Сотрудники тоже зашуршали с выражением осуждения и некоторого злорадства. Еще бы! Ах, Гелечка! Ах, какая умница! Ах, какой папа у нее умник! Всю кафедру облагодетельствовал, купил в кабинет альбомы по искусству. Сделаем Гелечку за это старшим преподавателем, несмотря на то, что кандидатская у нее на нуле, а годиков уже тридцать два! Ту же Вику потеснили и еще кое-кого, кому сейчас Гелькин провал и Гелькина детская выходка были на руку.
- Ангелина Николаевна! - снова повторил Корытников, но теперь с отеческими интонациями. - Вы успокойтесь, сядьте! Мы тут все свои, - Геля оглядела ханжеские рожи вокруг себя и показала в злой улыбке свои белые клыки. - Вам давно пора было за ум взяться, и сейчас это только проявилось. Займитесь делом, поработайте над собой! Где ваши публикации? Где глава для методического пособия? У ваших студентов самые плохие знания по вашему предмету, на ваших лекциях сорок процентов непосещаемости! Разве это не так?
Геля молчала. Ее трясло от этих разборок, ее тошнило от тона заведующего, она боялась открыть рот, потому что была уверена - она рыгнет на всех синим пламенем и будет поливать их огнем, пока не испепелит вчистую. Слушать бред, который нес Терентьич, не было никакого смысла. Она сейчас уйдет и больше сюда не ногой! Провались вся эта культурология в Тартар!
Геля задрала нос повыше, встала, держа спину прямой до неестественности, и без единого слова прошествовала к выходу. Потом картинно остановилась, обернулась на бывших теперь сотрудников, демонстративно громко хмыкнула и вышла в коридор, закрыв за собой дверь со страшным треском.
Неприятности на работе, если разобраться, можно было назвать только острой приправой к основному блюду жизни Гели Черкасовой. Будучи личностью сумбурной, взбалмошной и импульсивной, она смешивала в своем уме и характере множество противоположных и конфликтных начал. Избалованная отцом и приученная к дисциплине своим пионерским прошлым и строгой матерью, увлекающаяся идеей из-за красоты ее звучания и отрицающая непреложные истины, рефлексирующая и порывистая, ласковая и жесткая к близким. Кроме того, она относилась к тому типу людей, которые никогда не взрослеют по-настоящему. В ней навсегда сохранились детская безответственная и наивная шаловливость, девичья мечтательность, подростковый максимализм и скрытая жестокость самки, потерявшей своего детеныша.
Она обожала Хемингуэя, зачитывалась "Унесенными ветром", рыдала над Достоевским и интересовалась Кастанедой. Ей все было интересно, всем она увлекалась до самозабвения и все бросала ради нового увлечения.
Как-то так принято среди людей, что когда кто-то выбивается из стада, его начинают шпынять и травить. Надо быть сильным, если ты не такой как все. Геля отличалась от общей массы и пыталась быть сильной. В институте, переживая, наверное, лучшее время своей жизни, она увлеклась феминизмом, потом ее понесло в крайности. Дело кончилось печально и комично одновременно: Геля объявила себя лесбиянкой. Надо признать, что для того времени это было смело. Пока слова не приходилось подтверждать делом, Геля демонстративно игнорировала парней и восхищалась неоспоримыми преимуществами однополой любви. Ее институтские подруги только хихикали. Они прекрасно знали, что слишком далеко дело не пойдет, и были правы.
Однажды, Наталья Напханюк, одна из пятерых ближайших Гелиных подруг, услышала, что в Гродине есть некое подобие гей-клуба, а при нем и маленькое лесбийское отделение. Вроде бы, сексуальные меньшинства собираются в определенное время и в определенном месте раз в неделю. Геля, пылая однополым задором, тут же вызвалась проверить информацию.
И действительно, она побывала на одной такой тусовке. Оказалось, что слух о существовании клуба сексуальных меньшинств весьма преувеличен. Просто в одном кафе выступает маленькая труппа молодых людей, считающих себя эстрадными кумирами будущих поколений. Их номера сплошняком состояли из реприз на "голубую" тему и номеров с переодеванием мальчиков в девочек. Однако случилось еще кое-что, чего Геля никак не ожидала. Она-то надеялась просто поболтать с "единомышленниками" - разными педиками и дивными чувственными девами, знающими о женском теле куда больше, чем женщины традиционной сексуальной направленности. Но все пошло совсем не так. Пока лесбиянка-теоретик сидела за столиком в кафе и с отвращением разглядывала кривляющихся на сцене фигляров, к ней подсела с чашечкой кофе хрупкая молодая женщина. Слово за слово, они разговорились. Соседка по столику оказалась приезжей из столиц. В Гродин ее привели дела, связанные с загнивающим в то время химическим комбинатом. Впрочем, возможно, это все было ложью. Новая подруга пригласила Гелю к себе в гостиницу, якобы чтобы показать ей привезенные на продажу вещи. "Фарцовщица!" - обрадовалась неравнодушная к тряпкам Геля и пошла в гостиницу. Но в номере дама раскованно обняла девушку и стала жадно ласкать ее грудь. Геля испытала неукротимый приступ отвращения и убежала. Так закончился розовый период в жизни Ангелины Черкасовой.
Еще она увлекалась оккультизмом, училась гадать на картах и предсказывать судьбу, потом загорелась идеей ехать на Кубу, помогать последнему в мире социалистическому острову отстаивать себя в мире капитала. Затем последовал тихий период чтения и осмысления ницшеанства, а сразу после, уже окончив вуз, Геля уехала в археологическую экспедицию, раскапывавшую курганы в Монголии. Что уж там произошло, осталось загадкой для всех, кроме Светы, которая стала поверенной страшной тайны: из экспедиции Черкасова вернулась уже беременная, и ей пришлось сделать аборт. Именно Света заняла Гельке денег на лечение последствий аборта, сама колола ей уколы и осушала горькие слезы подруги. Тот период жизни Гели оставил на ее душе шрам, зудящий и саднящий каждый раз как только случайная мысль касалась его.
А потом все покатилось под гору. Поначалу внешне это было не заметно. Папа, имевший свой бизнес в Москве, решил что хватит дочери болтаться без дела, и пристроил ее на кафедру культурологии в местный педагогический вуз, оконченный некогда самой блудной дщерью. Геля стала лаборанткой кафедры. Научилась печатать с приличной скоростью и отличной грамотностью, старалась жить интересами науки, поступила в аспирантуру, выбрала тему для кандидатской. Папочка весьма серьезно обновил материальную базу кафедры, и Геля стала преподавателем, оставив свою печатную машинку на лаборантском столе.
Она чувствовала, сначала слабо, а потом все сильнее, что все вокруг нее - не настоящее. Ну, несерьезным выглядело для бунтарского ума Гели вялое бултыхание в сомнительных культурных ценностях простого менталитета рабочего города. Что такого культурного здесь происходило, происходит и произошло? О чем кропать диссертацию? Переливать пустое в порожнее? Однако она гнала от себя эти мысли, старалась не отвлекаться посторонними настроениями. "Идти своим путем" - так для себя сформулировала Геля смысл нынешней своей жизни.
Лет пять она так и делала. Но потом внутренняя неудовлетворенность начала подтачивать гранитный постамент Гелькиного упорства. Изнутри, из сердца она слышала голос, твердящий, что это не тот путь, это не та жизнь.
Ко всему прочему, на личном фронте случился провал. Парней в жизни Гели всегда было много, но все вскользь, все только проходя мимо к настоящему своему счастью без Гели. Последний жених растаял во мраке ночи уже год назад. Это был хороший парень, немного моложе Гели, умный и перспективный. Между ними успели сложиться близкие отношения, и его предательство от этого казалось Геле особенно подлым. Он предпочел другую девушку. Обычную полноватую деваху из семьи алкоголика и грубой продавщицы овощного магазина. Ни кожи, ни рожи, ни ума, ни изящества, ни образования. Только гладкая жопа и постепенно заплывающие жиром глазки. Геля, к сожалению, однажды встретила молодую чету на улице. Жена ее парня несла впереди себя огромный беременный живот и Гелю пронзила ледяная волна обиды, ненависти и бессилия. И уже целый год время от времени она снова ощущала холодные и злые приливы.
Света давно была замужем, и у нее росла дочь, Наташка вышла замуж и родила сына, Сонька тоже воспитывала наследника. Слушая рассказы подруг о детях, встречая по дороге с работы и на работу счастливых мамаш с их отпрысками, Геля ловила себя на мысли, что родительское самодовольство отвратительно. Как мерзко выглядят эти слюнявые бессмысленные мордахи раскормленных чад! А мамы и папы! Расплодились и счастливы! Но хуже всех - беременные. Ходят как утки, бесстыдно выставив вперед свои уродливые животы. Гадость какая!
Еще больше ненавидела Геля влюбленные пары. Она осматривала каждую из них, мысленно ища к чему бы придраться во внешности, одежде или поведении влюбленных. У этой бабы слишком толстые ноги! У этого парня торчат уши! Но, если мужчина оказывался выше критики, ведро с помоями выливалось на голову его спутницы. За всем этим злобством стояла, конечно, зависть, и Геля осознавала это. По крайней мере, вначале. Она одергивала себя, заставляла смотреть в сторону, но со временем все чаще сама себе проигрывала. Геля отдалялась от подруг, ей не хотелось, чтобы они заметили перемены в ее характере. Они все же заметили и сами стали немного сторониться ее. К тому же срабатывало тщеславие, свойственное Гельке изначально, но болезненно обострившееся именно теперь. Все-таки на расстоянии гораздо легче создавать видимость успешной личной жизни и карьеры. Вот так и получилось, что отношения с девчонками сохранялись, пока шло хотя бы продвижение на службе, а когда и этот единственный прогресс застопорился - кончилось всякое общение.
Иногда она вспоминала, как это было, когда пятеро были вместе. Иногда, а если честно, то очень часто, вспоминала пьянящее ощущение единства, общности, того, что ты не одна. Удивительно, думала Геля, но ведь каждая жила своей жизнью, встречалась с мальчишками и проводила время в других компаниях, но как только возникала необходимость в поддержке, звонила или приходила к своим. И никогда не было так здорово, как в те времена, когда все пятеро были вместе. Так стоило ли терять все это из-за своих нереализованных амбиций? Конечно, нет. Но, к сожалению, дело было не только в Геле. Все стали другими, каждая из подруг отдалилась от остальных по своим причинам, которые не обсуждались. Так Геля осталась одна...
А сегодня ситуация вышла из-под контроля. Геля удерживалась от слез только первые десять шагов, а потом они хлынули из глаз соленым потоком, и ничто не могло их удержать. В коридоре института яблоку негде было упасть. Студенты сновали косяками и поодиночке, со всех сторон Геля слышала "Здрасьте!" и, чтобы окружающие не видели ее состояния, подошла к окну, выходящему на улицу. Она сделала вид, что просто поправляет макияж, а сама старалась восстановить сбившееся в рыданиях дыхание и успокоить нервы. Взгляд случайно упал на припаркованную к обочине машину. Это была крутая иномарка, правда, Геля не смогла бы точно определить марку. Она сосредоточилась на блестящем обтекаемом корпусе автомобиля и уже, кажется, стала приходить в себя. Но тут возле машины нарисовалась Вика Петренко. Геля впилась глазами в ее ненавистную фигуру. Со стороны водителя из машины, привлекшей внимание Гели, вышел хорошо одетый молодой мужчина и открыл перед Викой дверь. Соперница погрузилась в машину, водитель вернулся на свое место и они укатили.
"Это муж Вики! Петренко - удачливый предприниматель. У него, по слухам, колбасный цех. Чертов колбасник! Чертова Вика! Почему одним - все, другим - ничего?" - подумала Геля и снова разрыдалась. Минут через пять, подавив приступ слезливости, она нацепила темные очки и вышла на улицу.
Тоскливое настроение усиливалось.
"Почему это со мной? Почему мне так не везет? За что меня все ненавидят? - в голове крутились мрачные, полные горечи и обиды на судьбу мысли: - Отец говорит, я никуда не годная рохля. Мать проходу не дает, ей все не так! Не так хожу, не так говорю, не с теми вожусь! Ох, как же везет тем, кто приехал из села! Живут себе вдалеке от родственников и никто им по мозгам не ездит!"
Вспомнив про мать, Геля поняла, что домой идти ей совсем не хочется. Дома будут пилить, поучать. Скажут, как обычно, что сама во всем виновата. А Геле надоело принимать вину за свои неудачи только на себя. Разве папа спросил ее, чем бы ей хотелось в жизни заняться? Может, она бы уехала с ним в Москву, работала бы у него и нашла бы себя! А тут, в этом крысятнике, на кафедре Корытникова, чего ждать хорошего?!
Геля брела по городу в отупении, в злобе, в гордыне. Чтобы протянуть время, зашла в ЦУМ, купила лак для волос и ненужную губную помаду. Совершенно случайно набрела на ювелирную мастерскую, вспомнив, кстати, что у нее сломался замочек на золотой цепочке.
Она вошла в маленькое помещение, где из трех окошечек для приема заказов открыто было только одно и возле него собралась очередь из нескольких человек. Самой первой стояла пожилая женщина, просившая отполировать ей крестик. При виде этого старинного православного крестика Геля вспомнила об Ире Китаевой. Надо бы хоть позвонить ей, поговорить. Все-таки Ирке в жизни еще больше не повезло, чем Геле.
За старушкой стояли мужчина и женщина, вызвавшие у Гели самые негативные мысли. Мужчина был симпатичный, черноволосый и стройный, а женщина - интересная молодая блондинка. Судя по неброской, но дорогой одежде блондинки, купленной явно не на гродинском вещевом рынке, у нее был вкус и муж, по-видимому, неплохо зарабатывал. Геля отвела жадные глаза от парочки, но они уже подошли к окошку и стали говорить с приемщицей. Теперь приходилось еще и смотреть на их фамильные драгоценности и слушать семейную историю.
- Эти серьги мы уже носили в ремонт, но нам сказали, что здесь ничего поделать невозможно, - говорила женщина приятным контральто. - А это кольцо мне муж на годовщину свадьбы подарил, но оно большое, можно его уменьшить?
- Покажи еще цепь, - сказал ее муж с явным кавказским акцентом. - У нас ребенок, три года, порвал цепь...
Геля все передернулась от отвращения. Стоят, фраерятся, болтают, ребенок, то, се... Ох, как тошно! Она отвернулась и встретилась взглядом с парнем, занявшим очередь за ней. Это был современно одетый молодой человек, абсолютно лысый, с нарочитой небритостью на лице и с нагловатым взглядом карих красивых глаз. Парень усмехнулся непонятно чему, вызвав у Гели новый приступ раздражения, и подмигнул ей. Пришлось снова перевести взгляд. Тем временем, парочка нахвасталась своей нехилой житухой и направилась к выходу. Драгоценности они забрали с собой, не удовлетворившись сервисом провинциальной мастерской.
Геля уже шагнула к окошечку, когда неожиданно почувствовала прикосновение к своему локтю. Обернувшись, снова встретилась глазами с наглым лысым типом.
- Пожалуйста, - сказал он тихо, но властно: - Помогите мне!
И потянул за собой. Геля даже не успела ничего подумать, как оказалась на улице.
Гадкая парочка, тем временем остановилась посередине тротуара, о чем-то споря. Блондинка продолжала держать в руках замшевый мешочек, в который, как самолично видела Геля, она положила свои побрякушки.
- Отвлеки мужика! - так же тихо скомандовал лысый и подтолкнул Гелю вперед.
И тут она все поняла! Этот тип - вор и сейчас он украдет золото у блондинки. Очень хорошо! Просто прекрасно! Так им и надо. Она подошла к мужу блондинки, предварительно нащупав в сумке гладкий длинный цилиндр.
- Извините, можно вас спросить? - произнесла Геля и, когда мужчина повернулся к ней, направила струю лака для волос прямо ему в глаза. От неожиданности тот несколько секунд стоял не шевелясь, а потом заорал от боли. Его жена тоже повернулась к Геле. Воспользовавшись заминкой, лысый вырвал из рук блондинки замшевую сумочку и бросился прочь. Геля не растерялась и побежала за ним, радуясь, что одета сегодня в свободные брюки и спортивного типа туфли.
Лысый на ходу пару раз обернулся на свою помощницу и жестом показал ей: "Давай, за мной!". Он и убегал не в полную силу, а так чтобы Геля могла держать темп. Прохожие шарахались во все стороны, сладкая обворованная парочка вопила на все голоса, и Геля почувствовала на бегу такой мощный выброс адреналина, что даже засмеялась. Как будто ей двенадцать лет и она вместе с приятелями ворует яблоки в саду злой соседки!
Лысый свернул за угол. Геля сделала то же и на полной скорости чуть не врезалась в роскошную тачку, стоящую прямо за поворотом, на тротуаре. Геля резко затормозила и разглядела перед собой вишневый двухдверный "Мерседес" - кабриолет с откинутым верхом. И надо же - именно в это чудо автомобилестроения ловко вспрыгнул ее партнер. Он обернулся, сверкнул улыбкой и крикнул:
- Быстрее, прыгай сюда!
И Геля прыгнула. Ее тело сделало это удивительно легко и ловко. Парень одобрительно улыбнулся ей, кабриолет, взревев диким застоявшимся зверем, рванул с места.
Вишневый "Мерседес" несся по полуденному Гродину, пыльному, затоптанному и заплеванному городу, где никогда не случается чудес. Сказочный конь никак не вписывался в улицы, запруженные грузовиками химзавода, заляпанными грязью "Жигулями", последних двадцати лет выпуска, рейсовыми автобусами и маршрутками, то есть всевозможными видами честных трудяг - вьючных лошадок.
Геля слегка обалдела от ветра, свистящего в ушах, от скорости, от мелькания машин, но больше всего от сознания того, что едет в роскошной тачке и все ее видят. Вот бы и Вика с Корытниковым полюбовались: какая жизнь у Гели! Что там кафедральная скучища, ректорские проверки, кандидатская и прочая бурда! Догоните меня, попробуйте!
Геля глянула на лысого, сидевшего рядом и щурившегося на яркое солнце. Он поймал ее взгляд и жестом велел открыть бардачок и поискать там темные очки. Геля выполнила его просьбу, достав весьма дорогой и стильный оптический прибор. Передала его лысому и, стараясь перекричать уличный шум и ветер, рычание мощного мотора громко спросила:
- Куда едем?
Водитель, спрятав веселые глаза за темными стеклами, так же громко ответил:
- Увидишь!
Вообще-то следовало бы вернуться на бренную землю и спросить саму себя: что это ты делаешь? Ты хоть поняла, что только что участвовала в ограблении? Но Геле не хотелось этого делать, точнее, она уже все осознала и саму себя судить не собиралась. Если привычный мир отверг ее, а именно в этом ей уже удалось себя убедить, то она станет на другую сторону! Это будет ее форма протеста, а если честно, давненько она не протестовала! Разве унылое существование преподавателя вуза - для нее? Вот, Че Гевара, стал бы он гнить заживо среди зануд? Конечно нет! Ненавижу эту жизнь, ненавижу! Все лучше, чем прозябать и смотреть, как жизнь утекает сквозь пальцы.
В мечтах Геля уже видела себя среди романтических криминальных личностей, шикарно и вызывающе одетую, крутую до беспредела. Она с мужчинами, которые не боятся ректорских проверок и закона. Они живут как ветер, прожигают жизнь в кутежах, катаются по миру, беспечные, жестокие и самоубийственно удачливые. Каждый день ходят по острию лезвия, каждую минуту рискуют...
- Эй! - услышала Геля голос своего спутника. - Ты спишь?
- Нет, - она повернула к нему голову, удивляясь, что все происходящее - правда.
- Ты есть хочешь?
- Да!