- Я ничего не хочу сказать. И уверяю вас, я права. Подумайте только, и вы согласитесь со мной. Нас, дам полусвета, всех валят в одну кучу и полагают, что нас всех отливают в одной и той же форме. Будто мы думаем одинаково, желаем одинаково, действуем одинаково. Нет, и еще раз нет! Пальцем в небо!.. Мы еще меньше похожи друг на друга, чем другие женщины. Да, черт возьми!.. Дамой полусвета становятся не вследствие воспитания или вследствие призвания к этому, - это всегда результат несчастного случая. И такой несчастный случай может приключиться с какой угодно девушкой. Поэтому-то мы и представляем собой такую странную смесь. Вот вы, Доре, вы рассказывали мне вашу историю. Я уже не помню, в какой такой необычайной стране вы родились. И ваша мамаша была знаменитейшей наездницей, любовниками которой были принцы и короли. Вполне естественно, что в вас живет страсть к приключениям и что вы очень горды. И вы тысячу раз правы, что твердо правите вашей ладьей и рассчитываете все, чтобы в свой черед стать знаменитой, прославленной, богатой, как ваша матушка. Поэтому будьте расчетливы: вам есть из-за чего быть расчетливой, и вы добьетесь своего. Но другие? Я, например? Я бедная маленькая Брезунек!.. Мой отец был рабочим в арсенале, в Бресте. Моя мать была прачкой. И они дрались всякий раз, как бывали пьяны: в субботу вечером, по воскресеньям и по понедельникам. Мы гнездились все - их двое, три мои сестры, четыре брата и я - в ужасной комнатушке, клейкой и заплесневевшей, в самом грязном доме, какой только был в Рекуврансе. Можете вообразить, что там я не мечтала о принцах из волшебных сказок. Моей мечтой было стать дамой вроде тех, чье белье моя мать стирала в Пенфеле, красивой дамой с кружевными сорочками и панталонами из настоящего мадаполама! Первый же мидшип, с которым я пошла, сразу купил мне еще более роскошные вещи. Вы сами видите, что мне ни к чему было быть расчетливой. Я никогда не огорчалась, никогда ничего не предвидела, никогда ничего не комбинировала и всегда имела все, чего мне хотелось, раньше даже, чем я высказывала свое желание. А я так мало желала!.. И среди нас есть много женщин, которые желают не многим больше моего.
При последних словах хрусталь голоса надломился. Новый приступ кашля, сухого, обессиливающего, жалобного, потряс все хилое тело, распростертое в кресле. И Доре которая, быть может, имела что возразить, промолчала.
Л'Эстисак возвратился в сопровождении Сильвии - горничной, которая шла медленно, балансируя большим чайным подносом. Сам герцог нес чашку и заботливо помешивал ложечкой ее содержимое.
- Котлета, которую вы изволили заказать, - провозгласил он тоном дворецкого.
Жанник с чашкой в руке надула губы.
- Ну что же? Вы не пьете?
Она еще больше вытянула губы:
- Бедный мой Л'Эстисак!.. Я вовсе не хочу критиковать ваши кулинарные таланты. Но оно очень аппетитно, это мясо, которого вы наскребли немножечко и положили в бульон.
Он пошутил, как шутят с больными детьми, желая заставить их принять горькое лекарство:
- Прикажете попробовать, чтоб я мог доказать вам, что это вкусно?
Она улыбнулась и выпила залпом, чтобы доставить ему удовольствие.
Селия с восхищением смотрела на серебряный поднос, на японский сервиз, на старинное кружево салфетки и на вышитый передник Сильвии.
О, дом Жанник был и в самом деле чрезвычайно шикарным домом!..
Л'Эстисак снова уселся на землю и привалился спиной к тому же самому стволу.
- Я слышал из дому, - сказал он, - как вы спорили о чем-то, маленькая болтунья.
- Да, - сказала Жанник, - я рассказывала Доре, что мой первый любовник подарил мне три сорочки с розовыми ленточками и две пары таких же панталон.
- Он был человек щедрый.
- Он был прелестным маленьким гардемарином, который свое жалованье делил на две части: большую часть он отдавал прачке, а меньшую мне.
- В таком случае, - заявил герцог, - он был больше чем щедрым человеком: он был честным человеком. Что с ним случилось?
Молодая женщина грустно указала пальцем на землю:
- Сайгон, - сказала она коротко, - Акклиматизационный сад…
Доре взглянула на Селию и пояснила:
- Кладбище.
Жанник снова ухватила нить своих воспоминаний:
- Мне было четырнадцать лет. Чтобы быть битой как можно меньше, я как можно меньше бывала дома. А чтоб зарабатывать гроши, я придумала продавать фиалки в Казино. Тогда в Бресте было настоящее Казино. Итак, как-то вечером я продавала мои букетики фиалок. Вот я замечаю хорошенького гардемарина, хорошенького-хорошенького. Вы никогда не видели такого хорошенького гардемарина. Кожа у него была нежнее моей!.. А его ногти блестели. Я первым делом отложила восемь су из моей выручки, чтоб купить себе щеточку для полирования ногтей.
- Глупость! - сказал мрачный Л'Эстисак.
- Черт возьми! Конечно… Но на следующий же день я сотворила другую глупость, большую. Ночью я целых четыре часа полировала мои ногти. Это придало мне смелости. Вечером в Казино я подошла прямо к моему мидшипу и - бац! - объяснилась ему в любви. Он остолбенел. Но послушайте самое интересное!.. "Тебе шестнадцать лет? - сказал он мне… (Вы понимаете, я прибавила себе лет, чтоб он не отнесся ко мне как к маленькой девочке!) - Тебе шестнадцать лет? И у тебя еще не было любовника? Послушай, дочь моя! И ты думаешь, что я соглашусь быть первым! Ну нет! Отчаливай! Пусть твоя мать раньше выпорет тебя еще разок!" Он даже не захотел поцеловать меня.
- Жестоко!
- Да, жестоко!.. В жизни моей я столько не плакала. Но спустя четыре дня я снова закинула удочку, решившись на все: "Вот я! Вы не захотели быть первым… Так вот! Вы будете вторым!.. Вчера я попросила моего двоюродного брата… И теперь дело сделано!.." Разумеется, во всей этой истории не было ни слова правды. Но гардемарин сделал вид, будто поверил. Мы пошли искать комнату. Мы не нашли комнаты. И так как стояла хорошая погода, мы отправились в сторону Ажо, под цикламены и, садовник, наверно, здорово сердился на следующий день. А!.. Здравствуйте. Вы как раз вовремя: в чайнике есть чай и наш юный друг Селия возьмет на себя роль девушки, разливающей чай.
Между сосен появилась группа новых гостей. Селия узнала Фаригулетту и Крошку БПТ с двумя дамами и несколькими офицерами, которых она уже видала в разных местах.
- Жанник, - заявил один из новоприбывших, когда были окончены канонические поцелуи, - Жанник! Я пришел к вам не затем, чтобы пить чай, съесть ваше пирожное и даже не поблагодарить вас, как, без сомнения, сделают все те обжоры, которые приехали со мной! Нет! Я явился к вам, Жанник, чтоб постучать у врат вашей мудрости и укрыться под кровом вашего разума.
Это был разбитной малый с маленькими усиками и живыми, блестящими глазами.
- Дайте мне совет, о Жанник!.. Вы знаете меня: когда-то давно мы вместе провели пять или шесть сладостных ночей…
Она весело расхохоталась:
- Замолчите!.. Разве о таких вещах говорят вслух?
- Отчего же нет? В этом нет ничего позорного. Напротив того: милостивая государыня и друг, я очень горжусь тем, что ваш выбор пал на меня.
Она смеялась и цитировала классиков:
- "Смеетесь, сударь, вы! Горда должна быть я!.." Но… Дальше что?
- А дальше вот что: возможно, что через три месяца я буду женатым человеком. Что вы об этом думаете?
Будет ли это хорошо? Или дурно? Что вы мне посоветуете?
- Я? Ровно ничего!..
Она энергично потрясла своей лукавой головкой:
- Ровнехонько ничего! Пор-Кро, голубчик, вы совершеннолетний, не правда ли? И вы не нуждаетесь ни в чьем разрешении, кроме разрешения вашего министра, а он никогда не откажет вам в разрешении на всякую глупость, какая только взбредет вам в голову, будь то глупость вступить в брак! А потому делайте как знаете.
Он посмотрел ей в глаза, потом подошел к ней и фамильярно присел на ее кресло:
- Совсем не так! - сказал он, сделавшись внезапно серьезен. - У меня нет ни отца, ни матери, с кем я мог бы посоветоваться, хотя бы проформы ради. И вот потому-то я и пришел к вам, чтобы поговорить с вами по душам. Теперь я больше не смеюсь. Жанник, голубка моя, вы слишком добрый и слишком испытанный друг, чтоб отказать мне в том совете, которого я добиваюсь. И вы слишком опытный врач, чтоб ваш совет мог оказаться дурным!
Тронутая этими словами, она протянула ему руку:
- Вы чрезвычайно мило сказали все это.
Он поцеловал тонкую и худенькую лапку и снова заговорил шутливо:
- Вот видите! Вам никак не удается увильнуть, милостивая государыня и друг. Право же, оставить в неведении, нерешительности, неуверенности и прочих неприятностях старого любовника - будет недостойно вас. Ваш долг ясен: говорите! Разрешите мои сомнения.
Она забавно пожала худенькими плечиками:
- Вот сумасшедший! Ах! Маленькая Селия! Если только ваш мидшип похож на этого, жалею вас от всей души! И такие люди воображают, будто могут составить счастье дамы, эти желторотые? И все же, он вежливенько просил меня, и я дам ему совет. Пор-Кро, голубчик, кто такая эта барышня? Скажите мне потихоньку ее имя. На ушко… Ведь вы знаете, я никогда не выдаю тайн!
- Знаю, - сказал жених. - Вы вполне честный человек.
Он наклонился к ней, сообщил ей имя и ловко поцеловал ее в ухо.
- О! - воскликнула Жанник. - Скверный мальчишка! Вот вы и растрепали меня. Противное существо! И он еще спрашивает советов!.. Вот вам первый совет: никогда не целуйте женщину без всякого повода, в особенности когда она причесана.
Привычной рукой она поправила волосы:
- Вот!.. А теперь к делу. Барышня… Назовем ее барышня X, превосходно! Ей двадцать четыре года.
- Как вы можете знать, сколько ей лет?
- Пор-Кро, послушайте! Не дурите!.. Как будто бы в Тулоне дама полусвета может не знать возраста светской девушки! С луны, что ли, вы свалились, друг мой?.. Итак, ей двадцать четыре, а вам двадцать шесть… Родня, приданое, деньги, характеры… Хорошо! Я знаю все, что мне нужно, дайте мне подумать. Я скажу вам мое мнение после захода солнца. А теперь… Селия, голубушка, ведь вы позволите мне называть вас Селией, не так ли?.. Пожалуйста, Селия, накормите и напоите всех этих господ. Они заслужили хлеб и соль. Печенье и чай. Тем, что совершили путешествие из Тулона в Тамарис, чтоб посмотреть, жива ли еще Жанник… А пока вы будете заняты делом, мы с Фаригулеттой будем рассказывать разные гадости. В ее годы это можно. А остальные дамы послушают.
Вокруг кресла все остальные дамы уже собрались в кружок. Но раньше чем Фаригулетта успела приняться за обещанные гадости, между Л'Эстисаком и одним из вновь прибывших офицеров завязался технический спор. Разговор шел о "Бевезье" - крейсере, который за год до того разбился у Агуапских скал. И все дамы почли за честь для себя принять участие в этом разговоре.
С большой враждебностью говорили о командире "Бевезье", виновном в том, что темной ночью он держался слишком близко от берега, на котором не было маяка и близ которого погибло уже несколько судов.
- Мне казалось всегда, - заметила скромно и рассудительно хозяйка дома, - мне всегда казалось, что в подобных случаях вы можете измерять глубину с помощью лота?
Л'Эстисак поклонился:
- Сударыня, ничто не может быть справедливее ваших слов, и вы делаете честь вашим преподавателям практической навигации. Если бы командир "Бевезье" поступил так, как вы советуете, он бы спас свое судно. Но по чрезвычайно показательной забывчивости ни этот человек, ни военный совет, которому было поручено это дело, не вспомнили, что на борту каждого из принадлежащих Республике судов имеются лоты! Одной из этих девочек следовало бы провести ночь накануне суда в постели одного из судей: и забывчивость, о которой идет речь, была бы исправлена, хочу сказать - наказана.
Жанник засмеялась и пожала плечами.
- Смею вас уверить, что это так! - настаивал на своем герцог. - Ведь вы знаете, что истина имеет обыкновение глаголить устами младенцев. И по этому поводу следует даже поцеловать означенные уста, с должным почтением.
И он поцеловал уста Жанник.
С сахарницей в одной руке и с чашкой в другой, Селия подошла к Пор-Кро, жениху:
- Два куска сахара, сударь?
- Один, прошу вас.
Она подала ему чашку, он поблагодарил ее:
- Не девица, а совершенство! Дьявол! Мне хочется послать к вам мою суженую: вы поучили бы ее. Вообразите, позавчера она самым скромным образом оросила колени одной почтенной дамы двумя литрами оранжада со льдом!..
Селия засмеялась:
- Господин Пор-Кро, мне хочется сказать вам сразу ваша суженая, не совсем верю в ее существование!..
- Отчего же?
- Вы слишком много распространяетесь о ней.
- Та-та-та!.. Это очень забавно!..
Он взял сахарницу из ее рук и сам поставил ее на стол. Он поставил на стол также и свою чашку, позабыв выпить ее, и возвратился к Селии:
- Дайте мне вашу руку, - сказал он, - я хочу погадать по ней. Вы провинциалка, дитя мое: это написано здесь. Провинциалка из Парижа, говорите вы?.. Пусть так. Париж не меньше провинция чем Лион, Марсель, Бордо или Загоняйгусынск… Итак, вы провинциалка, и вы еще не освоились с нравами нашей тулонской столицы. Но утешьтесь, это придет со временем.
Он прижался губами к влажной ладони и сказал:
- Поэтому вам, как провинциалке, кажется необычайным, что человек, который собирается жениться, спрашивает совета и мнения у дамы полусвета, которая была некогда его любовницей. Вам этот человек кажется смешным с головы до пят и, что много хуже, - неприличным от пят до головы: я даже готов держать пари, что вас страшно шокировало то обстоятельство, что в этом обществе "дурных женщин" вам пришлось услыхать имя чрезвычайно чистой девушки!.. Не пожимайте плечами: все это совершенно очевидно!.. Но не думайте, девочка, что я потешаюсь над вами. Совсем напротив, ваше возмущение прелестно, трогательно. Но только вы не правы, а я прав. Вы сказали себе: "Вот гадкий человек, который сегодня вечером будет ухаживать за невинной девочкой, а за чаем смеялся над ней у "потаскушки"!". Это неверно, дорогая моя! Я всего меньше насмехаюсь над моей невестой. И исключительно ради нее - да, ради этой бедной невинной девочки - я самым серьезным образом спрашивал мнения Жанник насчет того, каковы наши шансы быть счастливыми или стать несчастными, мнения Жанник, оттого что Жанник, что бы ни думали о ней все парижане, лондонцы, марсельцы и прочие варвары, вовсе не "потаскуха". Мы люди воспитанные, и мы совсем иначе относимся к нашим маленьким подружкам. А она, - он мигнул на хозяйку дома, - а Жанник, без сомнения, очаровательная женщина и нисколько не ниже девицы X ни по уму, ни по сердцу. И клянусь вам, что я не больше испытываю угрызения совести, называя сегодня Жанник имя девицы X, чем буду испытывать завтра, называя девице X имя Жанник. Кто может лучше знать меня и лучше оценить мои качества будущего мужа, чем умная и проницательная подруга, чьим любовником я был не больше полугода назад? Селия глядела на офицера, широко раскрыв глаза.
- Quod erat demonstrandum! - закончил он, еще раз целуя ее руку, которую он не выпускал все это время.
- Три такие лекции, и вы будете тулонкой до мозга костей.
Голос Фаригулетты, голос вырвавшейся на свободу школьницы, тоненькая струйка уксуса, прозрачного и терпкого вместе, звенел, сопровождаемый возгласами:
- Не знаю, который был час, девять или десять, наверно, не было еще полудня. Я спала, как камень, одна: мой мичман удрал рано утром, чтоб захватить шлюпку. Вдруг тук-тук-тук!.. Целый град ударов ногой в мою дверь!.. Я выскакиваю из постели, почти нагишом. Бегу отворять. Я подумала: верно, пожар, или землетрясение… И что же!.. На моем пороге я вижу двоих "отметчиков": "Вы Мария Мурен"? Я чуть не упала!.. Вы понимаете: Мария Мурен мое настоящее имя. И ни одна душа не знает его здесь. Я не из Тулона: я "иностранка из других краев". Из Бандоля. Самый пакостный из "отметчиков" кладет мне на плечо свою лапу: "Ходу! идем в участок, и не брыкаться!" Это были два нравственных, и они пришли меня арестовать. Я сразу же поглупела, как целое стадо индеек, и, вместо того чтобы протестовать, звать на помощь, как-нибудь отбояриться, а закон был на моей стороне, это ясно как день, я ударилась в слезы, и только всего и прошу, чтобы мне позволили надеть юбку и захватить с собой Буль де Сюиф, моего терьера. И вот мы на улице. Можете вообразить, как мне было стыдно: я не одета, не причесана, и два "отметчика" держат меня за руки, как воровку. Слава Богу, идти было недалеко. Мы приходим в участок. Там был комиссар. Владыка небесный! Мне показалось, что я возвратилась к моим родителям, где из четырех слов три были грубые!.. Знаете ли вы, что первым делом крикнул мне этот "комиссар"? - "Наконец-то попалась мне одна из них! И они еще смеют иметь собак, эти собаки!" И пошел!.. Чего только я не услыхала… Короче говоря, он наконец зовет нравственных и приказывает отвести меня - отгадайте, куда? В особый квартал. Чтобы меня подвергли осмотру вместе с тамошними женщинами. Я думала, что уже все кончено и что мне дадут билет. К счастью, в последнее мгновение мне пришла в голову блестящая мысль. "Простите, - говорю я комиссару, - простите! Я спала тогда и не все поняла. У ваших людей был ордер, чтоб войти ко мне?" Он снова начинает ругаться: "Ордер, чтоб войти к такой твари, как ты? Вот еще!.." Но я помнила, что мой мичман как-то говорил мне: "У них не было ордера? Хорошо! Это доставит большое удовольствие моему другу, когда я расскажу ему это… Да, моему другу господину Тенвилю, редактору "Маленького тулонца""… Это было почти правда - то, что я говорила: мы с ним обыкновенно проводили две ночи каждые две недели, и Тенвиль был так мил, что обещал помочь мне, если у меня будут какие-нибудь неприятности. Ну, дети мои! Едва услышав это имя, имя Тенвиля, комиссар побледнел. И сразу же предложил мне сесть!.. Четверть часа спустя все было в порядке. Вместо того чтоб тащить меня на "осмотр", послали агента за справками в редакцию "Маленького тулонца". Тенвиль черкнул пару слов. И меня сейчас же отпустили! Ну не счастливо ли я отделалась, а?!
Женщины заволновались. Л'Эстисак прервал их:
- Самое замечательное, - сказал он холодно, - это то, что 14 июля 1789 года банда фанатиков взяла приступом Бастилию из протеста против произвольных арестов, которые, как всякий знает, были позором старого строя.
Женщины все вместе покачали головами. Да, это было замечательно, и Л'Эстисак был прав. Но у них не хватило смелости шутить по этому поводу. И Жанник выразила общее их мнение:
- И все-таки, - прошептала она, - трудно жить так, вечно преследуемой, загнанной, травимой, как дикий зверь, как волк!..
Она задумалась. Потом внезапно сказала: