Когда-то давно мать, невзирая на сопротивление отца, отвела тринадцатилетнюю Еву к своему знакомому доктору. Ей казалось, что дочь слишком беспокойный ребенок, скрытный и нервный. Эмили Дэвис не приходило в голову, что причина гнездится в ней самой, что ей нужно было лишь взглянуть на дочь другими глазами, прекратить попытки лепить из нее свой образ и подобие, отпустить короткий поводок, на котором она держала ребенка, дать немного больше свободы. Но "железная леди" Эмили была уверена: ее дочь нуждается в помощи профессионала. Ева хорошо запомнила этот визит. Незнакомый мужчина долго выспрашивал ее о том, как она воспринимает своих родителей, каким было ее детство, что мешает ей поговорить с матерью по душам, какие сексуальные фантазии приходят ей в голову, чего она боится больше всего на свете. Безусловно, вопросы задавались косвенно, не в лоб, но Еве было почти физически противно отвечать на них чужому, ничего не значащему для нее человеку. По окончании сеанса девочка разрыдалась. "В чем дело, Ева? Разве я обидел тебя чем-нибудь?" - спрашивал удивленный врач. Он поставил какой-то диагноз, о котором Еве ничего не сказали, и унизительная пытка наконец была закончена. Ева проплакала всю дорогу домой, а придя, кинулась к отцу и умоляла его больше никогда не водить ее к доктору. Она обещала хорошо вести себя, делать все, чего хотят от нее родители, лишь бы больше ее не выспрашивал чужой неприятный человек. Род Дэвис был страшно возмущен, жалость к дочери привела к ссоре с женой: "Даже если она больна, неужели ты думаешь вылечить ее, заставляя делать неразумные вещи, которым она, естественно, сопротивляется?! Оставь ее в покое! Если тебе так хочется, сама таскайся на свои дурацкие сеансы!". "Делайте, что хотите, чем вы, впрочем, и занимаетесь", - резюмировала Эмили, и около двух недель они с Родом не обмолвились ни словом. Ева безумно страдала: она чувствовала себя виновной в ссоре между отцом и матерью. Через две недели, не выдержав ледяного молчания, которым сопровождались завтраки, обеды и ужины, девочка пришла просить у них прошения, и ей действительно удалось восстановить мир в семье. Эмили больше не заводила разговор о посещении психолога, чему Ева и ее отец несказанно радовались. Однако память - злая штука, и, даже повзрослев, Ева с горечью вспоминала этот болезненный эпизод.
Коварное зеркало оживляло картины беспокойной ночи. Как-то Джеральд, встретившись с Евой после разгульного вечера, следы которого ярко отпечатались на его лице, заметил: "Завидую вам, женщинам. С помощью косметики вы можете нарисовать себе желаемое лицо и убедить окружающих в том, что оно настоящее. Если бы я мог скрыть следы похмелья на своей физиономии с помощью какого-нибудь тонального крема! Но, поступи я так, меня засмеет и мой пол, и ваш. Вот она, истинная дискриминация!". Ева посмеялась тогда над высказыванием Джеральда, но сейчас, приводя себя в порядок, она оценила правоту его слов. Огуречная маска, нанесенная на несколько минут, - и лицо уже не выглядит припухшим. Пара мазков гримирующего карандаша под глазами - от теней не осталось и следа. Взмах кисточки - и тушь делает взгляд выразительным, грусть прячется в глубину глаз. Легкие румяна скрашивают бледность щек; штрих терракотовой помады - и ожившие губы готовы покорять мужчин своим очаровательным изгибом.
Для кого все это? Людям, которых я увижу, совершенно все равно, как я выгляжу. Для чего эта ненужная трата времени, ведь мне безразлично, нравлюсь я кому-то или нет? - подумала Ева, но тут же осеклась. - В первую очередь я должна нравиться себе самой. Мне необходима уверенность в своей привлекательности.
Внутренний диалог девушки прервал затрезвонивший телефон. Ева встала с пуфика и взглянула на определитель номера. Анна. Боже мой, почему сейчас? Не брать трубку? Нет, она должна взять себя в руки и поговорить с подругой. Это неизбежно. Она уже приняла решение и не собирается его менять. Раньше, позже - это ничего не изменит. Ева сделала глубокий вдох, будто перед решительным броском, сняла со стены радиотрубку, включила ее и вновь устроилась на пуфе.
- Здравствуй, Анна. - Она постаралась придать своему голосу оживленный оттенок. - Как твои дела?
- Это я должна спрашивать, как твои! Где, черт побери, тебя носит! Мы не виделись миллион лет, а ты даже не удостаиваешь меня звонком!
Звонкий голос подруги оглушил Еву, а упреки заставили почувствовать себя виноватой.
- Я уезжала отдыхать на пару дней, а теперь решаю проблемы в "Ароматик". Прости, сейчас я по уши завязла в делах, у меня не было ни сил, ни времени звонить тебе, - извиняющимся тоном произнесла Ева.
- Забудь о делах, давай встретимся. Ты же не променяешь общение с подругой на возню в этом чертовом бутике? Не хочешь посетить сегодня наш любимый ресторанчик?
- Анна, ещё раз прости, я действительно страшно занята. Во всяком случае, днем. Через час мне нужно быть в магазине, а я не одета и даже не завтракала.
- Нет проблем, Ева. Мы можем встретиться вечером. Конечно, хотелось бы пораньше. Не хочу опоздать на свидание с Грэгом. Ты, кстати, помнишь Грегори Олтона? Сейчас я встречаюсь с ним.
- Да, я помню Грегори. Тебя устроит, если мы встретимся в шесть часов в "Виктори"?
- Лучше в пять, Ева, пожалуйста. Хочу наговориться с тобой вдоволь.
- Хорошо. Встретимся в пять.
- Ева, ты в порядке? - Голос Анны стал неожиданно серьезным.
- Да. Не обижайся, я действительно тороплюсь. Слишком много дел запланировано на сегодняшний день. Впрочем, при встрече я обо всем тебе расскажу.
- Уговорила. - Голос Анны вновь повеселел. - Чао, подруга.
Почти с облегчением Ева услышала в трубке гудки.
Аннабел Беркли и Еву Дэвис связывали долгие годы неразлучной дружбы. Они познакомились еще детьми: Род Дэвис, отец Евы, работал на предприятии отца Аннабел. Девочки с первого взгляда понравились друг другу. Правда, Аннабел была несколько избалованным ребенком, но на ее дружбе с Евой это никак не сказывалось. Ее родители были очень богаты, и девочка могла позволить себе все, что хотела. Она часто приводила Еву в роскошный особняк Беркли, давала ей играть своими лучшими куклами. Несмотря на положение родителей, Аннабел не была заносчивой, за что Ева прониклась к ней уважением. Они постоянно были вместе. В шестнадцать лет на какой-то вечеринке они впервые попробовали алкоголь, а потом обе страдали от невыносимого похмелья. Иногда они вдвоем прогуливали школу, устраивая совместные вылазки на природу. Не желая разлучаться, они поступили в один университет и успешно его закончили. После окончания университета Ева задалась целью открыть свое дело. Она взяла кредит в одном из местных банков, арендовала небольшое помещение, в котором начала довольно успешно продавать косметику. Чтобы не отставать от подруги, Аннабел, которая на тот момент переименовала себя в Анну, (это имя казалось ей более звучным и оригинальным), уговорила отца купить ей ювелирный магазинчик и начала вести в нем дела. Через некоторое время Ева тесно сблизилась с Джеральдом Вудсом, который предложил ей переехать в Мэйн Бич, уверяя, что именно там она сможет развернуть свое дело "на полную катушку". На тот момент у Евы было достаточно сбережений для покупки дома и открытия нового дела в Мэйн Бич. Анна захотела оставить пыльный городок и уехать вместе с подругой. Беркли, люди уже пожилые, не пожелали менять привычную консервативную обстановку на яркий и шумный район, однако отец Анны дал добро на переезд дочери. На день рождения девушки он купил ей один из престижных салонов красоты и роскошный особняк в Мэйн Бич. Ева искренне радовалась за подругу. Теперь ничто не мешало начать им обеим новую жизнь. В новом месте Ева арендовала небольшое, но красивое здание, которое впоследствии выкупила. Так появилась "Ароматик Плэйнет" - "Планета ароматов", за существование которой сейчас боролась Ева.
Жизнь в Мэйн Бич странным образом повлияла на Аннабел Беркли. Спустя полгода она превратилась в роскошную, вызывающую женщину-вамп, преисполненную сознанием собственной уникальности. Вудс в шутку назвал ее "смесью эпатажа и пафоса" и стал избегать встреч с ней. "Уверяю, Ева, у тебя будут из-за нее серьезные проблемы. Не хочу выступать в роли прорицательницы Кассандры, но чувствую, они тебя ожидают", - ответил он Еве на ее вопрос, почему он бежит от Анны, как от чумы. Ее подруга действительно стала Анной - любой ее поступок был претензией на оригинальность, неповторимость. В ней поселилась необходимость постоянно выделяться: интонацией, жестами, словами, поступками. Возникало ощущение, что она живет лишь одной целью - казаться не такой, как все окружающие ее люди. Еве казалось, что в этой погоне за эпатажем ее подруга потеряла саму себя, свое действительно неповторимое "я". Ева часто задавалась вопросом, какое переживание могло настолько изменить Аннабел Беркли. Ей хотелось спросить об этом саму Анну, однако что-то в душе подсказывало: не стоит. Ева боялась обидеть подругу или услышать фальшивую фразу "принимайте меня такой, какая есть".
Как-то в ресторанчике "Виктори" Ева познакомилась с Фрэдом Старли, своим будущим мужем. Он начал ухаживать за ней пылко и неуклюже, совсем как школьник за своей первой любовью. Это привлекло к нему Еву, ее пленила кажущаяся наивность Фрэда, робость и одновременно страстность его признаний. Он безумно ревновал ее к каждому мужчине, который оказывался рядом с ней, хотя Ева не подавала к этому повода. Надо сказать, что его ревность будила в ней смешанные чувства: с одной стороны, ей было приятно то, что Фрэд так боится ее потерять (старая поговорка "ревнует, значит, любит"), с другой - ей не нравилось отношение к себе как к собственности и недоверие с его стороны. С Анной отношения у Фрэда не задались с самого начала, ведь именно из-за него подруги стали видеться реже. Анна настраивала Еву против Фрэда, Фрэд поносил Анну. Казалось, взаимным распрям подруги и любимого человека не будет конца. И все же в их отношениях Еве чудилась не только неприязнь, а что-то еще, не менее значимое, словно Фрэда привлекал и одновременно отталкивал темперамент Анны. Ева отметала свои подозрения, упрекая себя в недоверии близким людям. Ей не хотелось уподобляться Фрэду, охраняющему свою территорию подобно сторожевой собаке.
После их свадьбы от Евы отдалился Джеральд. Она прекрасно понимала причину, по которой они перестали видеться. Делиться своими переживаниями теперь она могла лишь с Анной, которая смотрела на ее брак с грустной улыбкой человека, заранее знающего, чем кончится этот спектакль. Спектакль действительно кончился, и не без участия Анны, она опустила занавес и хлопала со зрительских мест. Подруги решили устроить девичник, и Анна, изрядно перебрав, сообщила Еве, что имела с Фрэдом далеко не невинные отношения, причем довольно продолжительное время. Все это происходило почти на глазах у Евы, но та ничего не подозревала.
Для Евы это известие явилось громом среди ясного неба, страшно болезненной и неожиданной пощечиной. Анна, разумеется, лила пьяные покаянные слезы, утверждая, что "не знает, что с ней творилось". Первым желанием Евы было послать ко всем чертям обоих, но затем, вспомнив о многолетней дружбе и преданности Анны, девушка простила подругу. На следующий день, с жуткой болью в голове и невероятной пустотой в душе, Ева сообщила мужу о том, что она собирается в ближайшее время начать бракоразводный процесс. Всеми правдами и неправдами Фрэд пытался отговорить Еву от этого шага.
- Ты не понимаешь, что делаешь! - Голос Фрэда почти охрип от крика. - Эта связь для меня не значит абсолютно ничего! Мне наплевать на Анну! Всегда было наплевать на нее! Мне просто показалось, что ты охладела ко мне. Сам не знаю, что тогда нашло на меня! Клянусь, Ева, не знаю!
- И тем не менее, эта "ничего не значащая связь" длилась почти месяц. - Ева была сильна той холодной яростью, которая не проявляется внешне, но разрывает человека изнутри, опустошая душу и постепенно подтачивая нервы. Именно эта кажущаяся пустота в душе, являющаяся на самом деле клубком затаившихся терзаний, создавала эффект внешней рассудочности и спокойствия. - Слушай, Фрэд, мне безразличны твои оправдания. Я хочу сейчас только одного - спокойно, без скандала разойтись с тобой. Не понимаю, почему ты не хочешь дать мне эту возможность?
- Опомнись, Ева! Ты готова разбить семью из-за связи, о которой я забыл в тот же день, как только она закончилась! Это секс, обычный секс. Инстинкт самца, видящего привлекательную самку. Будь реалисткой, Ева. Большинство пар проходит через супружескую измену. Если бы из-за этого разводились все, семейных людей не то что в Австралии, но и во всем мире просто не осталось бы. Иногда у меня создается такое впечатление, что ты совершенно не знаешь жизни. Я не говорю о том, что такое будет происходить постоянно, но оступиться может любой человек. Тем более что для мужчины это естественно. Ты простила Анну, так почему ты не хочешь дать мне еще один шанс? Чем Анна лучше меня?
- Мы с Анной вместе всю жизнь. Да, она поступила подло, но это единственный ее проступок передо мной. А ты? Ты уже давно позабыл о том, что я чувствую, что думаю. Заставил меня разорвать отношения с Джеральдом, очень дорогим мне человеком. И из-за чего? Фрэд, ты требовал от меня того, чего сам не в состоянии оказался дать.
Фрэд сбавил тон, осознав, что давить на Еву бесполезно. Он заговорил умоляющим голосом:
- Вспомни, Ева, ведь мы были счастливы вместе. Безумные страстные ночи без сна, проведенные в одной постели! Ты же хотела меня и хочешь до сих пор. А наши планы на будущее - неужели ты сможешь перечеркнуть все это из-за пьяной болтовни Анны? Не сомневаюсь, что она преувеличила все раз в десять, рассказывая тебе о том, чего не было и быть не могло. Она не интересовала меня как женщина, я видел в ней лишь самку, желающую секса для самоутверждения. Неужели ты плюнешь на все, что было между нами, из-за подруги, которая сама затащила меня к себе в постель?
- Анна не рассказывала подробностей, Фрэд. Мне достаточно одного факта - твоей измены. Остальное уже не имеет значения. И мне наплевать на то, что естественно, по твоим словам, для мужчин. Если это действительно так, я останусь одна навсегда. Пусть. Время покажет, кто из нас прав. Ты знал, как я отношусь к измене, и сделал свой выбор. Думаю, нам не о чем больше говорить. Я устала переливать из пустого в порожнее.
Фрэд снова вскипел.
- Учти, Ева, развода ты не получишь. Я и не подумаю согласиться на это! - В бешенстве Фрэд ударил кулаком по стене - его лицо исказилось от боли. - Ты будешь только моей женой, не рассчитывай выйти замуж второй раз!
- Ты забываешь, Фрэд, что времена, когда жене требовалось согласие мужа на развод, давно прошли. Сегодня эта процедура проста для обоих. Советую тебе для твоего же блага не усложнять ее. - Ева поймала себя на том, что почти наслаждалась парированием выпадов мужа. Ей стало невыносимо противно. - Хватит, Фрэд. Пожалуйста, уходи. Ты сделал мне больно, очень больно. Так не заставляй меня страдать еще сильней. Поверь, угрозы, уговоры - все это бессмысленно. Я не изменю своего решения.
Глаза побитой собаки - на пороге дома, затем в суде, после развода. Его глаза. Такие прежде любимые, любящие, горящие страстью к ней… и, видимо, к Анне. Тогда Ева думала, что не выдержит невыносимой тоски, тисками сжимавшей сердце. Но встреча с Нордом изменила многое…
Да, Ева изо всех сил старалась сохранить хорошие отношения с Анной, но многолетняя дружба дала трещину, склеить которую было невероятно сложно. Сейчас, соглашаясь на встречу, Ева разрывалась от противоречивых чувств, охвативших ее. Она простила подругу, но было ли это прощение искренним и полным? Ева винила себя за непоследовательность, за нежелание видеть Анну. Чем она лучше Анны, если ее великодушное прощение всего лишь фарс, самообман? Зачем протягивать руку и тут же отнимать ее? Ева тяжело вздохнула.
Взглянув на часы, она поняла, что раздумывала слишком долго - на завтрак не остается времени. Наскоро надев темно-фиолетовый пиджачок, юбку в тон и бледно-розовый топик, Ева буквально выбежала из дома. В "Ароматик" столько дел, что она просто не имеет права опаздывать!
Неугомонный Джеральд Вудс не мог пропустить такое важное мероприятие, как обсуждение рекламного проекта коллекции Питера Сэйма. Ева даже улыбнулась про себя, когда увидела его в офисе. У самого - работы непочатый край, но как же оставить друга в беде!
- Не думала, что ты приедешь, Джеральд. У тебя ведь множество дел.
- Все мои дела меркнут по сравнению с тем, что происходит здесь. Ты могла бы догадаться, что я не усижу в своей конторе и примчусь сюда.
- Хитрец! - засмеялась Ева. - Ведь ты боишься, что без твоих идей мы с Эткинсом провалим всю задумку.
- Сама проницательность! И как ты только умудряешься отгадывать мои мысли с такой точностью?
Ева легонько подтолкнула Джеральда локтем.
- Ты сам меня этому научил.
- Господа! Вместо того, чтобы устраивать словесные перепалки, занялись бы лучше делом, - вмешался Эткинс. - Вас, например, мисс Дэвис, может быть, посетила гениальная идея сегодняшней ночью?
- Боюсь, что нет, Вильям, Ночью мне снились кошмары, не имеющие никакого отношения к коллекции Сэйма, - грустно пошутила Ева. Воспоминание о кошмаре подпортило ей настроение, ненадолго улучшившееся от приезда Джеральда.
Вудс заметил мгновенную перемену в интонации девушки и решил вновь направить разговор в шутливое русло.
- Ева, а ты представь кошмарный сон, в котором участвует Питер Сэйм со своей коллекцией. Можно было бы снять фильм: "Ужасы парфюмера". Он приходит к тебе, как средневековый монах, в темном одеянии с капюшоном, бормоча под нос молитвы. Затем извлекает из котомки, предназначенной для индульгенций, свои флаконы, источающие, зловещий запах серы. Сэйм расставляет их на твоем туалетном столике, и они начинают загадочным образом превращаться в души людей, умерших в твоем доме задолго до того, как ты въехала туда…
- Джеральд! Дом новый! - прервала монолог Вудса хохочущая Ева.
- Не важно, - замогильным голосом вставил Эткинс. - На том месте, где сейчас стоит дом, тысячу лет назад казнили ведьм. И сжигал их не кто иной, как инквизитор…
- Питер Сэйм! - закричал Джеральд, и все дружно расхохотались.
Когда они наконец отсмеялись, началось обсуждение насущных дел. Все ждали приезда некоего Роберта Венслоу из фирмы "Плежерс роад", у которого была возможность показать многомиллионному населению Австралии (разумеется, жаждущему быть в курсе последних новостей моды), какой аромат предлагается им нынешней зимой. Эткинс и Джеральд принялись фантазировать по поводу возможных вариантов того или иного рекламного ролика.