Наконец Торн поднялся и повернулся, ожидая от нее одобрения, но Персефона исчезла.
Ее схватил третий злодей?
А затем Торн услышал стук копыт.
Выбежав наружу, он увидел только хвост собственной лошади, быстро скрывавшейся в улочке, и витиевато, пространно выругался.
- Какого черта ты позволил ей взять мою лошадь? - набросился он на грума.
- Она сказала, что вы велели ей съездить за помощью, капитан, - попятившись, объяснил парень. - Выглядело вполне правдоподобно, прошу прошения.
- Дай мне другую лошадь. Любую.
Парень работал быстро, но все равно прошло пять минут, прежде чем Торн сел в седло.
- А что с теми людьми, капитан? - растерянно спросил грум, кивнув в сторону конюшни.
- Отпусти их через несколько минут, но лошадь не давай. Если они будут создавать тебе неприятности, говори всем, что они пытались похитить сестру дворянина и заслуживают казни. И постарайся, чтобы они поняли: если капитан Роуз услышит, что они снова беспокоят леди, их ждет смерть.
Торн направился к лондонской дороге, хотя и не думал, что хитроумная Персефона выберет прямой путь. Она, наверное, никогда и не собиралась отправляться в Мейдстон.
Торн искал, расспрашивал, но потом повернул лошадь к замку Айторн, чувствуя раздражение, озабоченность и в тоже время, вопреки собственному желанию, восхищение. Решительная девушка заинтриговала его, и ему хотелось узнать ее историю.
Но - король умер, да здравствует король! И Торн должен быть в Лондоне, чтобы воспользоваться моментом.
Новый король был молодым и нерешительным, и при дворе, наверное, уже соперничают за влияние на него. Маркиз Ротгар, например, много лет искал общества молодого принца, выступая в роли скорее почтительного наставника, чем опекуна или учителя.
Но он и ему подобные не получат свободы действий.
Побриться, модно и элегантно одеться - и как можно быстрее в Лондон.
Герцог Айторн обладал положением и властью большей, чем многие другие, и должен быть при дворе, чтобы правильно употребить ее в этот решающий момент.
Глава 3
Карскорт, Оксфордшир
Апрель 1764 года
- Экипаж! Интересно, кто это может быть?
Белла Барстоу оставила без внимания восклицание сестры - посетитель прибыл не к ней, и Лусинда не ждала от нее ответа. В Карскорте ничего не предназначалось для наказанной грешницы, кроме самой убогой постели и жалкой еды. Тем не менее скука делала интересными даже самые незначительные вещи, и Белла, продолжая вышивать фиалку в углу носового платка, про себя рассуждала о том, кто бы мог пожаловать.
Сосед? Нет, Лусинда стояла у окна и узнала бы экипаж соседа.
Гость? Но никаких приготовлений не делалось, гости теперь редко появлялись в доме, где единственными обитателями, кроме нее, были Лусинда и их брат, сэр Огастус. Лусинда была глупой и раздражительной, а Огастус - благочестивым ханжой, который часто уезжал по разного рода делам.
Что касается Беллы, то она была в семье черной овечкой, и если бы в нынешние времена можно было замуровать ее в подвале, ей была бы уготована именно такая судьба. В Карскорте она фактически находилась в заточении, так как не имела ни единого собственного пени. Она думала о воровстве, думала много раз, но не сомневалась, что раньше отец, а теперь Огастус, были бы рады увидеть ее на скамье подсудимых, сосланной на каторгу и повешенной.
Чтобы сдержать слезы, Белла закусила губу. Ей не нужна была любовь отца, но до самого дня его смерти она надеялась на справедливость или даже на прощение.
Что же до Огастуса, то ее совершенно не заботило, любит ли ее брат, нравится ли она ему. Ей он не нравился, и так было всю ее жизнь. Но его холодность была близка к ненависти, и Белла не понимала почему. Видимо, причина заключалась в том, что, по мнению Огастуса, ее позор бросает тень на его незапятнанную репутацию.
Он, как и все остальные, верил, что четыре года назад она убежала с мужчиной, а потом, когда ее бросили, была вынуждена вернуться домой. В то время она сама ухудшила свое положение, отказавшись выйти замуж за человека, которого поспешно нашли для нее.
Безусловно, это причина для гнева, причина для раздражения, особенно со стороны брата, который так почитает пристойность и добродетель.
Но для ненависти?
Четыре года назад Белла думала, что ее заключение - это временное наказание, и даже если члены семьи считают ее недостойной нормальной жизни, им наскучит быть ее тюремщиками. Но вместо этого условия ее заточения становились все более строгими.
Отец не только лишил ее денег, но и запретил что-либо заказывать без разрешения. До похищения она обожала дорогую модную одежду, и поэтому члены семьи ожидали, что Белла будет просить новые платья, корсеты и даже перчатки и туфли; думали, что она станет унижаться. Но сила характера, отсутствовавшая у Беллы до похищения, вырвалась на свободу и приказала ей никогда ни за что ни о чем не умолять.
Белла научилась ставить заплатки и штопать свою одежду, научилась делать вид, что довольна результатами своей работы. Что же касается туфель и перчаток, то они мало что значили для нее, так как она редко ходила куда-нибудь.
Спустя непродолжительное время та же настойчивая сила сказала ей, что если она вынуждена чинить свою одежду, то должна научиться делать это хорошо.
От починки Белла перешла к обновлению, а затем к украшению своих вещей шитым кружевом и вышивкой, и вместо того, чтобы выпрашивать новые, переделывала старые. Чердаки Карскорта содержали вековые залежи ненужных вещей, таких как выцветшая обивка мебели и вышедшая из моды одежда. Белла разворачивала ткани, распарывала нитки и часто находила бисер, тесьму и кружево.
Хорошенькая легкомысленная Белла Барстоу, первая кокетка в Оксфордшире, никогда бы не нашла радости в таких простых и скучных занятиях. И Белла скрывала свое растущее удовольствие от поиска сокровищ и собственной изобретательности.
Огастус каким-то образом догадался об этом и, став главой семьи, очистил дом от всего, что называл мусором, а остальное запер. За последний год Белла стала такой несчастной, что даже его извращенная душа получала от этого удовлетворение.
- Я слышу голоса, - сообщила Лусинда и бросилась к зеркалу, чтобы поправить чепец. - Огастус кого-то привез!
Она полагала, что гость может быть женихом? В двадцать шесть лет у Лусинды уже не оставалось никаких надежд, но она все равно зарумянилась и глаза у нее заблестели.
Белла искренне желала Лусинде выйти замуж - это внесло бы изменения в собственное существование Беллы, потому что ее не могли оставить здесь одну. Это был бы опасный поворот судьбы, но в ее положении даже врата в ад соблазнительны хотя бы потому, что выведут ее из Карскорта.
Дверь распахнулась, Огастус ввел в комнату полного джентльмена в плаще и быстро закрыл за ним дверь. Стоял апрель, но в комнатах, кроме тех нескольких, где разводили огонь, было еще холодно.
Спальня Беллы, конечно, не входила в число теплых - по распоряжению Огастуса в ней не разжигали камин даже среди зимы, и Белла подумывала, не начать ли жечь мебель.
Генри, старший лакей, который вошел вслед за гостем, помог посетителю размотать длинный теплый шарф и снять плащ. Перед хозяевами оказался приятный седовласый джентльмен с каплей на кончике носа. Когда Генри унес его вещи, гость достал носовой платок и высморкался.
Лусинда возбужденно вскочила на ноги, а Белла не пошевелилась.
- Изабелла, встань! - приказал Огастус.
Человек с такой, как у него, безгрешной репутацией должен быть худым, а Огастус всегда был пухлым, у него был небольшой рот, который сжимался так плотно, что казался похожим на крепко застегнутую защелку кошелька.
- Простите, мистер Клаттерфорд, - добавил он, когда Белла встала, - но вы видите, что она не совсем такая, как нам хотел ось бы.
Белла старалась сохранить бесстрастное выражение, отчаянно пытаясь оценить новую неожиданную опасность. Этот Клаттерфорд - доктор, который пришел пустить ей кровь? Такое произошло четыре года назад, когда Белла отказалась скрыть свой позор браком со сквайром Тороугудом. Однако доктор Саймон был местным, он явился, чтобы "поправить ее здоровье", но отказался объявить ее невменяемой - такая опасность угрожала Белле, когда они все пытались принудить ее к тому ужасному замужеству.
С неистовым упорством настаивая на своей невинности и еще веря в прекрасную жизнь, Белла отказывалась, отказывалась и отказывалась. По прошествии нескольких лет ей часто приходило в голову, что даже брак с грубияном, имевшим отвратительную репутацию, возможно, был бы предпочтительнее этого бесконечно тянущегося небытия. В конце концов, муж мог и умереть.
Посетитель смотрел на нее приветливо, но можно ли этому доверять?
Не был ли Клаттерфорд владельцем заведения для душевнобольных?
- Думаю, мисс Изабелла Барстоу просто была поглощена своим шитьем. - Он подошел ближе, чтобы посмотреть на платок, который она держала в руках. - Очень мило. Ваша прабабушка показывала мне некоторые работы, которые вы присылали ей в подарок.
- Вы знали леди Раддел?
Древняя леди доказала, что была для Беллы единственным на свете другом. Беллу держали взаперти в Карскорте, а леди Раддел, обосновавшаяся в Танбридж-Уэльсе, была слишком старой для путешествий, поэтому они не встречались после скандала, но с самого начала леди Раддел часто посылала Белле письма поддержки. Узнав, что отец Беллы вскрывает и прочитывает всю переписку дочери, она выразила такое гневное возмущение, что даже он спасовал.
К сожалению, теперь Белла лишилась одного из своих немногих удовольствий - взламывать печать на очередном письме леди Раддел.
- Было горько узнать о ее смерти, - сказала Белла.
- Белла, - возразил брат, - ей было уже сто лет!
- Это не причина не горевать о ее смерти, - огрызнулась она и обратилась к мистеру Клаттерфорду: - Надеюсь, она не страдала.
- Только от страха, что не доживет до своего столетия, мисс Изабелла, а дожив, просто с улыбкой ушла. - Его глаза весело сверкнули. - Она с гордостью заявила о своем достижении, распорядившись высечь его на надгробном камне, на случай если кто-то из проходящих мимо не сумеет посчитать.
- Очень похоже на нее, - не сдержавшись, усмехнулась Белла, и этот звук напомнил треск распечатываемой коробки. - Ее разум оставался молодым.
Лусинда кашлянула, и Белла вернулась в реальность: она все еще в Карскорте, все еще обречена на заточение, и за приятное мгновение ей придется расплачиваться.
Огастус холодно продолжил:
- Мистер Клаттерфорд проделал долгое путешествие из Танбридж-Уэльса по какому-то делу, возникшему в связи со смертью нашей прабабушки. Завещание? - спросил он и, жестом указав гостю на кресло, сел.
"А-а, - снова садясь, подумала Белла, - вот что интересует брата". По какой-то причине в доме всегда не хватало денег.
- Я часто удивлялся, почему мы до сих пор ничего не слышали о ее завещании, - говорил Огастус, - хотя, несомненно, все перейдет к ее внуку, нынешнему лорду Радделу.
Расположившись в кресле у камина, Клаттерфорд потирал руки, вытянув их к теплу.
- Лорд Раддел больше не обязан выплачивать вдовью часть наследства, сэр, а она весьма существенна. Ее великодушно назначил муж леди Раддел, потому что у них был союз великой любви, вы же знаете, но даже он не мог ожидать, что придется платить так долго. Сорок лет вдовства. Удивительно.
- Существенная ноша для имения, - с сочувствием заметил Огастус.
Он откровенно возмущался суммами, которые каждый квартал должен был платить матери, упорно продолжавшей оставаться в живых и к тому же уехавшей на побережье, вместо того чтобы остаться в Карскорте, где большую часть ее доли можно было забрать обратно, на покрытие ее содержания. Белла не винила мать за то, что та при первой же возможности покинула Карскорт, и жалела, что сама не попыталась спастись. Леди Барстоу, конечно, тоже верила, что Белла - нераскаявшаяся грешница и лгунья, но, честно говоря, она никогда не была любящей матерью ни для кого из своих детей.
- Сэр, - Клаттерфорд посмотрел на Огастуса, - завещание содержит ряд различных распоряжений, касающихся преданных слуг и друзей, а также благотворительного приюта для благородных престарелых женщин в Танбридж-Уэльсе. Однако все остальное переходит ее правнучке, - он повернулся не к Лусинде, а к Белле, - Изабелле Кларе Барстоу.
- Что?! - одновременно вскрикнули Огастус и Лусинда, заглушив вздох Беллы.
- Не может быть! - взорвался Огастус. - Я этого не позволю.
У него был такой вид, словно он вот-вот задохнется.
- Уважаемый сэр, у вас нет права ни запретить это, ни каким-либо образом распорядиться деньгами. Мисс Изабелла совершеннолетняя.
День рождения Беллы был две недели назад, но, не имея ни денег, ни какого-либо прибежища в мире, она не представляла, что он может иметь какое-то значение.
Мистер Клаттерфорд держался спокойно, но Белла заметила у него намек на усмешку. Он получал удовольствие, и ей самой вдруг тоже стало приятно, однако она осмотрительно постаралась не выдать себя. Ей с трудом верилось в свободу, и если затея не удастся, последствия окажутся ужасными.
- Огастус! - взвизгнула Лусинда, вскочив со своего места и не обращая внимания на шитье, упавшее на ковер. - Этого не может быть. Я не позволю. Эта… эта… шлюха не получит огромного наследства, когда мне недостает денег, чтобы найти себе мужа!
- Тебе хватило бы твоей доли, если бы ты была красива и покладиста, - обрезал ее Огастус и обратился к поверенному: - Я буду это оспаривать.
- У вас нет оснований, сэр. - Когда поднялась Лусинда, Клаттерфорд из вежливости встал в отличие от Огастуса. - Более того, леди Раддел оставила точное распоряжение для такого случая, которое я, как ее душеприказчик, обязан довести до вашего сведения. Если сама мисс Изабелла не хочет иного, она может вместе со мной в течение часа покинуть Карскорт.
Мрачную тишину нарушил звук открывающейся двери - появился Генри с чайным подносом.
- Убирайся! - рявкнул Огастус, и Генри, вытаращив глаза, исчез.
Короткий перерыв дал Белле время подумать, но ее мысли все еще путались и мозг был не в состоянии все это усвоить - она боялась поверить в услышанное.
Потом Огастус тоже встал и, подойдя к Белле, навис над ней.
- Если уйдешь отсюда с этим человеком, больше никогда сюда не вернешься.
Угроза возымела обратное действие. "О, пожалуйста, пусть так и будет!" - подумала Белла, вскакивая на ноги.
- Я-то надеялась, Изабелла, что ты поняла, как глупо убегать с незнакомыми мужчинами, - язвительно заговорила Лусинда. - Что ты знаешь об этом… этом Клаттерфорде?
Это был нож, направленный в сердце, но для Беллы он показался сделанным из воска. Ее прабабушка не раз писала о мистере Клаттерфорде - какой он прекрасный поверенный, как великолепно ведет ее дела, какой он надежный и добрый человек - и о замечательной семье, в которой пять внуков. Может быть, прабабушка специально готовила Беллу к такому моменту?
Но почему не сказать ей все откровенно?
Разумеется, леди Раддел не знала, когда умрет, и, вероятно, не была уверена, что ее письма попадают к Белле нераспечатанными. Она могла опасаться, что Огастусу удастся найти способ помешать исполнению ее желания.
Однако мозг Беллы продолжал предостерегать ее. Никогда не возвращаться означало, что Огастус отречется от нее, лишит всего, и если этот план сорвется, у нее нигде не будет пристанища…
- Вот видите, - презрительно усмехнулся Огастус, - она не в своем уме. Я действительно не могу позволить ей уйти из-под моей крыши.
Белла мгновенно пришла в себя и к единственно возможному решению.
- Обдумывать серьезный шаг не означает быть не в своём уме, брат, но я приняла решение - я уезжаю. Пойду соберу то, что хочу взять с собой.
Она взяла свое шитье и направилась, к двери. Огастус шагнул и вытянул руку, больше похожую на когтистую лапу. Несколько лет назад на него напали в Лондоне и ранили. Это был прискорбный случай, но по какой-то причине брат добавил его к списку грехов сестры.
Белла нашла в себе мужество посмотреть ему в глаза, бросить открытый вызов. Брат смотрел на нее, а его пухлое лицо так покраснело, что, казалось, его вот-вот хватит удар.
Обойдя его руку, Белла поспешно вышла из комнаты, но, закрыв дверь, тотчас же, дрожа, прислонилась к стене. Она слышала, как Огастус и Лусинда с руганью набросились на Клаттерфорда, и их злоба доказывала, что все происходящее реально. Двери тюрьмы открыты, и даже если они ведут в ад, Белла все равно пройдет в них.
Она торопливо пошла по коридору к своей спальне, но потом передумала и по черной лестнице сбежала вниз, в кухню, прервав оживленное обсуждение, тема которого была вполне очевидной.
Все находившиеся в кухне настороженно смотрели на нее. Слуги постоянно находились в затруднительном положении, потому что она, являясь одним из членов семьи, была лишена почти всех прав. Большинство служили здесь еще до того, как она попала в немилость, а от привычной манеры поведения трудно отвыкнуть.
- Я уезжаю, - сообщила им Белла. - Мне срочно нужно несколько саквояжей или небольшой сундук. Раньше у меня был какой-то…
- Надеюсь, вы уезжаете туда, где лучше, мисс Белла, - после затянувшейся тишины сказала экономка.
- О да! - Белла видела, что они сочувствуют ей, и старалась сдержать слезы. - Мне оставили деньги… - Она осознала, что понятия не имеет, сколько именно, но это не имело значения. - Я должна уехать немедленно.
Они все с тревогой смотрели на нее.
- Я знаю, где ваш сундук, мисс, - сказал Генри. - Я принесу его в вашу комнату.
Камеристка Лусинды закусила губу, но помощь так и не предложила, и только Джейн, простая служанка, вскинув голову, пообещала:
- Я приду и помогу вам, мисс.
В своей комнате Белла вытащила все из гардероба и комода - жалкая коллекция, но слишком большая для маленького сундука и вряд ли стоящая хлопот. Несмотря на труд, вложенный в эти вещи, Белла очень надеялась, что вскоре приобретет одежду получше.
Сколько денег она унаследовала? Так как леди Раддел надеялась, что Белла покинет Карскорт, их должно быть достаточно. Сколько же там могло быть? Покроет ли наследство отпущение грехов? И новые корсеты, шелковые чулки, ленты, душистое мыло?..
Укладывая вместе с Джейн все свое нижнее белье и два из четырех перешитых платьев, Белла мечтала о магазинах.
Последними отправились в сундук толстые пачки писем от ее прабабушки.
Леди Раддел, узнав, что Белла получает ее письма распечатанными, начала иногда вкладывать в конверт и другие - письма от какой-то леди по имени Фаулер, которая, как сообщалось, старается исправить аристократическое общество, обнажая его пороки.