Непонятное беспокойство вдруг так усилилось, что Джиллиан даже замерла. Вчера вечером, перед тем, как уйти, она заметила, что Одри выглядит бледнее обычного. И она снова начала кашлять. А что, если болезнь вернулась и легочная горячка, несмотря на все их ухищрения, разгорается с новой силой? А если Одри сейчас отчаянно борется за каждый вдох?
Ничего, не соображая от страха, переходящего в панику, Джиллиан бросилась к своей одежде. Лихорадочно натягивая через голову платье, она безуспешно пыталась одновременно всунуть ноги в туфли.
Вылетев в коридор, Джиллиан в тревоге остановилась перед каютой Одри. Из-под двери пробивался слабый свет. Джиллиан рывком распахнула ее.
- Джиллиан? - проснувшийся Кристофер откинул одеяло, приподнялся на локте и тут же вскочил на ноги. - Что случилось?
Девушка не сумела сдержать слез, когда увидела, что Одри приподняла голову от подушки, вглядываясь в полутьму каюты.
- Это ты, Джилли?
Джиллиан быстро подошла к койке и взяла Одри за руку. Рука была сухой и прохладной, а взгляд сестры ясным и спокойным.
Испытав невероятное облегчение, Джиллиан покачала головой.
- Нет, ничего страшного. Все в порядке. Просто я подумала, что… - Внезапно ей стало стыдно за свои бессмысленные страхи. - Я… я даже и не знаю, что подумала. Скорее всего, мне что-то приснилось. - Она наклонилась и поцеловала Одри в щеку: - Спи, дорогая. Прости, что разбудила.
Джиллиан вышла в коридор, Кристофер последовал за ней. Мигающий тусклый свет одинокой лампы осветил его бородатое молодое лицо, на котором было выражение озабоченности.
- Джиллиан… Ты уверена, что все в порядке? - тихо спросил он.
- Конечно, - через силу улыбнулась Джиллиан.
- Если что не так, лучше скажи мне.
- Что ты, все в полном порядке.
- Ты понимаешь, о чем я спрашиваю, Джиллиан?..
- Но я же сказала…
- Я прекрасно слышал, что ты сказала, - Кристофер смотрел ей прямо в глаза. У Джиллиан заныло сердце, переполненное нежностью и благодарностью, и на глаза навернулись слезы, когда Кристофер с неподдельной искренностью прошептал:
- Ты же знаешь, что я твой друг?
- Да, знаю, - ответила растроганная Джиллиан.
- Ты доверяешь мне? Джиллиан кивнула.
- Тогда обещай, что скажешь мне, если что-то будет не так.
Джиллиан заколебалась. Она и так взвалила на него более чем достаточно забот.
- Джиллиан, обещай мне.
- Хорошо, обещаю.
Дождавшись, когда за Кристофером закрылась дверь, Джиллиан вернулась в каюту Дерека. Постель по-прежнему была пуста, и непонятное беспокойство никуда не исчезло.
Поддавшись порыву, Джиллиан схватила плащ, накинула на плечи и снова вышла в коридор.
Дерек шагал по слабо освещенной лунным светом палубе и размышлял под аккомпанемент свистящего ветра. Он глубоко вдыхал морской воздух. Ночной холод его мало беспокоил. Он внимательно осматривал устремленные в небо мачты, реи с гудящими под напором ветра парусами.
Если ветер, сохранится, есть смысл завтра утром добавить еще парусов,
Дерек нахмурился. Часто говаривали, что капитан, прежде всего, оценивается по умению точно определить направление и силу ветра и знанию всех недостатков судна и команды. Если это соответствует истине, тогда он, Дерек, просто бесценен! Потому что во всех ухищрениях ветра для него не было никаких тайн. Так же как не было никаких тайн и в том, что касалось сильных и слабых сторон его судна. Он назубок знал каждый дюйм "Воина зари", и среди его людей не было ни одного, кто бы не был до конца предан ему. Он, конечно, прекрасно понимал, что именно это плавание по многим причинам и будет самой надежной проверкой его как капитана.
Дерек глубоко вздохнул и, отвлекшись на миг от своих мыслей, провел рукой по волосам. Насупив свои густые темные брови, устремив глаза в темноту за бортом, Дерек еще раз перебрал в уме все, что на данный момент его беспокоило.
Первое: состояние судна. Необходимый ремонт сделан, и заплаты на обшивке и парусах держатся крепко.
Второе: положение дел с живым товаром. Каттер взял все в свои руки, и дела внизу поправились. За последнюю неделю никто не умер, и это принесло ему определенное утешение, особенно при воспоминании о том, сколько уже было переправлено за борт.
Третье: запасы продовольствия для ссыльных. Если быть очень бережливыми, то еды должно хватить до конца плавания, правда, паек придется уменьшить.
Четвертое: погода. После первых тяжелейших недель плавания им, наконец, сопутствует удача. Погода стрит на редкость благоприятная. Они наверстали упущенное время и вскоре войдут в теплые воды. Если ветер сохранится, то через неделю они пришвартуются у берегов Ямайки. Да, еще неделя - и Ямайка…
В памяти всплыли прозрачное до бездонности голубое небо, сверкающий солнечный свет, неправдоподобно яркие тропические цветы. Подумать только, он когда-то верил, что этот остров - самый настоящий рай…
Дерек рассмеялся коротким безрадостным смехом. Каким же юным и глупым он был, если сумел разглядеть лишь его потрясающую красоту. Он ничего не знал о том, что остров кормил жестокое развратное общество, которое существовало исключительно за счет разведения сахарного тростника. Торговля сахаром приносила несметные богатства землевладельцам, обогащала приезжих искателей легкой наживы, а самое главное, приносила постоянный доход метрополии. Ему тогда просто не было никакого дела до всего этого. Как и до того, что общество это, в сущности, было таким подлым и алчным, что развращало все, к чему прикасалось, - души, мысли, поступки и жизни. И он тогда не понимал, что в этом раю, правда и закон всегда на стороне тех, у кого власть и деньги.
Его тогда не волновало, что богатства острова нещадно разорялись, что прибыль прямо зависела от труда связанных колониальным контрактом работников и рабов. Они круглый год с утра до ночи гнули спину на плантациях сахарного тростника и нередко там и умирали. Он был настолько наивен, что искренне изумился, когда обнаружил, что на острове вообще не выращивают ничего, кроме тростника. Лишь рабы засевали крохотные клочки земли, чтобы не умереть с голоду. Практически все продовольствие завозилось из американских колоний и Великобритании.
Он отмахнулся тогда и от веры, которую исповедовали рабы, - ото всех этих оби, идолов и заклятий. Он открыто насмехался над могучими силами, которыми, по поверью, обладали куриные косточки, перья, зубы и земля с могильного холмика.
И он совсем не задумывался о тяжком положении тех, кто работал на этих плантациях закованным в цепи, пока в один несчастный день не стал одним из них.
Дерек закрыл глаза, не в силах вынести вернувшуюся муку воспоминаний. Он проклял цепи, что сковывали его, а заодно собственную глупость, по милости которой получил эти оковы.
И он проклял Эммалину…
Эммалину, которая ждала его, когда он вышел из тюрьмы, став на пять лет старше и мудрее.
Эммалину, которая, шутя, нарушила данное другому слово, чтобы снова быть с ним.
Эммалину, которая говорила, что по-прежнему любит его.
Эммалину, которая никогда не понимала смысла слова "любовь".
Эммалину, которая поклялась, глядя ему в лицо своими изумрудными глазами, что заставит его вернуться. Эммалину, чье лицо всегда заслоняло лица всех женщин, которых он держал в своих объятиях.
За одним исключением.
Решительно выбросив из головы все мысли об Эммалине, Дерек заставил себя вернуться к двум последним пунктам своего списка наиболее важных проблем.
Итак, самое неприятное - Джон Барретт. Удивительно, но с тех пор, как Барретт был заключен в карцер, Каттер почти ничего о нем не докладывал. Барретт после своего первого гневного протеста ежедневно исправно делал все, что ему поручалось. И пока Барретт находился за пределами карцера, Уилл Свифт держался от него как можно дальше. Охранник по-прежнему испытывал непреодолимый страх перед суперкарго.
Дерек в задумчивости машинально пожевал губами. За все это время он ни разу не разговаривал ни с Барреттом, ни со Свифтом, но тем не менее прекрасно понимал, что ситуация неизбежно и очень скоро изменится.
И, наконец, самое последнее - и самое трудное. Джиллиан.
Горячая волна прихлынула к сердцу, обдала жаром щеки и заструилась по жилам. Дерек сердито выругался. Черт возьми, эта женщина освободила его от мыслей об Эммалине, но лишь затем, чтобы самой безраздельно завладеть ими! Через неделю они придут на Ямайку, и их договор потеряет силу. И тогда он избавится от своего…
Дерек резко обернулся на негромкий шорох у себя за спиной - к нему подходила Джиллиан.
- Что ты делаешь в такую рань на палубе?
В рассеянном лунном свете нельзя было разглядеть лица Джиллиан, но Дерек заметил, как напряглись ее плечи, когда она ровным голосом ответила:
- Я вышла немного подышать.
Налетевший порыв ветра ощутимо качнул корабль, и молодая женщина пошатнулась. Дерек поддержал ее и почувствовал, что она вся дрожит.
- Подышать? - нахмурился Дерек. - Да ты же замерзла.
- Что ты, мне совсем не холодно! - Ее близость снова начала околдовывать Дерека, и он притянул Джиллиан к себе.
- Выходить одной ночью на палубу очень опасно, Джиллиан.
- Я не одна. - Дерек посуровел.
- Зачем ты искала меня?
Джиллиан подняла голову, и серебристый лунный свет на миг смахнул ночную тень с ее лица. Дерек увидел на нем выражение такого же беспокойства, какое испытывал сам.
- Я не искала тебя. Просто я… - Джиллиан беспомощно умолкла.
Продолжать не было нужды. Дерек все понял. Джиллиан не шевельнулась, когда он поцеловал ее. Ее губы приоткрылись, и он вкусил горячую влажность ее рта.
Он в упоении нежно ласкал языком ее язык, смакуя струившийся ему в рот напиток любви. Он погружал пальцы в ее распущенные волосы и наслаждался их сводящей с ума шелковистостью. Она начала отвечать на его объятия, когда он вдруг резко отстранился.
На щеках Дерека заиграли желваки. Он схватил Джиллиан за руку и повел за собой куда-то сквозь ночную тьму. Она с трудом поспевала за его широкими и стремительными шагами. Они пересекли палубу, спустились по трапу, вошли в знакомый коридор и остановились около капитанской каюты. Тут Джиллиан подняла на него глаза и тихо спросила:
- Ты сердишься, Дерек?
Сердится ли он?
Войдя в каюту, Дерек снял с плеч Джиллиан плащ, расстегнул пуговицы платья и быстро стянул его. Потом буквально сгреб ее своими сильными руками и положил на смятую постель. Непослушными пальцами он торопливо принялся расстегивать свою одежду. Через мгновение он уже обнимал Джиллиан, крепко прижимаясь к ней горячим телом, и только тогда ответил:
- Нет, я не сержусь.
Торопливые шаги в коридоре… громко хлопнула дверь соседней каюты… невнятные голоса…
Тишина.
Одри почувствовала, как по ее щекам побежали неудержимые слезы.
- Кристофер? Ты не спишь?
- Нет, не сплю, - донесся из темноты негромкий голос Кристофера.
У Одри встал комок в горле. Кристофер был так добр к ней! В дни ее долгой болезни всякий раз, когда она выплывала из горячечного бреда, он был рядом, чтобы поддержать ее. Он купал ее, кормил с ложечки, как маленькую, облегчал мучительную боль. Его доброта была безграничной. В чем-то он стал ей ближе и дороже многих людей, которых она когда-либо знала. И если он никогда не смотрел на нее таким же исполненным глубокого чувства взглядом, как на Джиллиан, ну что ж… она все понимает. Ведь таких, как Джиллиан, больше не существует.
- Кристофер… - хриплым шепотом проговорила Одри. - Как ты думаешь, капитан на самом деле заботится о Джиллиан… ну, хотя бы чуть-чуть?
- Поменьше думай об этом, Одри, - напряженным голосом ответил Кристофер. - Мы скоро придем на Ямайку.
В груди заныло еще сильнее.
- А сегодня ночью, и вообще все предыдущие ночи? Я не могу заснуть, потому что постоянно думаю о Джиллиан.
- Тогда не думай! - сердито бросил Кристофер. - Выброси это из головы. С Джиллиан все будет в порядке.
- Откуда ты это знаешь? - сдержав рыдание, спросила Одри. - Даже сейчас этот капитан может…
- Одри, хватит! Давай спать!
От неожиданной грубости Кристофера Одри мгновенно замолчала. Он заговорил снова, и теперь в его голосе были слышны нотки искреннего раскаяния и боли:
- Пожалуйста, Одри… давай немного поспим. Но Одри уже не могла заснуть, потому что в этот миг вдруг с пронзительной ясностью поняла, как же все это время у Кристофера болела душа. И она соединила его страдания со своими собственными.
Тусклый свет раннего утра просочился в трюм и добрался, наконец, до камеры Джона Барретта. Узник проснулся и с кряхтеньем поднялся с койки. Уже хорошо знакомая ненависть незамедлительно начала грызть ему сердце. Барретт подошел к параше, облегчился и, застегнув штаны, с угрюмым видом поддернул их повыше.
Одежда истрепалась донельзя. Она висела на нем, как на вешалке, хотя в свое время туго обтягивала раздобревшее от хорошей жизни тело.
Барретт выпрямился и раздраженно отбросил от лица грязные сосульки давно не чесанных волос. Ему не нужно было объяснять, что выглядит он сейчас омерзительно. Он страшно похудел, от немытого тела несло потом. Отвратительная вонь, которая, несмотря на все усилия, по-прежнему стояла в трюме, окутывала его теперь с ног до головы, впитываясь в поры, пока не стала, наконец, частью его самого. Теперь его нельзя отличить от того омерзительного отребья, что копошилось внизу, в этой вонючей выгребной яме.
Никогда он не станет одним из этих! И уже совсем скоро сполна вернет себе все…
Услышав звук приближающихся шагов, Барретт подошел к забранному толстой решеткой дверному окошку. К карцеру подходил охранник с железной миской и кружкой в руках. Утренняя еда. Барретт впился тяжелым взглядом в трясущегося охранника, не обращая никакого внимания на протянутую ему пищу. Нелишне еще раз напомнить, кто здесь настоящий хозяин.
- Возьмите, господин Барретт, сэр! - умоляющим голосом проговорил Чарльз Доббс. - Я не такой, как вам, может, кажется. Вы увидите, сэр.
Барретт ничего не ответил. Он прекрасно знал Доббса. Этот костлявый хорек работал у него, пожалуй, так же долго, как Свифт. Доббс был весьма сообразительным малым, поскольку знал, что, принося пользу Барретту, он приносит пользу себе. Барретт едва не улыбнулся. Таких людей он любил. Такие люди отлично подходили для его целей.
- Ну, пожалуйста, сэр! Возьмите еду. Если не возьмете, мне придется отнести ее назад, а вы до следующего раза будете голодным.
Барретт продолжал молчать, и Доббс нервно дернул плечом.
- Мы скоро придем на Ямайку, сэр. А кораблику-то досталось будь здоров, при таком-то шторме! И времени столько потеряли! Ничего. Скоро нас здесь не будет, и конец всему, что тут творится, правда, сэр? - Доббс понизил голос до шепота: - Вы же знаете, я с самого начала был в стороне от всего, что с вами сделали, сэр. Я выполнял приказ, а больше ничего. Вы же не будете винить человека за это, сэр? Господин Барретт… сэр?
Барретт продолжал упорно молчать.
- Я понимаю, что вы сердитесь, сэр… Немудрено после того, как вас заставили работать с этим отребьем. Но я-то, сэр, лучше знаю! - Доббс даже шагнул вперед. - Я знаю, какой вы находчивый, и не капитану с вами соревноваться, сэр. Как только мы окажемся в порту, ему, капитану, ох и не сладко придется! Я-то знаю! - Доббс нервно хохотнул: - Я просто хотел сказать, господин Барретт, что Уилл Свифт совсем мне не Друг. Я за него вовсе не держусь, а до того, что он про вас болтает, мне и дела нет. А когда все кончится, я… мне хотелось бы снова служить вам, господин Барретт… коли, конечно, на то будет ваша воля.
Джон Барретт торжествовал. Значит, крысы уже засуетились. Этому можно только порадоваться.
- Господин Барретт… сэр?
Барретт выхватил миску из руки Доббса. Потом взял и чашку. И направился обратно к своей койке. - Сэр, вы не забудете, что я вам здесь сказал, а?
О да, он не забудет.
Доббс еще немного потоптался и ушел.
Барретт уселся на койку и взял ложку. В животе у него заурчало от голода, когда мерзкий запах, исходивший от миски, достиг его ноздрей. Обругав последними словами свой вероломный желудок, готовый продаться за ложку тухлой каши, Барретт быстро проглотил содержимое миски. Одним глотком выпив жидкий чай, он громко шваркнул пустой кружкой о стол.
Не чай, а натуральная моча! Он им и это припомнит. Он… Около карцера снова раздались чьи-то шаги, и Барретт быстро обернулся к окошку. Выпучив глаза, он смотрел, как к карцеру подходит Каттер, а за ним вразвалочку вышагивают два здоровенных матроса. Остановившись возле двери, первый помощник капитана обратился к заключенному:
- Мистер Барретт, вставайте. Капитан хочет поговорить с вами.
Барретт набычился и остался сидеть. Лицо Каттера приобрело решительное выражение.
- Либо вы сейчас встанете, либо Хаскелл и Линден помогут вам это сделать. Они без труда проволокут вас через трюм и доставят наверх, на палубу. Но мне кажется, что вам вряд ли понравится участие в такого рода представлении для тех, мимо кого вас потащат мои люди. - Барретт продолжал молча сидеть. Каттер обернулся к безмолвным матросам:
- Открой дверь, Хаскелл.
Хаскелл поспешил подчиниться.
Как только дверь распахнулась и оба матроса шагнули в карцер, Барретт нарочито медленно поднялся на ноги. Гремя цепями, он молча вышел в коридор и двинулся вслед за Каттером.
Дерек сидел за рабочим столом и с хмурым видом в очередной раз внимательно просматривал лежавший перед ним документ. Он злился из-за того, что Джиллиан все время мельтешила у него перед глазами. Дерек знал, что она была удивлена его присутствием в, каюте, в это время он обычно уже находился на палубе. Но не счел себя обязанным что-либо ей объяснять.
Дерек изо всех сил старался сосредоточиться и не следить за тем, как она неловко застегивает пуговицы на платье, как торопливо ополаскивает руки и лицо из кувшина, расчесывает волосы и скручивает их в пучок на затылке. Как потом начала наводить в каюте порядок - аккуратно застелила койку, подбила подушки и сложила в саквояж какие-то свои вещички, которые, по всей видимости, ей уже не потребуются.
Раздражение его лишь усилилось, когда краем глаза он заметил, как тщательно она укладывает свой саквояж, - безмолвное, назойливое напоминание о том, что наступил день и ей пора перебираться в соседнюю каюту…
…несмотря на то, что он прочитал в ее глазах, когда она поднялась к нему на мостик вчера ночью…
…несмотря на последовавшие затем долгие, удивительные часы любви.
Дерек ясно помнил - даже если сама она и предпочла забыть - страстные стоны, что срывались с ее губ, когда она буквально купалась в его поцелуях, сладостную дрожь ее тела от его прикосновений. Он помнил, как самозабвенно она шептала его имя, вся охваченная любовным трепетом, когда он погружался в ее жаркое лоно. Он все это помнил.
И еще помнил свою непередаваемую радость от любовных объятий нежных рук.
Забыть все это было невозможно.
Дерек еще сильнее разозлился. Нет! Хватит! Он не позволит Джиллиан вертеть собой, не поддастся ее рукам, ее мягким губам, ни тем более вечернему выкладыванию и утреннему укладыванию этого чертова саквояжа!