– Если честно, не помню, – развел руками рыжий. – Игра за трофей проходила довольно давно. И там было куда больше запоминающихся моментов, чем поцелуй Агиры.
– Расскажи мне о ней, – смахивая несуществующую пылинку с до сих пор не снятого плаща, попросила я.
– Не знаю, что сказать. – Поморщившись, Йен потянулся к вискам и принялся их массировать пальцами.
– Ты весь день так делаешь, – нахмурилась я. – Голова болит?
– Наплывами, – не стал отпираться норд. – Не обращай внимания, маленькая. Спрашивай, что конкретно тебя интересует?
– И весь день зовешь меня маленькой, – беззлобно пробурчала я. – Или всю ночь.
– Ты такая и есть, – улыбнулся "медведь". – Когда стояли у зеркала… – Он замолчал, перестав улыбаться, а я, напротив, заговорила.
– Ты извини меня за то, что отвернулась тогда, – потупившись, сказала ему. – Просто так четко вспомнила, как вы с ней целовались… что… ну… не знаю, в общем. Неприятно стало, и все. Ведь она такая красивая, а я…
Договаривать не стала, и так все понятно. Но поднять взгляд на Йена почему-то было стыдно. Уши загорелись, скулы тоже. А он сидел и молчал, несмотря на то, что я только что призналась ему в своей ревности к призраку.
– Йен, мать твою з-с-с-с-за ногу, – прошипел Лааш. – Хватит уже так дебильно улыбаться. Скажи Лерке, что она стократ красивее той белобрысой куклы. Ну?! – И, недовольно пыхтя, добавил: – Всему учить надо, ну что за мужик, а?
Я неуверенно взглянула на "медведя". Он больше не улыбался. Вместо этого прикрыл рукой нижнюю часть лица, изображая задумчивость. Но глаза-то смеялись! И пусть здесь было мало света, пусть… я все равно видела, что этот рыжий гад веселится.
– Н-н-ну? – взвыл элементаль, подлетев к напарнику.
– Ты очень красивая, Лера, – послушно сказал тот, а я расстроилась.
Ну правда же, кому приятны комплименты из-под палки? Отвернулась, поджав пухлые губы, и поняла, что еще немного – и расплачусь. Глупо, по-детски, но почему-то вдруг так обидно стало, что захотелось всех выгнать вон, взять в охапку игрушечного мишку и завалиться с ним на подушку, чтобы вдоволь пореветь. Это даже хорошо, что рыжих пушистиков в магазине не было – белый однозначно лучше!
Чужие пальцы коснулись моего лица, вынуждая повернуть голову и посмотреть на мужчину, который пересел с кресла на кровать. Он был так близко, что я чувствовала его дыхание. На своих висках, на щеке… губах. Но я-то обиделась! Резко отвернувшись, попыталась отодвинуться от норда, не вышло. Он обхватил меня руками и прижал к себе так крепко, что стало трудно дышать.
– Задушишь ведь, дурак, – пропыхтела куда-то ему в плечо. Хватка моментально ослабла, но кольцо рук не разжалось.
– Опять Агиру вспомнила? – насмешливо спросил рыжий, целуя меня в макушку.
– Да лучше б я ее вообще никогда не видела, – проворчала, смиряясь со своим положением. В мужских объятиях было тепло и приятно, и дуться на норда больше не хотелось. – Почему память Ильвы вечно подкидывает мне не те воспоминания, которые надо. Нет чтобы дать наводку хотя бы на то, что случилось с ней до прихода в общину.
– А ты уверена, что готова это узнать? – став серьезным, проговорил Йен.
– Не уверена, – честно призналась я и легонько боднула его в плечо, кошачьим приемом требуя ласки. Мужчина все понял правильно и, продолжая придерживать меня одной рукой за талию, второй принялся гладить по волосам. Мур-р-р, приятно, только в сон отчего-то клонит. – Давай лучше про Агиру, – зевнув, прошептала я.
– Спрашивай. – Норд снова предложил сыграть в вопрос-ответ, и я решилась:
– Ты ее сильно любил?
– Поначалу да, – немного помолчав, ответил он. – А может, просто думал, что люблю. Не знаю. Когда такая красотка, окруженная толпой поклонников, внезапно выбирает своим любовником угрюмого норда, случайно зашедшего в кабак, где она выступала, можно поверить во что угодно, даже в любовь. Нас, как ты знаешь, своим вниманием балуют только вивьеры, и то по двойному тарифу. А эта была совсем другой. Невинной, юной, нежной, талантливой. – Чем больше качеств бывшей аманты перечислял Йен, тем сильнее я стискивала зубы, чтобы не покусать его от ревности. От иррациональной, необоснованной и совершенно недопустимой ревности, которая грызла меня изнутри. – Красивой, фальшивой, лживой, изворотливой и стервозной шлюхой. – К концу оглашенного списка я вернула на место отвисшую челюсть. Кхм… Однако!
– Почему же ты не расстался с ней? – после короткой паузы задала очередной вопрос.
– Пытался. Много раз. Но Агиру все в наших отношениях устраивало, и она всегда возвращалась, умоляя простить ее за очередной загул. Говорила, что лучше меня ее никто не понимает и не любит и что со всеми остальными у нее просто секс, а со мной…
– Любовь, – мрачно проговорила я, когда он замолк.
– Если дословно, то "высокие чувства", – грустно усмехнулся Йен.
– И ты прощал измены?
– Ну, – он снова поцеловал меня в макушку, обняв чуть сильнее, – мы, меченые, народ в выборе женщин не избалованный. Амант в Стортхэме чуть больше жен, сама ведь видела. Так что…
– На безрыбье и рак рыба, – вспомнилась мне одна из земных пословиц.
– Что?
– Она сказала, что, если рыба не клюет, то и майкрос сойдет за улов, – перевел мои слова на язык лефири дух. Стоп! Перевел?
– Лааш?! – Вскинув голову, я удивленно посмотрела на элементаля.
– Тихо, Лерка! Не отвлекайся, – пожурил меня тот. – Агира, помнишь? Вы говорите сейчас про нее. – И, загадочно улыбаясь, отлетел от нас подальше. Ладно, потом поговорим, значит… на тему иномирной лингвистики.
– Да что о ней говорить? – не дожидаясь следующего вопроса, мрачно сказал Йен и вновь прижал мою голову к своему плечу. – Уже больше года прошло, как она погибла. – Голос его стал глухим и безжизненным. А посмотреть на себя норд мне просто не давал, продолжая придерживать ладонью затылок. – Я убил ее, понимаешь? – гораздо тише проговорил он и совсем на грани слышимости добавил: – Собственными руками убил.
– Как? – спросила, больше не делая попыток на него взглянуть.
– Оттолкнул, когда она пыталась повиснуть на моей шее.
– И? – Тянуть слова из него приходилось клещами, но я не сдавалась. Лучше уж сразу все прояснить, чтобы потом забыть и не мучиться.
– Не рассчитал силу.
– Ударилась? – догадалась я.
– Виском об угол стола.
– Несчастный случай, – вздохнув, подвела и без того известный итог.
Мужчина не ответил. Он продолжал перебирать пальцами мои волосы, чуть массируя кожу у корней, и молчал. Я тоже не спешила возобновлять беседу. Мне было хорошо и спокойно сидеть вот так с ним и ничего не говорить. Особенно сейчас, когда он рассказал про Агиру. И после этого короткого экскурса в его прошлое призрак любвеобильной блондинки, поселившийся в моей голове, как-то разом потерял свою силу. Стало вдруг совершенно понятно очевидное: она всего лишь бледная тень из его прошлого. Такая же, как мой земной жених.
Пока сидели, я чуть не заснула. От нежных поглаживаний по голове, спине и шее тело окончательно расслабилось, мысли стали ленивыми и неповоротливыми, а веки тяжелыми.
– Я не буду тебе изменять, – пробормотала сонно и, сладко зевнув, предложила: – Давай спать?
– Конечно, маленькая. – Йен, выпустив меня из объятий, поднялся. – Ложись, Лер, – сказал он, помогая мне раздеться до сорочки. – Завтра, так и быть, отсыпайся утром, – укладывая меня на расстеленную кровать, добавил он. – А тренировку проведем после того, как встанешь… нар-ученица, – в голосе его звучала мягкая насмешка. Добрая и совсем не обидная. Муркнув что-то невнятное, я улыбнулась. Глаза закрывались, и сопротивляться накатившему сну становилось все труднее. Когда Морфей почти полностью завладел моим сознанием, я услышала тихое:
– Лерочка… Самая красивая, самая желанная… моя.
А может, мне все это просто приснилось?
На следующее утро…
Когда очнулась, в комнате царили темнота и прохлада.
– Йен? – Голос был хриплым со сна и, прокашлявшись, я снова позвала: – Йен-ри, ты здесь? – ответа не последовало, что в общем-то ожидаемо. – Лааш? – решила проверить помещение и на наличие незримого духа. Но и тот не откликнулся.
Наверняка они оба давно ушли по делам, дав мне время вдоволь понежиться в Агировой кровати. Воспоминание о бывшей хозяйке этой пещеры не вызвало никаких эмоций, и я, сладко зевнув, улыбнулась. Как просто порой бывает излечиться от надуманных призраков. Всего-то и понадобилось, переступив смущение и глупую гордость, вызвать дорогого мне мужчину на откровенный разговор.
Все свечи были потушены, камин не растоплен, а так как окна в горных апартаментах никто не предусматривал, понять, что сейчас – утро, день или все еще ночь, я, увы, не могла. В который раз за свое пребывание в Стортхэме подумала о часах. А заодно и о каком-нибудь вечном факеле, который будет играть роль ночника в моем новом доме. Почему бы и нет? Всего-то и надо попросить Лааша следить за его бесперебойным горением. Неужели огненный прохвост мне откажет? К нему, кстати, еще вопрос остался насчет земных языков.
Эх, как-то быстро я вчера заснула. Зато знаю теперь точно, что объятия Йена после пережитого стресса – лучшее успокоительное, какое только можно придумать.
Повалявшись еще немного в кровати, я хорошенько потянулась, разминая расслабленные сном мышцы, и начала подниматься. Двигаться на ощупь не хотелось, но выбора не было. Нашарив на полу огрызок свечи на металлическом блюдце, я нашла и лежащее рядом огниво. Щелкнула пару раз, высекая искру, и, глядя, как вспыхивает рыжим пламенем фитиль, довольно кивнула.
Выспалась я преотлично, настроение было замечательное, поэтому торчать и дальше одной в темной комнате не хотелось. Организм требовал завтрака, душа – великих свершений, а место, что пониже талии, явно настроилось на приключения. Мне обещали вчера тренировку? Прекрасно! Ведь если учителем будет "медведь", обычные физические упражнения могут стать… не совсем обычными. В то, что рыжий норд начнет нещадно гонять меня по их жуткой полосе препятствий, – я не верила. Значит, придумает для фиктивной нар-ученицы что-нибудь более подходящее и интересное. Он ведь учитель, который привык искать подход к разным ученикам. В том числе и к таким неумехам, как я.
Раздумывая над возможными вариантами грядущей тренировки, я, не тратя времени на поиск домашних туфель, направилась босиком в уборную, где, ко всему прочему, располагался маленький фонтан над каменной чашей и небольшое зеркало. Умывшись, я чуть пригладила влажными руками всклокоченные после сна волосы и, вдоволь напившись удивительно вкусной воды, вернулась в комнату с явным намерением найти расческу. Но когда проходила мимо плотно занавешенного тканью зеркала, заметила странное зеленоватое свечение, которого не было ранее. Оно проступало даже сквозь белую материю, привлекая к себе взгляд. Застыв на полушаге, я медленно повернулась.
Постояла немного, держа в руках одиноко горящую свечу, подумала и, убедившись, что световые переливы мне вовсе не мерещатся, осторожно потянула драпировку в сторону. Мысль о том, что стоило бы позвать сначала Йена, а потом уже проверять природу странных спецэффектов, пришла почему-то с опозданием, да и задержалась, если честно, ненадолго. Стеклянная поверхность действительно излучала мягкий свет, но это ничуть не мешало ей отражать меня, только в неестественно зеленой гамме. Страха не было, один лишь исследовательский интерес, замешанный на проснувшемся любопытстве.
Я осторожно коснулась зеркала указательным пальцем, и от него начали расходиться темные круги, как в прошлый раз от моего лба. Отступив на шаг, начала внимательно разглядывать фирский подарок, непроизвольно копируя привычку Йена задумчиво склонять голову набок. Зеркало завораживало, гипнотизировало, прогоняя шевелящийся в душе страх и развеивая сомнения.
– Ну, и что же ты такое? – спросила светящийся предмет, положив свободную руку на серебристую раму. – Эксклюзивный вариант ночника, что ли? – иронизируя сама с собой, усмехнулась я и, снова переместив раскрытую ладонь на мерцающую поверхность, прижала ее к стеклу.
Круги, которые пошли от моих пальцев, сменили цвет с черного на бледно-зеленый. И, засмотревшись на них, я не сразу сообразила, что картинка в зеркале начала расплываться. Резко отпрянула, едва не уронив свечу. Огонек ее обиженно дернулся, но не погас. Впрочем, на фоне цветного сияния он казался каплей в море. Откуда-то издалека послышался странно знакомый шум, который я приняла за слуховую галлюцинацию. А мое окрашенное в зеленые тона отражение начало стремительно меняться на другое, но… такое родное и знакомое, что свечу я все-таки выронила.
Лера Бродская, застывшая с феном в руке по ту сторону стеклянной преграды, испуганно дернулась, когда металлическое блюдце вместе с потухшей свечой ударилось о каменный пол. Рефлекторно взмахнув рукой, словно желая защититься своим пластмассовым "оружием", девушка вырвала шнур из розетки, и в комнате воцарилась тишина. Мы стояли напротив, боясь пошевелиться. Обе полураздетые, растрепанные и босые. Ошалело пялились друг на друга и молчали.
Это было дико: смотреть на свое собственное лицо, которое двадцать девять лет каждый день видела в зеркале, и… понимать, что это не могу быть я. Или же могу, но тогда сия встреча – привет из прошлого. Первой не выдержала земная Лера. Запустив пальцы в доходящую до талии шевелюру, она пробормотала по-русски:
– Не может этого быть! – Мой голос, мой! А вот интонации не мои… и этот нервный жест, взъерошивший ее волосы… да и сами волосы тоже… откуда?! Никогда не носила подобные лохмы, предпочитая аккуратные стрижки до плеч.
– Ильва? – решив проверить одно из своих предположений, осторожно спросила я.
– Лера? – шокированно выдохнула девушка. Не земная я из недавнего прошлого, как мне показалось несколько секунд назад, а так похожая на меня небезызвестная Ильва Ирс, в теле которой я оказалась две недели назад. Что ж, вопрос о том, куда делась душа юной лэфы, больше был неактуален.
– Ну вот и познакомились, – дернув уголками губ в неком подобии улыбки, проговорила я. Зеркало по-прежнему светилось, придавая нашей встрече мистическую таинственность, а лицам – могильную зелень. И я уже хотела начать расспрашивать ее о жизни в моем мире, как вдруг эта ненормальная размахнулась и с криком:
– Не бывать этому! – с силой ударила феном по зеркалу.
Я испуганно отскочила, но… ничего особенного не произошло. Стеклянная грань, разделявшая нас, не пошла трещинами, не разлетелась на осколки и даже светиться не перестала, что лично меня порадовало. На Ильву же было жалко смотреть. Губы ее задрожали, глаза заблестели от накатившихся слез, а на лице отпечаталось выражение такой вселенской обиды, что я невольно ей посочувствовала.
– Ты чего бесишься-то, Иль? – делая шаг обратно, спросила ее.
– Я не вернусь туда, – вновь запустив пятерню в свои недосушенные лохмы, заявила девушка. Откуда они у нее все-таки? Нарастила в салоне? Быстра, ничего не скажешь.
– Пф… Тебя никто и не просит возвращаться, – фыркнула я и улыбнулась. Вполне дружелюбно, как мне казалось. Отпугивать потенциальный источник информации, с которым связала меня судьба, не хотелось.
– Правда не просишь? – настороженно уточнила девушка с моим лицом. Когда-то моим… теперь уже нет.
– Лично я не прошу. А те, кто устроил наш обмен, – не знаю, – честно ответила ей. – Хотя и не думаю, что эта штука… – Я демонстративно коснулась стекла и, наблюдая за побежавшими от руки светлыми кругами, продолжила: – Для того здесь, чтобы вернуть нас в прежние тела. Скорее всего, мы просто часть чьего-то дикого эксперимента, и те, кто провернул это с нами, сейчас тестируют полученные результаты, используя тебя и меня, как лабораторных мышей, Иль. Встречу вот организовали… Фирсы.
– Фирсы? – Собеседница побледнела.
– Ну да. Тебе ведь от них зеркало прислали?
Она отрицательно качнула головой и чуть закусила губу, почти как делала это я. Но… все же чуть-чуть иначе.
– Его принесли из "Лавки Чародея". На обороте была странная надпись на русском: "Нифелин-28. Р.А. Доставить через две недели после обмена", – пробормотала девушка. – Сказали, что все уже оплачено, включая доставку. Я думала, что это ты заказала зеркало до того, как… – Она замолчала.
– А сама ты в эту лавку разве не ходила? Продавщицу там не видела? – чуть нахмурилась я. Она снова замотала головой, приведя в движение длинные пряди искусственных волос. И я невольно отметила, что эта обновленная Валерия Бродская очень даже ничего. – Женщина, что торгует в лавке, – копия фирса. Только кожа человеческая, – просветила я собеседницу. – В ее магазинчике все и случилось… со мной. Странно, что ты не помнишь этого места. – Она развела в ответ руками, в одной из которых по-прежнему был зажат заметно покореженный фен, я же продолжила: – Сознание меня покинуло именно там, а очнулась… в Стортхэме.
– Где?! – Изумление и ужас, отразившиеся на ее лице, сложно было подделать.
– Та-а-ак, – протянула я, опираясь руками на серебристую раму нашего зеркального "видеочата" с зеленоватой подсветкой. – Хочешь сказать, что и это ты тоже не помнишь? А как клеймо вивьеры получила?
Ильва, помрачнев, опустила голову и принялась нервно теребить пальцами свободной руки темно-русую прядь. Ну… хоть что-то, значит, помнит. И то счастье!
– Рассказывай уже, а? – поторопила молчунью я. – Неизвестно ведь, сколько времени продлится наш неожиданный сеанс связи. Ты там, судя по тому, что я вижу, неплохо адаптировалась. А у меня тут, сама знаешь, как все "весело". Помоги хоть понять, кто друг, кто враг? С кем общаться, кого бояться? Ну-у-у-у же… Иль?
Девушка после моих слов глаз не подняла, но заговорила.
– От отца держись подальше, – бросив бесполезный фен на соседний диван, посоветовала она и, обняв себя за плечи, словно ей вдруг стало зябко, сказала: – Клеймо – его рук дело. Как и остриженные волосы.
И почему я не сильно удивилась?
– А изнасилование? – решив не тратить время даром, продолжила расспрашивать ее.
Шатенка не ответила. Она молчала, сильнее сжимая собственные плечи. И несмотря на то, что душа лэфы обосновалась в моем земном теле, воспринимать ее внешность, как бывшую мою, все больше не получалось. Ильва казалась мне кем-то вроде потерянной в детстве сестры близнеца. Похожая на меня, да, но… не я.
– Что? Насиловал тоже Брэд? – нарушила затянувшуюся паузу я. Голос отчего-то дрогнул, а пальцы начали нервно постукивать по металлической раме.
– Он называл это обучением и подготовкой к взрослой жизни. – Она, оставив в покое плечи, принялась так яростно теребить свои нарощенные волосы, что я испугалась, как бы не оборвала их к черту. – Говорил, что делает мне огромное одолжение.
– Ур-р-род, – прорычала я, сжимая кулаки от накатившей ненависти к черноволосому лэфу. – Полный урод!
– Он очень сильно меня любил, – продолжая смотреть себе под ноги, сказала Ильва. – Но еще больше любил во мне себя. Мы ведь похожи, очень. – Она медленно подняла голову, и я увидела ее глаза.
В них не было ожидаемых мною слез, и боли там тоже не было. Отрешенный взгляд на грани равнодушия. Холодный, непроницаемый, пустой. Ни былой обиды, ни злости, ни страха в нем. Ильву словно подменили за какие-то пару секунд на… бездушную куклу, неспособную на эмоции.