– Нет, – глухо отозвалась я и тут же исправилась: – Не знаю. – Странный гипнотический транс, в котором находилась, обладал еще и эффектом "сыворотки правды". И, внутренне подобравшись, я мечтала о том, чтобы у меня не спросили лишнего.
– Она! Больше некому, – сказала Грэта. – Столько душ в прошлом загубила, а теперь вот замарать ручки боится, стерва. Сделала бы все правильно тогда, не пришлось бы нам снова встречаться сейчас, – мрачно процедила "тетушка", разглядывая меня, и вдруг резко сменила тему, заявив: – И что он нашел в тебе такого, чего нет во мне? Молодость? Покорность? Что, Иль?!
– Не имею понятия, – сухо ответила я на вопрос. Хотелось добавить еще много чего, но язык снова отказывался повиноваться. Странный гипноз, странное вино… странная чаша Отавии.
– Брэд одержим тобой! – Она с силой ударила кулаком по столу. Я внутренне вздрогнула, хоть внешне и осталась неподвижна. – Как когда-то был одержим мной, – гораздо тише проговорила женщина и, растеряв весь свой запал, опустилась на соседнюю скамью. – А ведь мы так хорошо жили, пока тебе не исполнилось шестнадцать. Если б не ваше с ним сходство, если б не этот магический кубок… – Она замолчала, грустно глядя на рыжий огонек свечи. – Я ведь любила тебя как родную дочь, – спустя пару минут призналась Грэта. – А ты предала меня, забрав то единственное, без чего я не вижу смысла жить. Ты ЕГО у меня забрала, маленькая дрянь!!! Да как ты…
Тихий рык, раздавшийся у невысокой лестницы, оборвал ее гневную речь. Рыж, услышав крики, примчался защищать хозяйку. И надежда моя на чудесное спасение вновь ожила, но ее тут же убили.
– Встань и успокой своего керса, – приказала "тетя".
И я, поднявшись с места, пошла гладить рыжика.
– Словами успокаивай тоже!
Я зашептала, что все в порядке, что он зря волнуется и что мне ничего не грозит. Лгала… но как же убедительно! Кот смотрел на меня, а я говорила ему ласковые слова, и по щекам моим катились прорвавшиеся сквозь поставленный блок слезы. Неужели время воздействия гипнотических "чар" пошло на убыль?
– А теперь вернись, – снова скомандовала женщина. – Возьми этот флакон, – она указала на крайний в ряду, и влей его содержимое в пасть своего зверя.
Сердце сжалось от предчувствия беды, пальцы дрогнули, выпуская кошачью шею, а непокорные ноги сами понесли меня обратно к столу. Проклятье! Механическим движением я взяла пузырек из черного стекла, вернулась с ним к внимательно следящему за мной Рыжику и, не чувствуя пальцев, начала отвинчивать крышку. Затем попыталась влить содержимое стеклянной баночки в рот коту, но тот, недовольно заурчав, отвернулся.
– Скажи ему, чтобы пил! – скомандовала Грэта, сидя за тускло освещенным столом.
– Пей, – покорно произнесла я, когда глаза "кричали": "Беги, Рыж, спасайся, приведи помощь, но только не бери в рот эту гадость!"
В том, что в пузырьке яд, сомнений не было. "Тетя", судя по ее словам, уже не первый раз пыталась отравить племянницу. И сегодня она, похоже, решила сперва опробовать зелье.
– Лас-с-сково скажи, – прошипела лицемерная тварь, контролирующая меня.
– Пей, хороший мой, пей, – проговорили словно чужие губы. – Надо выпить.
"Не надо! – молила я мысленно. – Пожалуйста, нет!"
Керс наклонил голову, вглядываясь в мое лицо, мявкнул вопросительно и ударил хвостом.
– Пей, – еле слышно повторила я, со второй попытки вливая содержимое флакона ему в пасть. Руки дрожали, но все равно не слушались, продолжая выполнять чужие приказы. Вязкая жидкость текла по мохнатому подбородку, тугими каплями падая наземь. Но, к сожалению, часть эликсира попала и на язык кота.
Он недовольно заворчал, отступая, сглотнул, фыркнул, сплюнул, а потом снова рыкнул, покосившись на Грэту. Постоял немного, потряс головой и лег, опустив морду на сложенные лапы. В светящихся в полумраке глазах отражалось недоумение. Недолго. Не прошло и половины шахра, как кот смежил веки и, всхрапнув, затих. В этот момент мне показалось, что я сама умираю. Слезы перестали сочиться из глаз, а из рук ушла слабая дрожь. Я просто стояла на деревянной ступени, смотрела на своего неподвижного любимца и ощущала, как боль выжигает душу. А и пусть! Зачем она, эта душа, если не способна контролировать тело?
– Так-то лучше, – довольно потирая руки, сказала Грэта. – Теперь давай сама, Иль. У нас не так много времени. Йен-ри подосланный мной лэф сможет задержать еще шахров пять, а потом он наверняка бросится на поиски своей нар-ученицы. В том, что его остановит записка о твоем возвращении в Миригор, я сомневаюсь. Хоть Кимина со мной и не согласна. Так что давай, милая, пей, – она протянула мне второй пузырек, – не огорчай любимую тетушку. – Ее голос был пропитан ядом, не менее мерзким, чем тот, что прятался за темным стеклом. Стерва, гадина, тварь… как бы мне хотелось ударить ее, а потом влить в ее накрашенный рот густую отраву! Но вместо этого я медленно поднесла флакон к губам и… выпила до дна. – Умница, – улыбнулась "тетушка" и, вытащив из недр своего объемного плаща блокнот с карандашом, положила их передо мной. – Пиши прощальную записку, маленькая самоубийца. Что все вспомнила, устыдилась, что жить не можешь с таким позором… пиши-пиши, – подстегнула она меня очередным приказом. И я покорно начала выводить буквы на желтоватом листе бумаге. Слез не было, боли тоже… была одна только всепоглощающая ненависть и страстное желание выжить. – Прекрасно! – вырвав из-под моей руки готовое послание, воскликнула Грэта. – Теперь выпей это. – Она подтолкнула ко мне последний пузырек. – И… сладких снов тебе, Ильва Ир-с-с-с, – зловеще прошипела "королева тьмы", поднимаясь. – К моменту, когда учитель тебя найдет, никакое противоядие уже не подействует.
Странно, но смерть, как оказалось, очень похожа на сон. Серый унылый сон, единственным ярким пятном которого был образ моего рыжеволосого норда. Я видела его бледное лицо, нахмуренные темные брови, наросты на лбу и обычно голубые глаза, в которых сейчас отражалось грозовое небо. Мой милый, добрый, нежный, любимый мужчина… как же все-таки жаль, что мы не успели проститься.
– Прощай, – прошептали губы, едва шевелясь.
– Я тебе дам, прощай! – донеслось до моего уплывающего в небытие рассудка. – Пей, говорю! Ильва, не смей меня бросать! Слышишь, не смей! – и всхлип, а потом протяжное: – У меня ведь никого, кроме тебя, нету-у-у.
В пересохшее гордо попала влага. Чуть кисловатый вкус, не яркий, не противный. Вода или сок какой-то? Образ Йена растворился в беспросветной серости сновидения. И почему-то сильно зачесалась голень.
– Ильва, орна ты безголовая! Ну, давай же… глоток, еще. – Кто-то пытался разжать мне зубы, чтобы влить в рот кислую жидкость. – Ну, пожалуйста, не оставляй меня, а? – И снова всхлип. Короткий, судорожный. И мокрые капли на моем лице. Дождь? Или чьи-то слезы. – Ты мне очень-очень нужна, сестренка.
А в следующую секунду мою щеку обожгла звонкая пощечина.
– Да ты охренела! – резко распахнув глаза, воскликнула я, причем, кажется, по-русски.
– Живая! – взвизгнула Тина и повисла у меня на шее, едва не завалив нас обеих. Потом спохватилась, отстранилась и снова принялась поить меня кислой водой. – Я думала, что опоздала, – тараторила она, вынуждая меня пить. – Что тебя больше нет, как не стало мамы. Боялась, что эта гадина распознала подмену и…
– Подмену? – сделав несколько больших глотков, я отодвинула ее руку с бутылкой в сторону и сфокусировала взгляд на Тинаре.
Растрепанная, неопрятная. Она была не похожа сама на себя. По лицу ее скользили тени, а в всклокоченных волосах то и дело вспыхивали серебристые блики. В парке было тихо, мрачно, но не совсем темно, ибо на звездном небосклоне уже вовсю красовались два ночных светила. Цвета казались неяркими и серыми, но это не мешало различать детали.
– Я ее коллекцию ядов заменила на сонные зелья, – призналась девчонка, нервно дернув плечом. – Они похожи по цвету и тягучести. Только запах другой.
– Зачем? – В голове медленно ворочались какие-то обрывки мыслей, пытаясь слиться в логичные конструкции. Слишком медленно.
– Боялась.
– Чего? – продолжала тупить я.
– За тебя боялась, – вздохнув, призналась "сестра". – И за себя. Прости меня, Илечка, я ведь правда не знала. Глупая была, мелкая… ревновала тебя к этому… к… – Девчонка сглотнула и, поморщившись, сама выпила настойки. – Я думала, он тебя любит больше, чем меня, поэтому везде таскает за собой и даже ночи у твоей постели проводит. Я правда так думала… ы-ы-ы-ы, – взвыла она, вцепившись в собственные волосы, что лишь добавило им лохматости. – Если бы я только знала, что это за любовь такая… Прости, сестренка. Я слепая идиотка, которая дальше своих желаний ничего не видела. Прости.
Я не сердилась, я недоумевала. Было в облике Тинары что-то странное, непривычное и оттого цепляющее. Но что? Ссадина на щеке? Да нет. Съехавший набок лиф платья, сбившийся за спиной плащ, порванная о какую-то ветку юбка или этот едва уловимый запах вина и ржавой воды… что? В реальность из сонного плена я возвращалась медленно: зрение восстанавливалось постепенно, и голова пока что соображала плохо.
– Прости, что опоздала, Иль. Просто… у отца плохо с головой стало после того, как ты у нордов осталась. Сначала я думала, что он сильно переживает, волнуется за твое благополучие. Но после того как я тебя навестила и рассказала, что… что ты там счастлива и не вернешься, и… Короче, он совсем спятил… – запинаясь, говорила она. – Ударил меня, наорал. Потом сильно пить стал… и смотреть странно… и… Прости, сестра. Я эгоистка, – повинилась девушка. – Глупая и завистливая дурочка. А сегодня Брэд вылакал три бутылки крепкого вина и начал… – Тина всхлипнула и передернула плечами, будто стряхивая что-то. – А я, я… – По лицу ее текли слезы, но она все еще пыталась улыбаться. Вот только все это как-то очень уж отдавало истерикой. – Я разбила о его голову бутылку и рванула сюда. Про то, что затевает Грэта, услышала, когда она встречалась с одной белокосой женщиной из Стортхэма. Я следила за тетей, Иль, и, как выяснилось, не зря, – скороговоркой выдала девушка. – И сюда я хотела поехать сразу за ней, но не успела. Он так не вовремя меня поймал, а я… Я боялась опозда-а-а-ать… – Слова перешли в громкий плач, и я, невольно зевнув, обняла малышку, позволив ей рыдать на своем плече.
– Тебе сейчас пить надо. Много, – немного успокоившись, сказала сестра. – Лучше настойку каржевника: он бодрит. Ну и постарайся бороться с сонливостью. Я все еще не уверена… понимаешь? Просто чудо, что ты так быстро очнулась.
Соображала я медленно, но все-таки соображала. И как только до меня окончательно дошло, что яд был не совсем ядом, а я не на том свете, а на этом, причем вполне дееспособная, мягко отстранила сестрицу и, едва не свалившись со скамьи из-за нарушенной координации движений, схватила со стола недопитую бутылку и рванула к своему керсу. Упала на колени, прижалась ухом к его груди и… счастливо улыбнулась – Рыж спал.
Кот едва слышно посапывал и время от времени дергал во сне задней лапой, странный нарост на которой привлек мое внимание. Глотнув еще каржевника, я потянулась к звериной конечности, желая посмотреть, что это. И тут же снова отшатнулась. На мохнатой голени сидел похожий на паука глаз и быстро шевелил своими отростками, часть из которых впилась в кошачью кожу. Последний раз подобное создание я видела в чародейской лавке на Земле.
– Что это? – испуганно прошептала Тина, спустившаяся следом за мной. – Оно живое? Кусается? Что оно делает? – не повышая голоса, спросила девчонка.
А я почему-то покосилась на свою щиколотку, потрогала рисунок мелких ранок на ней, снова посмотрела на "присосавшийся" к керсу глаз и неуверенно предположила:
– Либо кровь пьет, либо… сводит на нет эффект твоего снотворного.
Второй вариант мне казался более вероятным. Просто потому, что я не верила в милосердие поганки Кимины, которая стала бы заморачиваться с противоядием. А вот фирсы могли. И, если паукообразный "глаз" был их посланником, мозаика моего чудесного спасения в мини-борделе Стортхэма складывалась.
– Уверена? А может, палкой его? – на всякий случай предложила сестра.
– Не надо, – почесав собственную ногу, ответила я и, обняв любимого питомца, сказала: – Рыж фыркает и шевелит усами. Просыпается, значит.
– Рыж?
– Мой керс.
– А можно и мне такого? – с поистине детской непосредственностью попросила девчонка.
– Как только разбудим его и вернемся в Стортхэм, спросим, – улыбнулась я ей.
По пути в Стортхэм…
Мы встретились на дороге, на первом же повороте за границей Миригора. И, как это ни печально признавать, не появись в той беседке Тинара с каржевниковой настойкой и странный глаз, который забрался в седельную сумку, норды не успели бы меня спасти, ведь доза снотворного была слишком большой. Не зря же девчонка так нервничала. И то, что они спешили как могли, направляя своих керсов по следу Рыжа, ничего бы не изменило. Разве что едва не стало причиной "дорожной аварии". Мужчины мчались с такой бешеной скоростью, что чуть не сбили в темноте медленно бредущего Рыжа, на спине которого ехали мы с сестрой.
Сестра… после случившегося я воспринимала эту взбалмошную девчонку именно так. И не важно, что не видела, как она жила, росла, взрослела. Малышка спасла мне жизнь, рискнув пойти против старших. И у нее, кроме меня, действительно больше никого не было. Потому что хуже и придумать нельзя, чем иметь таких родственников, как Брэд-риль и Грэта! И отдавать Тинару в лапы этих извращенцев я не собиралась.
Выскочив из-за поворота, Бригита среагировала молниеносно. Легко отклонившись в сторону, она уберегла слишком медлительного после неестественного сна Рыжа от столкновения. Мой кот остановился, потряс головой и выдал многозначительное "мяффф". Кошка Йена фыркнула и закатила глаза, в то время как ее наездник, спрыгнув на землю, помчался к нам. На втором керсе, как ни странно, сидел Керр-сай. И этот норд слезать со своего зверя не спешил.
– Лера, девочка… – Только подбежав ко мне, таман заметил Тинару и тут же осекся, поймав ее удивленный взгляд. – Девочки, – поправился он, мрачнея на глазах. Рука, протянутая ко мне, опустилась, пальцы сжались в кулак, а голова чуть наклонилась вниз, позволяя прядям, выбившимся из короткого хвоста, упасть на лицо.
Грудь мужчины тяжело вздымалась, волосы были растрепаны, а плащ накинут наспех. В том, что он бросился в погоню, едва прочитав записку, я не сомневалась. Но… все равно ведь не успел. И представив, как он отреагирует, узнав об этом, я невольно подумала: а стоит ли говорить?
– Лера? – вывел меня из размышлений голос удивленной сестры.
– Меня так будут звать, Тина, – пришла я на помощь своему мужчине, – после свадьбы. В Рассветном храме невестам принято давать новые имена. – И, поцеловав девчонку в светловолосый затылок, сказала уже норду: – Йен, ты знаешь… а малышка ведь жизнь мне спасла. – И улыбнулась, взглядом намекая любимому, что не стоит смотреть зверем на младшую Ирс.
Мне безумно хотелось броситься в его объятия, прижаться к сильному телу и почувствовать его губы на своей макушке, но страховочные ремни крепко держали, и расстегнуть их быстро было не так уж просто. К тому же я очень боялась за Тинару. То, что рыжий норд ее недолюбливает, он показал еще во время первого визита сестры в Стортхэм. Сейчас же, когда мужчина не знает всей правды, но при этом видит нас с ней вместе, предугадать его реакцию на молоденькую лэфу было сложно. И поэтому, засунув собственные желания куда подальше, я продолжала сидеть, обнимать сестру за плечи и смотреть на Йена. А он молчал, стоя так близко от нас, и… даже не пытался ко мне прикоснуться.
С другой стороны раздалось требовательное покашливание, и я с опаской покосилась на темноволосого. Каким чудом он-то в спасатели заделался? Или, может, наоборот… прибился к Йену, чтобы доказать тому, какая у него предательница аманта? В свете полускрытых тучами "лун" лицо брюнета казалось еще темнее, чем обычно. И глаз почему-то выглядел слегка припухшим. От него по-прежнему плохо пахло, хотя сейчас это малоприятное амбре, пропитавшее одежду и волосы, заметно ослабло, смешавшись с ароматом осеннего леса и запахом зреющего дождя.
– Лера, значит? – странно усмехнувшись, сказал подъехавший к нам Керр и, подняв руку, выпустил из раскрытой ладони золотистое "солнышко". Рил обвел нас всех хмурым взглядом и, решив, что света маловато, засиял ярче. Ближайшее окружение сразу заиграло красками, словно мы стояли под фонарем. Другой же "фонарь", красновато-лилового оттенка, "подсвечивал" глаз сая, доказывая, что странная припухлость мне вовсе не почудилась. – Л-л-лера… – перекатывая на языке мое имя, повторил он. – Ничего так звучит, угу. Хотя "мышка" тебе идет больше.
– Мышка? – Тина вертела головой, переводя взгляд с одного норда на другого и обратно на меня. – Иль, а за кого ты замуж выходишь, если Таш погиб? – спросила эта святая невинность.
Вздохнув, я ответила:
– За самого лучшего мужчину в мире, Тинара. – И ласково посмотрела на застывшего мрачным изваянием тамана.
– А…
– За Йена, мелкая, – не дав ей задать очередной особо "уместный" вопрос, перебила я. – Кстати, мальчики, – перейдя на деловой тон, обратилась к нордам, – если вы не против, мы бы хотели вернуться в Стортхэм. Нам троим сильно досталось сегодня, мы очень устали, да и холодно на улице в тонких-то плащах. Не могли бы вы взять нас с сестрой на своих керсов, чтобы Рыж побежал налегке? Он бедняга и так еле ковыляет после убойной дозы снотворного, которым его опоили, а еще и нас на спине тащит от самого парка. Правда, солнышко мое хвостатое? – погладив кота по бархатному боку, мурлыкнула я, и получила в ответ согласное урчание питомца.
– А я говорил тебе, Йен, что Такердрона она любит больше, чем тебя, – проворчал невидимый Лааш, я же сделала вид, что не услышала. Хватит на сегодня чехарды и с именами.
Йен же, оттаяв, принялся торопливо расстегивать мой ремень. Выпустив из объятий Тинару, я ждала, когда он закончит. Как только мужчина справился, попыталась слезть с седла, но не успела, так как "медведь" подхватил меня на руки и, прижав к себе, поцеловал наконец в лохматую макушку. Затем, шумно вдохнув запах моих волос, спросил:
– Что произошло, Лера? – звать меня земным именем он, похоже, решил теперь постоянно, а не только наедине. В принципе оно и правильно, раз об этом уже знают другие. В конце концов, может, мы просто репетируем предстоящую семейную жизнь. Пусть попробуют доказать обратное. – Ты в порядке? – в голосе норда слышалась тревога, и я поспешно закивала головой, чтобы его успокоить.