И обжечь их обоих.
От желания у нее перехватило горло, и на секунду она как будто увидела свет в конце туннеля. Ник же знает, что она носит парик. Знает, что под ним нет волос. И все равно ее хочет…
Секунду ей хотелось петь и танцевать. А потом она чуть не расплакалась.
У них ничего не получится.
После обеда Блэйр научила девочек танцевать сальсу. Ник не знал, как ей это удается, но всего несколькими словами, взвешенной похвалой и хорошей порцией смеха она превратила их смущение в растущую уверенность в себе. Она научила Поппи ходить от бедра и использовать свой рост в свою пользу. Она научила Стиви покачивать бедрами так, что, если бы его дочь так танцевала с мальчиком, Ник бы скрипел зубами. Но сейчас он мог думать только о Блэйр.
Она была красива, полна жизни, и от ее близости у него вскипала кровь. От поцелуя у него до сих пор кружилась голова. И он хотел больше.
Намного больше.
Он стиснул кулаки. Блэйр – запретный плод. Не следовало поддаваться глупости, слабости, пробовать хотя бы кусочек. Но теперь, когда это произошло…
– Идешь, папа?
Он развернулся и обнаружил, что все на него выжидательно смотрят.
– Что?
– Мы хотим прогуляться до плотины, – подчеркнуто медленно сказала Стиви. – Ты пойдешь?
– Конечно.
Девочки немедленно унеслись вперед, а Глори следовала за ними медленнее. Блэйр помрачнела. Нику было интересно, что пересилит – желание избегать его или хорошие манеры.
Хорошие манеры победили. Блэйр со вздохом встала на колени на покрывале и принялась убирать остатки обеда. Только когда все было убрано, они пошли вдогонку за другими.
Ник прочистил горло:
– Блэйр, наш поцелуй… Она вскинула подбородок:
– Я бы предпочла не обсуждать его.
Пару мгновений он это обдумывал. То, как Блэйр сплетала пальцы, сжимала и разжимала, не сходилось с тоном ее голоса. Наконец он прочистил горло и сказал:
– Прости, я не хотел, чтобы все зашло так далеко.
Она промолчала.
– Я… – Нику была ненавистна эта неловкость. И то, что он не мог понять, чего она хочет. Он заставил Блэйр остановиться. – Я хотел убедиться, что у тебя не сложилось… э-э… неверное впечатление.
Она уставилась на него, а потом уперла руки в бока:
– Объясни!
Он развернул плечи:
– Я не собирался заводить этот поцелуй так далеко. Забылся. И… я… э-э… я не хотел, чтобы ты думала, будто я ищу серьезных отношений или…
Она хмыкнула, перебивая его:
– У тебя немалая уверенность в себе, раз ты считаешь, что один поцелуй настолько вскружит мне голову.
Он поморщился:
– Я неправильно сформулировал. Я просто хотел убедиться, что мы понимаем друг друга…
– Прекрасно понимаем. Но для полной ясности – сейчас я вообще не ищу отношений. А коротких романов – тем более.
Ник мог понять желание встать на ноги после всего, что она пережила.
Блэйр вздернула подбородок:
– И даже если бы я хотела серьезных отношений, ты последний, кого бы я рассматривала в кандидаты.
Он вскинул голову:
– Ты не стесняешься в выражениях.
Поцелуй ее завел не меньше, чем его, она не могла этого отрицать.
– Тебе хочется считать себя свободным и беззаботным холостяком, Николас, но ты не такой. В душе ты семейный человек.
У него похолодело в груди.
Ник сжал кулаки. Он знал, что Блэйр права. Несмотря на все его слова, Ник не отказался от этой мечты. Не совсем. Но в следующий раз, когда – если – он рискнет вступить в брак, он не станет спешить, убедится, что у них с потенциальной спутницей жизни сходятся взгляды и ценности, что они хотят одного и того же… что смогут пережить трудные времена. Если еще одна попытка и будет, Ник не позволит себе ошибиться.
Пока он не находил такой уверенности ни с одной из женщин, с которыми встречался.
– Мы с тобой разные, Николас. И хотим разного. Большая семья? – Она покачала головой. – Я на это точно не способна.
Вокруг ее рта и глаз пролегли напряженные морщинки, не подходящие ее тону. Ник скрестил руки на груди.
– Почему нет?
Он не знал, зачем спрашивает, почему хочет с ней спорить. Но что-то было не так. Блэйр выгнула бровь:
– Начнем с того, что химиотерапия вместе с раком убивает репродуктивные функции.
Он отшатнулся в шоке. Блэйр попыталась улыбнуться, но Ник видел, каких усилий ей это стоило, и у него заболело за нее сердце, из-за всего, что ей пришлось пережить, что она переживала до сих пор.
– Блэйр, мне так жаль…
– Ты тут ни при чем. – Она пожала плечами.
– Знаешь, – поколебавшись, сказал Ник, – есть же другие способы. Усыновление, искусственное оплодотворение…
– Не надо, Николас. Пожалуйста, просто… не надо. – Ее боль резала его как ножом. – Мне тридцать шесть, я не замужем. И не хочу быть матерью-одиночкой.
– Но ты еще можешь кого-то встретить!
Она прерывисто втянула воздух и содрогнулась всем телом. Теперь Ник понимал, что по какой-то причине она отвергала идею романтических отношений даже в будущем. Но почему?
– Я довольна тем, что есть, и этого хватит. – Она выгнула бровь. – Так что теперь мы оба понимаем, что к чему. Да?
– Да. – Ник ссутулился. Но потом обвил ее плечи рукой, чтобы снова повести вперед. Он был готов на все, чтобы прогнать темноту из ее глаз. – Но против дружбы ты не возражаешь?
– Совсем нет, – прошептала она.
– Вот и отлично.
Глава 6
Стрелки часов, казалось, не двигались, сколько Ник ни поглядывал на них со своего места за кухонным столом. Был вечер четверга, и Блэйр сегодня проводила второе занятие для конкурсанток. До конца оставалось еще полчаса, и было рано даже идти забирать девочек. К тому же… Ник потер затылок. Если он решит встретить их после занятия, как маленьких, Стиви его убьет.
Но он все равно был практически готов рисковать гневом и карами девочки-подростка, если в результате ему удалось бы хоть одним глазком посмотреть на Блэйр. Девочкам шестнадцать, и у них свои заботы; они не заметят, расстроена ли Блэйр, хорошо ли себя чувствует… А он хотел знать, как у нее дела.
Он побарабанил пальцами по столу. Конечно, всегда можно пригласить ее на ужин. По-дружески. И…
Проглотив ругательство, он вскочил на ноги и забегал вокруг стола. Ужин приведет к продолжению. Он рассек ладонью воздух. Они с Блэйр… у них ничего не получится.
Но почему?
Он снова сел. Блэйр – щедрая душа. Она многое делает для других. Она ему нравится. Очень нравится. Он восхищается ее смелостью, наслаждается остротой ее ума, а от одного томного взгляда синих глаз его кровь вскипает, как лава. Но…
Она ясно дала ему понять, что отношения ее не интересуют. И Ника тоже… Но почему-то уверенность в этом стремительно таяла. Он облизнул внезапно пересохшие губы. Но если он готов…
Он прогнал эту мысль. Блэйр пришлось тяжело, ей нужно время, чтобы сосредоточиться на себе, а не на отношениях. Он прекрасно ее понимал.
Но это не избавляло его от сожалений, которые наполняли душу и сжимали сердце фантазиями о том, что могло бы быть. Не мешало его крови бурлить от одной мысли о Блэйр. Это невозможно было отрицать. Он много о ней думал.
Хотя между ними не могло быть ничего серьезного.
Ник заерзал на стуле, поправляя неожиданно ставшие тугими джинсы.
Как насчет несерьезного? Что-то вроде отпускного романа… Но он не успел даже закончить эту мысль, как прогнал ее. Блэйр говорила, что и этого не хочет. И даже если она передумает, все будет слишком сложно. К тому же ему следовало прислушиваться к ее пожеланиям. Он не намеревался усложнять ей жизнь только потому, что он сгорает от желания.
Он снова посмотрел на часы и вскочил на ноги. Восемь пятнадцать. Стиви и Поппи могут ворчать сколько хотят, он будет терзаться, если не увидит Блэйр, и…
Хлопнула входная дверь, и он развернулся. Стиви и Поппи протопали по коридору в кухню.
– Папа, ты не представляешь, что случилось! Свинство просто! – заявила Стиви с порога.
– Полное! – подтвердила Поппи. Они плюхнулись на стулья. Один взгляд на ссутуленные плечи и мрачные лица – и Ник пошел ставить чайник. Им явно требовался горячий шоколад.
Он присоединился к девочкам за столом.
– Занятие прошло неудачно?
Стиви расцвела:
– Нет, занятие было просто потрясающее!
У него потеплело на душе от любви к своей малышке. Ну, уже не малышке, конечно. Но Ник все равно был готов на все, чтобы ее глаза всегда вот так сверкали.
– Блэйр говорила о важности хорошей осанки. – Обе девочки немедленно выпрямились, вспомнив недавний урок. – И тебе не следует так сутулиться, па. Это вредно для здоровья.
Он заставил себя выпрямить спину и отвести назад плечи. Обе девочки одобрительно кивнули. Он едва сдержался, чтобы не обнять их обеих; они были такими юными, полными жизни и надежды!
– Мы отрабатывали осанку стоя, сидя, на ходу… – добавила Поппи. – Блэйр рассказывала, как это важно для собеседований и тому подобного. Осанка создает у людей представление о тебе.
По Поппи уже была видна разница. Она то и дело сутулилась и сползала пониже на сиденье, скрывая свой рост. Но сейчас она сидела прямо и гордо. Впервые он увидел в "Мисс Шоугерл" что-то большее, чем конкурс красоты. Как Блэйр и говорила.
Нет ничего дурного в том, чтобы женщина использовала все, что есть в ее распоряжении… Он думал, что Блэйр имела в виду одежду и макияж. Но теперь он начал понимать, что речь шла о чем-то большем – об уверенности в себе, о манере себя держать.
– Звучит здорово. Но если занятие прошло хорошо, почему вы такие мрачные?
Обе девочки ссутулились снова.
– Они ее заменили!
– Кого? И кто?
– Блэйр! Комитет заменил Блэйр на Мэйбл Фоулер.
Он вскочил на ноги:
– Но… Но Глори же в комитете! – Это было невозможно!
– По четвергам у Глори встречи клуба рукоделия в доме престарелых. Ее не было в комитете.
Ник не мог поверить своим ушам. Он упал обратно на стул. Блэйр просто хотела вернуть свою жизнь на прежний путь, однако ей все время мешали.
– Она вела себя так вежливо! – сглотнула Стиви.
– И уходила с такой великолепной осанкой! – всхлипнула Поппи.
– Она пожелала нам всего наилучшего, сказала, что мы все красивые и что нами все будут гордиться после конкурса…
Обе девочки расплакались.
Ник поставил на стол коробку с носовыми платками, а потом – дымящиеся кружки с горячим шоколадом, и гладил девочек по плечам, пока гроза не прошла.
– Да, это полное свинство, – сказал он, когда слезы просохли. – А теперь пейте шоколад.
Если Глори сегодня занята, значит, Блэйр дома одна…
– Вы переживете, если я ненадолго уйду из дому?
– Па-а-а… – Стиви закатила глаза. – Мы не маленькие.
Ник вздохнул.
– Только не засиживайтесь долго, вам завтра в школу! – сказал он на прощание.
Чертов комитет. Может, они хотели как лучше, но… почему они не поговорили с Глори?
А может, поговорили?
Может, Глори думала, что Блэйр не выдержит?
Может, она права…
Он вспомнил Блэйр на пикнике. Конечно, в ней есть доля уязвимости, хрупкости… Но целовалась она с обжигающей страстью. Она учила девочек танцевать сальсу. Конечно, под конец она тяжело дышала – как и Стиви и Поппи. Они много ходили. И она ела с таким же аппетитом, как и остальные.
Конечно, Блэйр перенесла тяжелейшую болезнь. Но она была на пути к выздоровлению и имела полное право жить как хочет. Без постороннего вмешательства.
Он постучал в дверь черного хода. Досчитал до десяти и постучал снова, сильнее.
– Николас?
Обернувшись, он увидел Блэйр за спиной.
– Стиви и Поппи рассказали мне, что случилось, – прямо заявил он. – Я хотел убедиться, что ты в порядке.
Вопреки воле Блэйр, ее сердце при виде Ника забилось сильнее. Хорошо, что было темно, потому что к щекам внезапно прилила кровь. Она смотрела на него, как голодный ребенок смотрит на витрину кондитерской.
– Я гуляла. – Она была слишком на взводе, чтобы идти прямо домой.
Она обошла Ника, стараясь не касаться. Ей не нужны были новые приливы жара, электрические искры, которые неслись по коже от его прикосновений. Сердце и так ее не слушалось; не хватало еще, чтобы к нему присоединился разум.
– Спасибо, что зашел проверить, Николас… Зайдешь?
Уходя, она оставила свет на кухне включенным, и, когда Ник переступил порог, у нее перехватило дыхание от того, как золотой свет играл на выгоревших кончиках его темных волос. Словно вокруг его головы появился нимб. А вот глаза, напротив, казались почти черными. Темноглазый ангел… который о ней заботился.
Блэйр указала ему на место за столом:
– Чай, кофе?
– Может, горячий шоколад?
Она достала коробку какао.
– Легко.
Она поставила греться молоко, раскрыла упаковку зефира и закинула одну зефиринку в рот, а остальные положила на стол, приглашая Ника приступать. Они оба молчали. Но молчание было комфортным. Даже приятным. Блэйр была рада компании; это помогало бурлящим мыслям слегка успокоиться, пока руки были заняты угощением.
– Как девочки? Когда комитет объявил, что нашел наставницу мне на замену, они были в шоке.
– Они расстроены… и сердятся.
Она смотрела на стол, рисуя пальцем воображаемые узоры.
– У меня такое чувство, будто я их подвела.
– Ты? – Он как будто был готов вскочить на ноги, но все-таки удержался на месте. – Виноват комитет, раз принял такое глупое решение! Ты не пыталась их переубедить?
– Они не дали мне возможности. – Просто взяли штурмом. – И спорить перед девочками я не хотела. – Не хотела устраивать сцену. Боялась, что расплачется. – Все равно я была временной наставницей.
Но она думала, что времени будет больше.
Ник нахмурился:
– Но…
– Я обнаружила, что спорить с добротой очень сложно, – перебила его Блэйр, не желая слушать, что он скажет. Она сама уже все это себе сказала, пока гуляла. – Они всегда считают, что правы… Не хотят признавать, что их добрые намерения приводят к не такому уж доброму результату. – Она покачала головой.
На этот раз Ник все-таки вскочил на ноги:
– Вечно эти курицы суют нос не в свое дело!
И следом, словно для того, чтобы оправдать то, почему встал, он отнес пустую кружку к раковине и ополоснул. Прислонившись к разделочному столу, он скрестил ноги в щиколотках. Блэйр сглотнула. Ноги у него были длинные и поджарые. Она помнила, с какой силой они сжимали ее бедра…
– Блэйр, Глори входит в комитет.
Хватит на него пялиться! У нее опять вспыхнуло лицо, и Блэйр отвела взгляд и снова принялась водить пальцем по столу. А потом до нее дошло.
– Глори? – Она проглотила вздох.
– Думаешь, она знала, что они собираются сделать?
Тот же вопрос терзал ее с тех пор, как она узнала новости. Знала ли Глори, что комитет хочет ее заменить? Блэйр подозревала, что да. И что она это предложила. Но…
Ей казалось, что Глори начала верить в ее здоровье.
Блэйр поставила пустую кружку на стол с громким и крайне удовлетворительным стуком.
– Черт, Николас! Я не знаю, что еще делать. – Она вскочила на ноги и принялась мерить кухню шагами, пытаясь выплеснуть хоть часть энергии.
Ник наблюдал за ней из-под полуопущенных век, и это тоже не помогало. Она всплеснула руками:
– Ты знаешь, что я каждое утро трачу целый час на то, чтобы так выглядеть? Чтобы выглядеть нормальной, чтобы ко мне относились как к нормальной? Но они все равно считают, что я не могу работать два часа в неделю с кучкой подростков!
– Час?
– О да! – Она невесело рассмеялась. – Прошли те дни, когда я могла провести по волосам расческой, подкрасить губы и бежать по делам.
– Целый час? – повторил Ник.
– И ты говоришь с женщиной, которая может сделать полный вечерний макияж за десять минут. – Она скрестила руки и сверкнула глазами. Ник выглядел пораженным молнией. Не то чтобы она могла его винить.
– Полагаю, это большое достижение, горожанка?
– Еще какое, деревенщина. – Однако она улыбнулась, и доля напряжения ушла.
Ник все еще прислонялся к столу, вытянув ноги. Он был воплощением жизненной силы. Его кожа светилась естественным здоровьем, а обращенные к ней глаза мерцали. Она не могла найти в себе силы отвести взгляд. Сила, мощь, жизнь… и капелька отчаянности. Эта смесь опьяняла.
– Какой у тебя был рак?
Темный взгляд не отпускал ее. Какой рак? У Блэйр перехватило дыхание, но она заставила себя сделать глубокий вдох и произнести:
– Рак груди.
Он моргнул. Удивился ее прямоте или не ожидал этой болезни? Блэйр не знала и не хотела знать. Но по крайней мере, моргнув, он снял с нее чары. Она отвела глаза и снова опустилась на стул. Она не хотела видеть, как его взгляд соскальзывает к ее груди. Не хотела видеть жалость на его лице.
Блэйр вскинула подбородок, но смотрела мимо него, в стену.
– Рак груди – самая распространенная форма среди австралийских женщин после рака кожи.
– Блэйр! – хрипло воскликнул он. – Но ты будешь в порядке?
– Мне сделали мастэктомию. – Она указала на правую грудь. – И химиотерапию. Врачи уверены, что я восстановлюсь полностью. Официально меня не будут считать выздоровевшей еще пять лет. Но прогнозы хорошие.
Ник расставил ноги и подался вперед:
– Может, твоя тетя, и комитет, и твои коллеги правы. Может, тебе не стоит напрягаться, и…
– Не смей! – Она вскочила на ноги и ткнула в него пальцем. – Со мной все носятся как с ребенком уже четыре месяца. Нет никаких медицинских противопоказаний для работы. Нет никакой рациональной причины, почему моя жизнь не может вернуться в прежнее русло.
Не считая отсутствия одной груди. И волос.
И бойфренда.
– Что теперь? – крикнула она, злясь еще больше. – Я потеряла грудь – и внезапно стала совершенно безответственной? Или безмозглой? Зачем мне подрывать собственное здоровье теперь, после всего, что я пережила? Зачем так рисковать?
Ник нахмурился:
– Ладно, ладно. Не рви на себе волосы…
Он побледнел. Блэйр обеими руками закрыла рот, но у нее все равно вырвался сдавленный смешок.
– Как невежливо говорить такое женщине после химиотерапии.
– Господи, извини, я…
Все, что он мог сказать, было заглушено внезапным приступом хихиканья Блэйр. Выражение его лица не помогало ситуации. Блэйр рухнула обратно на стул и взвыла от оглушительного хохота. Не рви на себе волосы? Пациентки онкологического отделения были склонны к черному юмору. Хотя она понимала, что Ник ничего такого не имел в виду, но его слова напомнили ужасные шутки, которыми они обменивались… и смелость женщин, с которыми они поддерживали друг друга.
Она вытерла выступившие от смеха слезы и вскинула голову:
– Люди терпеть не могут, когда им напоминают о том, что они смертны. А я напоминаю. Они предпочли бы, чтобы я сидела дома, не показывалась на глаза, не напоминала о грустном.
– Блэйр, я…
Она вскинула руку:
– Вы можете мешать мне сколько угодно – ты, Глори, ее друзья, – но вам меня не остановить.