Потом положение усугубилось: появился пробегающий по телу морозец – верный признак присутствия чужеродной сущности. Я остановилась, делая вид, что любуюсь Мостом Вздохов, закрыла глаза и полностью сосредоточилась на ощупывании окружающей действительности. И неожиданно для себя соприкоснулась с пустотой, с Ничем.
И Ничто более не отпускало.
Наверное, для несведущего человека тут требуется пояснение: пустота похожа на порыв ледяного ветра, моментально лишающий осязательных рефлексов. Она завораживает, замораживает, омертвляет. Тогда силой мысли мне удалось растопить наледь и продолжить путь. Но, подобно репью, Ничто прилипло к картине восприятия и затаилось. Пустота поселилась в душе, но не предъявила образа, который она собиралась примерить для реальной жизни. Пока еще не предъявила.
Сидя на полу комнаты за плотными портьерами и закрытыми ставнями, разглядывая маску, я на время освободилась от чужого…
Рассказ Виктории прервался. В палату вошла процедурная сестра с тонометром. Маша наблюдала за манипуляциями коллеги, отметив худобу рук своей пациентки. Женщина была истощена не только душевно, но и физически. Доктор сделала пометку в карте о необходимости контролировать питание и добавить физические упражнения для повышения мышечного тонуса.
Дверь за сестрой закрылась, и Виктория, проводив ее взглядом, тихо произнесла:
– Предостерегите Ларису от задуманного. Оно не принесет желаемого, лишь усугубит ситуацию. Отпустите ее со смены пораньше и напомните слова: "Я подумаю об этом завтра". А завтра будет другой день…
Итак, вернемся к моей истории, фантасмагорической, сюрреалистической, запредельной и в то же время многократно разыгранной персонажами захолустных мыльных опер… Почему вы смеетесь?
Мария посерьезнела:
– Вы очень интересно рассказываете. Словно красивый роман пишете.
– Ничего не могу поделать с витиеватостью речи. Не отвлекайтесь! Притаившаяся Пустота не заставила себя ждать. Стоило мне появиться на следующий день на улице и смешаться с толпой чирикающих японцев, она явила свой лик. Азиаты обступили закутанную в алый шелк и атлас куртизанку и в восхищении защелкали фотоаппаратами. В этот момент за капюшонами дождевиков мелькнуло белоснежное лицо, безмолвное, пустое. Оно обожгло черными провалами глаз и тут же исчезло в толпе, смешавшись с гостями карнавала. Люди спешили на площадь – на традиционный "Полет ангела".
Я пыталась вычислить белую маску среди идущих, но безуспешно. А следующий раз она появилась уже довольно на большом расстоянии, в конце переулка, выходящего на Сан-Марко.
Человек, закутанный с головы до ног в черный атласный плащ с низко опущенным капюшоном, сверкал белоснежным, мертвенным лицом. Он стоял против течения толпы и не сводил с меня черных пустых глазниц. Люди его не видели, они просачивались насквозь.
Потом фантом развернулся, смешался с толпой и исчез, мелькнув вороньим крылом – полой хлопнувшего на ветру плаща.
Чей он? Что ему нужно?
Именно эта сущность следила за мной с первых шагов по венецианской земле. Какую ужасную маску она выбрала! Лик пустоты, безразличия, маску Вольто – гражданина, одну из классических личин. Под ней нередко скрывали человеческие пороки и безнаказанно творили зло.
Закравшийся внутрь страх разросся подобно плесени и ослабил защиту от постороннего вмешательства. Обычно я всегда ставила внутренний барьер от чужих мыслей, которые, если им дать волю, жужжат в голове назойливыми мухами.
Защита стала для меня обыденностью, как для вас мытье рук перед едой. Она играла роль респиратора в задымленном помещении, давала возможность дышать, жить собственной жизнью, а не скользить по обрывкам чьих-то эмоций. Многие человеческие эмоции подобны радиоволнам: сначала мечущиеся, путанные, еле-еле прорывающие эфир, и вдруг оглушающие лавиной, какофонией звуков и лишь потом умиротворяющие тихой мелодией. Находясь в социуме, я мысленно облекала себя в зеркальный кокон, не позволявший проникать в мое сознание.
Блаженны несведущие. Видели ли бы вы, что крутится сейчас здесь, в пропитанном антисептиками, наставлениями врачей и молитвами пациентов убежище! Просмотр ужастиков стал бы лишним.
Маша невольно огляделась по сторонам.
– Только страх, немотивированный, необоснованный, беспричинный, способен, подобно ржавчине, прогрызть мой скафандр. Так и произошло. А вслед за страхом, пробившимся сквозь дырочку, я услышала Голос. Визгливый, нечеловеческий. Так мог звучать винил, проигрываемый не на той скорости. Так говорят клоуны. Боитесь клоунов? Я – очень. Голос скрипнул:
"Иди за мной".
Мария в смущении опустила глаза. Надежда на изменение установленного диагноза таяла на глазах. Мания преследования – один из основных признаков шизофрении.
Виктория опять прочла ее мысли, тихо вздохнула и опустила голову на поджатые к животу острые колени.
– Мария Сергеевна, не спешите с выводами, дослушайте мою историю до конца, а потом решайте, сумасшедшая я или Другая.
Полагаете, я не могу отличить обычного зеваку, комедианта, разыгрывающего интригу среди всеобщего маскарадного помешательства, намерившегося испугать меня, от действительного зла в человеческом обличье? Если бы это были происки ряженого юноши, затеявшего игру в догонялки… Нет! Вы намерены дослушать меня?
– Извините, Виктория, продолжайте. – Мария от смущения покраснела. Ей стало жутко, что пациентка читает ее словно открытую книгу.
– Каждый человек на вашем месте принял бы меня за буйно-помешанную, страдающую от иллюзорных козней. Чужое присутствие подобно тревожной кнопке на пульте охраны. Она расположена вот здесь – на затылке. – Виктория повернулась боком к Маше и приподняла кудрявые волосы. – И вот тут еще одна. – Рука женщины коснулась горла. – Я всегда ощущаю пульсацию. По мере усиления воздействия становится тяжелее дышать.
В тот день я пыталась всеми известными способами сбросить присосавшегося спрута, но усилия оказались напрасными. Агрессия пустоты не контролировалась, ее ледяное дыхание охватило все тело. Подобно марионетке, перестав управлять мыслями и поступками, я подчинялась завораживающему зову:
"Иди за мной".
Я слилась с толпой туристов и ряженых, миновала Часовую башню, вышла на площадь Сан-Марко. Вы были в Венеции, Маша?
– К сожалению, нет, но…
– Вы там обязательно побываете. Любовь приводит каждого человека в этот город и распоряжается им по собственному усмотрению. Ваш избранник боготворит Венецию.
Маша нахмурилась. Какой еще избранник?
Не обращая внимания на ее реакцию, Виктория продолжала:
– Когда попадете на центральное пьяццо, доставьте себе удовольствие – покормите голубей, священных птиц Венеции. И дайте им свободу вести себя так, как они привыкли, просто доверьтесь и ничего не бойтесь.
В то утро, несмотря на постепенно заполняющуюся народом площадь, голуби не сдавали позиций, кружили небольшими стайками у базилики, собирались под арками Прокураций, клевали рассыпаемые туристами зерна.
Голос главенствовал над моим разумом. Контролируя свои действия лишь частично, я подошла к продавцу корма и отдала евро за пакетик с сушеной кукурузой. Рассыпала горсть.
Голодные птицы облепили меня, цепляясь острыми коготками за одежду. Они ползли вверх, угрожающе курлыкая, приближаясь к лицу. Я из последних сил пыталась стряхнуть с себя наглую стаю, но усилия оказались напрасными. Несколько особенно зарвавшихся особей, цепляясь за оборки платья, поднявшись, атаковали мои плечи и голову. Полагая, что от роскошного костюма уже не осталось и следа, я, продолжая сжимать во рту маску, беспомощно оглядывалась по сторонам, ища спасения.
Вокруг толпились зрители, восхищенные необычным птичьим аттракционом. Мелькали вспышки камер.
Но помощь все же пришла – она прозвучала в моей голове тем же визгливым голосом, который и привел меня на площадь: "Убей! Убей одного, кинь камень в стаю – и все сразу закончится, словно в сказке: они заклюют сами себя…"
Я, теряя самообладание, вновь присела на мостовую и закрыла уши, стараясь не слышать странных приказов, но правая рука машинально потянулась назад и нащупала неизвестно откуда взявшийся булыжник.
Откуда он взялся?
Вокруг меня волновалось, вздрагивало крыльями антрацитовое курлыкающее море, и я вожделенно упивалась осознанием грядущего убийства. Своей властью над безмозглыми тварями, унизившими меня перед толпой, испортившими коготками и клювами дорогой карнавальный костюм.
Рука судорожно сжала камень.
Через секунду на нее легла тонкая бамбуковая трость, и я услышала глухой голос, словно говоривший человек произносил слова через металлическую трубу.
Я подняла глаза и закричала от ужаса.
Моретта выпала и покатилась по мокрой мостовой.
На меня хищно нацелился длинный птичий клюв диковинной маски. Человек, стоящий рядом, быстро убрал с моей руки трость, а другой рукой перехватил зажатый камень. Приподняв маску, заговорил:
– Мисс, не делайте то, о чем серьезно пожалеете. Голуби – священные птицы этого города, и им позволено все. Готовящееся преступление никто не заметил, кроме меня. Все наслаждаются "Полетом ангела". Все, кроме нас.
Я разглядывала странную птичью маску с нарисованными на ней круглыми очками, черную шляпу с круглыми полями и непроницаемый, полностью скрывающий тело плащ из тяжелого атласа, отороченный серебряной вышивкой с изображением черепов. В прорези маски на меня с любопытством смотрел один ярко-голубой и другой зеркальный глаз, в котором на миг отразилось мое бледное лицо. Мужчина вновь приподнял маску и сдержанно улыбнулся, вздернув уголки губ.
Двусмысленная улыбка и хищно опущенный клюв загадочной птицы напомнили гротеск Апокалипсиса, существо, сошедшее с полотен бессмертного Босха.
Я не могла отвести от незнакомца завороженного взгляда, и только девочка, тронувшая меня за локоть ("Signora, è la maschera?"), прервала визуальный диалог.
– Как ваше имя, мисс? – услышала я вопрос незнакомца, после того как малышка вернула мне утраченную Моретту.
Что заставило меня тогда соврать, какой потаенный голос дал совет – не знаю, но я назвала имя сестры.
Ряженый галантно поклонился, снял шляпу. Приподняв за клюв страшную маску, полностью открыл лицо, на котором играла искренняя мальчишеская улыбка.
– А меня Гай, Гай Лэндол, очень рад познакомиться, Ирина.
Напряжение мгновенно спало, и я с интересом разглядывала стоящего рядом господина, молодого мужчину ростом немногим выше среднего. Светлые волнистые волосы его были стянуты кожаным ремешком в хвост. Под плащом угадывалось мускулистое, натренированное тело. Одно из стекол странных очков оказалось обычным, сквозь него насмехался голубой глаз, другое же отливало зеркальным блеском.
Мужчина, назвавший себя Гаем Лэндолом, не являлся красавцем в классическом понимании, но был щедро наделен обаянием. Смелый, нагловатый взгляд с прищуром, открытая, располагающая улыбка, благородные, хотя чуть и надменные черты лица, присущие жителям Альбиона, волевой подбородок, обветренная на вересковых пустошах или средиземноморских берегах кожа щек, правильной формы нос с небольшой горбинкой.
Рассматривая его, я почувствовала, как внутри затрепетал крыльями мотылек, испуганно и восхищенно. А самое главное – неожиданно!
Он шагнул ближе и предложил руку. И тут случилась еще одна странность. Как только я дотронулась до его локтя, пульсирующая точка в голове погасла. Сжимающее горло ощущение Зла исчезло. Все тревоги миновали! Я полной грудью вдохнула влажный, пропитанный морем воздух и улыбнулась.
В тот же миг раздались оглушительные звуки фанфар и тромбонов, возвещающих начало празднества. Мимо кубарем пронесся клубок ряженых. Нас окутал пестрый дождь из разноцветных конфетти.
Viva Venezia! Viva Carnevale!
Да здравствует Венеция! Да здравствует карнавал!
Я вздрогнула от неожиданности, а Гай успокаивающе сжал мою руку:
– Знаете, Ирина, что в Средние века с колокольни Святого Марка спускали не бутафорного ангела, как, например, сегодня известную топ-модель – дочь местного мафиози, накачанную транквилизаторами. Да-да, видели бы вы ее лицо – сомнений никаких. Девушка почти невменяема! Если бы не солидный гонорар от местного муниципалитета, она бы в аду видала все эти полеты. Так вот, раньше спускали настоящих преступников. И отправляли их без всякой страховки, протянув обычный канат между колокольней и балконом Дворца дожей. Бедняги, которым за отважный поступок гарантировали отпущение всех грехов, ползли вниз с корзиной, наполненной лепестками роз, и щедро посыпали ими восторженно ревущую толпу.
Немногим удавалось пройти весь путь, не сорвавшись, но везунчики, шагнувшие на балкон дворца, становились героями, обещавшими Венеции счастливый, безбедный год. Если же несчастные падали, то год, по обычаю, предвещал грядущие невзгоды и болезни.
Потом дожи перестали искушать судьбу, и место арестантов заняли обычные акробаты, умелые канатоходцы, гарантирующие вечно тонущему городу безбедное существование. И лишь теперь традиционное действо превратилось в фарс.
Я каждый год посещаю Венецию в конце Великого поста и уже потерял счет тем, кто спускался с несчастной колокольни. Она не выдержала издевательств и обрушилась в начале прошлого века, но, благо, сейчас полностью восстановлена.
В этот момент я готова была задать глупый вопрос: "Вам больше ста лет, Гай?" – но остереглась. Решила, что не совсем правильно поняла.
Англичанин продолжал:
– Кто только не летал вниз, начиная с искусно выполненных муляжей, известных актеров и рок-певцов и заканчивая сегодняшней королевой гламура. Что отцы города придумают на следующий год? Где им взять настоящего ангела?
Я слушала его молча, исполняя роль, навязанную мне маской. Роль безмолвной дамы.
На губах Гая заиграла улыбка, он словно прочел мои мысли:
– Интересную роль ты себе выбрала, молчаливая куртизанка. Маска особенная. У какого мастера она изготовлена? В обычных салонах Моретту не продают. Нынче дамам молчать не принято. А зря. Они лишают возможности говорить тело, язык которого глубоко эротичен и подчиняется лишь инстинктам. Твои слова пройдут через беспристрастный фильтр разума и сохранят один процент истинного намерения. А тело всегда скажет правду.
Ну вот, ты улыбаешься, и маска вновь готова покатиться по мостовой. Мне льстит твое внимание, но не мешает услышать и голос. Скажи, в каком отеле ты остановилась? Я пришлю новую маску, удобную. Образ Венецианской Дамы более всего гармонирует с платьем куртизанки.
Я молчала.
– Тем более на балу, на который ты приглашена, следует не только улыбаться окружающим, но и говорить с ними.
Я в недоумении отвела Моретту от лица и, капризно изогнув бровь, взглянула на самоуверенного англичанина:
– Приглашена?
Голубой глаз Доктора Чумы весело сверкнул. На лице заиграла обезоруживающая улыбка. Спорить с ним я не осмелилась, да и не хотела.
Он поражал меня, удивлял и в то же время держал в напряжении – интрига нарастала.
Слегка настораживало, что рядом с Гаем я чувствовала себя в абсолютной безопасности, а такое бывало крайне редко.
Что бы это значило? Куда спряталась пустота, следовавшая по пятам?
Тогда я объяснила произошедшее разлившимся по городу добрым волшебством. Радость вернувшихся в детство людей прогнала призрака.
– Отель "Де Конти"? Так это совсем недалеко. Неплохой выбор для участника массового помешательства. Нас разделяет канал Джудекка, я остановился в "Чиприани", на том берегу. Жди подарок! А сегодня приглашаю тебя на ламбруско. Потрясающий вид на закат прилагается.
Виктория со вздохом опустила голову.
Маша с тревогой следила за ее реакцией, готовая в любой момент прервать рассказ.
Несколько минут больная молчала, а потом неожиданно подняла на врача счастливое лицо:
– Это было самое прекрасное время. Не бойтесь за мой рассудок, позвольте вновь побывать там, под вашим контролем это безопасно. Тем более, следуя психологической практике, избавиться от проблемы можно, лишь пережив ее вновь. Давайте проведем несколько изумительных по красоте и страшных впоследствии мгновений вместе.
Вы готовы отправиться в путешествие? В мир карнавала, буйства красок, безудержного веселья, обезумевших, оторванных от повседневных забот людей, ставших детьми; а за кулисами карнавального сумасшествия готовы ли вы познакомиться с демоном, живущим среди нас?
Повисло молчание. Виктория терпеливо ждала ответа. Маша, сглотнув ком в горле, послушно кивнула головой. Позабыв о статусе врача, вмиг превратилась в девочку, предвкушающую страшную сказку на ночь. Ей сейчас не хватало большого пухового одеяла, чтобы зарыться в него с головой.
– Обещанная маска Дамы была доставлена незадолго до выхода на бал Серениссима. Сестра забронировала место на том же балу, на который позвал меня Гай. Я посчитала это тогда случайным совпадением.
Кожаная, легкая как пушинка полумаска лежала в руках. Я не могла наглядеться на золотую с кармином роспись, затейливый растительный узор, окружающий миндалевидные отверстия для глаз и плавно спускающийся к носу. Сколько же она могла стоить? Пару сотен как минимум.
С чего он так щедр? Мы ведь едва знакомы.
И тут же озорная мысль: Гай позаботился о том, чтобы мой рот был открыт, чтобы я не только говорила, но и…
Теплая волна предвкушения разлилась по телу, я закрыла глаза, представив прикосновение его губ, мягкое, нежное, требовательное.
Внезапно нахлынувшее искушение продлилось лишь миг. Опомнившись, негодуя на вырвавшиеся на свободу чувства, я до крови прикусила губу и стряхнула морок.
Вдали от Гая мои способности восстанавливались, как и контроль над разодранными в клочья эмоциями.
Тем не менее желание загадалось, и Вселенная принялась тасовать карты, подбирать пазлы для осуществления задуманного.
Дорогая Маша, не буду утруждать вас длительным описанием действа, свидетелем которого я оказалась. Тем более что не пройдет и года, как вы сами станете свидетелем добровольного помешательства. Не спорьте!
А лучше представьте себе ежесекундно рассыпающиеся и вновь рождающиеся картинки калейдоскопа. Суматоху, смех, непрекращающиеся антрепризы, буффонады и пантомимы бессмертной комедии дель арте, сопровождающие гостей города, начиная со Славянской набережной, продолжающиеся под кружевными арками Дворца дожей на Сан-Марко и заканчивая рынком Риальто.
Хитрый проказник Арлекин, дурак и прохвост, под руку с Пульчинелле незлобиво задирали похожих, вовлекали их в импровизированные сценки, смешили, а потом милостиво позировали для фотографий.
Своенравная Коломбина прохаживалась под руку с венецианским купцом Панталоне в сопровождении умного слуги Бригеллы.
На каждой улице менялись труппы, персонажи и костюмы, а с ними менялся и смысл разыгрываемых сценок, так что со временем я потерялась в сюжетах увиденных пантомим и клоунад.
Звуки музыки, гитар, мандолин, виол и скрипок слышались из переулков старого города.