Этот вопрос удивил всех, включая самого Аликена. Известно, что вражда эта длится с тех самых пор, как технический прогресс позволил совершать перелеты с одной планеты на другую. Желание поглотить чужой Мир и присвоить все его богатства теплилось в сердцах у правителей обоих планет, однако, силы были равны. Никто не решился напасть первым, и на этом завоевательский пыл поутих.
И если олманцы никогда не насаждали своим согражданам националистические взгляды против ближайших соседей по галактике, то навернийцы делали это постоянно, зарождая в сердце своего народа ненависть ко всему олманскому. Это случилось около трех тысяч лет назад. А затем стали возможны перемещения в гиперпространстве на космических кораблях, и оба народа осознали, что они далеко не так одиноки во Вселенной, как полагали всю свою жизнь. Это было время открытий и время войн. Сильные нападали на слабых, в результате чего погибали целые планеты. Единственной нацией, с которой никто не связывался, оставались суиряне. Когда-то они населяли пять планет. Технологии, которыми они владели, заставляли других содрогаться, а сверхестественные способности делали непобедимыми в глазах остальной Вселенной. Около четырех тысяч лет назад суиряне истребили друг друга, превратив четыре своих планеты в каменные глыбы, безжизненно существующие и по сей день. Они не выходили на контакт с остальными мирами, и казалось, что суиряне и вовсе прекратили свое существование. Однако, четыреста лет назад что-то произошло. Оставшиеся в живых представители этой расы предложили Вселенной создать Межгалактический Совет, в который бы вошли правители всех заселенных планет. Эта идея была не нова, однако до тех пор никому не удавалось претворить ее в жизнь. Суиряне понимали это, и тогда впервые на сцене появился Совет Всевидящих. Это была группа из двенадцати человек, предположительно суирян, которые правили единственной оставшейся в живых от их народа планетой Суей. Этот Совет выдвинул условие: если устав Межгалактического Совета будет утвержден в течение трех ближайших месяцев и подписан всеми его членами, Всевидящие не станут прибегать к принудительным мерам воздействия. Однако, если этого не произойдет, они обязуются уничтожить одну из планет, выбранную ими случайно, вместе со всеми жителями.
Естественно, что волна протеста разошлась по Вселенной незамедлительно. Нации стали объединяться против могущественного врага, дабы усмирить его пыл и поставить на место. Но они даже не представляли, с чем столкнутся.
Корабли, окружившие Сую, перестали выходить на связь, и вскоре стало понятно, что их экипажи мертвы. На каждой из планет заговорщиков спонтанно стали погибать люди. Они не мучились, просто жители целых городов и поселений в один миг падали замертво. Вселенную обуяла паника. Кто-то был согласен на поставленные условия, кто-то предлагал уничтожить любым способом суирян. Как бы там ни было, к назначенному сроку Межгалактический Совет не принял устав. В тот же день планета Ори с населением в восемь миллиардов жителей взорвалась на окраине Вселенной. Ответ Всевидящих был прост: если устав не будет принят в течение недели, погибнут еще две планеты.
Вот так жители этого необъятного мира преклонили колени перед загадочным суирским народом и Советом Всевидящих, который, хоть и не провозглашал себя главой Межгалактического Совета, но все же управлял им.
Наверния и Олмания так же вступили в эту организацию. Но время не сделало их союзниками. Наоборот. Навернийцы за все эти столетия стали считать себя особой расой, которой было предназначенного жить и главенствовать в их галактике. И когда между планетами началась война, Всевидящие не проронили и слова. Они созерцали за происходящим со стороны. Война длилась около шести лет, пока к власти не пришел новый император Парис, который женился на олманке знатного происхождения, как поговаривали, по воле все того же Совета Всевидящих. Как бы там ни было, войну остановил этот союз. Две планеты, пришедшие к упадку за долгие годы вражды, были вынуждены зализывать свои раны. Перемирие длилось не долго. Брат Париса Полок, занял свое место на навернийском троне после смерти Императора и его жены. Как они погибли, точно не знал никто. По официальной версии, их корабль разбился, заходя на посадку. Другие считали, что их убили в резиденции. Тем не менее, Полак пришел к власти и своими действиями спровоцировал начало новой войны. Что заставило его изменить свою позицию и подписать мирный договор с Олманией, Аликен не знал. Ходили слухи, что олманцам удалось уничтожить все стратегические объекты навернийцев, подорвав тем самым их оборону, что и вынудило Полака принять срочные меры и подписать мирное соглашение.
Почему его удивил вопрос Назефри? Потому что спрашивать об очевидном, том, что является догмой для всех - глупо, а Назефри никогда не была глупой девочкой.
- Если честно, Назефри, то навернийцы ненавидят все олманское потому, что оно олманское.
- Блестящий ответ, Аликен, - рассмеялась она, и, бросив через плечо что-то вроде "счастливого пути", покинула корабль.
- Кто испортил ей настроение? - улыбнулся Аликен.
- Таини, метритский посол, прилетает на следующей неделе, - ответила Эста.
- Даже не знаю, кого пожалеть: Таини или Назефри? - расхохотался Аликен.
- Пожалей меня, - устало бросила Эста и глубоко вздохнула.
Через час практически все покинули корабль. Осталась только Эста, которая собиралась передать Аликену новые позывные для связи с ней.
- Что ты думаешь об этих повстанцах? Почему Эста так с ними возится? - рассуждал Камилли, пока они с Урджином возвращались в столовую.
- Помнишь, я рассказывал тебе, какой номер устроил Зафир во время приема на Доннаре, когда стал показывать Эсте и мне свои дурные воспоминания?
- Помню.
- Так вот, те изуродованные тела, которые валялись в грязи вокруг того побоища, на которое он прилетел, были, очевидно, повстанцами.
- С чего ты взял?
- Я только сейчас об этом подумал. Помнишь тех людей в горах? На них были лохмотья. Одежду они изнашивали до дыр. Кто из нормальных людей станет напяливать на себя такое безобразие, если только у него нет возможности одеть что-нибудь другое? На тех людях в деревне были такие же лохмотья.
- Выходит, это была повстанческая деревня? Но что она там делала?
- Не знаю, но предполагаю, что в этот период времени она познакомилась с Викешей и Аликеном. Помнишь, что говорил Стефан?
- Что эти загадочные друзья спасли в свое время ей жизнь?
- Именно.
- Логично, но окончательно развеять все сомнения может лишь Эста.
- Или Назефри, - задумчиво произнес Урджин.
- Неужели ты думаешь, что я смогу справиться с этой бестией и разузнать все у нее?
- Справишься ли ты, я не знаю, однако то, что попытаться захочешь - это точно.
- С чего это вдруг?
- С того, что ты ее хочешь.
- Это простая мужская похоть, - рассмеялся Камилли.
- Помни, что цена за победу твоей похоти над разумом - холостятская свобода. У олманцев такие традиции.
- Ты хочешь сказать, что Эста, как и Назефри, была девственницей?
- А откуда тебе известно, что Назефри - девственница?
Камилли тут же прикусил язык.
- Значит, я все правильно понял. Жаль только, что такой умник, как ты, уже успел что-то натворить. Займись делом, Камилли. Разузнай у Назефри все, что только сможешь.
- Я попробую, но гарантий не даю.
- Достаточно того, что ты попытаешься.
Когда Урджин и Камилли вошли в столовую, первый, кого они увидели, был Стефан, замерший в неестественной позе с тарелкой в руках. Возле него стояла Назефри и пыталась говорить с ним.
- Где я, Стефан?
- В яме с грязной водой. У тебя больше нет сил, поэтому ты даже не пытаешься подняться.
- Там кто-нибудь еще есть?
- Идет сильный дождь, и вода в яме все время поднимается.
- Кто-нибудь есть рядом, Стефан?
- Ты не боишься больше, только ждешь, когда же наступит конец.
- Что еще?
- И ты ни о чем не жалеешь, потому что знаешь наверняка, что все они выживут. Если бы ты не помогла, осталась бы вместе с ними. Но разве можно жить, зная, что не помогла сестре? Ты пытаешься выплевывать воду, которая набегает тебе в рот, но ее так много, слишком много. Поднимись, Назефри, пожалуйста. Поднимись, черт тебя возьми! Назефри! - Стефан только и успел, что прокричать ее имя, когда видение закончилось, и он пришел в себя.
- Что здесь происходит? - не без эмоций спросил Камилли.
- У Стефана было видение, - промямлила Назефри и присела на стул за своей спиной. - Его предсказание, как всегда, отличается оптимизмом. Только на этот раз в центре внимания оказалась я.
- Но ведь будущее - понятие относительное. Его всегда можно изменить, - возразила Сафелия. - Стефан не видел, как утонула Назефри.
- Не видел, но беды все равно не избежать, - ответил Стефан. - Я уже ощущаю волнение энергии вокруг, значит, в ближайшее время что-то произойдет.
И тут Урджин со всей ясностью ощутил, как на него накатила волна пронзительного холода. Тело дрогнуло и стало так неприятно, что он невольно скорчил гримасу на лице.
- Если никто не хочет навлечь на себя мой гнев, не вздумайте рассказать об этом Эсте, - отрезала Назефри.
- И что же ты творишь в гневе? - спросил Камилли.
- Заставляю людей страдать.
- То есть как? - не поняла Сафелия.
- А вот так, - отрезала Назефри и покинула помещение.
- Она очень талантлива, однако ее дара я не пожелал бы никому, - подытожил Стефан.
- О чем ты говоришь? - удивилась Сафелия.
- Вы ведь знаете, что у каждого из нас есть своя собственная жизненная энергия. Среди олманцев встречаются обладатели очень редкого дара - лицезрения. Эти люди способны видеть энергетическую оболочку окружающих. Дар Назефри похож на лицезрение, однако вместо того, чтобы видеть, она ощущает. Такое восприятие открыло другую способность: Назефри может испытывать физические и эмоциональные проявления чужой энергетики. Она словно ставит себя на место другого человека, позволяя его энергии воздействовать на себя. По собственному желанию Назефри может забрать "жизнь", как ее иногда называют, из тела человека.
- Но это ведь замечательный дар, - удивилась Сафелия.
- Да, за исключением одного "но", - перебила их Эста, которая только сейчас вошла в столовую и стала невольной свидетельницей их разговора. - Если Стефан, также как и Назефри, способен забирать энергию, то взамен он наполняет тело другой "жизнью" из космоса или окружающего мира, а от того, что изъял, может без труда избавиться. Назефри же способна только обмениваться энергией: забрав чужое, она должна взамен отдать свое.
- И это опасно для нее? - предположил Камилли.
- Совершенно верно, - подтвердила Эста. - Представь, что тебе перелили зараженную кровь. Так же и здесь, вместе с эмоциями переходят физические страдания.
- Но ведь никто не захочет мучиться по собственному желанию, - возразила Сафелия.
- Когда умирала тетя Лили, ее мать, от смерти Назефри спас Зафир. Он способен лицезреть и увидел, что творит сестра.
В столовой воцарилась гробовая тишина. И одна только Эста посчитала, что это просто реакция на ее признание. Но Урджин, глядя на жену, уже знал, что в ближайшем будущем Назефри повторит свой подвиг, и возможно, поплатится за это жизнью.
Глава 18
После обеда все разошлись по своим комнатам. Урджин и Эста отправились в домик за резиденцией. Это было одноэтажное строение, отделанное деревом изнутри. Небольшая гостиная, застланная ковром, с камином и баром занимала центральную часть дома. Из нее можно было попасть во все оставшиеся четыре комнаты, одна из которых являлась гардеробной.
Спальня Урджина была самой большой из всех. Эста специально выбрала ее, посчитав, что Урджину понравится резная мебель, обтянутая зеленым с набивным рисунком шелком. Два кресла и софа визуально разделяли комнату на две части. Перед ними лежал песочного цвета шерстяной ковер, на котором стоял круглый кофейный столик, за ними - большая двуспальная кровать с полупрозрачным балдахином, украшенным все тем же набивным рисунком. Именно в одном из этих кресел вчера сидел Урджин, а на этой кровати они всю ночь занимались тем, что Эсте хотелось бы назвать словом "любовь".
Они расстались в гостиной. Не проронив ни слова, Урджин направился в свою комнату. Эста почувствовала его напряжение, но определить причину такого состояния была не в силах. Урджин даже не заметил, как оказался в своей спальне один. Погруженный в собственные мысли, постоянно овеваемый холодом плохого предчувствия, он не обратил внимания, как потерял Эсту из виду. Урджин огляделся. Помедлив еще минуту, он покинул комнату и пошел к ней. На стук в ее дверь никто не ответил, и он вошел без приглашения.
Это был первый раз, когда он оказался в ее комнате. Маленькое светлое помещение, столик и два стула, такой же песочный ковер и низкая кровать, на которой им двоим было бы слишком тесно. Урджин уже привык к подобному минимализму со стороны своей супруги, однако в этой комнате все было на своих местах, а что-то еще казалось бы лишним. Небольшие вазы со свежими цветами стояли вдоль противоположной от кровати стены, на которой висели подставки для знакомых ему керитских мечей.
Эста принимала душ, когда дверь в ванную открылась, и в нее вошел Урджин. Она замерла на месте от неожиданности. Урджин начал раздеваться, и, скинув последнее из одежды, залез к ней в душевую кабину. Он встал под струю воды и попытался распутать влажные волосы, заплетенные в косу.
- Давай, я помогу тебе, - предложила Эста и потянула руки к его волосам. - Я всегда знала, что доннарийцы традиционно носят длинные волосы, заплетенные в высокую косу. Мне только было интересно: ты причесываешь себя сам или это делают другие?
- Теперь ты знаешь ответ на этот вопрос.
Эста засмеялась.
- Да, ты очень ловко заплетаешь волосы.
Он ничего не ответил, и тогда Эста спросила напрямик.
- Урджин, ты ничего не хочешь мне сказать?
- А ты?
- Что ты имеешь в виду? - не поняла Эста.
Урджину хотелось, чтобы она рассказала ему о том дне, когда в спешке покидала Доннару. Что мучило ее тогда, и что не дает ей покоя сейчас? Безотчетное желание разделить с ней все ее переживания, проникнуть в самые потаенные уголки ее сознания терзало его. Он не думал об этом, как о чем-то плохом. Он принял решение вообще об этом не думать.
- Ничего, малыш.
Эста налила в ладони шампунь и принялась втирать в его светлые волосы мужа. Легкими движениями она массировала кожу его головы в надежде снять хоть часть того напряжения, что исходило от него.
- Мне нравится, как ты моешь мою голову. Это очень приятно.
- У тебя красивые волосы, Урджин. Откуда такой необычный пепельный оттенок?
- От отца. Говорят, что это оттенок императорской крови.
- А Клермонт? - не задумываясь, выпалила Эста.
- Она красит волосы, - тут же ответил он.
Эста скользнула намыленными руками вдоль его спины, затем обняла и прижалась к нему.
- Прости, я не специально…
Урджин подставил намыленную голову под воду и смыл с себя пену. Затем повернулся лицом к Эсте и, поцеловав мягкий влажный рот, скользнул рукой промеж ее бедер.
- Ты - самое прекрасное, что было в моей жизни, - хриплым голосом прошептал Урджин.
Эста невольно втянула в себя воздух. Урджин медленно повернул ее спиной к себе, и, подавшись немного вперед, завладел ее телом.
В эти минуты близости Урджин почему-то задумался над тем, что они делают. Он бы тысячу раз хотел назвать их связь "восхитительным сексом". Но только сейчас он реально понял, что в отношениях с ней все его намерения и действия сводятся лишь к одному: доставить наслаждение ей, любым способом, в не зависимости от того, получит он освобождение при этом или нет.
Он не хотел любить. Он страшился не просто этого чувства, он боялся признаться в нем ей, к которой несомненно что-то испытывал. Власть над мужчиной, который любит, практически безгранична. От одной улыбки или незначительной ласки он пойдет на все, что угодно. И именно этого Урджин ни в коем случае не мог себе позволить.
В это время его руки ласкали нежную грудь, едва поглаживая ладонями острые кончики сосков. Он был в ней, он был с ней, и она отвечала на каждый его толчок тихим вздохом, вбирая чувствительную плоть все глубже и глубже. Он поцеловал ее ушко, и, проведя языком за раковинкой, прикусил мочку. Эста уперлась руками в стену и закричала. Урджин склонился вслед за ней, припав к ее спине, одной рукой он обхватил ее грудь, а вторую положил на лоно, притянув еще ближе к себе и лаская сокровенную плоть. Удовольствие было невыносимым, и в тот момент, когда оргазм накрыл Эсту, Урджин остановился и изогнулся назад, продолжая прижимать ее к себе и увлекая вслед за собой. Она почувствовала, как его тепло изливается в нее. Он держал ее так сильно, как мог, пока судороги не оставили ее тело, и она спокойно не обмякла в его руках. Тогда он повернул ее лицом к себе, и снова поцеловал вожделенный рот. Когда она расслабилась, он опустил голову и закрыл глаза, ощущая всем телом, как их жизненные силы сливаются в одно целое, настолько мощное, что никто бы не смог разорвать эту связь.
- Я хотела тебе сказать, Урджин, - вдруг подала голос Эста, - что Аликен с Викешей спасли мне жизнь на Навернии семь лет назад. Я не стану сейчас вспоминать, при каких обстоятельствах это произошло, но мне хочется, чтобы ты знал: они - мои друзья, и я их очень люблю. И еще, я хотела тебе признаться, что после того, как мы занялись этим в первый раз, я стала чувствовать потоки внешней энергии. Ты и есть мой "ключ", Урджин.
Она больше не проронила ни слова, упрекая себя за то, что и так слишком многое открыла ему. Она не знала, что ждет их впереди, но почему-то потребность доверить ему хоть часть из того, что ее терзает, была слишком острой, чтобы сдерживаться. Она искренне верила, что он не предаст ее, что защитит, несмотря ни на что.
Однако вера и уверенность - не одно и то же. И если бы Эста знала, каким важным оказалось для него ее маленькое признание, она бы рассказала ему все. Но она не знала. Эста приняла поток тепла, исходивший от него, за чувство удовлетворения после испытанных минут близости. Урджин снова поцеловал ее и со всей искренностью произнес:
- Это чудесная новость, малыш. И мне приятно, что "ключом" оказался имеено я. Почему ты сразу не призналась?
- Я испугалась вначале. Мне нужно было время, чтобы привыкнуть к этому новому ощущению.
- Кто-нибудь еще знает?
- Назефри и дядя Науб.
- А кроме этого, что-нибудь еще изменилось?
- Нет, - отрезала Эста, - больше ничего.
- А экран, который ты создала на Навернии?
- У меня нет ощущения, что это была я.
- Больше некому, малыш. Это ты. Думаю, нам следует потренировать тебя, возможно, тогда эта способность станет контролируемой.
- Хорошо, но сейчас мне нужно привести себя в порядок и проведать дядю.
- Могу я пойти с тобой?
- Если будешь вести себя хорошо, можешь, - засмеялась Эста и укусила его за ухо.