляете? – прорычал Трекстон, не обращая внимания на протесты со стороны братьев и матери. – Вы ездили в оперу, я видел вас там. Тогда зачем вы притворились больной?
– Говорю же вам, нет!
– А почему бежали, когда я вас окликнул?
Белль открыла рот, резкие словечки уже готовы были сорваться с языка, но вдруг ее осенило. Она закрыла рот. Линн. Черт бы побрал эту сестрицу! Она снова выходила из отеля. И опять ее видели. Проклятие!
Белль попыталась изобразить улыбку, хотя знала – это будет выглядеть неубедительно, по крайней мере, для Трекстона.
– Знаете, я слышала об одном случае, подобному нашему, когда кто-то увидел кого-то, как две капли воды похожего на человека…
– Это были вы, – оборвал Трекстон.
– Нет, не я, – Белль чувствовала, что находится на пределе, но не была уверена, на кого больше сердиться – на Трекстона за его настойчивость, или на Линн за ее глупость.
– Трекстон, совершенно очевидно, ты ошибся, – сказал Трейс. – Нет никаких сомнений, что Белль находилась здесь, пока нас не было, – он усмехнулся. – Как бы она смогла одеться и приехать до начала спектакля, когда мы сами чуть не опоздали? А ведь мы выехали раньше.
– Может быть, она тоже опоздала.
– Тогда ты видел бы, как она входила.
– Вовсе не обязательно.
– Трекстон, это просто смешно, – вмешалась Евгения. – А теперь предлагаю выпить всем бренди. Белль, вы можете подогреть свое молоко, а затем мы все отправимся отдыхать.
Белль подошла к окну. Через минуту к ней присоединился Трекстон.
– Это была ты, – хрипло зашептал он. – Не знаю, что ты затеваешь, и не знаю, как тебе это удалось, но мне чертовски хорошо известно, что сегодня вечером я видел тебя в опере.
На следующее утро Белль встала рано и выскользнула из дома еще до того, как проснулись остальные. Конечно, она не могла быть уверена, что все еще спят, но беспокоилась только из-за Трейса. Он любил вставать рано и до завтрака кататься верхом. Трекстон и Трейнор любили поспать, и не раз во время завтрака по этому поводу отпускались шуточки. Тереза и Евгения, скорее всего, встанут через полчаса. На счет Тревиса Белль ничего не могла сказать. Несколько раз он уезжал в город вечером и не возвращался до утра, и теперь Белль не была уверена, спит ли он в своей комнате или еще не вернулся из города.
– Господи, сделай так, чтобы я не столкнулась с ним по дороге, – она вошла в конюшню.
Глава 19
Линн взглянула на табличку, выставленную в окне магазина дамских шляпок. Магазин откроется только через десять минут. В огромной стеклянной витрине отражался весь вестибюль отеля, занимающие обычные места аукционисты и выставленные ими на продажу товары. Помещение ротонды заполнял гул голосов постояльцев, которые прогуливались, беседуя, по вестибюлю, входили и выходили из ресторанов и бара.
Прошлым вечером Линн очень перенервничала и не могла уснуть, поэтому бесцельно бродила по галерее, заглядывая в витрины магазинов. Внимание привлекла и сразу же понравилась шляпка из светло-зеленого шелка и бархата. Магазин, естественно, уже был закрыт, поэтому Линн решила прийти утром и купить шляпку. Эта покупка сразу же успокоила бы нервы, расшалившиеся от того, что вчера в опере ее чуть не поймали Трейс и Трекстон, и явилась бы наградой за смелость посещения Магелины Тутант.
Линн старалась больше не вспоминать о своих злоключениях в опере и очень надеялась, что Белль об этом никогда не узнает, зато вспомнила о любовнице Браггетта и в очередной раз вздрогнула при мысли, что фактически посетила дом мадам.
– Мисс Боннвайвер!
Линн обернулась и уставилась на подошедшего к ней мужчину. Первое впечатление – квадратный, темноволосый и красивый, но какой-то экзотической красотой.
– Прошу прощения, – он снял шляпу. – Вы мисс Боннвайвер?
– Да, – не раздумывая ответила Линн и сразу же об этом пожалела. Леди не разговаривают с джентльменами, которых им не представили должным образом.
Мужчина был плотного телосложения, всего лишь на несколько дюймов выше Линн, с мощными конечностями, пропорциональными размерам его тела. Черные, прямые волосы, зачесанные назад, подчеркивали грубоватое, но привлекательное лицо. Из-под густых черных ресниц смотрели глаза небесно-голубого цвета. Он поклонился.
– Питер Маркони.
Это имя ни о чем не говорило Линн, она продолжала молча смотреть на него.
– Я, как бы это сказать, представитель итальянского народа в Новом Орлеане.
– Здравствуйте, – натянуто проговорила Линн, все еще не решившая, стоит ли с ним разговаривать. Она быстро оглянулась по сторонам. Галерея постепенно заполнялась людьми, магазины открывались. В любом случае, ему не удастся тайком похитить ее.
– Пожалуйста, мисс Боннвайвер, – мужчина заговорщицки понизил голос. – Мы должны поговорить. Я видел, как позапрошлой ночью вы вломились в офис мистера Браггетта.
Линн застыла на месте.
– Я ничего подобного не делала, – слишком поздно она вспомнила, что это сделала Белль.
– Ах, мисс Боннвайвер, умоляю, я же вас видел, – повторил Маркони. – Потому что сам пытался сделать то же самое.
Линн молчала, не зная, как вести себя дальше.
– Послушайте, мистер Браггетт хранил у себя кое-какие мои бумаги. Я… скажем так… одалживал у него деньги, и он настоял, чтобы до полной уплаты я передал ему документ на владение домом моей матери. Я ему плачу, но он не возвращает назад мои бумаги. Когда я прихожу в его офис, чтобы востребовать их, он… ах, как бы получше выразиться… – Маркони нахмурился, словно пытаясь вспомнить, что хотел сказать. – Он убит. Да, он был убит, – Питер теребил поля шляпы, глаза беспокойно перебегали с одного посетителя галереи на другого. – Моя мать… она лишится дома, если я не верну назад эти бумаги. Мистер Браггетт не оставил мне никакой расписки.
– Как это ужасно! Но какое отношение это имеет ко мне, мистер Маркони?
– Я видел, как вы достали шкатулку, мисс Боннвайвер, в которой мистер Браггетт хранил секретные документы.
– Шкатулку, – повторила Линн.
– Да. Умоляю вас, отдайте мне документы на дом моей матери.
– Ну, конечно, если они у меня есть. Я посмотрю. Как мне связаться с вами?
– О, это очень трудно. Я хотел сказать, место, где живут итальянцы, не совсем подходит для визита такой дамы, как вы. Я приду в отель. Возможно, сегодня днем?
– Ну, я не знаю… то есть…
Но прежде, чем она успела закончить фразу, он пошел к лестнице, свернул и растворился в толпе.
Линн пожала плечами и вошла в шляпный магазин. Она спросит у Белль о бумагах мистера Маркони, но придется подождать ее появления. Линн направилась прямо к шляпке, которую присмотрела накануне, сняла ее с демонстрационного манекена и направилась к продавцу за прилавком.
– Возвращайся в свой номер, – шепотом приказал чей-то голос.
Линн обернулась, изумленная резким тоном, которым были произнесены слова. За спиной стояла женщина, одетая в бесформенное черное платье, черная с серым шляпка, скрывающая волосы, удерживалась широкой черной шелковой лентой, завязанной бантом под подбородком. Лицо было изрезано какими-то чудными морщинами, женщина смотрела на Линн поверх очков, надетых на кончик носа.
Линн уже начала отворачиваться, решив не обращать внимания на женщину, что что-то заставило ее опять повернуться и опять взглянуть на незнакомку.
– Белль?
– Ш-ш… Хочешь все погубить?
Линн отступила назад, стараясь подавить смех.
– Но ты выглядишь как пожилая леди.
– Я позаимствовала эти вещи в шкафу Евгении. А теперь иди в свой номер. Нам нужно поговорить.
– Но я хочу купить эту шляпку, – зашептала Линн.
Белль в отчаянии застонала.
– Отлично. Плати быстрей и уходи. Я приду через минуту.
Линн заспешила к прилавку, вынула из сумочки деньги и подождала, пока продавец упакует шляпку. Она обернулась, чтобы подать знак Белль, но сестры уже и след простыл. Подгоняемая любопытством, с какими новостями прибыла Белль, Линн вышла из магазина и быстро направилась в свой номер.
Не успела дверь за ее спиной закрыться, как раздался резкий стук.
– Ты что-нибудь выяснила? – Белль влетела в комнату, на ходу сдергивая очки.
Линн поставила сумочку и коробку с новой шляпкой на кровать и с облегчением вздохнула – Белль не начала расспросы о посещении оперы, возможно, ей ничего не известно. Линн обернулась к сестре и улыбнулась.
– Я нанесла визит Магелине Тутант. Она мне понравилась.
– Замечательно, но удалось узнать что-нибудь?
– Она не по своей воле являлась деловым партнером и любовницей Браггетта.
Белль ждала продолжения, но Линн молчала.
– Ну? Ты собираешься объяснить, что это значит?
– Да, конечно, – Линн окончательно успокоилась и быстро рассказала сестре о темных делишках Томаса Браггетта, в результате которых Магелина Тутант вынуждена была сначала стать его партнером, а потом, под угрозой отстранения от дел, и его любовницей. – И хотя она открыто не обвиняла Браггетта, но намекала, что по его приказу убили человека, которого она любила.
Белль покачала головой.
– Чем больше мы узнаем о Томасе Браггетте, тем это звучит все хуже и хуже.
– Да, еще Магелина рассказала, что до помолвки с Браггеттом Евгения была влюблена в Эдварда Мурдена.
Белль кивнула.
– И была беременна, когда выходила замуж, но это был ребенок Эдварда.
Белль смотрела на сестру, открыв рот от удивления.
– Эдварда? Линн кивнула.
– Тогда Трейс…
– Нет, нет. Я тоже так подумала, но Магелина сказала – нет. Томас Браггетт сказал жене, что ребенок родился мертвым, но это неправда.
– И куда делся этот ребенок?
– Томас отдал его цыганам, в то время стоявшим табором в окрестностях "Шедоуз Нуар".
– Господи, – пробормотала Белль. – Евгении известно об этом?
Линн покачала головой.
– По словам Магелины, нет.
– И у нас появился еще один подозреваемый.
– Да.
Бел вздохнула.
– Сомневаюсь, что в городе был хотя бы один человек, которому нравился бы Томас Браггетт.
– Или который не хотел бы его убить, – добавила Линн.
– А как с мэром. Ты что-нибудь выяснила? Линн занервничала, ей не очень-то хотелось признаваться, что с мэром поговорить не удалось.
– Ну, я действительно ходила к нему.
– И?
– И видела его.
– И? – Белль едва удавалось сдержать нетерпение.
– Он не стал меня слушать, просто выстави, кабинета. После этого меня чуть не поймал Трейс.
Белль очень удивилась.
– Но тебе удалось скрыться?
– Да, в чулане с инвентарем для уборки помещений.
– По крайней мере, в этот раз тебе повезло, не то что в опере.
Изумленная Линн во все глаза уставилась на Белль.
– Ну, не стоит притворяться огорченной и оправдываться, – заметила Белль. – Я уже все уладила.
– Что случилось? – слабым голосом поинтересовалась Линн.
– Трекстон вернулся на плантацию вне себя и потребовал объяснить, почему я притворилась больной, затем в одиночестве поехала в оперу и сбежала, когда он меня окликнул.
– Ой, сестричка! И что ты ответила?
– Сказала, что не переступала порога дома.
– О, дорогая!
– Все в порядке, никто, кроме него, тебя не видел. Остается только отрицать все, если он снова пристанет.
Линн кивнула.
– Хорошо, что-нибудь еще?
– Я снова ходила к Магелине Тутант.
– Зачем? – Белль стоило большого труда вытягивать из Линн необходимую информацию. Хотя Белль обладала обширной практикой в общении с сестрой, ей всегда казалось, что Линн рассказывает слишком медленно.
Линн продолжила с застенчивой улыбкой.
– Я поразмышляла и пришла к заключению – возможно, ей что-нибудь известно о печати, которую ты нашла. Поэтому вернулась и описала ей печать. Сказала, что та была на письме, присланном моему отцу поверенным мистера Браггетта.
– Ну, просто замечательно, – с раздражением фыркнула Белль. – Просто замечательно. Теперь ты выдала, что он принадлежал к "Рыцарям Золотого Круга". А возможно, и наша семья тоже.
– Ничего подобного. Магелина не знает, кто я на самом деле, – на хорошеньком личике Линн появилась недовольная гримаса. – И вообще, ты сама говорила, их интересовало только присоединение Мексики к Соединенным Штатам. Какое отношение это имеет к папе? Ему нет никакого дела до Мексики, верно?
– Да, но, возможно, "Рыцарей" интересует Юг, если в скором времени не решится вопрос о рабстве.
– О каком рабстве?
Белль буквально зарычала.
– Господи, Линн, ты когда-нибудь обращаешь внимание на то, что происходит в мире, или тебя интересуют только последние моды и кто на ком женился?
– Леди не интересуются политикой.
– Да знаю, знаю, – отмахнулась от сестры Белль. – Это неприлично, – она начала снимать одежду, позаимствованную в шкафу Евгении. – Нам снова придется поменяться ролями.
Линн попыталась скрыть радость. Она снова сможет увидеть Трейса!
– Ты хочешь, чтобы я вернулась в "Шедоуз Нуар"?
– Да.
Линн хмуро взглянула на одежду Белль.
– В этом?
– Нет, никто не видел, как я уезжала, кроме того, воспользовалась экипажем, так что можешь надеть любое свое платье. Я переоделась в этот костюм по дороге, чтобы никто в отеле не мог меня узнать. Кстати, полезная вещь, учитывая, что ты вечно где-нибудь шатаешься.
– Я не шаталась, как ты изволила выразиться, а просто покупала шляпку.
– Но мы ведь договорились, что ты не будешь выходить из номера.
Линн достала из коробки шляпку, подошла к зеркалу и закрепила ее на голове с помощью длинной булавки, затем покрутилась перед зеркалом, чтобы определить, подходит ли шляпка к белому поплиновому платью с зеленой вышивкой по корсажу.
– Что я должна делать в "Шедоуз Нуар"?
– Ничего. Просто живи там, будь с ними любезна, но держи ухо востро.
– А ты чем собираешься заняться?
– Хочу поинтересоваться отношением Браггетта с упомянутыми в его бумагах людьми.
Последующие полчаса Белль пересказывала сестре содержание дневника Евгении.
– Круг подозреваемых расширяется, и пока не выявим настоящего убийцу, мы не сможем сбросить со счетов ни одного из них.
Слова сестры напомнили Линн о Питере Маркони.