А сколько еще я не услышала? - в тоске думала бедняжка, проклиная свое беспомощное состояние. Да и вообще на что я гожусь, если не могу даже сказать любимому, как он мне дорог? И он еще говорил, что увезет меня из этой страны… Зачем? Что он будет со мной делать? И куда с такой, как я, можно податься? Только в Южную Америку, в какую-нибудь дикую страну, с которой нет договора об экстрадиции. А что он там будет со мной делать? Там-то небось ни компьютеров, ни Интернета, ни даже сотовой связи… Господи, я ведь даже продуктов самостоятельно купить не могу…
И из глаз ее снова текли слезы - горькие, едкие, скорбные слезы отчаяния человека, внезапно лишившегося всего.
Габриэлла изредка заходила в библиотеку, смотрела на еще более, чем прежде, побледневшее и осунувшееся лицо хозяйки, вздыхала, качала головой и удалялась, полная каких-то никому не известных, но явно тревожных мыслей.
Бернштейн приезжал дважды и вел с Вирджинией долгие беседы, касающиеся ее жизни как до брака, так и во время.
Не волнуйтесь, милая миссис Десмонд, - написал он, заканчивая вторую из них, - все идет хорошо.
Вирджинии больше всего хотелось узнать, где Марк, чем он занят, почему не появляется. Но она помнила его предупреждение по поводу того, что их отношения лучше всего держать в секрете, и не решалась спросить, хотя адвокат и был на их стороне.
А может быть, Марки и думать забыл обо мне? - размышляла она. Мало ли у него своей работы? Серьезных дел? Да кто я такая для него? Глухонемая подследственная, которую он несколько раз из жалости поцеловал, только и всего. Да мало ли женщин, которым он дарил поцелуи, и не только их? И совсем не из жалости, я уверена. Красивых, с изумительным голосом, которые могут прошептать или прокричать в любое время, когда им вздумается: "Ты самый лучший, Марки! Я люблю тебя, Марки!" Вот с ними-то он и проводит свободное время, если оно у него остается…
Терзаемая этими и подобными ревнивыми мыслями, брела она к телевизору, включала его и искала по всем каналам выпуски новостей, которые пестрели картинками окровавленных тел, разгромленных домов, разграбленных магазинов. А потом плелась обратно к компьютеру, и опять проверяла почту, и брала телефон в надежде увидеть крошечный нарисованный конвертик, который скажет ей о том, что хоть кому-то ее существование небезразлично.
И снова появлялась Габриэлла, жестами показывала, что еда готова. Но Вирджиния упрямо трясла головой. Ей даже представить было противно, как она сядет за стол, положит что-то в рот и начнет жевать.
Нет-нет-нет, не могу. Меня стошнит, точно, думала она, ощущая, как к горлу подкатывает противный комок, и поспешно жестом приказывая служанке удалиться…
Так протекли два бесконечных дня и начался третий - столь же сумрачный, столь же бесперспективный, столь же пустой. По крайней мере, в представлении молодой вдовы.
С трудом подняв с подушки гудящую голову, Вирджиния заставила себя сесть. Поглядела в окно, на хмурое небо, на клонящиеся к земле деревья, на бушующий Мичиган.
Господи, хоть бы солнце, что ли, проглянуло, пусть бы и на минутку, возникла мысль, но тут же умчалась, вытесненная другими. Что он сейчас делает? Еще спит или встал и завтракает? Или бреется? А может, кофе пьет? Или…
Вирджиния прижала обе руки к сердцу, пытаясь удержать его внутри. На бледных щеках вспыхнул яркий румянец. Перед внутренним взором предстала мучительная картина. Комната с большой кроватью. На ней распростертое, расслабленное тело с мощной грудью, огромными руками и ногами. На подушке голова с рыжими растрепанными волосами, а рядом с ней еще одна - с длинными и светлыми. Большая прядь прикрывает лицо, но Вирджиния и так может сказать, что обладательница его очень красива. Очень.
Вот она лениво тянется, приоткрывает глаза, поворачивает голову и окидывает томным взглядом лежащего рядом с ней мужчину. На розовых припухших губах расцветает счастливая улыбка. Блондинка приподнимается, протягивает руку с длинными пальцами и острыми красными ноготками ведет по голой груди мужчины. Он зевает и, не открывая глаз, притягивает женщину к себе. Их губы сливаются в долгом и страстном поцелуе. Но руки их в это время не бездействуют - пара больших неторопливо ласкает округлую пышную грудь подруги, а маленькие медленно спускаются по животу любовника, пробираясь к заветной цели…
Черт! Черт, черт, черт! Вирджиния вскочила, схватила первое, что попалось под руку, - слава богу, этим "чем-то" оказалась всего лишь подушка - и изо всех сил швырнула ее в уж совсем ни в чем не повинное зеркало. После чего бессильно опустилась на пол, уткнулась лицом в простыню и зарыдала.
Я схожу с ума, схожу с ума, схожу с ума…
Слезы не принесли ей облегчения. Когда Вирджиния невероятным усилием воли заставила себя подняться и подойти к зеркалу, то пришла в ужас. Глаза покраснели, веки опухли, нос разбух вдвое, а ввалившиеся щеки провалились еще глубже.
А вдруг он придет сегодня?
Эта мысль толкнула ее в ванную и заставила намочить полотенце ледяной водой и приложить к лицу. Четверть часа - и с большей частью повреждений, нанесенных рыданиями, как будто удалось справиться. Только вот глаза… Белки так и не утратили не присущего им в нормальном состоянии красного цвета. И виновны в этом были не только слезы, но и бессонные ночи.
Молодая женщина с невыносимым отвращением созерцала свое отражение, обдумывая, что бы такое сделать, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Взяла тушь, накрасила ресницы, обвела карандашом контуры век, добавила немного румян и придирчиво изучила результат своих усилий. После чего швырнула косметику на пол и принялась яростно умываться.
Выгляжу, как шлюха на панели после трехдневного загула, думала она, намыливая щеки и глаза. Совсем уже спятила окончательно. Чем только голова занята? Через два дня меня будут судить за убийство, которого я не совершала, после суда я окажусь в тюрьме и уже больше никогда не увижу моего Джеррика, не смогу ничем ему помочь… И о чем же я думаю в ожидании рокового часа? О том, чтобы повидать бедного малыша? О том, чтобы в последний раз привезти ему игрушек, сладостей, всего самого лучшего? Или о том, чтобы поехать заложить или продать все свои драгоценности, снять все деньги со счета и заплатить за его санаторий, чтобы после того, как меня не станет, его не вышвырнули на улицу?
Нет! Вместо всего этого я думаю о мужчине, который и не вспомнил обо мне ни разу. Мечтаю о его сильных объятиях, о жарких, крепких поцелуях, о том, как бы переспать с ним. Потаскуха! Мерзкая похотливая потаскуха, вот кто я такая! Не зря Лайонел так меня называл, ох не зря! Видно, чувствовал, что во мне кроется. Уж кто-кто, а он-то превосходно разбирался в женщинах…
Вирджиния схватила полотенце, вытерлась и быстро сбежала вниз.
К компьютеру не смей подходить, мысленно приказала она себе. И за телефон не хватайся, ничего там нет. Отправляйся в кухню, сделай кофе - только завари покрепче - и что-нибудь съешь. Потом вымой посуду, хватит разыгрывать из себя госпожу. С какой стати Габи должна за тобой подбирать и подтирать? Она такой же человек, как и ты, нет, даже лучше. Она-то работает, а ты… Ты живешь на чужие деньги. Нет, об этом тоже не думай. Это бессмысленно. Теперь ничего не поправить. Помни о брате. У него никого на всем свете, кроме тебя. Помоги ему. Сделай все, что сможешь. Закончишь с завтраком, отправляйся одеваться и готовиться к выходу. И не думай о НЕМ, не думай, не думай. У тебя очень мало времени и очень много дел.
И ей удалось уговорить себя. Вскоре по дому уже расползался аромат свежего кофе, а на кухонном столе стояла тарелка с двумя тостами и половиной грейпфрута.
Вирджиния села на стул, оглядела результат своих трудов, но аппетита так и не ощутила. Взяла ложку и нехотя поковыряла ей в красной цитрусовой мякоти, но так и не смогла заставить себя положить в рот хоть чуть-чуть. Но кофе выпила с удовольствием. Целых три чашки. Кофеин подействовал мгновенно. Это поможет ей продержаться полдня, а потом…
Впрочем, что толку гадать, что будет потом, решила она. Буду жить настоящей минутой.
С этой мыслью Вирджиния отправилась наверх, выбрала наряд, в котором выйдет из дома, присела к туалетному столику и начала причесываться. Но вспомнила, что собиралась продать драгоценности, отложила щетку и открыла шкатулку.
Да, надо признать, что Лайонел не скупился, когда речь заходила об украшениях. Впрочем, Джинни прекрасно отдавала себе отчет в том, что делал он это не из любви к ней, да и вообще не для нее, а исключительно ради удовлетворения собственного тщеславия. Ему доставляло удовольствие отправиться в ресторан или в театр с молодой, больше чем на тридцать лет моложе его, женой, разодетой в лучшие наряды, что только можно купить за деньги, усыпанной бриллиантами, и ловить завистливые взгляды мужчин и восхищенные - женщин.
В результате на сегодняшний день в ее активе были: платиновая брошь с сапфирами и бриллиантами, нитка жемчуга, изумрудный гарнитур - браслет, кулон и кольцо, еще один гарнитур с рубинами, четыре кольца и золотые часы.
Вирджиния перебирала украшения, трогала их пальцами, вспоминала, когда и куда надевала, заново ощущала кожей жадные взгляды других женщин. Странно, но у нее эти блестящие камни никогда не вызывали никаких чувств. Наряды - да, наряды ей нравились, и она с удовольствием накупала новых туалетов, а вот драгоценности почему-то оставляли равнодушной.
Да, кстати, о нарядах, сказала она себе. Не забудь о манто, новом норковом манто. Лайонел говорил, что заплатил за него двадцать пять тысяч. Так что оно тоже принесет тебе неплохие деньги, а это значит лишние месяцы нормального, комфортного существования для мальчика.
Что еще? Вирджиния обвела взглядом свою комнату, подошла к шкафу, открыла его, потрогала пальцами развешанные платья, окинула взглядом многочисленные пары туфель.
Ну почему только я не подумала об этом заранее? Ведь все это можно было продать, а я… я предавалась отчаянию и самобичеванию, купалась в них, упиваясь своим несчастьем. А теперь времени осталось совсем мало, совсем чуть-чуть…
И снова по щекам потекли слезы - на сей раз ярости и гнева. На судьбу, на покойного супруга, но больше всего конечно же на саму себя.
Одному Господу известно, сколько бы еще времени Вирджиния провела, оплакивая свою глупость и бездействие, если бы странное дребезжание не привлекло ее внимания. Она вытерла снова покрасневшие глаза руками и огляделась, пытаясь понять, что это такое.
Боже, телефон!
Вирджиния кинулась к кровати, опрокинув по пути пуфик, схватила так долго молчавший аппарат и увидела… наконец-то, когда уже утратила надежду, увидела, что получено сообщение. Руки ее затряслись от нетерпения, но она строго приказала себе успокоиться. Может, это вообще не от него. Не сходи с ума, ты же взрослая женщина, а не пятнадцатилетняя девчонка, которая пока еще не научилась справляться со своими гормонами.
Но увещевания не дали результата. Она не могла и не желала ждать ни секунды дольше.
Сообщение было коротким:
"Необходима твоя недавняя фотография. Ни шагу из дома. Заеду".
И больше ничего. Ничего! Ни "люблю", ни "целую", ни "как дела?", даже подписи, и той не было!
И все же… все же сердце ее подпрыгнуло в груди, сделало ликующее двойное сальто с переворотом и лишь после этого вернулось на место. Он помнит о ней! Помнит!
Но зачем фотография? Что это значит?
Вирджиния нахмурилась, пытаясь разгадать смысл таинственного требования. И вдруг ее озарило. Ну естественно, о чем только я думала раньше? Конечно же для паспорта… А это означает только одно: он не нашел настоящего убийцу. И мне придется бежать. Нам придется…
Нам? Но почему я решила, что он собирается уехать со мной? Потому что он так сказал? Ну и что? Слова ничего не значат. Вдруг он обнаружил за это время нечто, что убедило его в моей вине? - думала Вирджиния, изо всех сил стараясь не погружаться заново в трясину отчаяния, но явственно ощущая, что та все же выигрывает сражение. А может, так оно и есть на самом деле? Но нет, а как же то письмо, сфабрикованное и подброшенное от имени моего якобы любовника? А вдруг я забыла о нем? Так же, как и о том, что случилось за дверью в гостиной. Ведь я это-то забыла… Если Марк узнал, что у меня был и есть любовник, то разве он поедет со мной?
Слезы снова бежали по ее щекам, но она уже не обращала на них внимания и не тревожилась о красноте глаз.
Да, наверное, так и есть на самом деле. Иначе почему такой сухой тон? Почему ни единого намека на то, что произошло между нами в минувший уик-энд?
Да потому что ничего и не было. Подумаешь, несколько поцелуев. Вот уж пустяк, заявил циничный внутренний голос. Да любой взрослый мужчина идет по жизни, срывая плоды удовольствия тут и там, везде, где придется, не придавая им никакого значения. Вспомни хоть своего мужа. Он мог трахнуть девку на ковре в гостиной, выпроводить ее из дома, потом подняться к тебе. А после совершенно спокойно обсуждать котировки, курсы и индексы со своим бухгалтером, словно ничего такого и не делал. Он не привносил в этот примитивный акт никаких ненужных эмоций. А ты, как полная кретинка, настроила себе воздушных замков на основании парочки поцелуев. Ха! Теперь вот сиди и разводи нюни, потому что получила совсем не то, чего ждала. А кто виноват? Да никто, кроме тебя самой.
Марки не такой! - выкрикнул второй голос, голос лучшей половины ее натуры. Не смей сравнивать того старого похотливого козла и Марка - честного, откровенного, доброго.
Ага-ага, внушай себе, внушай. Вот погоди, приедет, и ты сама убедишься. Поцелует, обнимет, может даже в постель уложит, а потом уйдет и оставит тебя одну. Дожидаться пятницы. А фото - только предлог, чтобы ты не выгнала и не спрашивала, почему носа не казал. Дескать, занят по горло, готовлю побег. Вот так-то, доверчивая дурочка.
Заткнись! Заткнись и не смей больше поливать его грязью! - яростно приказал второй голос. Все, дискуссия закрыта!
Вирджиния тряхнула головой, прогоняя назойливых болтунов, и принялась разыскивать фотографию. Но это занятие не отняло у нее слишком много времени, а значит, и внимания. Мысли - нехорошие, тревожные, полные сомнений и разочарований - снова стали возвращаться. Она боролась как могла, прогоняла их, перебивая другими, обнадеживающими. Но они атаковали плотными рядами, не сдавая позиций.
Кто ты такая? Жалкая калека! Глухонемая беспамятная тупица, изголодавшаяся по нежному чувству. Да кто же станет такую любить? Кто будет о тебе заботиться и беспокоиться ради тебя самой?
Дверь отворилась, но Вирджиния этого не услышала. Однако рука, неожиданно легшая на плечо, заставила ее подпрыгнуть от неожиданности и испуга. Она обернулась - Габриэлла заглядывала ей в лицо и одновременно протягивала листок бумаги.
"Миссис Вирджиния, я приготовила поесть. Не хотите спуститься вниз? Или подать сюда?".
Она слабо улыбнулась и качнула головой. Аппетита по-прежнему не было. Губы служанки зашевелились, вероятно уговаривая, но Вирджиния продолжала упрямо трясти головой. Наконец, видя, что это не помогает, она не выдержала и махнула рукой в сторону двери: уходи.
Но Габриэлла не собиралась сдаваться так просто. Она взяла обратно бумагу, достала из кармана белого накрахмаленного передника карандаш и написала:
"Я не уйду, пока вы не поедите. Или позвоню мистеру Бернштейну и скажу, что вы решили уморить себя голодом".
Молодая хозяйка раздраженно вздохнула, вырвала у нее карандаш и нацарапала:
"Отстань, ради Христа! Меня тошнит от одной мысли о еде".
Но Габриэлла, видимо, решилась настоять на своем. Она просто схватила Джинни за руку и потянула за собой. Та уперлась что было сил, хотела было укусить крепкую руку пуэрториканки, но вдруг осознала комичность ситуации и рассмеялась. Та повернулась, удивленно взглянула… и через минуту обе женщины катались по ковру в приступе гомерического хохота.
На сей раз Габриэлле удалось победить. Вирджиния спустилась в кухню и съела яйцо всмятку и половину яблока. Ей пришлось даже выпить чашку чаю с тремя ложками сахару, иначе служанка просто не отпустила бы ее.
"Спасибо, Габриэлла. Я очень признательна тебе. И за еду, и за все, что ты для меня сделала. И сейчас, и раньше. Без тебя я бы просто погибла".
Она протянула записку и с удивлением заметила, что Габриэлла покраснела и отвернулась, буркнув что-то себе под нос.
Вот странно, подумала Вирджиния. Что это с ней такое? Неужели ей никто никогда не говорил спасибо?
Но голова ее была слишком занята другими проблемами, жизненно важными как для нее, так и для маленького Джерри, чтобы обращать большое внимание на настроения служанки. Она кивнула в знак благодарности и удалилась в библиотеку, где решила дожидаться приезда Марка.
11
Завтрак пошел Вирджинии на пользу. Она устроилась в большом кресле у окна и долго смотрела на бушующий на Мичигане шторм, пока незаметно для нее самой глаза ее не закрылись и она не погрузилась в сон - глубокий, спокойный, несущий отдохновение и дарящий жизненные силы.
Измученная женщина спала долго и безмятежно, не тревожимая сновидениями, и не знала, что Габриэлла несколько раз заглядывала в библиотеку и внимательно смотрела на нее с порога. Один раз даже вошла и постояла рядом, подняла было руку, намереваясь тронуть за плечо и разбудить, но в последнюю секунду чего-то испугалась и бесшумно удалилась.
Наконец Вирджиния вздрогнула и открыла глаза. Осмотрелась, словно не понимая, где находится и как тут оказалась. Кинула взгляд на часы и мысленно выругалась. Вот тебе и тщательно построенные планы! Уже начало четвертого! Когда же теперь навестить брата? Только завтра…
И тут она вспомнила - Марк! Марк же должен приехать за ее фотографией. Почему его до сих пор нет? Или… или он уже приезжал, а она все проспала? Он торопился, а Габриэлла не стала ее будить, отдала ему то, что было нужно, и позволила уйти.
Вирджиния с силой несколько раз нажала на звонок и, ожидая прихода служанки, составила записку:
"Габриэлла, кто-нибудь заезжал, пока я спала? Мистер Стэтсон или мистер Бернштейн?".
Та появилась, нервно теребя пальцами передник, прочитала вопрос и отрицательно потрясла головой.
Хм… странно. Он же собирался, даже просил никуда не уходить. Значит, это было важно… Что же случилось?
Вирджиния махнула рукой, отпуская Габриэллу, и подошла к окну. На озере по-прежнему бушевал шторм, ветер со злобной силой рвал и трепал деревья и гнал по небу тяжелые черные тучи.
Ноябрь. Почти зима. А весны-то я, наверное, уже и не увижу…
Легкое прикосновение к плечу заставило ее вздрогнуть. Она обернулась - Габриэлла протягивала ей записку.
"Миссис Десмонд, мне необходимо сказать вам одну вещь. Уделите мне, пожалуйста, несколько минут. Это очень важно и для вас, и для меня".
Вирджиния удивилась, особенно тому, что Габриэлла, обычно спокойная и полная достоинства, выглядела сейчас крайне взволнованной. Она указала рукой на "компьютерный терминал", вопросительно вскинула брови.
Служанка утвердительно кивнула: да, мол, справлюсь.
Они сели друг напротив друга.