Шасси самолета нежно коснулись взлетно-посадочной полосы маленького аэропорта Ле-Бурже.
– Спасибо, что провели время с нами, – грудным голосом сказала Розалинда, посылая Вяземскому на прощанье воздушный поцелуй.
Длинный лимузин, поджидавший компанию в аэропорту, Екатерине не понравился.
– Роберт, вы же обещали показать мне кулуарный Париж!
– Вот лимузин и отвезет нас прямиком в кулуары.
– Не хочу на лимузине! – топнула ножкой Екатерина. – Да еще и французском. Я на лимузинах тут уже вдоволь наездилась. Хочу пешком. Хочу бродить по старинным улочкам. Отпустите машину.
– Кажется, кто-то проголодался и капризничает, – имел наглость предположить Вяземский.
– Что?!
– Екатерина…
– "Ваше высочество" для вас!
– Ваше высочество, мы в двенадцати километрах от Парижа. Подходящих старинных улочек для прогулок тут попросту нет. Позвольте лимузину отвезти нас до центра города, и там уже погуляем пешком.
Разумное зерно в рассуждениях графа все-таки было.
– Ладно, – поджала губы Екатерина. – Но только до центра! И у вас, Роберт, волосы от влажности вьются, – мстительно добавила она.
Все набились в лимузин. Принцессу усадили бок о бок с Вяземским, который озабоченно рассматривал свою пострадавшую прическу в оконном отражении. Всю дорогу Екатерина дышала ртом, пытаясь избежать отравления тяжелым мускусным запахом графского парфюма, и почти не замечала размытых парижских пейзажей. Наконец лимузин остановился посреди длинной улицы, напоминающей проспекты Васильевского острова – такие же прижатые друг к другу дома в классическом стиле, выстроившиеся в ряд деревья и куча припаркованных машин.
Великая княжна вышла из лимузина и прочитала табличку на ближайшем здании: "Boulevard des Invalides".
– Мы что же это, в Дом Инвалидов направляемся? Скука смертная, – недовольно сказала она Вяземскому. – Я думала, мы обойдемся без занудных достопримечательностей из "Справочника пожилого путешественника".
– О нет, ваше высочество, – Вяземский решительно направился вперед, то и дело невольно поглядывая на свое отражение в витринах маленьких магазинчиков. – Вы будете довольны.
– Прежде всего разрешаю накормить меня завтраком! – торопливо крикнула ему в спину Екатерина, кутаясь в свой бежевый плащ. Туман рассеялся, но на смену ему пришел нешуточный пронизывающий ветер.
– Именно с этого я и собирался начать, – галантно повернулся к ней граф и указал на симпатичные круглые столики уличного кафе. – Буланжерия к вашим услугам, ваше высочество.
– Можно просто Екатерина, – смягчилась великая княжна. – И давайте зайдем внутрь.
В кафе-пекарне было тепло, шумно и празднично: нарядная свежая выпечка с ягодами, фруктами, кремом; тортики и пирожные всех мастей. Принцесса, застонав от этого изобилия, устроилась за одним из столиков, Вяземский уселся рядом. К счастью, вкуснейшие запахи, гулявшие по пекарне, полностью перебили мускусный аромат графа.
Съемочная группа снимала Екатерину и ее жениха с улицы, через стекло, направив на пару чувствительные параболические микрофоны. Казак вместе с одним из охранников "Всемогущего" остался скромно стоять у двери, чтобы не портить кадр.
Мимо принцессиного столика уже в четвертый раз пробежал высокий худой официант с гасконским носом.
– Простите? Можно меню? Мы хотим заказать! – безуспешно взывал к нему Вяземский.
Пробегая мимо в пятый раз, официант наконец швырнул на столик меню, по толщине сравнимое с фолиантом "Истории Франции с 1481 года до наших дней".
– Не очень-то вежливо, – подняла брови Екатерина и углубилась в энциклопедию выпечки.
– Вы готовы? – подлетел спустя пятнадцать секунд гасконец, показывая всем своим видом, насколько проще и веселее ему бы жилось, если бы посетители не гнались за гастрономическими удовольствиями, а тихо-мирно сидели по своим домам, не высовывая оттуда носа.
Екатерина поняла, что березовый сок тут выпрашивать бессмысленно.
– У вас есть капучино? – уточнила она, не увидев соответствующей строчки в кофейном разделе.
Гасконец презрительно фыркнул.
– Вы не в Сан-Франциско.
– Бьен, – сдержалась Екатерина. – Тогда принесите кофе с молоком, а мы пока подумаем, что из выпечки к нему взять.
Официант еле слышно пробормотал что-то нелицеприятное об умственных способностях людей, не способных принимать быстрые решения, и унесся прочь.
– Вы слышали?! – изумленно обратилась к Вяземскому принцесса. – Это он обо мне?!
– Вот вам и неофициальный Париж, – вполне по-галльски пожал плечами граф. – Здесь везде так. Советую поскорее выбрать еду, а то, чего доброго, еще пересадят куда-нибудь к туалету.
Великая княжна испуганно ткнула пальцем в первую попавшуюся страницу.
– Тогда я буду… – она всмотрелась в название, – "крок-месье". Ну что ж, ветчина и сыр в горячем тосте, неплохо.
– О, ну я, разумеется, буду макарони.
– Ну разумеется, – подхватила Екатерина, – это же самое дорогое печенье в мире. Закажите, я сейчас вернусь.
Великая княжна, поминутно извиняясь, пробилась сквозь толпу к туалету. Санитарная комнатка скрывалась за обшарпанной дверью и выглядела совсем ненарядно. Массивная раковина с отколотым краем и кривыми деревянными ногами явно застала Наполеона. Полуразбитый унитаз недалеко ушел от примитивной дырки в полу. Из крана сочилась тоненькая ржавая струйка ледяной воды. И это в самом сердце самого романтичного города на земле!
Фу.
Еду принесли спустя сорок минут. После сорока напоминаний, просьб и униженной мольбы. Крок-месье оказался вполне приличным, а вот вместо кофе с молоком принцесса получила довольно гадкий эспрессо. По фантастической цене.
– Я бы могла за эти деньги в любом петербургском трактире взять суп, салат, горячее с гарниром, десерт, да еще и на березовый сок бы осталось! – прикинула Екатерина, уставившись в счет. Она предложила оплатить половину суммы; Вяземский помялся, но возражать не стал.
– Екатерина, ну как же вы можете сравнивать какой-то убогий русский трактир и буланжерию на бульваре Инвалидов! – укоряюще покачал головой граф.
– По крайней мере, в любом "убогом" трактире сантехника будет соответствовать гигиеническим стандартам! Ладно, куда дальше?
– А дальше сюрприз!
Граф, напустив на себя таинственность, вывел Екатерину из пекарни и сразу свернул на узенькую Рю де Бабилон. "Pagode" – гласила большая синяя вывеска над живописным садом. Вяземский открыл калитку:
– Здесь вы увидите свою маму!
– Что?! Маму?!
У Екатерины зашлось сердце. Так же, как пару недель назад на ристалище. Конечно, она знала, что маменька где-то далеко в Африке и никогда не вернется, но вдруг… Вдруг… Маменька всегда так любила Париж… В голове был полный сумбур.
– Тут, милая Екатерина, мы с вами посмотрим "Осень в Париже!" – торжественно объявил Вяземский. Он не заметил эффекта, произведенного его предыдущей неосторожной фразой. Никто никогда не замечал ее реакции. Великая княжна умела скрывать свои чувства. – Здесь находится уютнейший в мире кинотеатр!
Извилистая тропинка, петляя между фигурно подстриженными деревьями и покрытыми мхом камнями, привела парочку к самой настоящей восточной пагоде – с подкрученными карнизами и китайскими львами при входе. Морды у львов были крайне раздраженными. Возможно, из-за запаха плесени, доносившегося из открытых дверей здания.
Внутри ощущение затхлости усилилось. Гобелены с изображениями драконов не мешало бы простирнуть, подумалось Екатерине. А истертую обивку кресел в крошечном кинозале – выбросить без сожалений.
Однако Вяземский был очень доволен собой и кинопагодой.
– Как раз успели к началу сеанса, – прошептал он, когда в зале погас свет, на экране возник логотип Шепсинской киностудии (бескрайний пляж с шипящей морской пеной) и раздался саундтрек заставки: "Ш-ш-ш! Это Шепси!"
"Осень в Париже" шла во французском переводе. Это было странно. Екатерина знала фильм наизусть, и одними губами проговаривала за маменьку ее реплики на русском.
Ирреальность происходящего ударила в висок, когда в кадре мелькнула пекарня на бульваре Инвалидов, где только что завтракала сама Екатерина. В фильме буланжерия выглядела по-другому: была изысканной, полупустой и чистой. Василиса задумчиво пила вино, глядя в окно на умытый, залитый солнцем бульвар; молоденький официант обслуживал ее расторопно и безупречно вежливо. Вопрос с оплатой счета – наверняка астрономического – киношники и вовсе проигнорировали. Ничего удивительного: бедная, хоть и невероятно талантливая художница, которую играла Василиса, никак не могла себе позволить вот так вальяжно закусывать в кафе, когда по сюжету у нее не было денег даже на оплату квартиры.
Впрочем, несмотря на некоторые сценарные неувязки и общую наивность, фильм (красивый, смешной, яркий, профессиональный – как все шепсинские блокбастеры) здорово поднял Екатерине настроение.
– Роберт, как вы только додумались до такого? – тихо обратилась она к своему соседу.
– А? – оторвался Вяземский от своего перстня-разумника. На экран он не смотрел совсем. – До какого?
– Граф! Ну что вы, в самом деле! До кино как вы додумались, я спрашиваю.
– О, все просто. Продюсеры "Всемогущего" подсказали.
– Понятно. – Великая княжна почувствовала себя обманутой.
– Да, они отсмотрели все ваши, э-э-э, "березовые беседы", – Вяземский пошевелил бровями, – и поняли, как для вас важен кинематограф. Вот и предложили мне пригласить вас во Францию на просмотр "Осени в Париже". Я согласился, у меня тут кой-какие делишки есть.
– Понятно, – повторила Екатерина. – А сами вы куда собирались меня пригласить? Пока продюсеры не вмешались?
– У меня была замечательная идея. – Вяземский придвинулся поближе вместе со своим мускусным запахом. – Хотел позвать вас на шоколадную фабрику Конради. На Петергофской дороге, знаете? В бывшей усадьбе Строгановых. Там огромное кондитерское производство. Все девушки без ума от шоколада. Просто умирают, когда его видят.
И Вяземский, видимо решив воспользоваться удачным моментом, взял руку Екатерины в свои холодные ладони.
– А я бы умерла, если бы приблизилась к этой фабрике на расстояние ближе ста метров. – Великая княжна раздраженно вырвала руку из цепких пальцев графа. – Вы совсем меня не знаете, граф! У меня на шоколад жуткая аллергия!
– Что ж мне так не везет?! – возмутился Вяземский. – У детей на конкурсе сахарный удар случился из-за "Яблочек шоколадных", принцессу от одного вида кондитерской фабрики тошнит.
– Ну уж извините, Роберт, – язвительным тоном произнесла Екатерина. – Извините, что я не пышная блондинка, обмазанная сверху донизу шоколадом, как вам это представлялось в ваших мечтах.
Вяземский горько вздохнул и промолчал.
Из пагоды вышли в холод. Грязное небо давило. Парижские пейзажи словно продолжали серию ненастных картин Клода Моне.
– Теперь куда? Что там еще ваши друзья-продюсеры для нас придумали?
– Нет, остальное я сам, – похвастался граф. – Пора заняться дельцем, о котором я говорил в кино.
Пара – нет, определенно не влюбленных – молодых аристократов направилась к Сене. За ними, а иногда и перед ними, бежали операторы. Екатерина так привыкла к камерам за четыре с лишним месяца, что почти перестала их замечать.
– Вы посмотрите, тут только Раскольникова не хватает! – Великая княжна заглянула в арку одного из домов на Рю дю Фюр. Плотная застройка, стена в стену, тянулась бесконечно, формируя внутри кварталов замкнутые дворы-колодцы. – Совсем как в Петербурге девятнадцатого века. Если бы Достоевский родился на сто лет позже, эмигрировал бы во Францию.
– Почему? – не понял граф.
– Ну как же, изнанка этих зданий как раз в его духе. Мрачность, беспросветность, понимаете? То, что доктор прописал. Ведь окажись Федор Михалыч в нынешнем Петербурге, он бы вместо "Преступления и наказания" сочинил, пожалуй, жизнерадостный романчик под названием вроде "Солнечный зайчик на моем подоконнике".
Еще при Константине Алексеевиче в каждом петербургском дворе-колодце установили систему зеркал, разбрызгивающих лучи солнца по всей придомовой территории. С развитием технологий зеркала к тому же начали поворачиваться вслед за светилом – для максимальной освещенности колодца. Комплекс управлялся особой программой, принимающей сигнал со спутника. По вечерам эти же зеркала многократно усиливали мягкий свет уличных фонарей. Жителям, привыкшим к вечному полумраку, пришлось срочно бежать в "Хохлому" за светонепроницаемыми шторами.
Впереди показалась темно-зеленая Сена, перерезанная белым отражением Нотр-Дама.
– В собор не пойду, – предупредила великая княжна, – слишком много туристов.
– Нет-нет. – Граф почти побежал. – Нам сюда. Здесь самый знаменитый букинистический рынок Парижа.
Вяземский и книги? – удивилась Екатерина. Что ж, приятный сюрприз. Она сама до дрожи в пальцах любила полистать страницы – и не какие-нибудь там прозрачные рисовые, а бумажные, плотные. Электронная читалка "Разумное блюдце" (популярный во всем мире гаджет от "Владычицы морской") не могла сравниться с обычной книгой. Запах, тактильные ощущения. Все другое.
В глазах, уставших от серого фона, запестрело. Книжный рынок весь состоял из прямоугольников разного размера и отличался от гастрономического, склоняющегося к округлым природным формам, как день и ночь. Тихие посетители, чинный уважительный торг, аккуратные прямоугольники акварелей, жизнерадостные открытки, афиши в стиле Тулуз-Лотрека, старинные журналы мод. И повсюду книги. Тонны книг. Талмуды, манускрипты, тома. Фолианты, распухшие от множества содержавшихся в них умных мыслей и от количества прошедших веков. Река времени захлестнула набережную Сены.
Екатерина подошла к одному из лотков с русской литературой. Ей приглянулся синий сборник стихов Ломоносова, выпущенный в начале двадцатого века – еще с "ятями" и "фитами". Она открыла оглавление: "Жениться хорошо, да много и досады…"
Великая княжна улыбнулась, на секунду даже позабыв о том, как жмут ей туфли. Ходить пешком по старинным парижским улочкам оказалось совсем не так весело, как представлялось поначалу.
Тем временем граф целеустремленно бросился куда-то вглубь рынка. Остановившись возле ничем не примечательного киоска, принялся с азартом перерывать старые – очень старые – французские издания.
– Роберт, что вы ищете? – заинтересовалась Екатерина, пытаясь разглядеть названия книг. Однако большинство трактатов были вообще без обложек.
– Кое-что жизненно важное.
– Так что это? – вскинула брови великая княжна.
– Говорю же – жизненно важное, – нетерпеливо бросил Вяземский. – Скупаю все исследования парижских алхимиков, какие только могу найти. Луи Люка, Тифферо, Жоливе-Кастело…
– Но зачем, граф, зачем?! – воскликнула Екатерина.
– Мне нужен философский камень, – буднично сказал граф. – А алхимики подошли к разгадке очень близко.
Великая княжна не поверила.
– Постойте, Роберт, вы серьезно? Какая-то неудачная шутка.
– Это не шутка, – обиженно ответил Вяземский, перебирая тома. – Я собираюсь загрузить всю информацию из этих книг в компьютер. Искусственный интеллект сведет воедино все достижения разума человеческого. Результат – я получу распечатку с пошаговой инструкцией по получению великого эликсира.
Великая княжна поежилась и даже оглянулась через плечо. Вид съемочной группы ее немного успокоил, напомнив о Генри.
– Мистика какая-то. Вы меня пугаете, граф.
– Ну почему сразу "пугаете"? – Вяземский вытащил потрепанную книжку из дальней коробки. – Я же не пересказываю вам маловразумительные бредни алхимиков про "температуру Египта" или "философские яйца". Хотя некоторые образы очень поэтичны. Например, кто-то из них описывал, как камень меняет оттенки при нагревании: сначала цвет "воронова крыла", затем – "хвост павлина" и, в конце концов, "солнечный луч". – Граф впервые выглядел по-настоящему увлеченным. В темных глазах словно зажглись прожектора. – Я просто думаю, что не зря же люди потратили на алхимию семь, нет, восемь веков! Может, именно мне суждено положить последний кирпичик в стену этой Вавилонской башни?
– Насколько я помню легенду, Вавилонская башня осталась недостроенной. – Екатерина, будучи приземленным и практически мыслящим человеком, чувствовала себя во время этого разговора неуютно.
– Честно говоря, я не очень разбираюсь в истории…
– А в химии и физике вы разбираетесь? Вам все это понадобится для воплощения задуманного.
– Я уже заказал ребятам из "Владычицы морской" программку, которая за меня будет во всем этом разбираться, – довольно ответил граф. – Парням так понравилась моя идея, что взялись за работу почти бесплатно, из спортивного интереса. Уже тестируют вовсю сочинения Фламеля, его "Тайное описание благословенного камня, именуемого философским" – в свободном доступе в Интерсетке.
– А для чего вам философский камень, Роберт? – спросила Екатерина, глядя на одухотворенное лицо жениха. – Вы хотите жить вечно?
– Очень хочу, – не стал спорить граф.
– Тогда вам нельзя переезжать во Францию. Лучшие врачи в России, вы же знаете.
– Но они просто лечат болезни! Совсем не стремятся раскрыть секрет вечной молодости, ленивцы! – махнул рукой Вяземский. – И потом, дело не только в этом. Я привык к определенному образу жизни. Вы же видели мой самолет. И эта красота, – показал он на себя, – требует постоянных вложений. А наследство почему-то быстро заканчивается. Мне нужно золото. Лучше всего из мусора. На свинец, боюсь, денег уже не останется.
– Да-а, миллион рублей бы вам сейчас очень пригодился, верно? – насмешливо уточнила Екатерина. – Пока ваша компьютерная программа не заработала в полную силу.
– Какой миллион?
– Мой миллион. Если я выйду за вас замуж.
– Ах, этот миллион! А я о нем даже не подумал!
– Так уж и не подумали, граф!
– Что вы, Екатерина, разве могу я покуситься на деньги своей супруги! – Вяземский отвел глаза. – Кстати, вы принесли мне удачу. – Он раскрыл книгу, которую все это время держал в руке. – Раннее издание Фулканелли, "Тайны готических соборов", я давно его искал. Вы знали, что в барельефах Нотр-Дама зашифрованы тайны алхимии? Скорее бы передать книжку программистам. Еще чуть-чуть, ваше высочество, и в качестве свадебного подарка я преподнесу вам золотой напиток.
Ошарашенная Екатерина так ничего и не купила на память о букинистическом рынке.
После книжного развала вся компания отправилась в милый французский ресторанчик. Милый – из-за фестончиков на маркизах и герани на подоконниках. А так кусок рыбы на овощах оказался пересушенным, вино – заурядным, десерт – незапоминающимся; зато счет надолго врезался в память и в кошелек.
Обратно в Ле-Бурже решили ехать на такси. Единогласно. Великая княжна была сыта пешеходным Парижем по горло. Лодыжки заявили решительный протест против продолжения экскурсии по средневековым улочкам французской столицы.
Поймали две машинки – смехотворно маленькие и старенькие до слез. Кое-как разместились на продавленных сиденьях, покрытых собачьей шерстью и еще чем-то непередаваемо мерзким. Екатерина оказалась зажата между графом и казаком-телохранителем, оператор устроился спереди, остальная съемочная группа заняла второе авто.