Теперь они сидели в комнате у Петра и медленно потягивали сваренный кофе с шоколадными конфетами.
- Петь, а у тебя есть ненужные листы из журналов? - спросила Стася.
- Если только совсем немного. Мне мама приносила журналы, чтобы я прочёл некоторые статьи. А сам я журналами не интересуюсь, - говорил Пётр, доставая из тумбочки тонкую стопку журналов.
- Да мне один листочек нужен. Я сделаю тебе яркую бабочку. Ещё мне нужны нитки, чтобы скрепить её. Найдётся?
- Сейчас принесу! - и Пётр проехал в спальню родителей, чтобы взять там мамину шкатулку со швейными принадлежностями.
- Ты так радуешь меня! - произнёс он, когда подавал ей шкатулку.
Через несколько минут на столе около опустошенных чашек лежала среднего размера бабочка, милая и красивая своей простотой.
- Нравится? - серьёзно спросила Стася.
- Очень! Спасибо тебе! Можно я задам вопрос?
- Да.
- Почему ты ходишь во всём белом? Не думай, что я считаю это чем-то ненормальным. Просто интересно.
- Я недавно прочитала книгу "Женщина в белом". Не скажу, что меня поразил мастерски написанный художественный детектив. Но у меня бывает такое, что какая-то деталь книги, какие-то мысли сильно волнуют воображение. Я заражаюсь идеей, как вирусом. Она разрастается во мне, и я настолько этому рада, что словами не описать. Какая-то особенная, необыкновенная тайна заполняет меня, словно я придумала что-то своё, что никто не знает. Как люди для тайной переписки придумывают свои собственные шрифты… Иногда эти идеи остаются чистыми и непеределанными первоисточниками. Но чаще я их меняю, добавляю что-то своё. Ты меня понимаешь? - спросила Стася, с тревогой посмотрев на Петра.
- Да. Думаю, я тебя хорошо понял, - ответил он, успокаивая её. - Но мне для полного понимания нужен пример.
- Как раз на примере моей одежды мы и разберём. Я сказала Олегу на паре, что у меня на настоящий период времени появился принцип в ношении одежды. Как и главные героини "Женщины в белом" я захотела носить белое. Но не просто так. Для меня белый символизирует две радости: грустную и весёлую. Я надену белую одежду, если умрёт кто-нибудь, кто был и остаётся мне очень дорог, кто был светлым человеком, освещал свой и чужой путь. И надену чёрную, если умрёт тот, к кому я не испытывала хороших чувств, кто успел сделать только ненужные и плохие вещи. Но я не говорю этим, что приду к нему и пожелаю ему самого ужасного пути. Просто, таким образом, я провожу границу между людьми, которых буду оплакивать со всей душой и вспоминать, и тех, за кого я буду молить вселенную, чтобы она помогла стать им лучше. Наверно, у тебя создаётся ощущение, что чёрный цвет я выбрала, чтобы скинуть на него все грехи и пороки. Так я его представила сейчас. Но не так думаю о нём. Это один из моих любимых цветов. Строгость, честность - вот, что у меня с ним ассоциируется. Вот почему я посылала бы сигнал чёрным цветом, а белым цветом я указывала бы на то, что душа чиста, что её просто нужно принять, а не исправлять и искать в ней изъяны. Мой принцип может показаться немного противоречивым, но он у меня на эмоциональном уровне. Мне сложно тебе его показать так, как видится он мне в картинках.
- А сейчас, когда ты шла ко мне в белом, что ты хотела этим сказать?
- Что ты человек, с которым мне хорошо. Что я иду с открытым сердцем, со своими мечтами. Что готова узнать твои мечты, - говорила Стася, и вряд ли сейчас сама Серьёзность могла быть серьёзнее её. - Я впервые в жизни не боюсь человека, не боюсь, что он неправильно поймет меня, посмеется надо мной. Сейчас белая одежда равна моему доверию.
- Спасибо, Стася! Но мне сейчас так трудно, - грустно сказал он, словно тысячи призраков терзали его.
- Почему?.. - спросила Стася, боясь даже подумать, что её всё-таки не поняли или она допустила какую-то ошибку.
- Я хочу встать перед тобой на колени. Но не могу…
У неё камень с души упал. И она успела порадоваться такому волнующему комплименту.
- Не прячь глаза, Петь! Посмотри на меня.
Пётр поднял печальные глаза и увидел её улыбку.
- Знаешь, что значит моя улыбка?
- Объясни, пожалуйста.
- Что тебе не стоит так волноваться. Это очень больно, когда человек хочет сделать что-то приятное, показать свою благодарность, но не может этого… Просто верь, мне хватит одного твоего тёплого взгляда, чтобы увидеть в нём всё, то ты хотел показать.
- Спасибо за понимание!.. У меня так с детства. Я читаю книги, вижу, как мужчина по-настоящему может проявлять свои чувства не только словами… И мне безумно, до слёз хочется делать также… Оттого, что не могу, ещё больше хочется. Ты пишешь книги? - спросил он, переводя тему, чтобы не увлечься своей проблемой. Но при этом, с ним было и искреннее любопытство. Его интересовало всё, что связано с его "Звездой".
- Это с трудом можно назвать книгами. Мои зарисовки. Зарисовки неопытного художника. Олег сказал тебе?
- Да. Он на тебя тогда обиделся. Может, обида ещё не прошла. Его вид тебе об этом ничего не скажет, но внутри у него могут быть разные эмоции.
Стася молчала. Она нервничала, не зная, что сказать. Может, вовсе ничего не хотела говорить.
Она не хотела просить прощения у Олега, потому что понимала, насколько за эти дни отдалилась от него. Иногда она пыталась найти в недалёком прошлом причину их дружбы. Но ничего, кроме просто взаимопонимания и общения по учёбе, не находила. Стася дала повседневным общечеловеческим взаимодействиям имя Дружбы. Но теперь понимала, что это ошибка. Их почти ничего не связывало за стенами института. Только Пётр.
Стася не хотела просить прощения, потому что знала, что будет его часто обижать, что каждый раз она будет ненадолго успокаивать их обоих перед следующим ударом, ею нанесенным. Для себя она, пусть и эгоистично, решила, что будет продолжать с ним те же неблизкие, деловые отношения, которые характерны для тех, кто чуть больше, чем просто знакомые.
- О чём ты думаешь? - спросил Пётр, рассматривая серьёзное лицо Стаси.
- Ни о чём хорошем, - постаралась весело ответить она. - Меня давно интересует один вопрос.
- Какой?
- Когда я пишу книгу или просто что-либо спокойно пишу, ко мне приходят странные мысли. "Вдруг сейчас кто-то из близких людей умер? Как бы я отреагировала на это? Плакала бы или нет?". Не скажу, что такое бывает часто. И что мучает меня, тоже не скажу. Наверно, я когда-то сама начала об этом думать. И эта привычка теперь закрепилась за подсознанием и проявляется в моменты, когда я спокойно и долго пишу… Как рефлекс какой-то. Этим я говорю себе, что спокойствие не вечно…
- Но это так и есть. Мне же не понятно только одно. Почему ты так часто говоришь о смерти? Мысли о ней всегда с тобой. Говоря об одежде, ты привела сразу пример со смертью…
- Ты подметил! Может, я морально себя на неё настраиваю, чтобы потом обидно не было, - пошутила Стася.
- Всю жизнь готовить себя к смерти?.. Это невесело как-то.
- Но мы можем и внезапно умереть. И для этого множество причин. Мы даже не знаем, что будет с нами завтра. Готовить себя к смерти, не умирая до старости, для меня лучший вариант, чем выйти завтра на улицу и быть сбитой машиной, не понимая толком, что случилось…
- А моя дружба смогла бы помочь тебе прекратить думать о смерти? Тебе надо забыть о ней.
- Не бойся, я по ней не тоскую. Я просто, как и все, живу в обнимку со смертью и жизнью одновременно.
Они ещё долго разговаривали на разные темы. Уже было 19 часов. На улице темень, лишь снег освещал немного окрестности.
- Мне пора идти, а-то съест меня какой-нибудь вечерний дракон, - решила пошутить Стася.
- Я дракона убью, если он тебя тронет, - полушутя ответил Пётр. Ему так хотелось проводить её, как это делают настоящие парни, и спасти от всех опасностей.
Они были в коридоре. Стася быстро одевалась.
- Ну всё, я побежала! Вечер был чудесный! - сказала она и тепло обняла Петра.
Им обоим понравился эффект от объятия. Они улыбались друг другу, словно говоря: "Я хочу ещё!". Зарождалось чувство любви, а не дружбы, как думал Пётр.
Только она собралась открывать дверь, чтобы выйти, Пётр сказал:
- Подожди, Стась.
- Да. Я слушаю, - ответила она, улыбаясь и вставая на колени перед коляской с Петром. Ей было так удобнее разговаривать с ним и смотреть ему в глаза.
- Не надо на коленях. Прошу! Я так себя ещё ущербней чувствую.
- Ты никогда не будешь ущербным! - поругала она его. - Ты самый лучший. И, если когда-нибудь услышишь от другого человека, что не такой, как все, хуже их, не слушай и не воспринимай его слова, как истину.
- Дай мне свои руки.
Станислава протянула ему руки. Пётр взял их и закрыл ими своё лицо. Ему было так приятно ощущать их… Потом он целовал их.
Стася задрожала от прикосновения его губ и положила голову ему на колени.
Он бы хотел наслаждаться этим дальше, но мысли о том, что ей нужно идти по темноте, били тревогу.
- Ты придешь к нам на Новый год? Я давно хотел спросить тебя и пригласить.
- Я спрошу папу. А потом сообщу тебе.
- Хорошо.
- А кто ещё будет?
- Олег обещал пригласить своих школьных друзей.
- А Олег-то хочет, чтобы я приходила?
- А почему я не должен хотеть? - спросил Олег, давно слушая их из своей комнаты. Его недовольный голос говорил об обиде.
- Пока, Олег. Пока! - попрощалась она с братьями и вышла, чтобы больше не видеть Олега.
- Теперь она хочет общаться только с тобой. Стоило ей только с тобой познакомиться. Если она не терпит меня больше, пусть скажет. Зачем так поступать с людьми! - раздраженно сказал Олег и захлопнул дверь в свою комнату.
Глава 7
Началась пора, когда люди, кто с удовольствием, восторгом и трепетом, кто - со спешкой, усталостью, кто - с безразличием и привычкой, кто - с банальной необходимостью перед наступлением праздника - выбирали в магазинах или делали своими руками новогодние подарки.
Станислава долго мучилась, не зная, что подарить Петру, кроме своей любви. Насчёт подарка Олегу, она вообще не ломала голову. Это её меньше всего волновало.
"Схожу в магазин и, что меня заинтересует, что я сочту нужным ему подарить - то и возьму" - провозгласила она мысленно решение.
Станислава пошла в большой книжный магазин, где и хотела купить подарки сразу двум братьям и отцу. Рассмотрев всё, что только можно было, она ушла с магазина, довольная удачными покупками: Олегу она купила красивую, строгую ручку черно-серебристого цвета, довольно дорогую, Петру - "Живопись итальянского Возрождения" с глянцевыми листами. Станислава терпеть не могла, когда картины печатали на обыкновенной бумаге. Они не теряли своего шарма и блеска, но нравились ей меньше в таком виде. Отцу она выбрала новый органайзер, потому что старый давно выглядел ужасно обтрепанным.
* * *
Точно так же готовился к покупке подарков Пётр, но переживал больше, потому что не мог выйти и пройтись по всем-всем магазинам. Он загрустил… И остановился на решении попросить Олега, когда тот пойдет за подарками, выбрать за него подарок для Стаси.
- А что ты ей подаришь? - поинтересовался он у Олега.
- Наверно, блокнот для будущего романа.
- А что мне ей выбрать?
- А у тебя своих вариантов нет?
- Есть, конечно… Думал, цветы и мягкую игрушку. По-детски, конечно, но всё равно хороший вариант.
- Согласен. Я подберу игрушку, от которой она будет в восторге. Не волнуйся! - весело сказал Олег, похлопывая Петра по плечу.
Олег уже вынул из сердца занозу обиды. Он оттаял и снова стал любящим братом. Он хотел, чтобы Станислава и Пётр были счастливы вместе.
Выходя из комнаты, он пошутил:
- Я куплю такую игрушку, которую ей будет удобно и приятно обнимать и прижимать к сердцу.
- Ты всё правильно понял. Читаешь мои мысли! - прокричал Олегу Пётр в упоении, когда тот уже был в коридоре.
Глава 8
Наступила та самая долгожданная минута, когда Станислава зашла в квартиру братьев. Её подвёз отец, ведь в новогодний вечер лучше подстраховаться и не искать приключений на все места. Когда она выходила из машины, отец задержал её:
- Ты самостоятельная. И я в тебе уверен. Но родители всегда волнуются. Я не исключение. Прошу только, раз остаешься сегодня у них на ночь… Они же не откажут в этом?
- Думаю, не откажут. Я как зайду, сразу же спрошу об этом. И позвоню тебе, если их это не устроит.
- Хорошо. Просто будь серьёзна. Если будешь видеть что-то тебе неподходящее, звони и я тебя заберу.
- Так всё и будет. Жаль, что ты будешь один… Прости, что бросаю тебя, - впервые в жизни Станислава почувствовала в себе чужую боль. Боль папиного сердца. Она открылась для него.
- Папа!.. - резко повернулась она к нему и с любовью прижалась к его груди. Он не выдержал и всплакнул от удивления и счастья… К нему никто никогда так не прижимался.
Она тоже плакала. Тихо, неслышно. Лишь лёгкие содрогания её тела дали ему понять, что она разделила с ним его слёзы и чувства.
- Папа… - повторила она прерывающимся голосом. - Никогда больше не молчи со мной. И не отнимай у меня своего сердца. Если я тебе нужна.
Договорив, она ещё сильнее впилась руками в его куртку и начала слушать его сердце, выпрыгивающее и спотыкающееся от волнения.
- Стасенька, так и будет!..
- Но почему ты всё это время так вёл себя?.. Ведь у меня нет мамы, но ты есть.
Он попытался нежно погладить её по голове, но его омертвевшие без ласки руки, которые за последние годы привыкли только работать, не могли понять, как это… Они дрожали и неуклюже порхали, перебирая её ауру.
- Не плачь… Как же ты вскружишь голову парням? - неловко отшутился он.
Её это не понравилось. Такой разговор, а он о посторонних, ничего незначащих вещах…
- Я хотела услышать совсем другое. Езжай домой, - быстро сказала она и вышла из машины.
- Стась, - выкрикнул он, когда она обошла машину и направилась к подъезду. - Остановись, - не выдержал он и вышел из машины за ней.
Она обернулась и встала, ожидая его.
Этот серьёзный мужчина, забывший, что существуют чувства, кроме отцовской заботы, переминался с ноги на ногу, выдыхая теплый пар изо рта.
- Не обижайся. И не проси от меня многого… Если ты сейчас уйдешь, не дав мне надежды, я не смогу вновь легко найти дорогу к тебе.
- Обними меня с любовью. Это будут самые лучшие твои слова.
Он сделал это.
- И запомни, что делать это надо всегда искренно. Если иначе - лучше не надо.
Он улыбнулся, кивнул, всё понимая, и пожелал хорошего празднования.
* * *
Естественно, из-за этого долгожданного разговора, Стася задерживалась. Петра пытались развеселить уже пришедшие парни и девушки, но он не поддавался. Вежливо извинившись, он уехал на кухню и стал пристально смотреть на улицу, надеясь увидеть Стасю. С этого окна всегда был лучше всего виден двор.
И он увидел всё, что произошло между дочерью и отцом. Но, конечно же, ничего не понял. Пётр знал, что отец подвезет Стасю. Если бы она ему об этом не сказала, он подумал бы, что это какой-то мужчина, домогавшийся её. Когда он увидел, что они распрощались, Пётр подъехал к двери и стал ждать.
Вскоре она была рядом с ним и ласково ему улыбалась.
- Олег! - прокричал Пётр брату, словно у них была договоренность.
- Иду! - весело крикнут тот из зала.
Через несколько секунд пришёл Олег с шикарной улыбкой до ушей. Он уже весь был в празднике. Он уже сам был праздником.
- С Новым годом! - звучно произнёс он.
- С Новым годом! - ответила Стася, поочередно поздравив братьев.
После этого Олег начал помогать ей снимать тёплое тяжелое пальто.
И вот перед ними предстала снежная королева. На Стасе было необыкновенно красивое белоснежное бархатное платье немного пышное у колен. Оно было с корсетом, приоткрывающим аппетитную грудь. Братья просто обомлели. Станислава преподносила себя, как десерт. Дамы разных веков понимали силу корсета и выгодно использовали это в своих целях, потому что не только мужчин, но и женщин трудно оторвать от созерцания прекрасного…
Короткие рукава полностью отдавали её белые руки во власть взглядам. От рукавов к шее отходили две тонкие полоски белого кружева, которые примыкали к полоске из бархата, вплотную обнимающей шею. На ногах её были белые колготки с рисунком в виде снежинок. И белые ботильоны дополняли образ, придавая ножкам изящество.
Станислава стояла и загадочно улыбалась, радуясь, что желаемый эффект достигнут. Ей было подарено столько внимания!
Лёгким шутовским жестом она сняла берет и показала им свою причёску с локонами "а-ля принцесса". Локоны доходили ей до груди.
Как всегда грациозно она сделала им реверанс и мило, кокетливо подняла головку, чтобы улыбнуться. Румянец, который остался от слёз и чуть припухшие губы от них же, делали её лицо прекрасным, как розовый рассвет… Невозможно было наглядеться. Пётр смотрел на её белое лицо, чёрные волосы, нежные щёки и пребывал в восхищении.
- Почему я не художник?! - воскликнул он. И мама из своей комнаты услышала его. Они с мужем собирались уходить к друзьям, оставляя молодежь "умеренно" веселиться, как они сказали. Мама напутствовала братьям, чтобы всё началось прилично, шло прилично и также закончилось.
Она вышла посмотреть, для чего же понадобился Петру художник.
- Это Станислава, о которой мы тебе говорили, - сказал Олег маме.
- Приятно познакомиться! - приветливо ответила Станиславе их мама. - Я тоже захотела стать художницей. Или фотографом. Вы принцесса!
- Да, мам. Если бы я смог её написать, то Мона Лиза была бы всеми забыта с её загадками. Это ли не загадка?! Портрет её был бы самым очаровательным. Многие хотели бы его купить, но я никогда бы его не выставил на продажу, - пылко говорил Пётр, а Стася заливалась румянцем скромности.
- Ты преувеличиваешь! - засмеялась она, видя, что другие гости смотрят на них удивленно из зала. - Вот тебе подарок от доброй снежной королевы, - достала Стася подарок для Петра из пакета, общего для двух подарков. - Книга вся состоит из красоты.
- А это для тебя, Олег! - прибавила она, отдавая футляр с ручкой. - Строго и стильно. Всё, как ты любишь.
Олег с радостью поцеловал Стасю в щечку за подарок. Пётр же сидел радостный и грустный оттого, что он ещё не поцеловал её. Олег прошептал на ухо Стасе:
- Наши подарки будут тебя ждать. Мы отдадим их тебе чуть позже.
- Хорошо. Буду ждать эти сокровища! - хитро ответила она.
Пётр снова приревновал.
- Могу я с вами поговорить? Я не займу много времени, - поинтересовалась Станислава у мамы братьев, которая суетилась на кухне прежде, чем оставить молодых весельчаков.
Пётр и Олег удивились. А Стася сказала им строго и весело:
- А вы не оставляйте гостей одних!
Братья повиновались ей.
- Можно ли мне будет остаться ночевать у вас? Я неблизко живу, да и папу не хочу потом тревожить, чтобы он приезжал за мной.
- Оставайся, конечно! Что за вопросы, - глаза женщины улыбались. - И вообще, я оставляю тебя за главную. Принцессы обычно ведут себя правильно и серьёзно.
- Хорошо. Спасибо.