– Гэвин, – выдохнула она. Страх вызывал в ней такую сильную тошноту, что она согнулась пополам. Обхватив бока, она посмотрела на его лицо. – Гэвин, посмотри на меня, – его взгляд скользнул по ее лбу и щекам и вспыхнул, отыскав ее глаза. – Нам просто нужно выбраться, ладно? Нужно выбраться отсюда, и мы сможем уехать и сделать то, что хотели. Я тебя не брошу. Ты должен встать, спуститься со мной по лестнице и через кухню выйти на задний двор.
Гэвин кивнул, лишенный дара речи и пребывающий в состоянии шока. Она не знала, долго ли он сможет терпеть боль, та явно была невыносимой, и по тому, как кривилось от боли его лицо, она поняла, что им нужно спешить. Дэлайла еще никогда не испытывала такую ужасную тревогу, когда могла думать только об одном: нужно бежать. А что будет потом, не имело значения. Им нужно выбраться, пока дом не рухнул на них. Дэлайла посмотрела на потолок с трещинами, на пол, центр которого пересекала длинная неровная дыра. Дом мешал им уйти, и у него получалось. И она не знала, как им добраться до заднего двора.
Встав, Гэвин прислонился к стене, кряхтя от боли. Глаза его были крепко закрыты, здоровой рукой он потянулся к ней, прося поддержки. Его правая рука плетью висела на боку, словно кости в ней превратились в пыль.
– Смотри, что ты наделал! – закричала она на Дом, сорвав с себя жилет и помогая Гэвину перевязать им руку. – Смотри, что ты с ним сделал! Он любил тебя! Ты был ему нужен! А ты схватил, напугал и сломал его!
Пыль осела, и стены притихли. На полу замер ковер, и стало тихо, но не как затишье перед бурей, а затишье после, когда можно было сравнить произошедший хаос и последовавшую за ним тишину.
Но Дэлайла не доверяла этой тишине и, помогая Гэвину стоять ровно, спотыкаясь, повела его по коридору. Тот был таким же, как и всегда: вел к твердым ступенькам, которые спускались в прихожую и вели к столовой и кухне.
Дэлайла чувствовала каждого призрака за собой, давивших в воздухе на ее спину, пока они шли по холодной тихой кухне и выходили из двери.
Вот так.
Но тишину разорвала ужасная черная буря над ними, когда духи дома заметили Давала, сидевшего на коленях на траве и подзывающего их со взглядом, полным такой смелости и уверенности, что Дэлайла позволила ногам подогнуться, и когда они с Гэвином упали на траву, она обняла его трясущиеся плечи.
– Оставайся со мной, – прошептала она ему на ухо. – Будь со мной, ладно?
Он кивнул, все еще ничего не говоря, и уткнулся лицом во влажную кожу ее шеи, хватая ртом воздух. Дэлайла не понимала, что происходило. Под их коленями газон был мертвым и сухим. Деревья трещали на ветру. Не было ни фруктов, ни того ощущения семьи. И в конце ничего могло и не сработать. Дэлайла, Вани, Давал и Гэвин смогли разозлить привидений, вызвать всех их во двор в виде яростной бури, но они все еще могли ошибиться. Глядя на Гэвина, Дэлайла знала, что все они могут здесь умереть.
Эта мысль была такой спокойной: мы можем сейчас умереть. Призраки не знали, на что решиться – остаться с Гэвином или лететь к Давалу, – но они могли легко вырвать дерево, сломать дом, сотворить на газоне зияющую дыру и поглотить всех их.
Земля содрогалась под ними, внутри дома слышался грохот – падали стены, переворачивалась мебель, разбивались окна, духи выходили и вылетали наружу.
Было невозможно уследить за одним из сотен размытых точек в небе, похожих на рябь горячего воздуха. Но она чувствовала их, не только кружащих, но и копошащихся и кричащих над ней с чудовищным ревом.
Меньше чем в десяти метрах от нее, склонившейся над съежившимся Гэвином, сидели на коленях Вани и Давал, обхватив друг друга руками. Они кричали и молили духов отступить.
Было невыносимо громко. От их настойчивых молитв. От криков призраков и треска деревьев. От звуков крушения дома.
Краем глаза Дэлайла уловила движение внутри дома посреди бушующего ужаса вокруг: чьи-то руки безумно колотили по стеклу, чей-то рот был открыт в беззвучном крике.
Женщина. У окна стояла женщина и визжала.
Дэлайла закричала и встала на колени. Гэвин рядом с ней издал тихий стон.
Это ловушка.
Это не по-настоящему.
Но если все же,
если все-таки это реально,
если,
Гэвин никогда не простит себе, что ушел без нее.
Вскочив на ноги, Дэлайла уложила Гэвина на траву.
– Лайла, – выдохнул он. – Не возвращайся туда…
Но она уже направилась внутрь, держа руки перед лицом, чтобы защититься от обломков, пыли и темной гнилой земли. Кухня начала обваливаться, и она перепрыгнула через огромную трещину в полу, промчалась по коридору в прихожую. Покосившись, лестница начала рассыпаться, и Дэлайле пришлось цепляться топором. Куски дерева и стекла впивались в ее одежду, кожу и волосы, и, добравшись до вершины кучи обломков, Дэлайла набрала полные легкие воздуха с привкусом мела, чтобы подавить панику, ведь она не знала, где именно она сейчас находилась в доме.
– Хилари! Отзовитесь! – закричала она.
Стук раздался из задней части дома, далеко в конце коридора. Кто-то чем-то бросил в стену. Или, судя по рушащемуся дому, со стены могло просто что-нибудь упасть, или это обвалился пол. Комната могла ломаться на куски. Но секундами позже Дэлайла услышала причитания тоненьким испуганный голосом. Не слушая больше, Дэлайла побежала по обломкам дерева и пластика, врезалась в стену и замолотила по ней топором.
Стены были сухими, и дерево легко разлеталось на куски, и желудок Дэлайлы сжался, когда она поняла, что уже не сражается с одержимым Домом. Старый дом был на грани разрушения под ее ногами.
Ломая стену уставшими и немеющими руками, Дэлайла начала всхлипывать, чувствуя безумие. Она хватала ртом воздух, издавала пронзительные истерические вопли. Был здесь хоть кто-то? Или она просто сошла с ума? Она все-таки умрет в этом рушащемся доме?
Но когда Дэлайла пробила дыру в десяток сантиметров шириной, ее сердце замерло.
Там стояла женщина.
Она была крошечной. Высохшей. Ее спутанные темные волосы почти полностью поседели, спина скрючилась, а руки стали тощими и слабыми.
– Дэлайла.
Рот Дэлайлы открылся, а мокрые от слез глаза стали огромными.
– Хилари?
– Я проснулась, – прохрипела женщина. – Вытащи меня отсюда.
Не было времени размышлять, как долго она здесь находилась, откуда знала имя Дэлайлы и была ли вообще настоящей. Дэлайла яростно пробивала стену, расширяя дыру, чтобы Хилари смогла пролезть, и схватила ее за руку. Она потащила ее наружу, не обращая внимания на звук рвущейся ткани и крик, когда что-то острое впилось в ногу Хилари. Вытаскивая ее, Дэлайла упала назад, затем встала и побежала в коридор с мамой Гэвина за собой. В это время дом превращался в обломки: обрушивались в пыль потолки, исчезали полы, вспыхивали огнем стены. Они обе упали в груду обломков от лестницы, и Дэлайле пришлось почти нести женщину по коридору на кухню и за дверь, пока их преследовал огонь, опалял сзади блузку Дэлайлы и кончик ее косы.
Дэлайла упала на траву рядом с Гэвином и свернулась калачиком на его теле, содрогаясь от рыданий, ведь она четко понимала, что могла там умереть, и кто тогда позаботился о Гэвине? Хилари рухнула рядом с ними, и Гэвин повернулся, пораженно глядя на нее. Его била крупная дрожь, пока Дэлайла обнимала его.
– Это…
– Думаю, да.
Он протянул здоровую руку и обхватил ею ладонь Хилари. Она была без сознания, крошечный комочек темной одежды на газоне.
Огонь на кухне все разрастался, грохоча и треща, и Дэлайла с полной уверенностью знала, что сейчас или они победят, или все кончено. Тени впивались в ее одежду, холодные пальцы скользили по коже. В ушах звенело от невыносимых криков бессловесных призраков – на миг она увидела их зияющие рты, мерзкие и вонючие, так близко к своему лицу, но они тут же вернулись в общую тьму. Давили на нее, окружали ее бурей. Приближаясь и отлетая обратно, и так бесконечно, их дыхание воняло вековой гнилью и отчаянием, удары их бесформенных тел ощущались как порезы льдом на щеках.
Дэлайла раньше никогда не слышала такие звуки и не испытывала такой ужас. Она не могла закрыть Гэвина своим телом, но все равно пыталась, плечи дрожали от нагрузки, она свернулась поверх него, обхватив руками его голову, служа ему щитом.
Он замер. Совсем не двигался в ее объятиях, и если бы она не чувствовала слабое тепло его дыхания у себя на шее, то испугалась бы, что он перестал дышать. Он едва мог выдержать еще минуту этого, она знала это и в то же время не могла в полной мере осознать его горе, ужас и потерю. Его щеки были влажными от слез, лицо так крепко вжалось в ее шею, что ей подумалось, что она будет чувствовать его след там вечно.
Ветер трепал ее волосы. Миллионы точек давили на нее и на них со всех сторон, пытаясь сбросить ее с Гэвина. Дэлайла держалась, крича на них, летающих в темном, как ночь, небе.
Давал и Вани подползли к ним, обхватили руками Гэвина и клялись, перекрикивая призраков:
– Мы не отдадим его вам.
– Вы его не получите.
И посреди этого холода и воплей, посреди вида их ужасных истерзанных "лиц", Дэлайлу пронзило осознание, словно дуновение тепла: "Они не могут так меня по-настоящему ранить". Ее порезы были от вещей, которыми они бросались, а не от самих призраков. Без своего Дома они были ничем.
Небо пошло рябью и тут же просветлело, и вслед за легким напряжением в ее груди и щелчком в ушах мир вздрогнул и затих.
Стало так тихо, словно их закрыли в герметичную банку. На уши давила тишина, она расширялась и расширялась, пока мир вокруг не треснул, и вернулся ветер, шелестящий сухими ветками вишневого дерева. Вернулся аромат весны, земли и травы у них под ногами, смешиваясь с запахом горелого дерева и сломанного бетона. Гэвин посмотрел на дом, и Дэлайла проследила за его взглядом.
Тот едва стоял, с кровли свисали гвозди, штукатурка отделилась от стен длинными полосами до самой земли. Окна были разбиты, крыльцо почти обвалилось. Казалось, дом подхватил ураган и бросил во двор.
Он выглядел совершенно безжизненным.
Гэвин повернулся и посмотрел на маму, и лицо его исказилось.
Дэлайла закрыла глаза, рухнула на Гэвина, и больше не открывала их, пока солнце не проникло в окно, а чья-то нежная рука не разбудила ее прикосновением.
Глава 30
Он
Она была такой смелой. Он насчитал семнадцать швов только на ее лице, но когда она открыла глаза и увидела его, на ее лице не было ни паники, ни страха. Только облегчение.
Она медленно села, посмотрела по сторонам и оглядела его одежду: хлопковую пижаму.
– Мы в больнице, – объяснил он. – Они привезли нас сюда после… ну, всего.
Хотя его память о прошедших полутора днях была смесью изображений, охваченной страхом и потрясением, Гэвин помнил, что пришлось приложить немало терпения и усилия, тихих подбадриваний, чтобы разделить их с Дэлайлой вчера, после того как они уложили его маму в машину скорой помощи, и та уехала. То, как он цеплялся за Дэлайлу, было одним из немногих воспоминаний, которые его сознание запомнило среди вспышек света, криков репортеров от безумного открытия.
Он помнил, как просил фельдшера оставить его с Дэлайлой в машине скорой помощи.
Помнил, как после часа суматохи, приезда полиции, пожарных и парамедиков, какая-то женщина – Гейл – пришла специально, чтобы поддержать его. Все сразу поняли: Гэвин всегда верил, что он был в Доме один. Но это было не так: там же была заточена его мама, едва живая, в потайной комнате рядом с его.
Гейл обнимала его, уверяя и обещая, что никто не заберет от него Дэлайлу.
Из-за своей истерики он должен был чувствовать стыд, если бы не отвлекающее ощущение першения в груди и покалывания по всей спине.
Но благодаря нежным уговорам Гейл и родителям Дэлайлы, стоявшими поодаль в потрясении и молчании, Гэвин дал наконец перевязать его сломанную руку, пока они грузили потерявшую сознание Дэлайлу в отдельную машину скорой помощи.
– И после всего этого я отключилась? – ужаснувшись, спросила она.
По его губам скользнула легкая улыбка.
– Я бы сказал, это было лучшее время для обморока. И я хочу поблагодарить тебя, что ты не отключилась раньше.
– Ты в порядке? – она притянула его к себе, сильно дрожа, словно вспомнив все. Такая дрожь из-за воспоминаний была и с ним этим утром, когда он проснулся в тумане от успокоительных, которые были не настолько сильны, чтобы заставить его забыть. – Гэвин, господи.
Ее руки дрожали, и он знал, что она вся измучена и в синяках после того как наработалась топора, из-за обломков Дома, которые сыпались на нее неизвестно сколько времени, пока она пыталась добраться до него, а потом и до его матери.
Обнимая ее, он рассказал ей обо всем, что мог вспомнить: как думал, что полиция прибыла через минуту после наступления странной тишины. Что сначала они надели наручники на Давала и Вани, расспросили Гэвина, но, несмотря на их скептицизм, не возникало сомнений, что здесь произошло что-то сверхъестественное. Дом осыпался на глазах. Мебель вплавлялась в стены и деревья. В отдельных местах занялся огонь. И, что еще ужаснее, здесь была его истощенная мама, которую никто не видел почти семнадцать лет. Гэвин, видимо, был так испуган, увидев ее в свете огней полицейских машин, что не мог перестать кричать несколько минут.
Город, штат, вскоре весь мир будет знать о случившемся вчера в Лоскутном Доме.
Гэвин думал, у него больше не осталось слез, но это было не так. Были и слезы, и недоумение, и еще больше горя, с которым он не знал, что делать.
Дэлайла обнимала его, стараясь не задеть его раненую руку, тихо говоря ему об их будущей совместной жизни, о своей любви к нему, о том, что они смогут сделать вместе. Он знал, что она права: так и должно было случиться, если не вчера, то когда-нибудь еще, ведь что бы ни было в Доме – что бы ни вырастило его, любило, изолировало его от всех и наконец причинило боль – это нечто заперло в себе его маму на всю его жизнь, только чтобы оставить Гэвина при себе.
Но даже сейчас сложно забыть время, когда все еще было хорошо.
Зажмурившись, Гэвин прижался губами к ее шее. Воздух ощущался пустым, без присутствия духов, преследовавших его всю жизнь. После всех потрясения и мучений, ощущая ее руки вокруг ее шеи, он мог впервые по-настоящему дышать, и этот миг казался вечностью.
***
Дэлайла устроилась рядом с ним, теплой рукой поглаживая его ребра, поднимаясь к шее и волосам. Под на матах сбились в кучу одеяла, которые они разложили на полу в кабинете музыки. У них едва оставалось время наедине, но здесь, в их тайной крепости, когда стрелка часов замирала между двумя и тремя часами ночи, когда они были так близки, и с каждым вдохом Дэлайла прижималась к нему своей теплой обнаженной кожей, он забывал об кошмаре последних двух недель.
– Пьюджет-Саунд, – сказала она, целуя его подбородок.
Он посмотрел в ее большие синие глаза.
– Почему туда, а не в Северо-Западный? Или в Гарвард?
Они все же сделали свой выбор. После Тишины, как назвали это Гэвин с Дэлайлой, или после Падения Лоскутного Дома, как назвали это все остальные, они стали любимцами мировой прессы. Но, несмотря на надоедливое внимание, были и плюсы. Например, пожертвования. Обучение в любом колледже. И теплое сочувствие миллиона незнакомцев. У Гэвина не было раньше родителей, но теперь вся планета хотела быть ими, включая родную маму, которую на днях собирались выписать из больницы.
Он виделся с ней каждый день, часами сидел у ее кровати и читал ей книги, включал послушать музыку, рассказывал обо всем, что делал, когда покидал Дом и когда она не могла слышать, как он передвигался. Дом позволял ей смотреть, как он спит, слушать, как он учится играть на фортепиано. Он выпускал ее в трансе, когда нужна была ее подпись или присутствие в школе, для разговоров с социальной службой и один раз с полицией. Но ее воспоминания были обрывочными, что еще хуже – ее поглощало чувство вины. Гэвин изо всех сил старался убедить ее, что его жизнь была хорошей.
Его ведь любили.
И с каждым днем она все больше верила ему; она ведь видела все это собственными глазами. Вчера она даже улыбнулась.
Наконец Дэлайла ответила:
– Думаю, потому что мне хочется быть поближе к воде.
Просьба была специфичной, но он мог ее понять. Ничто не могло так сильно отличаться от замкнутого Мортона, чем архипелаг окруженных водой островов.
– Ладно.
– Вот так просто?
Он улыбнулся и поцеловал ее в щеку.
– Вот так просто.
– Хилари сможет приезжать?
Он моргнул и пожал плечами. Мама физически была в плохом состоянии, но и эмоционально она была сломлена.
– Знаю, со временем она захочет быть ближе к нам. Но не сейчас, – он знал, что Дэлайла услышит скрытое, невысказанное в его словах: "Мы заберем ее, как только она будет готова. А я не останусь в Мортоне и на день дольше, чем должен".
– Гэвин?
– Хм-м? – он отодвинулся, чтобы посмотреть на нее, и сердце затрепетало в его горле из-за ее решительного взгляда. Гэвин не думал, что можно было чувствовать так много, но это было так. Еще больше восторга, желания, благодарности и восхищения. Пока что его мир оставался крошечным, и кроме его незнакомой матери, Дэлайла была единственным человеком, но ее поглощающее присутствие было всем, чего он хотел иметь рядом с собой, пока не пройдет потрясение и пока новая реальность не обретет форму.
– Я люблю тебя, – просто сказала она.
– Я тоже тебя люблю.
– Мы можем это сделать, понимаешь? – она провела мягким кончиком пальца по едва зажившей царапине на его щеке и медленно потерла его нижнюю губу, отвлекая его. – Со временем люди забудут о нас. Твоей маме станет лучше. Она найдет для этого способ. Может, не в ближайшее время, но когда мы закончим школу, будет то, чего мы хотели. Колледж в новом городе, только мы вдвоем. Будем жить в одной квартире.
Он наклонился, целуя ее, перекатил на спину и навис над ней. Ее ноги скользнули по его бокам, волосы разметались по сторонам, и пока он любовался будущим, которое она описала, он не мог отрицать и то, как ему нравится этот вид.
– То есть когда-нибудь мы займемся этим на настоящей кровати? – спросил он, сверкая ее любимой улыбкой, голодной, от которой ее взгляд становился затуманенным, а щеки вспыхивали.
Она ошеломленно кивнула, но представить такое им было почти невозможно, он это понимал. Преодолеть все это было непросто. Их жизни уже никогда не будут нормальными после случившегося.
Гэвин с улыбкой поцеловал ее. Ему и не нужна норма. Он просто не знал, что такое норма, и ей тоже этого не захочется.