Уверенная, что поэт все еще сердится на нее, девушка решила подождать, пока он заговорит первым. Прошла минута, другая… Эшвелл взял с подноса бокал вина и молча подал гостье. Холодея от ужаса, Кэт сделала глоток и подняла на хозяина вопрошающий взгляд, но поэт продолжал молчать. Не в силах больше выносить эту пытку, Кэт воскликнула:
- Вы очень сердитесь на меня, да?
Джеймс посмотрел в карие с поволокой глаза Кэт, и у него захватило дух от ее красоты.
- Нет, не сержусь, с чего вы взяли? - Он слегка нахмурился.
- Но во время состязания я заметила, что вы….
- Должен признаться, я вел себя, как мальчишка: увидел рядом с вами Бакленда, приревновал вас к нему и сорвался. Пожалуйста, извините меня!
Кэт широко раскрыла глаза: так вот в чем дело! У нее гора упала с плеч. Впрочем, не все так просто - к его ревности наверняка примешивается недовольство ее чрезмерным увлечением спортом.
- Я тоже должна попросить у вас прощения, милорд, - негромко сказала она. - Мне, наверное, не стоило участвовать в сегодняшнем состязании. Но увы, мой отец воспитывал меня один после кончины матери и не смог научить всему, что необходимо знать молодой барышне. Так что многие тонкости этикета остались для меня тайной за семью печатями.
Удивленный и растроганный ее словами, Джеймс сочувственно улыбнулся и, взяв девушку под руку, повел к столу, который слуги уже закончили накрывать.
- Мне очень жаль, что жестокая судьба в столь юном возрасте лишила вас материнской ласки и совета, мисс Дрейкотт, - проговорил он. - И я виню себя за то, что поддержал Бакленда, предложившего провести это нелепое состязание. Если бы не мое неуместное вмешательство, вам не пришлось бы страдать под взглядами праздной толпы. Но я не нахожу ничего оскорбительного в вашем поведении - подозревать меня в подобных чувствах значит совершенно не знать Джеймса Монроза!
Кэт изумленно уставилась на него, и Джеймс закашлялся, подавившись шампанским.
- Мое полное имя Джордж Джеймс Монроз Клив, лорд Эшвелл, - набрав в грудь воздуха, выпалил он и посмотрел на своего друга. Интересно, слышал ли Бакленд, что он наговорил прелестной охотнице?
Неожиданно Кэт схватила его за руку.
- Так вы - Джордж Клив из Стоухерста?! Мой дальний родственник?!
Теперь уже Джеймс вытаращил на нее глаза.
- Что? Милостивый боже, нет! Я только несколько дней назад услышал о вашем существовании!
"По крайней мере, хоть это правда", - подумал он.
Изумленная столь странным совпадением, Кэт тряхнула головой, словно надеясь прогнать наваждение.
- Но как же так? Моего родственника тоже зовут Джордж Клив, и он как раз из Стоухерста! - проговорила она недоуменно.
Джеймс снова с тоской посмотрел на друга - когда же Бакленд придет ему на помощь? Все так запуталось! Вдруг в его голове молнией сверкнула спасительная мысль.
- Я вспомнил! У нас в Стоухерсте есть еще один Джордж Клив, - сказал он, радуясь своей находчивости. - Но мы с ним совсем не общаемся, слишком уж он заносчивый малый.
Кэт вздохнула с облегчением.
- А я и не подумала о такой возможности! Конечно же, мы с вами не можем быть родней. Знаете, - доверительным тоном проговорила она, - я никогда не видела этого Джорджа Клива. Наверное, он считает ниже своего достоинства общаться с бедными родственниками. А раз так, то и мне нет до него никакого дела! Поэтому можете без стеснения говорить при мне о нем все, что вздумается.
Внезапно за окнами мелькнула чья-то тень, через несколько мгновений дверь распахнулась, и на пороге возник племянник графа Саппертона Руперт Уэстборн. Грациозно взмахнув длинными кружевными манжетами, он промокнул лоб тончайшим, тоже отделанным кружевами платочком и театрально воскликнул:
- О, как я опоздал!
Заметив Эшвелла, Руперт просеменил к нему своей жеманной походочкой и отвесил церемонный, на старинный манер, поклон.
- Я молю вас о прощении за опоздание, милорд! Скажите, что прощаете меня, иначе я упаду без чувств! - проговорил он с надрывом. - Я был просто убит, когда, приехав в Элдгроув-Холл, узнал, что состязание уже началось и все общество отправилось сюда.
Кэт совершенно не понимала Руперта. Он слыл поэтом, но сочинял в основном непристойные вирши, оскорбительные для слуха порядочных людей. Поэтому автор не осмеливался читать их никому, кроме своих закадычных приятелей, собиравшихся в стинчфилдской гостинице "Колокол" на Хай-стрит. А как он забавно одевался! Сейчас на нем был коричневый бархатный фрак с жилетом в цветочек, бежевые панталоны с нелепыми бантиками на коленях, старомодные шелковые чулки со стрелками и уродливые башмаки на слишком высоких каблуках, украшенные огромными пряжками.
Разглядывая графского племянника, девушка заметила испарину на его лбу, как будто денди долго бежал, и грязное пятно на левой штанине. С чего бы это? Ведь Руперт всегда так кичится своей чистоплотностью…
Между тем франт, занимавший ее мысли, обвел взглядом гостей и сказал, не обращаясь ни к кому конкретно:
- Я знаю, вы считаете, что я смалодушничал, не явившись на состязание… Кстати, кто победил? Кэт? Я так и думал! Ведь она с одинаковым искусством владеет и пистолетами, и ружьем, и шпагой, если понадобится. Надеюсь, схватки на шпагах не было? Слава богу, а то я не выношу грубой силы во всех ее проявлениях!
Руперт обтер платочком вспотевший нос и направился к буфету. Стоявший поблизости с тарелкой в руках Стивен Барнсли, настоящий великан по сравнению тщедушным Рупертом, тотчас отошел от него подальше, не в силах скрыть своего отвращения.
- А вы действительно владеете шпагой? - спросил Бакленд Кэт. - Почему же вы мне об этом не сказали?
Девушка сердито поджала губы. Проклятый Руперт, кто тянул его за язык?!
- Не надо верить всему, что болтает Уэстборн, - сухо заметила она. - Мой отец научил меня нескольким фехтовальным приемам, только и всего. Так что не вздумайте устроить турнир или еще что-нибудь в этом роде, иначе… я навсегда перестану с вами разговаривать!
- Умоляю, не надо, я этого не переживу! - приложив руку к сердцу, шутливо воскликнул он, потом наклонился к ней, и Кэт совсем близко увидела его смеющиеся глаза. - К тому же вам вряд ли удастся осуществить свою угрозу, моя прелестница. Ведь вы так любите, чтобы последнее слово оставалось за вами!
Кэт хотела было возразить, но промолчала - у нее было слишком хорошее настроение, чтобы сердиться на повесу. Во-первых, Эшвелл развеял ее страхи, во-вторых, благодаря второму бокалу шампанского она стала снисходительнее к чужим недостаткам, а в-третьих, у нее уже не так сильно болела обожженная солнцем шея.
Вечеринка была в разгаре, когда с улицы, со стороны деревенского магазина, внезапно донесся какой-то шум. Он угрожающе быстро нарастал, и большая часть гостей, повскакав с мест, кинулась на улицу. Подхватив подол своего батистового платья в цветочек, Кэт выбежала одной из первых. У нее сразу появилось гнетущее ощущение, что происходит что-то ужасное, непоправимое, но то, что она увидела, превзошло самые худшие ее опасения. С криком: "Луддиты громят суконную фабрику в Тодбери!" - по улице бежал констебль мистер Комптон. Услышав это известие, из своих домишек начали выходить крестьяне, и многие из них радостно кричали.
Кэт остановилась как вкопанная, сдерживая напиравшую сзади толпу.
- Луддиты у нас?! - повторила девушка. - Еще вчера все было так спокойно…
Она осеклась, вспомнив таинственное сборище в Чипинг-Фосворте, взгляды, которыми обменивались крестьяне, странные недомолвки… Да, поводы для беспокойства были, только раньше Кэт не хотела их замечать.
- Что здесь происходит? - раздался за ее спиной громкий голос Бакленда.
Комптон остановился и объяснил, что злобные деревенщины среди бела дня превратили в кучу железного лома новехонькие станки, привезенные на фабрику всего несколько дней назад.
Реакция Бакленда удивила Кэт - казалось, он был не столько потрясен этой неожиданной вестью, сколько встревожен. Еще больше ее удивил Эшвелл, который, наклонившись к другу, спросил вполголоса:
- Надеюсь, не твои?
В ответ Бакленд отрицательно покачал головой. Кэт уже хотела спросить, что все это значит, когда Стивен Барнсли крикнул, перекрывая тревожный гул голосов:
- Так у нас завелись луддиты? Не знаю, как вы, ребята, а я еду в Стинчфилд!
Он ринулся к конюшне, находившейся на заднем дворе гостиницы; остальные мужчины, за исключением Руперта, бросились за ним. Стоя у открытых дверей вместе с барышнями - Мэри, Джулией, Хоуп Керни и Черити Криклейд, - Кэт изнемогала от желания отправиться в город, чтобы увидеть все своими глазами. Как можно томиться здесь в неведении, когда рядом творится такое?!
- До чего бессовестные эти мужчины! - воскликнула Джулия. - Подумать только, бросили нас посреди улицы из-за какой-то дурацкой фабрики!
- Вот именно, - поддержала любимую подругу Хоуп Керни, поправляя светлые букольки. - Фабрика, машины - какая скука! Кому это интересно?
- Многим! - возразила Кэт, раздраженная их глупым жеманством. - Во-первых, хозяину фабрики, а во-вторых, тем, кто там зарабатывает себе на хлеб!
- И тебе, конечно, - язвительно заметила Джулия. - Я так и думала! Если женщина, не заботясь о соблюдении приличий, может целый день у всех на глазах палить из пистолетов, то ее, конечно, должна больше занимать какая-то вульгарная фабрика, чем простые женские проблемы, такие, например, как замужество! Сколько вам лет, мисс Дрейкотт? - с издевкой, как ее мать неделю назад, спросила она. - Уже двадцать три?
Она повернулась и с торжествующим видом направилась в дом; ее подружки засеменили следом.
- Не связывайся с этой идиоткой, - вполголоса посоветовала Мэри, удерживая за локоть подругу, рванувшуюся было за Джулией. - Впрочем, я тебя прекрасно понимаю - иногда мне и самой хочется вцепиться ей в волосы.
Услышать такое из уст прекрасно воспитанной, сдержанной Мэри было забавно, и Кэт улыбнулась. В этот момент с заднего двора гостиницы стремительно выехал на своем огромном белом мерине Стивен Барнсли и, торопливо махнув дамам касторовой шляпой, промчался мимо. У Кэт взволнованно забилось сердце. Нет, в Чипинге оставаться нельзя - ведь до возвращения мужчин с разгромленной фабрики пройдет несколько часов! К тому же мужчины плохие рассказчики, они считают, что дамам не стоит забивать голову серьезными вещами, поэтому отделываются самыми общими словами.
Когда мимо пронесся на своем коне Кит, а за ним по пятам Роджер, Эммет и Джереми, терпение Кэт лопнуло. Если не будет другого выхода, она отправится в Стинчфилд пешком!
В тот момент из конюшни выехала черная лакированная коляска Эшвелла, в которой сидели сам поэт и Бакленд. Не раздумывая ни секунды, Кэт с криком бросилась им наперерез. Правивший лошадьми Бакленд резко натянул вожжи, и не успевшая еще набрать скорость коляска затормозила.
- Возьмите меня с собой! - воскликнула Кэт, хватая Бакленда за руку. - Поймите, мне это очень нужно!
Бакленд молча протянул ей руку и помог взобраться в коляску, в сотый раз удивляясь, откуда у этой юной девушки такая страсть к делам, которые кажутся откровенно скучными подавляющему большинству дам. Едва Кэт успела сесть, как он взмахнул кнутом, лошади рванулись вперед, и коляска на бешеной скорости помчалась по Хай-стрит.
С замиранием сердца проводив их взглядом, Мэри вернулась в гостиницу. Под бесконечное нытье Джулии об испорченном вечере она закончила ужин, сожалея про себя, что не последовала примеру подруги. К счастью, Мэри вовремя вспомнила о рукоделии - верном средстве против скуки и уныния, - и вскоре в ее проворных пальцах уже летал заветный серебряный челночок. ***
Солнце уже скрылось за холмом Уэйверли, но толпа, собравшаяся у суконной мануфактуры на окраине Стинчфилда, не расходилась. Кого здесь только не было: окрестные помещики, рабочие, фермеры, бродяги, стар и млад. Многие держали в руках факелы, казавшиеся особенно яркими на фоне сумеречного неба. Их пламя потрескивало, рассыпая в сыром воздухе снопы искр.
Из усадьбы неподалеку приехал верхом на одной из своих великолепных охотничьих лошадей барон Уайтсхилл - самый знатный в этих местах помещик, и все взгляды тотчас с надеждой устремились на него. Когда барон подошел к дверям фабрики, Кэт бросилась в глаза его бледность, но во всем остальном он был точно такой же, как всегда, - нервный, одутловатый, с выпирающим брюшком, грозившим вырвать с мясом пуговицы сюртука. Девушка подумала, что лорду Уайтсхиллу, пожалуй, следовало бы действовать более решительно, не ограничиваясь ролью наблюдателя.
В колеблющемся свете факелов четырехэтажное здание фабрики с высокими окнами в псевдоготическом стиле, выстроенное пятнадцать лет назад на берегу пруда, производило мрачное впечатление.
Констебль из Чипинг-Фосворта распахнул двери перед лордом Уайтсхиллом, тот вошел, суетливо обтирая платком потное лицо, и за ним потянулись остальные землевладельцы. Дав им войти, констебль закрыл двери, чтобы отсечь "чистую" публику от зевак из простонародья. Оказавшись в просторном цеху, Кэт увидела владельца предприятия мистера Багена, с поникшей головой сидевшего на деревянной скамье среди обломков станков, шпулек, челноков и ворохов мотков шерстяной пряжи. Кэт огляделась, и у нее тоскливо сжалось сердце: четыре из пятнадцати станков, стоявших в цеху, были полностью разбиты тяжелыми молотками луддитов. Вошедшие замерли, напуганные картиной разрушения и ужасным видом фабриканта.
Мистер Баген, тщедушный человечек с завитыми светлыми волосами и чистыми голубыми глазами, отлично разбирался в своем деле и знал, как добиться успеха: пользуясь каждой возможностью, он обзаводился современными станками, чтобы усовершенствовать производство. Как считал сам мистер Баген, покупка последнего станка и спровоцировала нападение луддитов.
- Я получил несколько полуграмотных писем с угрозами, но не придал им значения, - плачущим голосом сказал он лорду Уайтсхиллу. - Такие письма приходили и раньше, после покупки шишечной ворсовальной машины, помните?
Он с горечью огляделся - разбитые станки походили на обломки военных кораблей, выброшенные на берег после морского сражения, - и продолжал:
- Мерзавцы ворвались сюда среди бела дня, размахивая пистолетами, на головах капюшоны, лиц не видно… Ворсовальные машины уничтожены все до единой, даже их деревянные шесты разбиты в щепки!
Собравшиеся мрачно молчали, переминаясь с ноги на ногу. Внезапно дверь распахнулась, и мимо констебля в цех метнулась молодая женщина с ребенком на руках.
- А по-моему, луддиты правильно сделали, что разбили эти проклятые машины! - закричала она. - Бездушные железки лишают нас работы! Моя мать научила меня прясть, мой муж - хороший ворсильщик, но из-за машин у нас не стало работы. Что же, нам помирать с голоду?
Констебль осторожно взял ее под локоть, женщина обернулась и посмотрела на него полными слез глазами.
- Я не хочу уходить на север, в чужие места, не хочу наниматься на тамошние фабрики! - добавила она и разрыдалась.
Ее стали успокаивать, и после недолгих увещеваний она позволила вывести себя за дверь, где толпа встретила ее радостными криками.
- Черт бы побрал этого Ханта! - прошептал Джеймс Бакленду.
Мысли Кэт пришли в полный беспорядок. Глядя на разбитые станки, она от всей души сочувствовала мистеру Багену, оплакивавшему свое детище. Да, Бакленд был прав, когда сказал, что у этой проблемы не может быть простого решения. Во всяком случае, насилием ее не решить. Как же быть? Машины делают производство гораздо экономичнее, но как жить потерявшим работу людям? Чем этой молодой женщине кормить свое дитя?
Констебль, с угрожающим видом сжимавший обеими руками мощное короткоствольное ружье, подошел к лорду Уайтсхиллу.
- По милости луддитов наш славный мистер Баген почти два часа пролежал связанный, с кляпом во рту. Мы хоти разыскать негодяев, которые это сделали, и поступить с ними по закону!
В разгромленном цеху установилась тишина. Кэт понимала, на какие мысли наводило это зрелище тех, кто владел сколько-нибудь значительной земельной собственностью, - еще свежи были в памяти ужасы кровавой Французской революции. Каждый мыслящий человек ощущал угрозу, которую несли обществу бушевавшие в стране раздоры. Беспорядки, подобные здешним, происходили теперь в центральных графствах с пугающей частотой, и многим стало казаться, что над страной нависла зловещая тень революции…
Вглядываясь в лица земляков, Кэт почувствовала, что ее охватывает странное оцепенение. У нее уже давно появилось ощущение, что безжалостная судьба методично отнимает у нее все самое дорогое. Безмятежное отрочество кончилось со смертью матери, потом - потеря состояния, и, наконец, даже отцовская любовь Джаспера приняла такие формы, что волей-неволей приходила на ум пословица "От любви до ненависти один шаг". Вот и милый дом, Чипинг-Фосворт, уже не тот, что прежде: за последние несколько лет его покинули множество семей - одни эмигрировали за океан, другие уехали на север в поисках работы. Поговаривали, что условия жизни и работы на севере ужасные: тесные комнатушки, долгий изнурительный рабочий день, скудная зарплата, так что даже детям приходилось трудиться на фабриках ради хлеба насущного. У несчастных даже не было возможности обзавестись клочком земли, на котором они могли разбить сад, развести кур и свиней… На глазах у Кэт целое сословие навсегда расставалось с привычным укладом жизни и ремеслом, веками передававшимся от отца к сыну. Сумеет ли оно приспособиться к новым условиям?
Лорд Уайтсхилл спросил у констебля, найден ли кто-нибудь из преступников.
- Нет, милорд, пока никого не нашли, - покачал головой констебль.
Барон приказал двум крепким фермерам проводить мистера Багена домой в Стинчфилд. Услышав это, тщедушный фабрикант потряс головой:
- Нет-нет, я не могу сейчас уйти!
Слава богу, барон знал, как поступать в таких случаях. Кашлянув, он похлопал мистера Багена по плечу:
- Вам и так досталось, старина, ступайте-ка домой, отдохните. Утром у нас будет уйма времени, чтобы во всем разобраться.
Довод оказался убедительным, и мистера Багена больше уговаривать не пришлось.
- Надо найти и примерно наказать негодяев, которые на него напали! - воскликнул Стивен Барнсли, когда фабрикант ушел.
Молодого человека поддержали несколько голосов. Лорд Уайтсхилл нахмурился и, задумчиво потянув себя за ухо, сказал:
- Не уверен.
- А мне кажется, мы должны выкурить негодяев из их логова и повесить, чтобы они не повесили нас! - продолжал настаивать Стивен.
Он высказал то, что думал каждый, - луддитов боялись все.
- Не кажется ли вам, лорд Уайтсхилл, что следует обратиться в полицейский суд? - вмешался Бакленд.