По тому, как сотрясалось ее тело, я поняла, что она плачет: легкая дрожь постепенно переросла в мучительные рыдания.
- Ты помнишь меня, - ее голос наполнился облегчением. - Я так боялась. Я подумала… я уже подумала о худшем!
И все кошмары снова завладели моим сознанием, словно никуда и не уходили.
- Это правда? - спросила я, чувствуя, как нечто кислотно-скользкое пробирается под кожу. - Что сказал детектив. Что я была… одиннадцать недель… - я не могла заставить себя произнести это слово. Похищена. Оно было настолько равнодушным. Настолько невероятным.
У нее вырвался всхлип, полный страдания.
- Что… со мной случилось? - продолжила я.
Мама провела пальцами под глазами, вытирая слезы. Я знала ее достаточно хорошо, чтобы понять, она пытается сохранить самообладание лишь ради меня. Я инстинктивно подготовила себя к худшим новостям.
- Полиция делает все, что в их силах, чтобы собрать все детали в одну общую картину. - Она попробовала улыбнуться, но губы предательски задрожали. Будто нуждаясь в поддержке, она потянулась к моей руке и сжала ее. - Самое главное, что ты вернулась. Ты дома. Все, что случилось, теперь в прошлом. Мы справимся с этим.
- Как меня похитили? - спросила я скорей саму себя.
Как это произошло? Кому потребовалось похищать меня? Они затащили меня в машину, пока я выходила из школы? Запихнули меня в багажник, пока я шла через парковку?
Неужели все было так просто? Пожалуйста, пусть все будет не так. Почему я не побежала? Почему я не боролась? Почему мне потребовалось столько времени, чтобы сбежать? Потому что очевидно именно это и произошло. Разве нет? Отсутствие ответов камнем обрушилось на мои плечи.
- Что ты помнишь? - поинтересовалась мама. - Детектив Бассо сказал, что даже мельчайшая деталь может оказаться полезной. Подумай. Попытайся вспомнить. Как ты попала на кладбище? Где ты была до этого?
- Я ничего не помню. Будто моя память… - я замолчала. У меня было ощущение, будто часть моих воспоминаний была украдена. Словно кто-то выхватил их, не оставив на том месте ничего, кроме неосознанной паники.
- Что последнее ты помнишь? - поинтересовалась мама.
- Школу, - автоматически слетело с языка. Не спеша разрозненные воспоминания зашевелились, кусочки мозаики завращались, сцепляясь друг с другом, образуя четкую картину. - Я готовилась к тесту по биологии, но, полагаю, я его пропустила, - добавила я, чувствуя, как реальность тех потерянных одиннадцати недель глубже проваливается в неизвестность. Я четко помнила, как сидела в кабинете биологии тренера МакКонахи. В памяти всплыли знакомые запахи мела, чистящих средств, спертого воздуха и дезодоранта. Рядом сидела Ви - мой партнер по лабораторным. Перед нами на черном гранитном столе лежали раскрытые учебники, но под свой Ви украдкой всунула выпуск US Weekly.
- Хочешь сказать к тесту по химии, - поправила меня мама. - В летней школе.
Я неуверенно перевела на нее взгляд.
- Я никогда не ходила в летнюю школу.
Мама прикрыла рот ладонью. Кожа на руке побледнела. Единственным звуком в комнате было ритмичное тиканье часов над окном. Каждый крошечный шаг стрелки эхом отдавался в висках, десять раз, прежде чем я смогла заговорить.
- Какой сегодня день? Какой месяц? - Воспоминания вернулись на кладбище.
Опавшие листья.
Едва уловимая прохлада в воздухе. Мужчина с фонариком, утверждающий, что сейчас сентябрь. Единственное слово крутилось у меня в голове - нет. Нет, это невозможно. Нет, это все неправда. Нет, целые месяцы жизни не могут просто так незаметно исчезнуть. Я пыталась протолкнуться глубже в свои воспоминания, пыталась ухватиться за что-нибудь, что помогло бы мне связать данный момент с тем последним уроком биологии. Но между ними зияла пропасть. Все воспоминания о лете были полностью и окончательно уничтожены.
- Все в порядке, детка, - бормотала мама. - Мы вернем твои воспоминания. Доктор Хаулет сказал, что у большинства пациентов с течением времени наблюдаются значительные улучшения.
Я попыталась сесть, но руки представляли собой спутанный клубок трубок и прочего медицинского оборудования.
- Просто скажи, какой сейчас месяц! - потребовала я истерично.
- Сентябрь, - помятое выражение ее лица было невыносимым. - Шестое сентября.
Я откинулась на подушку, озадаченно хлопая глазами.
- Я думала, сейчас апрель. Я не помню ничего после апреля.
Я наскоро возвела стены, закрываясь от поражающей меня вспышки страха. Я не вынесу все напасти скопом - надо делать по одному шагу за раз.
- И что, лето действительно… закончилось? Вот так просто?
- Вот так просто? - повторила она невозмутимо. - Оно медленно тянулось. Каждый день без тебя… Одиннадцать недель абсолютного неведения… Бесконечная паника, беспокойство, страх, безысходность…
Я задумалась, проводя подсчеты в уме.
- Если сейчас сентябрь, и меня не было одиннадцать недель, значит, меня похитили…
- Двадцать первого июня, - любезно подсказала мне мама. - В день летнего солнцестояния.
Возведенная мною стена рушилась быстрее, чем я успевала ее мысленно восстанавливать.
- Но я не помню июнь. Я даже май не помню.
Мы смотрели друг другу в глаза, и я знаю, мы думали об одном и том же.
Как такое может случиться, что моя амнезия вышла за рамки тех одиннадцати недель, вплоть до апреля? Неужели такое возможно?
- Что сказал врач? - спросила я, облизывая пересохшие губы. - У меня была травма головы? Меня накачала наркотиками? Почему я не могу ничего вспомнить?
- Доктор Хаулет сказал, у тебя ретроградная амнезия, - мама замолчала. - Это значит, что часть воспоминаний, предшествующих поражению мозга, утеряна. Мы просто не были уверены, как далеко зашли потери. Апрель, - прошептала она себе под нос, и я видела, как из ее глаз улетучилась вся надежда.
- Утеряна? Как утеряна?
- Он думает, это психологическая травма.
Я обхватила голову руками, чувствуя пальцами жирность волос. Меня вдруг осенило, что я понятия не имею, где находилась все эти недели. Может, меня сковали цепями в каком-нибудь сыром подвале. Или связали в лесу.
Ясно одно: я давненько не принимала душ. Бросив взгляд на свои руки, я обнаружила пятна грязи, мелкие порезы и синяки. Через что я прошла?
- Психологическая? - я заставила себя выкинуть из головы все эти размышления, от которых меня все больше охватывала истерика. Я должна оставаться сильной. Мне нужны ответы. Я не могу сломаться. Если бы я заставила себя сосредоточиться, даже не смотря на пляшущие точки перед глазами…
- Он считает, ты блокируешь воспоминания, избегая чего-то травматического.
- Я не блокирую их, - я закрыла глаза, не в силах остановить скопившиеся слезы. Сделав судорожный вдох, я крепко сжала руки в кулаки, стараясь унять отвратительную дрожь в пальцах. - Я бы знала, если бы пыталась забыть пять месяцев своей жизни, - проговорила я медленно, стараясь придать голосу убедительного спокойствия. - Я хочу знать, что произошло со мной.
Если я и одарила ее сердитым взглядом, она проигнорировала это.
- Попытайся вспомнить, - она мягко настаивала. - Это был мужчина? Все это время ты была с мужчиной?
Была ли? До этого момента у моего похитителя не было лица. Разум услужливо подкидывал мне образ монстра, прячущегося в темноте. Густое облако неопределенности нависло надо мной.
- Ты ведь знаешь, что не должна никого прикрывать? - продолжила она тем же самым нежным тоном. - Если ты знаешь, с кем была все это время, ты можешь рассказать об этом мне. Что бы они тебе не говорили, теперь ты в безопасности. Они не тронут тебя. Они ужасно с тобой поступили, но это их вина. Их вина, - повторила она.
Всхлип разочарования вырвался из груди. Выражение "чистый лист" казалось до тошноты подходящим. Я собиралась озвучить свое отчаяние, когда в дверном проеме возникла тень. На пороге стоял детектив Бассо. Руки были скрещены на груди, в глазах читалась тревога.
Я инстинктивно напряглась. Мама, должно быть, почувствовала это. Она проследила за моим взглядом.
- Я подумала, что Нора может вспомнить что-нибудь, пока мы вдвоем, - объяснила она детективу Бассо извиняющимся голосом. - Я знаю, вы хотели допросить ее, я просто подумала…
Он кивнул, будто говоря "все в порядке". Затем подошел ближе, пристально глядя на меня.
- Ты сказала, у тебя нет четкой картинки воспоминаний, но даже туманные детали могут помочь.
- Вроде цвета волос, - вставила мама. - Может, они были… черными, например?
Я хотела ответить ей, что не помню ничего, ни малейших намеков на цвет, но я не осмелилась в присутствии детектива Бассо. Я не доверяла ему.
Инстинкты подсказывали мне, что с ним что-то не так. Когда он приблизился ко мне, волосы неприятно закололи у корней, и на мгновение по спине пробежали мурашки, будто по позвоночнику заскользил кубик льда.
- Я хочу домой, - были мои единственные слова.
Мама и детектив Бассо переглянулись.
- Доктору Хаулету нужно провести несколько тестов, - произнесла мама.
- Каких еще тестов?
- Что-то связанное с твоей амнезией. Это не займет много времени. И затем мы поедем домой, - она небрежно махнула рукой, что только усилило мои подозрения.
Я повернулась к детективу Бассо, мне казалось, у него есть ответы на все.
- Что вы не договариваете?
Выражение его лица было непоколебимей стали. Полагаю, годы коповской практики отшлифовали этот взгляд.
- Нам нужно провести несколько тестов. Убедиться, что все в порядке.
В порядке?
Что из этого может подходить под определение "в порядке"?
Глава 3
Мы с мамой живем на ферме, расположенной на границе между окраинами Колдуотера и отдаленными малонаселенными регионами штата Мэн. Выгляни в любое окно и ты словно очутился в прошлом. Бескрайняя не паханая целина с одной стороны, льняные поля, обрамленные вечно зелеными деревьями, - с другой. Мы живем в самом конце улицы Хоторн Лейн, а ближайшие соседи - в миле от нас. Ночью, когда светлячки окутывают деревья золотистым свечением, а воздух наполняется теплым ароматом мускусной сосны, совсем нетрудно поверить, что ты очутился в совершенно другом веке. И, дав волю воображению, я даже могу представить расположившийся неподалеку красный амбар и пасущихся овец.
Стены нашего дома покрыты белой краской, и крыльцо, перекошенное настолько, что это видно невооруженным глазом, опоясывает их по всему периметру. Окна с синими ставнями имеют узкую и вытянутую форму и противно скулят жалобным стоном при каждой попытке открыть их. Папа, бывало, говорил, что благодаря этому ему не придется устанавливать сигнализацию на окно моей спальни. Наша личная шутка, так как мы оба знали, что я не из тех дочерей, что тайком ускользают по ночам.
Родители переехали на эту ферму (читай - дыру) незадолго до моего рождения, объясняя свое решение тем, что влюбились в этот дом с первого взгляда. У них была простая мечта: со временем восстановить его до чарующего состояния 1771 года, и однажды прибить на крыльце вывеску "Гостиница" и подавать лучший суп из лобстеров на всем побережье. Мечта рассеялась, когда однажды ночью папу убили в центре Портленда.
Утром меня выписали из больницы и теперь я сижу в своей комнате. Прижав подушку к груди, я откинулась на спинку кровати, с ностальгией рассматривая коллаж фотографий, кнопками прикрепленных к пробковой панели на стене. Там снимки родителей, позирующих на вершине Разбэри Хилл, Ви, демонстрирующей свой ужасный спандексовый костюм Женщины-кошки, который она сшила на Хэллоуин несколько лет назад, моя фотография из ежегодника за прошлый класс. Разглядывая наши улыбающиеся лица, я пыталась уверить себя, что теперь, вернувшись в свой привычный мир, я в безопасности.
Правда заключалась в том, что я не буду чувствовать себя в безопасности и не вернусь к прежней жизни до тех пор, пока не вспомню, что произошло со мной в течение последних пяти месяцев, в особенности, в течение последних двух с половиной месяцев. Пять месяцев казались незначительным периодом по сравнению с семнадцатью годами (я пропустили свой семнадцатый день рождения во время этих непостижимых одиннадцати недель), но я не могла видеть ничего, кроме этого недостающего звена.
Огромной дыры, зияющей на моем пути, препятствующей моему продвижению вперед. У меня не было прошлого, как и не было будущего. Лишь преследующая меня громадная пустота.
Результаты тестов, что назначил доктор Хаулет, оказались отличными, просто отличными. Насколько они могли судить, за исключением нескольких царапин и синяков, мое физическое состояние было таким же великолепным, как и в день моего исчезновения.
Но нечто более серьезное, потаенное, сокрытое глубоко внутри, куда не доберутся никакие тесты, вызывало у меня сомнения относительно моего выздоровления. Кто я теперь? Через что я прошла за эти выпавшие из моей памяти месяцы? Что, если травма привнесла в меня такие изменения, которые я никогда не смогу постичь? Или еще хуже, от которых я никогда не смогу оправиться?
Пока я была в больнице, мама наложила строгий запрет на посетителей и доктор Хаулет ее поддержал. Я понимала их беспокойство, но теперь, когда я дома, постепенно возвращаюсь к привычному порядку вещей, я не позволю маме запереть меня в четырех стенах с благими, но неразумными намерениями защитить меня. Может, я и изменилась, но это все еще я. И единственное, что я хочу сделать прямо сейчас, обсудить все с Ви.
Внизу я стянула мамин Блэкберри с тумбочки и вернулась в комнату. Когда я очнулась на кладбище, при мне не было мобильного, и пока я не подберу себе новый, вполне сойдет и ее телефон.
"Это Нора. Ты можешь говорить?" - написала я Ви. Было уже поздно, а мама Ви вынуждала ее гасить свет в десять. Если бы я позвонила, ее мама могла услышать, а это означало бы кучу проблем для Ви. Зная миссис Скай, не стоит уповать на ее снисходительность, даже учитывая все обстоятельства данной ситуации.
Мгновение спустя Блэкберри подал сигнал о новом сообщении.
"Крошка?!?!!! Я тут с ума схожу. Сплошной комок нервов. Где ты?"
"Позвони мне на этот номер".
Положив телефон на колени, я нервно покусывала ноготь на большом пальце.
Я не могла понять, откуда взялось это волнение. Это же Ви. Но лучшие друзья или нет, мы не общались несколько месяцев. Хотя по моему мироощущению не прошло больше нескольких дней, в реальности все было совсем иначе. Между двумя поговорками "В разлуке чувство крепнет" и "С глаз долой - из сердца вон" я определенно склонялась к первой.
Несмотря на то, что я ожидала звонка Ви, я все равно вздрогнула, когда Блэкберри зазвонил.
- Алло? Алло! - произнесла Ви.
Стоило услышать ее голос, как меня тут же переполнили эмоции.
- Это я! - удалось выдавить с трудом.
- Наконец-то, - фыркнула она, ее голос тоже звучал напряженно от эмоций.
- Я вчера весь день провела в больнице, но они не разрешили мне навестить тебя. Я прорвалась сквозь охрану, но они, прокричав код девяносто девять, погнались за мной. Они выпроводили меня в наручниках, и говоря "выпроводили", я подразумеваю кучу тумаков и ругательств в обоих направлениях. Насколько я могу судить, единственным преступником здесь является твоя мама. Никаких посетителей? Я твоя лучшая подруга. Ей разве не приходило ежегодное уведомление об этом на протяжении последних одиннадцати лет? В следующий раз, когда я буду у вас, я хорошенько всыплю этой женщине.
Сидя в темноте, я почувствовала, как мои дрожащие губы изогнулись в улыбке. Я прижала телефон к груди, разрываясь между смехом и слезами. Я должна была знать, что Ви меня не бросит. Воспоминания обо всем, что пошло наперекосяк с тех пор, как я очнулась на кладбище три дня назад, быстро затмевались простейшим фактом - в этом мире у меня все еще есть лучшая подруга. Может, все и изменилось, но мои отношения с Ви - прочны как скала. Наша связь нерушима. И ничто этого не изменит.
- Ви, - выдохнула я с облегчением. Мне хотелось насладиться нормальностью момента. Было уже поздно, мы должны спать, но вместо этого мы болтаем в темноте. В прошлом году мама Ви застукала ее за телефонным разговором со мной после выключения света и выбросила телефон. На следующее утро на глазах у всех соседей Ви устроила погружение в мусорный контейнер. И до сегодняшнего дня она не расстается с этим телефоном. Мы зовем его Оскар, в честь Оскара Ворчуна.
- Они дают тебе качественные успокоительные? - спросила Ви. - Отец Энтони Эмовица, кажется, фармацевт, так что я могла бы раздобыть для тебя хороших лекарств.
Мои брови поползли вверх.
- Что? Ты и Энтони?
- Фу! Нет! Не в этом смысле. Я зареклась встречаться с парнями. Если мне нужна романтика, для этого есть Netflix.
"Поверю, если увижу своими глазами", - подумала я, усмехнувшись.
- Где моя лучшая подруга и что ты с ней сделала?
- У меня программа по очищению от парней. Вроде диеты, только направлена на мое эмоциональное состояние. Не бери в голову, я уже еду к тебе, - продолжила Ви. - Я три месяца не видела свою лучшую подругу, и это телефонное воссоединение полная фигня. Крошка, я покажу тебе настоящие медвежьи объятия.
- Удачно проскользнуть мимо моей мамы, - ответила я. - Она новая представительница родительского фанатизма.
- Ух, эта женщина! - прошипела Ви. - Я уже мастерю распятие.
Мы вполне можем подискутировать о ведьминском статусе моей матери в любой другой день. Сейчас на повестке дня есть более важные темы.
- Ви, мне нужно краткое содержание дней, ведущих к моему похищению, - начала я, переводя разговор на более серьезный уровень. - Я не могу отделаться от чувства, что похищение не было случайным. Должны были быть предостерегающие знаки, но я ничего не помню. Врач сказал, потеря памяти времена, но в данный момент мне нужно, чтобы ты рассказала, куда я ходила, что делала, с кем встречалась ту последнюю неделю. Просвети меня.
Ви ответила не сразу.
- Уверена, что это хорошая идея? Немного рановато для подобного стресса. Твоя мама рассказала мне о твоей амнезии…
- Серьезно? - прервала ее я. - Ты на стороне моей матери?
- Замолчи, - проворчала Ви, сдаваясь.
В течение следующих двадцати минут она пересказывала каждое событие той недели. Однако чем больше она говорила, тем глубже опускалось у меня сердце. Никаких странных телефонных звонков. Никаких незнакомцев, неожиданно вошедших в мою жизнь. Никаких необычных машин, преследующих нас по городу.
- А ночь моего исчезновения? - поинтересовалась я, прерывая ее на полуслове.