- Я же говорил, что с ним будет непросто, - нахмурился Парис. - Он сам не свой последние пару недель.
Рейес мог сказать то же самое и о Парисе, замечая морщинки усталости и напряжения вокруг его обычно искрящихся оптимизмом глаз. Возможно, ему стоит надавить на Париса и получить кое-какие ответы. Очевидно, что-то стряслось с его товарищем. Что-то важное.
- Наше время истекает, Рейес, - сказал Парис обвинительным тоном. - Помоги же нам.
- Ловцы всерьез намерены покончить с нами, - добавил Люциен. - Смертные обнаружили Храм Неназываемых, ограничив нам доступ и тем самым играя на руку Ловцам. Мы же нашли только один артефакт из четырех, а для того, чтобы найти ларец, предположительно, нужны все.
Рейес изогнул бровь, подражая манере Люциена.
- Думаешь, Аэрон может помочь?
- Нет, но междоусобицы нам не нужны. Также как и беспокойство за него.
- Можешь перестать беспокоиться, - сказал Рейес. - Он не желает быть найденным. Он ненавидит самого себя и не желает, чтоб мы видели его таким. Клянусь, что он доволен своей участью, иначе бы я не оставил его там.
Дверь на крышу распахнулась и Сабин, хранитель Сомнения, собственной персоной прошествовал сквозь нее. Волосы его темной волной танцевали на ветру.
- Черт побери, - воскликнул он, воздевая руки. - Что происходит? - он заметил Рейеса и мгновенно сообразил. И закатил глаза. - Проклятье, Боль, ты всегда знаешь, как испортить встречу.
- Почему ты не занят поисками в Риме? - спросил у него Рейес. Неужели все прекратили заниматься делом за те полчаса, что он провел на крыше?
Гидеон, хранитель Лжи, следовал по пятам за Сабином и не дал тому ответить.
- Ой-ой-ой, что за забавная картинка, - всхлипывая, произнес он.
Если Гидеон говорил "забавно", он имел в виду "уныло". Воин не мог произнести ни словечка истины, не испытывая нестерпимой боли. Именно той боли, в которой нуждался Рейес. Если бы ему всего лишь надо было солгать, чтобы получить ее, насколько легкой была бы его жизнь.
- Разве ты не должен помогать Парису в изучении Штатов? - потребовал ответа Рейес. Не дожидаясь очередной лжи, он продолжил. - Это начинает напоминать треклятый балаган. Человек уже не может побыть наедине с собой в плохом настроении и самоуничижении?
- Нет, - ответил Парис. - Не может. Хватил изворачиваться и менять тему. Дай нужные нам ответы или, богами клянусь, я поднимусь и вставлю тебе прямо в рот. Мой малыш голоден и ищет, чем бы поживиться. Он думает, что ты прекрасно подойдешь.
Рейес не сомневался, что Разврат хотел его, но он знал Париса, и знал, что воин предпочитает женщин.
"Избавься от них".
Рейс пристально осматривал своих новых гостей. Гидеон был одет во все черное, выкрашенные ярко-синие волосы, поблескивающие серебром колечки пирсинга в бровях, и накрашенные ресницы. Смертные находили его пугающим до чертиков.
Сабин также носил все черное, и его каштановые волосы, карие глаза и квадратное, простодушное лицо не позволяли обмануться в том, что он убьет любого, кто сунет нос в его дела - да еще и посмеется в процессе.
Оба были упрямы до мозга костей.
- Мне нужно время подумать, - сказал Рейес, надеясь сыграть на их сочувствии.
- Не о чем думать, - ответил Сабин. - Ты сделаешь то, что требуется, потому что у тебя есть честь.
Есть ли? Может быть, ты так же слаб, как та смертная девчонка, которую ты жаждешь. Иначе с чего бы тебе причинять вред тем, кто так тебя любит?
"Ой", - подумал он, поежившись. - "Я слаб"
- Сабин! - рявкнул Рейес, осознав это. - Прекрати посылать сомнения в мою башку. С меня довольно моих собственных.
Воин дурашливо пожал плечами, даже не пытаясь отрицать.
- Извини.
- Поскольку наша встреча явно не отменена, - сказал Гидеон. - Я не пойду в город, не посещу Клуб Судьбы, и не исторгну парочку криков наслаждения из смертной женщины.
Он исчез за дверью секундой позже, раздраженно встряхивая головой.
- Не отменяйте встречу, - сказал остальным Рейес. - Просто… начните без меня, - он глянул через плечо, всматриваясь в небо и падающий снег. Пагубные объятия ночи все еще поджидали его, умоляя наконец-то спрыгнуть. - Я вскоре спущусь вниз.
Губы Париса искривились.
- Вниз. Смешно. Может я встречу тебя там, и мы снова сыграем в Спрячь-Поджелудочную. Всегда так забавно заставлять тебя полностью регенерировать, а не просто заживлять раны.
Даже Люциен усмехнулся при этих словах.
- Ох, ох, я хочу сыграть! Можно я на этот раз спрячу твою печень?
Услышав игривый голосок Аньи, Рейес взревел.
Светловолосая богиня Анархии влетела в двери и бросилась в распростертые объятия Люциена, а усиливающийся ветер разнес по всей башне аромат клубники. Парочка заворковала, как влюбленные глупыши, растворяясь друг в друге, полностью забыв про окружающий мир.
Рейесу понадобилось время, чтобы проникнуться к Анье теплыми чувствами. Она принадлежала Олимпу, обиталищу всех презираемых им существ - это раз. Она сеяла вокруг себя хаос, так же естественно как делала вздох - это два. Но в конечном итоге она помогла всем здешним воинам, и что самое главное подарила Люциену такое счастье, о каком Рейес мог только мечтать.
Сабин закашлялся.
Парис присвистнул, хотя прозвучало это немного натянуто.
В груди Рейеса шевельнулась зависть, сдавливая сердце так, что вскоре оно могло перестать биться. Сердце, которого он вообще не желал иметь. Без него он не жаждал бы Данику, даже несмотря на то, что не мог ее получить.
Она никогда не захочет его. Большинство женщин не могли оценить его специфических пристрастий и ласк - ангелоподобная Даника просто возненавидит их. Она до ужаса боялась даже просто находиться с ним рядом.
Хотя, возможно, он смог бы завоевать ее, соблазнить, расположить к себе. Возможно… но он отказывался даже попытаться. Женщины, с которыми он спал, всегда уступали его демону, он опьянял их, подчиняя своим наклонностям. У них развивалась внутренняя потребность боли, она вырывалась наружу и причиняла вред всем вокруг.
- Пусть кто-нибудь соберет остальных, - сказал Рейес, наполняя свои слова сарказмом в надежде скрыть внутренние терзания. - Устроим из этого воссоединение.
Что делала в этот миг Даника? Кто был с нею рядом? Мужчина? Льнула ли она к нему так же, как Анья к Люциену? Была ли она мертва и похоронена, как Аэрон? Его руки сжались в кулаки, ногти удлинись, прорезая кожу и плоть с чудесной настойчивостью.
- Прекрати это, Болюнчик, - сказала Анья, смотря ему в лицо. Ее голова покоилась в изгибе шеи воина, а синие глаза сияли сквозь густые пряди светлых волос. - Ты тратишь впустую время Люциена, и это всерьез раздражает меня.
Если Анья раздражалась - жди беды. Войны, стихийные бедствия. Рейес предпочел отступить.
- Мы с ним уже переговорили. Он получил желаемую информацию.
- Не всю, - процедил Люциен.
- Скажи ему, или я столкну тебя сама, - сказала Анья. - И клянусь богами - какими бы мерзавцами они не были! - что пока ты будешь восстанавливаться и будешь не в силах остановить меня, я найду твою маленькую подружку и пришлю тебе по почте один из ее пальчиков.
При мысли об этом глаза воина заволокла алая дымка. Даника… ранена… Не реагируй. Не позволяй ярости поглотить себя.
- Ты не притронешься к ней.
- Следи за тоном, - предупредил его Люциен, покрепче обнимая свою возлюбленную.
- Ты даже не знаешь, где она, - сказал Рейес более спокойно, удивляясь, насколько быстро встал на защиту некогда столь флегматичный Люциен.
Анья хитро ухмыльнулась.
- Анья, - предупредил он.
- Что? - абсолютно невинно спросила она.
- Аэрон должен быть с нами, - заявил Люциен.
- Вопрос об Аэроне более не подлежит обсуждению, - прорычал Рейес. - Тебя там не было. Ты не видел муку в его глазах. Не слышал мольбы в его голосе. Я сделал то, что должен был сделать, и сделаю это снова.
Он отвернулся от друзей. Посмотрел вниз. Лужи теперь неистово мерцали меж зазубренных камней. Они по-прежнему манили.
- Освобождение, - шептали они.
На некоторое время…
- Рейес, - позвал Люциен.
Рейес прыгнул.
Глава 2
- Заказы готовы.
Даника Форд поймала две исходящие паром тарелки, мягко скользнувшие вдоль серебристого стола. На одной лежал пышный гамбургер с кольцами лука, на другой - чили-дог с двойным сыром. Обе тарелки до краев были усыпаны грозящим инфарктом картофелем-фри и распространяли аромат, от которого у нее потекли слюнки, а в животе предательски заурчало.
Последней едой Даники был сэндвич вчера перед сном. Хлеб был с корочкой, а мясо хорошо прожаренным. Она заплатила бы любые деньги за еще один такой же сэндвич. Если бы у нее были эти деньги, вот так-то.
Осталось еще три часа до завершения смены, и вот тогда она наконец-то сможет поесть. Три часа на подгибающихся ногах, с ломотой в спине и дрожью в руках.
"Не будь принцессой. Выше нос. Ты - Форд. Созданная быть сильной и тра-тра-та в том же духе".
Невзирая на всю эту бравую болтовню, ее взгляд упал на тарелки. Она облизала губы. "Может, один укус? Ну какой от этого вред? Никто же не узнает".
Рука поднялась прежде, чем она успела остановить ее, пальцы дотянулись…
- Полагаю, она крадет мой картофель, - послышался мужской шепот.
Другой ответил:
- А чего ты ожидал от такой, как она?
Даника замерла. Голод был забыт в тот же миг, и шквал эмоций пронесся в груди. Печаль, горечь и стыд возглавили эту колону.
"Во что превратилась моя жизнь? За одну мрачную ночь я скатилась от оберегаемой дочери до беглянки. От уважаемой художницы - до официантки, подбирающей чужие тарелки".
- Хотел бы сказать, что удивлен, но…
- Лучше проверь бумажник перед выходом.
Стыд опередил все остальные чувства. Ей не надо было видеть мужчин, чтобы знать, что те смотрят на нее тяжелыми, осуждающими взглядами. Они трижды приходили поесть к Энрике и все три раза задавали ее самоуважению хорошую трепку. И это было странно. Они никогда не говорили грубостей, улыбались и благодарили ее, но в их глазах всегда светилось отвращение, которое мужчины даже не пытались скрыть.
Про себя она назвала их Братцы-Птенчики, так сильно ей хотелось послать их прочь одним щелчком по клюву.
"Не привлекай внимания", - напомнил ее здравый смысл. Выдержать три дня - единственное правило, которое осталось в ее жизни.
- Лучше бы мне больше не заставать тебя за кражей еды, - рявкнул ее босс. Энрике был хозяином и поваром. - Поторапливайся. Их еда стынет.
- Вообще-то, она слишком горячая. Они могут обжечься и подать в суд.
Тарелки казались неприлично теплыми по сравнению с ее холодной кожей. Даника не могла согреться уже много недель, и даже сейчас, в разгар смены, на ней был теплый свитер, купленный в комиссионке на этой же улице за 3,99 доллара. Но, к сожалению, жар от тарелок никогда не мог пробраться внутрь нее.
Что-то хорошее обязательно должно случиться. Разве добро и зло не должны уравновешивать друг друга? Когда-то она так и думала. Верила, что счастье поджидает ее где-то за углом. К сожалению, теперь Даника поумнела.
Позади нее мимо окон, дразнящих зрелищем клокочущей ночной жизни Лос-Анджелеса, мелькали машины и шагали люди, смеющиеся и беззаботные. Не так давно она была одной из них.
Даника пошла работать сюда, потому что Энрике платил ей в конверте, не спрашивая номера социального страхования. Гибкий график, наличка и никаких издержек на налоги. Она могла исчезнуть в два счета.
Жила ли так же ее мать? Ее сестра? Бабушка? Если она вообще еще была жива?
Два месяца назад их четверка поехала в Будапешт - любимый город дедушки. Волшебный город, как он всегда утверждал. После его смерти они решили так почтить его память и наконец-то попрощаться.
Самая. Большая. Ошибка.
Вскоре женщин оказались в плену - их похитили. Чудовища. Настоящие, "чтоб-я-сдохла-если-вру" монстры. Создания, отсутствие которых в своем шкафу проверял сам Бабай перед тем, как осмелиться лечь спать. Создания, что порой выглядели по-человечески, а порой - нет. Зачастую Даника мельком замечала клыки, когти и костяные маски черепа, проступающие под их людскими обличьями.
В какой-то момент им (женщинам)показалось, что они спаслись. Но ее снова захватили только для того, чтобы отпустить, не причинив вреда, со зловещим предупреждением: "беги, прячься. Вскоре на вас начнется охота. И если вас найдут, и ты, и твоя семья, вы все умрете".
Женщины разделились в надежде, что так их будет труднее отыскать. Прячась так, что только тени стали их лучшими друзьями. Сначала Даника отправилась в Нью-Йорк - никогда не засыпающий город, пытаясь затеряться в толпе. Каким-то образом, монстры отыскали ее. Опять. Но она вновь сумела сбежать и без остановок добраться до Лос-Анджелеса, зарабатывая здесь гроши только на жизнь и оплату уроков самозащиты.
Вначале Даника каждый день поддерживала связь с семьей по телефону. Первой перестала звонить бабушка.
Неужели ее отыскали и убили монстры?
В последний раз бабушка сообщила, что приехала к друзьям в маленький городок в Оклахоме. Хотя ей не стоило направляться в знакомые места, но в ее возрасте трудно быть в бегах. Но даже ее друзья уже много недель не получали от нее ни одной весточки. Бабушка Мэллори просто пошла на рынок и не вернулась.
Мысли о любимой бабуле и той боли, что ей, возможно, пришлось испытать, порождали печаль и тоску в душе Даники. Она не могла позвонить матери или сестре, чтобы расспросить о новостях. Они тоже перестали выходить на связь. Для их безопасности, как сказала мама во время их последнего разговора. Звонки могли отследить, прослушать разговоры и использовать против них.
Глаза обожгли слезы, а подбородок задрожал.
"Нет. Нет! Что ты творишь?". Сейчас не время думать о своей семье. Все эти "а вдруг" парализуют ее.
- Ты зря тратишь время, - сказал Энрике, вытягивая ее из мрачных раздумий. - Встряхнись, как я тебя сказал. Твои клиенты ждут, и если они откажутся от остывшей еды, за нее придется платить тебе.
"Не привлекай внимание!" - завопил глас разума. Поэтому, как бы ей ни хотелось запустить в него тарелками, она только улыбнулась и, развернувшись на пятках, вздернув подбородок и выпрямив спину, прошагала к столику с липким чувством страха в животе. Мужчины вновь одарили ее своими тяжелыми взглядами. Судя по недорогой одежде и обычным стрижкам, они явно принадлежали к среднему классу. А загар говорил о том, что они могли быть строителями. Если так, то они явно пришли не с работы, поскольку их джинсы и рубашки были идеально чисты.
Один держал во рту зубочистку, перекатывая ее из одного угла рта в другой, его движения убыстрялись по мере приближения Даники к столику. Руки девушки тряслись от усталости, но она сумела поставить тарелку перед каждым мужчиной, не перевернув им еду на колени. Прядь темных волос выбилась из заколки и упала ей на висок.
Освободив наконец-то руки, Даника заложила непослушную прядь за ухо. ДБ - до Будапешта - у нее были длинные светлые волосы. ПБ - после Будапешта - она обрезала их до плеч и выкрасила в черный цвет, чтобы изменить свою внешность. Еще оно преступление на счету монстров.
- Извините за картофель, - несмотря на их явное презрение к ней, мужчины щедро раздавали чаевые. - Я не пыталась его съесть, а просто поправляла, чтоб не упал.
Лгунья. Господи, она ведь никогда не врала.
- Не волнуйся об этом, - сказал Птенчик № 1, не в силах скрыть нотки раздражения в голосе.
"Не отсылайте еду. Пожалуйста, не отсылайте еду". Она не может позволить себе платить за это.
- Могу я принести Вам что-то еще?
Их чашки были почти полными, так что она оставила их на месте.
- Все в порядке, - ответил Птенчик № 2. Вновь достаточно вежливые слова, произнесенные злым тоном. Мужчина прикрыл колено одной из бумажных салфеток.
Девушка рассмотрела маленькую цифру восемь, наколотую на его запястье. Удивительно. Если б ей предложили пари, то она поставила бы большие деньги на то, что на спине его красуется темноволосая красотка с окровавленным кинжалом.
- Что ж, позовете, если что-то понадобиться, - она заставила себя улыбнуться, осознавая, что улыбка ее скорее напоминает оскал волка. - Надеюсь, еда принесет Вам удовольствие.
Она уже собиралась отойти, когда № 2 внезапно спросил:
- Когда у тебя перерыв?
Ох, теперь-то что? Он желает знать, когда у нее перерыв? Зачем? Даника очень сомневалась, что он спрашивает из романтических побуждений, ведь мужчина по-прежнему взирал на нее с неприкрытым отвращением.
- У меня его нет.
Он кинул ломтик картошки в рот, пережевал, затем облизал жирные губы.
- Как насчет того, чтобы взять перерыв сегодня?
- Извините. Не могу, - сказала она, продолжая улыбаться. - Меня ждут за другими столиками.
Может, стоило добавить "возможно, в другой раз"? Поощрение могло смягчить мужчин и увеличить ее чаевые. Но слова застряли в горле комом. Уходи, уходи, уходи.
Поворот. Мужчины исчезли из поля зрения, а ее улыбка пропала. Шесть быстрых шагов и девушка оказалась рядом с Джилли, второй официанткой из сегодняшней смены, которая стояла у прилавка с напитками, наполняя три пластиковых стакана различными содовыми. Хотя Даника должна проверять как там ее клиенты, ведь этой отговоркой она воспользовалась секундой раньше, на самой деле ей нужна была минутка, чтобы собраться с силами.
- Господи, помоги, - пробормотала она. Девушка оперлась руками о решетку и подалась вперед, пригнув одно колено. Благо, часть стены закрывала ее от взглядов посетителей.
- Он не поможет, - Джилли, шестнадцатилетняя беглянка (восемнадцатилетняя в том случае, если кто будет интересоваться) сочувственно глянула на Данику. Обе они работали по четырнадцать часов в день. - Думаю, он уже махнул на нас рукой.
Подобный пессимизм не подходил столь юной особе.
- Я отказываюсь верить этому, - должно быть, ложь стала второй ее натурой. Даника также не была уверена, что Богу есть до нее дело. - Нечто чудесное может быть совсем рядом.
"Ага. Чистая правда".
- Ну, мое "нечто чудесное" - это то, что Братцы-Птенчики опять уселись за твоим столиком.
- Кого ты обманываешь? Тебе они улыбаются так, словно ты Сахарная Фея, а на меня зыркают, точно я Злая Колдунья из страны Оз. Не понимаю, что такого я им сделала и почему они снова и снова садятся за мои столики.
Когда мужчины пришли во второй раз, Даника стала опасаться, что они намеренны опять втянуть ее в тот кошмар, от которого она едва сбежала. Однако Братцы ни разу не проявили демонических черт, потому, в конечном счете, девушка расслабилась.
Джилли рассмеялась.
- Хочешь, я вышвырну их отсюда?
- Нет, Джилли, это уже будет похоже на фарс. К тому же это - уголовно-наказуемый поступок, а наручники не будут на тебе хорошо смотреться.
Улыбка девушки медленно увяла.
- Будто я сама не знаю, - пробормотала она.