Элинор перевела дух, чувствуя себя так, словно она стоит перед высокой запертой дверью, ожидая, впустят ее или нет. Она могла заметить выражение неуверенности, промелькнувшее на лице Джулианы – этого маленького создания, которому так долго приходилось прятаться от мира, – и мысленно молила Бога о том, чтобы девочка не отвергала ее.
– Мне бы очень хотелось стать твоим другом, Джулиана, – произнесла она шепотом.
Элинор не стала торопить ее с ответом и терпеливо ждала. Они долго сидели так вдвоем, прислушиваясь к тиканью часов в коридоре, отсчитывавших минуту за минутой. За окном во внутреннем дворе замка раздался собачий лай. Наконец Джулиана медленно, робко протянула руку к оставшимся на столе кубикам, сложив из них всего одно слово – "да".
Затем девочка подняла взгляд от кубиков. Их глаза снова встретились, и Элинор улыбнулась своей ученице, чувствуя, как к горлу у нее подступил комок.
– Джулиана, я…
Внезапно без стука дверь в комнату распахнулась, и все очарование неповторимого мгновения исчезло без следа.
– Его светлость готов встретиться с вами в своем кабинете, – произнес Фергус, останавливаясь в дверном проеме.
"У этого человека определенно дар появляться в самый неподходящий момент", – подумала про себя Элинор. Как и накануне вечером, он появился как раз тогда, когда ей наконец-то удалось добиться некоторого успеха с Джулианой.
Джулиана так резко поднялась, что уронила оставшиеся кубики на пол, и спустя мгновение снова заняла свое место у окна, глядя на бескрайнее пространство неба и бушующего моря внизу.
Нахмурившись, Элинор наклонилась и подобрала с пола кубики.
– Можете передать его светлости, что я сейчас спущусь.
Фергус ничего не ответил, но остался в дверях, не спуская с нее глаз, пока она убирала кубики обратно в коробку. С его появлением атмосфера в комнате заметно изменилась. Он выглядел раздраженным, словно полагал, что Джулиана намеренно смахнула кубики со стола.
– Благодарю вас, Фергус, – произнесла Элинор, отпуская его взмахом руки.
В тщетной попытке вернуть ту атмосферу тепла, которая царила здесь еще за мгновение до его прихода, Элинор взяла каминные щипцы и подбросила в огонь еще брикет торфа, разворошив угольки, чтобы он быстрее загорелся. Поскольку Фергус и не подумал покинуть комнату, она спросила:
– Вы хотите еще что-то сказать?
Старик уставился на нее с таким видом, словно намеревался испепелить взглядом.
– Нет, мисс. – С этими словами он исчез в коридоре.
Элинор поднялась и провела руками по юбкам, чтобы их пригладить. Жаль, что она не могла так же легко избавиться от ощущения холода, вызванного присутствием этого человека. Не все из слуг, похоже, восприняли ее появление в замке так восторженно, как Майри.
– Что ж, я не могу заставлять твоего отца ждать, – обратилась она к Джулиане. – Как тебе будет удобнее – подождать меня здесь одной или, если хочешь, я позову Майри, и она побудет с тобой до моего возвращения?
Девочка ничего не ответила, и Элинор снова пала духом. Надеясь, что их утренние занятия не пропали даром, Элинор подошла к Джулиане и мягко положила руку ей на плечо:
– Я скоро вернусь.
Джулиана словно не слышала.
Обескураженная Элинор тихо вышла из комнаты. Ей ни в коем случае нельзя было терять надежду. Однажды ей уже удалось пробиться сквозь стену молчания, окружавшую Джулиану, и она сумеет сделать это снова.
Спустя несколько минут она уже стояла у открытой двери в кабинет виконта. Он сидел за своим огромным письменным столом, а у его ног, растянувшись возле камина, словно меховой ковер, лежал крупный пес из породы шотландских борзых – возможно, тот самый, чей лай она слышала недавно внизу. При ее появлении пес тотчас вскинул свою большую голову, когда она осторожно постучала в дверь.
– Милорд?
Виконт поднял на нее глаза от письма, которое читал перед ее приходом. Он носил очки, что несколько смягчало суровое выражение темных глаз, делая его более похожим на ученого, чем на полудикого предводителя клана шотландских гордев.
– Мисс Харт! – произнес он, сделав ей знак приблизиться. – Добрый день, пожалуйста, заходите.
Элинор пересекла комнату, усевшись в одно из двух накрытых пледами кресел, стоявших перед письменным столом. Заинтригованный внезапным появлением в комнате незнакомки, пес поднялся со своего места у камина и потихоньку подкрался к ней, пристроившись у самых ее ног.
Виконт хмуро взглянул на пса и произнес по-гэльски:
– Куду, а-шис! Сидеть!
– Нет-нет, все в порядке.
Элинор протянула руку к породистому псу, который бросил беглый взгляд на хозяина, прежде чем уткнуться узким влажным носом в ее раскрытую ладонь. Спустя мгновение пес опустил свою изящную сероватую голову в надежде, что ему почешут за ухом. Элинор охотно повиновалась и с этого момента чувствовала у своих ног исходившее от ее пушистого соседа приятное тепло.
Лорд Данвин сложил руки перед собой на столе и взглянул на гувернантку.
– Фергус дал мне знать, что вы хотели обсудить со мной распорядок занятий Джулианы.
Элинор откашлялась и кивнула.
– Да, милорд, хотя, по правде говоря, я надеялась обсудить с вами этот вопрос прямо в классной комнате.
Виконт недоверчиво уставился на нее, тем самым напомнив Элинор о том, что она больше не была леди Элинор Уиклифф, наследницей состояния герцогов Уэстоверов, занимающей равное с ним положение в обществе, а всего лишь мисс Нелл Харт, гувернанткой, состоящей у него на службе.
– Примите мои извинения, милорд. Я не хотела проявлять неуважение по отношению к вам.
Он покачал головой.
– Не стоит. Видите ли, этим утром я был слишком занят, – пояснил он, как бы оправдываясь.
Элинор поймала себя на том, что внимательно разглядывает линию его покрытого щетиной подбородка и пряди темных волос, ниспадавших ему на лоб. Она невольно спрашивала себя, исчезала ли когда-нибудь с его лба пересекавшая его глубокая морщина и случалось ли ему хоть раз в жизни улыбнуться. Однако едва до ее сознания дошло, что он смотрит в ее сторону, как она тут же вышла из задумчивости, обратив все свое внимание на заметки, которые сделала еще раньше в детской.
– Итак, те материалы, которые я нашла в классной комнате, в целом можно считать удовлетворительными, но я заметила, что среди них не были представлены некоторые области знания, которые я считаю важными для образования Джулианы.
– Вот как?
– Да. – Она подалась вперед в своем кресле и передала виконту свои заметки. – Я взяла на себя смелость добавить в список несколько дополнительных предметов, которые, на мой взгляд, могут пойти ей на пользу.
Виконт взял у нее листок. Сначала ей показалось, что он собирается ограничиться поверхностным прочтением, но что-то из написанного ею привлекло его внимание, и он просмотрел его снова, на сей раз более основательно. Затем он поднял на нее глаза:
– Астрономия? Ботаника? А это что за последнее слово? Если не ошибаюсь, анатомия?
Элинор кивнула.
– Мисс Харт, в мои намерения не входит превращать свою дочь в "синий чулок" девяти лет от роду. Я больше думал о том, как научить ее написать изящное письмо, исполнить прелестную пьеску на фортепиано, в крайнем случае составить приличное меню для ужина. Со временем моей дочери предстоит управлять хозяйством будущего мужа, так при чем тут анатомия?
Элинор невольно напряглась в ответ на это давно знакомое и обидное мнение, что роль жены, матери и любезной хозяйки дома является для любой женщины пределом мечтаний. То же убеждение, что будто бы наивность обворожительна, а беспомощность – наиболее ценимая из добродетелей, ей приходилось терпеть всю жизнь, подобно чашке полуденного чая, которую следовало держать именно так, а не иначе, и в конце концов это привело к тому, что она чувствовала себя всеми преданной и как никогда уязвимой. Она не хотела для Джулианы такой судьбы.
– По правде говоря, милорд, – произнесла Элинор, расправив плечи и выпрямившись в кресле, – я полагаю, что начальные познания в анатомии способны принести женщине пользу, и даже большую, чем мужчине, хотя с этим, пожалуй, можно и поспорить. Ибо на кого, милорд, самой природой возложена обязанность давать миру новую жизнь? Насколько менее пугающим это может стать для женщины, которая имеет представление о физической стороне дела вместо того, чтобы пребывать в блаженном убеждении, будто детей приносят по ночам феи и оставляют их на подушке матери ворковать и улыбаться, пока счастливая мать не проснется и не увидит их.
Голос Элинор возвысился до такой степени, что даже Куду поднял голову, в изумлении уставившись на нее. Вспышка негодования заставила ее лицо покрыться обворожительным румянцем, а та страстность, с которой она говорила, привела к тому, что ее блестящие зеленые глаза приобрели еще более густой изумрудный оттенок.
Гэбриел не привык к тому, чтобы кто-нибудь, а тем более женщина, вел себя в его присутствии так смело. Большинство из тех людей, с которыми ему приходилось сталкиваться, робели от одного его вида, заранее соглашаясь со всем, что он хотел им сказать, даже если это противоречило их собственным взглядам. В конце концов, разве вся округа не звала его Дьяволом из замка Данвин?
Но эта женщина…
Он невольно спрашивал себя, что произойдет, если он коснется этих губ, с которых только что сорвались гневные упреки, поцелуем, и недоумевал, почему ему вообще в голову пришла подобная мысль.
Гэбриел отвернулся от нее, сосредоточив все внимание на письме, на которое он как раз собирался ответить, когда она вошла, – вежливом, многословном послании от его поверенного, Джорджа Пратта из Лондона. Все, что угодно, лишь бы отвлечься от соблазнительного вида ее пухлой нижней губы.
– В действительности, мисс Харт, у нас в Шотландии существует поверье, что феи являются по ночам, чтобы похищать младенцев, а не для того, чтобы их приносить.
Гувернантка по ошибке приняла его попытку перевести разговор на другую тему за насмешку над предметом, который, по-видимому, был особенно дорог ее сердцу. В зеленых глазах вспыхнули гневные огоньки:
– Можете язвить сколько вам угодно, сэр, но я знаю, о чем говорю. Невежество никогда не является преимуществом. Напротив, это слабость, которая не только не защищает женщин, но делает их жертвами.
Видя перед собой ее дерзкий взгляд и пылающие жаром щеки, Гэбриел недоумевал, что могло произойти в ее жизни, что заставило ее так остро воспринимать все тяготы своего пола. Вне всякого сомнения, эта женщина воспитывалась в высшем аристократическом кругу. Ее манеры и речь служили достаточным тому подтверждением, да и образование ее было куда выше, чем у представительниц самых привилегированных слоев общества.
Кто же такая на самом деле эта мисс Нелл Харт? Откуда она родом? Была ли она когда-нибудь замужем? Странно, но в тот же миг, как эта мысль пришла ему в голову, воротник рубашки Гэбриела показался ему слишком тесным. Какая ему разница, даже если дома ее ждали муж и целый выводок ребятишек? Откуда бы она ни приехала сюда, она явно не желала там оставаться, и кроме того, она казалась ему самой приемлемой кандидаткой на роль гувернантки, способной научить Джулиану всем светским премудростям. Более того, она была единственной кандидаткой. Так что, если ей угодно забивать девочке голову расположением звезд на небе или латинскими названиями каждого сорняка на острове, так тому и быть. Как только образование Джулианы будет завершено, она вернется к тому, что – или кого – она покинула, а он вернется к своему прежнему затворническому образу жизни, будучи уверенным в том, что будущее благополучие Джулианы обеспечено.
– И опять-таки ваша взяла, мисс Харт. Полагаю, образование моей дочери только выиграет от тех предметов, которые вы упомянули. Вы можете свободно пользоваться моей библиотекой, когда пожелаете. Полагаю, вы найдете там все, что необходимо для ваших целей, поскольку мои предки были большими ценителями печатного слова, собирая у себя литературу по самым различным областям знания в течение нескольких веков подряд. Если же и этого почему-либо окажется для вас недостаточно, мы сможем приобрести все, что нужно, на Большой земле.
На лице гувернантки отразилось явное изумление. Она не промолвила ни слова и только кивнула в ответ. Это движение привело к тому, что прядь каштановых волос выбилась из затейливой прически и мягко легла ей на щеку, щеку, которая должна была быть на ощупь нежной и гладкой, словно шелк.
– Это все? – спросил Гэбриел, все более сознавая неуместность их пребывания наедине друг с другом в его кабинете, когда их разделяла только мохнатая масса, растянувшаяся между ними на ковре.
– Да, милорд. Я благодарна вам за то, что вы проявили такую неожиданную широту взглядов в вопросе образования Джулианы. Как приятно видеть, что человек вашего круга тоже способен мыслить здраво.
Гэбриел не знал, следует ли ему воспринимать последние слова как комплимент или же как личный выпад, направленный против представителей мужского пола. У него не хватило времени обдумать это, поскольку гувернантка тут же поднялась с места и направилась к выходу. Когда она проходила мимо его стола, он уловил ее запах – дивный цветочный аромат с привкусом пряностей, и одного этого оказалось достаточно, чтобы у него кровь заиграла в жилах. Когда же она вышла в коридор, Гэбриел поймал себя на том, что любуется ее плавно колыхавшимися бедрами под тонким муслином платья. В кабинете стало нестерпимо жарко, дыхание его участилось, и он ощутил опасное и совершенно неукротимое напряжение в чреслах. Все это его удивило и в то же время не на шутку напугало.
Какого черта? Ведь он же, в конце концов, не неопытный юнец, мечтающий залечь между пышными ногами директорской дочки. Он взрослый мужчина, прекрасно понимающий, насколько опасно для него поддаваться собственным эмоциям. Слишком давно ему не приходилось спать с женщиной. А эта девица пробыла на острове, в его доме, всего лишь день, и вот он уже сидит в своем кабинете, предаваясь мечтам о ее нежной коже и теряя голову от ее дивного аромата. Неужели он так ничему и не научился после гибели Джорджианы? И скольким еще ни в чем не повинным людям придется пострадать по его вине?
Гэбриел отлично понимал, как ему следует поступить. Он должен стать достойным сыном своего знаменитого отца Александра Макфи – холодным и равнодушным, неподвластным никаким человеческим чувствам. Он должен окружить себя той же невидимой броней, которая верно служила хозяевам замка Данвин в течение многих поколений. А из этого, в свою очередь, следовал один совершенно очевидный вывод.
Он должен избегать общества этой таинственной гувернантки любой ценой.
Глава 6
Гэбриел быстро переступил с мола на палубу видавшего виды ялика, который лениво покачивался на покрытых рябью водах залива.
Утро в тот день выдалось холодным, ясным и морозным – как раз таким, когда все торопятся вон из дома подышать свежим воздухом после того, как долго приходилось прятаться от ненастья, греясь у теплого очага. Природа не часто баловала жителей западного побережья хорошей погодой, да еще в такое время года – гораздо чаще скудный свет осеннего солнца был скрыт за грядой низко нависших над землей облаков, не говоря уже о яростных порывах морских ветров. Поэтому, когда неожиданно выпадали ясные деньки, как сейчас, это становилось для всех настоящим праздником.
Гэбриел предполагал провести весь день, затворившись у себя в кабинете, отвечая на письма и подводя счета в домовой книге. Но едва он заметил из окна комнаты готовившуюся к отплытию на Большую землю лодку, как тут же решил, что домовая книга вполне может подождать до более ненастной поры.
Воды залива накатывались на борт утлого суденышка. Заслонив глаза от яркого солнечного света, Гэбриел вобрал в грудь соленый и прохладный, пахнущий туманами морской воздух. Один день в открытом море – вот в чем он, пожалуй, нуждался сейчас больше всего, чтобы прояснить свой ум, избавившись от образов, которые преследовали его даже во сне. Образов некоей гувернантки со сверкающими зелеными глазами и губами, которые так и напрашивались на поцелуи.
– Ла ма гут, Дональд! – крикнул Гэбриел Дональду Макнилу, одному из живших на острове арендаторов, который как раз готовил ялик к отплытию.
Немногочисленные члены команды, все еще находившиеся на берегу, перетаскивали на борт запасы пресной воды и махали на прощание своим женам и матерям, которые уговаривали их взять с собой теплую одежду на тот случай, если погода испортится. Гэбриел воспользовался моментом, чтобы всмотреться более внимательно в горизонт на востоке, отыскивая взглядом далекие берега Большой земли, постепенно проступавшие из-за рассеивавшейся пелены утреннего тумана. Там, за горсткой более мелких островов, составлявших самое сердце Гебридского архипелага, лежало место их назначения – Обан, своеобразный по своему облику приморский городок, служивший главным портом графства Аргайлшир.
– Ветер сегодня попутный, так что плавание не затянется, – заметил Гэбриел.
– Да, милорд, – ответил Дональд на гэльском языке, хотя, как и Гэбриел, он выучил английский еще с детства. – Похоже, мы доберемся туда без хлопот.
Несколькими годами моложе тридцатидвухлетнего Гэбриела. Дональд родился здесь, на острове Трелей, как и его отец, а еще раньше его дед и прадед. За всю жизнь он покидал остров лишь однажды, когда семнадцати лет от роду записался в один из славившихся своей несокрушимой мощью полков шотландских горцев графства Аргайлшир, чтобы сражаться на Иберийском полуострове против войск Наполеона. Не прошло и года, однако, как он вернулся домой после того, как шальная пуля пробила ему икроножную мышцу. И хотя рана быстро зажила, молодой человек с тех пор стал заметно прихрамывать, за что жители острова прозвали его Хромым Дональдом. На своем ялике он дважды в неделю плавал к берегам Большой земли, доставляя пассажиров в Обан, забирая там почту и возвращаясь обратно с провизией и припасами. В знак признательности за столь благое дело соседи присматривали за его небольшим стадом коров и овец, а также полем, на котором росли картофель и ячмень на прокорм Дональду и его семье долгой суровой зимой.
Гэбриел стоял на палубе, горя от нетерпения поскорее отправиться в путь, поскольку в такой чудесный день ему не хотелось потерять ни одного мгновения. Небольшая команда ялика, состоявшая, помимо капитана, из четырех человек, уже поднялась на борт, и матросы заняли свои места в ожидании отплытия. Спустя несколько минут все последние приготовления к отплытию были закончены.
– Хотите, я помогу вам оттолкнуть ялик от берега? – спросил Гэбриел, протянув руку к крученому канату, соединявшему судно с каменным молом.
– Да, милорд, это было бы… – Тут Макнил остановился в нерешительности, глядя мимо Гэбриела в сторону отдаленного холма, на котором возвышался замок. – Одну минутку, милорд.