Лая хотела что‑то сказать, раскраснелась, но потом кивнула и ушла в гардеробную за травами. Через несколько минут я заставила себя не только сесть, но и вымученно улыбнуться девушке, принимая у нее чашку с душистым отваром. По хорошему, нужно было оставить жидкость на несколько часов, чтобы травы отдали все свои целебные свойства, но сейчас мне некогда было действовать по правилам. Прошептав над кружкой укрепляющие формулы, я принялась мелкими глоточками вливать в себя отвар. Пить не получалось, я почти проталкивала силой воли лекарство внутрь.
Через четверть часа, опустошив две кружки и заручившись удовлетворенным взглядом служанки, я устроилась поудобнее и заставила себя заснуть.
Несколько часов будто ветром выдули из меня недомогание, хотя я знала, что это всего лишь действие травяного сбора. Лая тревожно всматривалась мне в лицо, но, даже не глядя в зеркало, я знала, что зелень пропала с моей кожи и я выгляжу уже не как тень Эммы.
- Я сказала киашьярине, - предупредила меня служанка. - Госпожа имеет право знать.
Несколько секунд тупо потаращившись в пустоту, я громко застонала и вымолвила:
- Лая, кто тебя просил?
Служанка громко фыркнула, но не ответила, а я с опаской представила, что подумает Вира.
- Оставь меня.
Легарда удалилась, хотя ее прямая спина выражала недовольство мною как хозяйкой.
"Распустила их Вирена", - судорожно подумалось мне.
Хотелось топнуть ногой об пол и надуться на весь свет, как я делала в детстве, но пришлось сдержаться. Вместо этого я вскочила и отправилась в гардеробную, где из своих сумок извлекла маленький стеклянный флакон с мутной сизой жидкостью. Как‑то не верилось, что мне нужно будет использовать приготовленную давным - давно и взятую с собой из Академии по случаю смесь.
На полу в ванной, окуная в баночку указательный палец, я начертила круг полуметром в радиусе, вписала в него сначала треугольник, а затем еще несколько кругов. Поверх всего легла шестиконечная звезда. Как только я соединила последние части рисунка, жидкость испарилась, а узор засветился ровным фиолетовым огнем.
На пересечении линий поставила рунические знаки, как учили в Академии, и нервно отбросила флакон, не обращая внимания на то, что магическая смесь лужицей растеклась на каменных плитах.
Дальше нужно было стать в центре пентаграммы, но я колебалась, не представляя, какого ответа жду от старой магии. Обозвав себя трусихой, все же ступила на линии и замерла, задав про себя один единственный, но самый странный для меня вопрос.
"Пусть огонь будет красным, пусть огонь будет красным", - молила я магию, прежде чем произнести завершающие слова.
Но вспышка бледно - золотого света была мне ответом, после чего пентаграмма сразу же начала распадаться, прожигая каменные плиты не хуже кислоты.
Я поскорее отошла подальше и погасила магический импульс, хотя и так было понятно, что следы на полу останутся. Если мне повезет, то Лая, хотя бы в первое время, их не заметит.
- Эмма, ты здесь?
Я вздрогнула, услышав голос сестры, и обернулась, затравленно посмотрев на дверь, что отделяла от родного и дорогого мне человека. Вдруг стало так жалко себя, хотя решение я приняла сразу, ни на миг не засомневавшись в правильности поступка.
Рано или поздно я все равно должна буду рассказать обо всем сестре. Так лучше это произойдет сейчас.
Решительно подойдя к двери, я ее распахнула и вышла к Вирене, широко ей улыбаясь.
- Как ты? - обеспокоенно взглянула на меня киашьярина. - Лая сказала, что ты захворала, но я не приходила сразу, чтоб дать тебе выспаться.
- Вир, - оборвала я речь сестры, - мне нужно кое‑что тебе рассказать. Но… я должна взять с тебя обещание, что кроме тебя более никто не узнает об этом.
Киашьярина нахмурилась и обеспокоенно посмотрела мне в глаза:
- Что случилось, Эмма?
- Обещай мне, пожалуйста, что никто и никогда от тебя не узнает, что я скажу, - вновь попросила я.
- Обещаю, конечно, но… Эмма… О чем ты? - сестра встревоженно обняла меня и усадила на кровать. - Ты же знаешь, что я всегда хранила твои тайны.
Я облегченно вздохнула и, стараясь контролировать каждый удар сердца, медленно вымолвила:
- Я жду ребенка.
Дальше я просто зажмурилась, ожидая возгласа Виры, и просидела несколько минут в полной тишине. Пришлось посмотреть на киашьярину, чтобы убедиться, что она здесь. Сестра встревожено смотрела на меня, прикусив губу и часто - часто моргая.
- Так это все правда?.. - в конце концов произнесла она. - Про тебя судачили. Говорили о Трумоне…
- Подожди, Вир, не спеши… - я схватила сестру за руку и сжала ее ладонь. - Давай я тебе расскажу все… Все с самого начала. Только… Я умоляю тебя, молчи. Я хранила это так долго, что любое слово или жест… Просто молчи.
Вирена кивнула, хотя я видела, как много вопросов ей хочется задать.
- Ну, что ж… История.
Я на миг замерла с закрытыми глазами, не зная толком, с чего начать.
- Вира ты помнишь то лето, когда мне только исполнилось четырнадцать? - осторожно спросила я, хотя и так знала, что сестра не забывает даже мелочей.
- Конечно, в тот год ты почти не появлялась здесь. Я решила, что ты с Клантом рассорилась, - ответила киашьярина, теребя кисточку шнуровки на платье.
- Я тогда сказала, что гостила у бабушки моей подруги Ройны, - напомнила я и усмехнулась внезапно: - Какое тогда было лето! Странное и необычное.
Воспоминания нахлынули волной и дальше слова сами полились из меня свободным потоком.
Предложение Ройны не было случайным. Я сама напросилась к ней в гости, а подруга только и рада была привезти меня к старушке Балте, чтобы не скучать самой. Большую часть каникул девушка проводила в одном из маленьких городков вблизи столицы Заварэя, занимая пустую комнату в доме своей матери. О ней Ройна говорить не любила, лишь упоминала, что эта женщина полна пороков, но с ней хотя бы не так скучно как с Балтой.
Ведьму в горах навещать Ройну вынуждало уважение, а не мечты о наследстве бабушки, а ведь подруга очень опасалась, что именно ей Балта желает передать свою избушку в чаще леса.
Я помнила поля, напоенные ароматом цветущего белого клевера, на смену которым из‑за горизонта выпрыгивали холмистые долины, приводящие за собой горные пики, что холодно взирали на двух молоденьких девчонок в сопровождении охраны Академии.
Лес тогда обескуражил мой любознательный разум. Многоголосый хор говорливых птах перекликался с шелестящим и скрипящим эхом самих гор - великанов, создавая необычнейшее из мест, когда‑либо мною виденных.
Домик Балты расположился в самой глухой части леса, куда мы долго шли пешком, на собственном горбу волоча пожитки. Ройна вошла без стука, привычно пихнув старенький защеп замка локтем. Мы ввалились в темное пространство, где хотелось чихать от многочисленных пыльных веников трав, развешенных на стенах, перегородках и даже на большом гвозде для детской колыбельки.
- Что‑то ты в этом году рано, внученька, - скрипучим голосом обозначила свое присутствие ведьма, свесившись с печи. - Не ожидала.
Увидев впервые Балту, я даже не сразу поняла, кто передо мной. Пожилая женщина недвижно взирала на нас, заглядывая прямо в душу. Ее мудрые карие глаза видели все. Мурашки ворохом прокатились у меня вдоль спины, оставляя неприятный осадок внутри.
Потом женщина улыбнулась и добродушно предложила мне терпкого настоя на листьях лесного лимонника. С опаской проглотив напиток в несколько долгих глотков, я продолжила наблюдать за ведьмой, хотя она уже не пялилась на меня, а помогала Ройне разложить наши вещи на лавке.
В домике сама атмосфера казалась странной и угнетающей, от неясного страха у меня немного заложило уши, и разговоры заварэек я слышала будто сквозь сон. Кажется, так и уснула, сидя на лавочке и прислонясь к холодной печке.
И проснулась среди ночи на широкой лежанке за шторкой. Под боком довольно сопела подруга, а сквозь дырку в занавеске проникал яркий лучик света из большой комнаты. Натянув длинную тунику и всунув ноги в короткие сапожки, я тайком заглянула в дырку, сразу же увидев Балту.
Женщина седела за столом. Пламя свечи отбрасывало на ее лицо неровные блики, придавая взгляду некую безумную резкость.
- Выходи, что притаилась? - ухмыльнулась ведьма, и я, на миг дернувшись, осторожно выбралась из‑за занавески, посматривая на Балту.
На подгибающихся ногах я подошла и села напротив заварэйки, только теперь заметив, что на столе перед ней разбросаны пластинки, вырезанные то ли из кости, то ли из светлого камня, на каждой из которых был непонятный мне символ.
- Что это? - Я смотрела на пластинки, и мне хотелось к ним прикоснуться. Так и чудилось, они теплые, будто прогретые солнцем.
- Это солнечные камни, - объяснила Балта, - руны. Хочешь, я погадаю тебе?
От ее лукавого взгляда у меня вновь пробежали мурашки вдоль спины, но я уверенно кивнула. Ведьма подмигнула мне, собрала пластинки в мешочек и встряхнула.
- Обычно, прошу загадать вопрос, но тебе я просто расскажу то, что ты и сама знаешь, - медленно, глядя мне в глаза, произнесла женщина.
Она вытряхнула камни и внимательно на них глянула, зачем‑то отбросила в сторону несколько пластинок, а потом заговорила, переходя время от времени на шепот:
- Тебе известна твоя судьба. Две дороги, на каждой из которых тебя не ждет счастья.
Я согласно кивнула.
- Ты заглядывала в будущее, каждую из дорожек видишь четко, ведь именно тебе по ним идти. И в скором времени нужно делать выбор.
- Мне страшно, - вздохнула я. - Не хочется ни одного, ни другого. Я не могу всю жизнь ждать, надеясь на чудо. А смогу ли я полюбить кого‑то другого?.. Я не знаю.
Тяжело вздохнув, я уронила лицо в ладони и заплакала.
- Не нужно, девочка. Ты еще молодая, сильная. Ты переживешь этот недуг. Смотришь, само пройдет со временем.
На это я лишь покачала головой, точно зная, что творится в моем сердце. Как‑то так всегда выходило, что я знала о глупости и нереальности своих мечтаний, но ничего не могла поделать с чувствами, бравшими верх над разумом.
- Возможно, я могу тебе помочь… - вдруг произнесла Балта, заставив меня с настороженностью на нее посмотреть.
- О чем вы говорите?
- Если ты готова на жертвы и сложности, то… - женщина растерянно улыбнулась. - Каждый может развернуть свою дорогу в нужное ему русло.
- Это не возможно! - строго воскликнула я, но тут же зажала себе рот рукой, продолжив уже шепотом: - Это не возможно. Никто не в силах изменить свою судьбу так кардинально, ведь это не мелкие щепочки и вероятности менять. Тут ведь две дороги не перемешаешь!
- А кто сказал, что тебе нужно менять свою судьбу? - осторожно уточнила заварэйка. - Вокруг нас много судеб. Взять можно любую…
Я промолчала, хотя поняла ее намек именно так, как Балта хотела его донести, а женщина тем временем поднялась и сняла со стены у себя за спиной длинный глиняный сосуд на веревочной петле. Мне он напомнил рог быка.
Балта вытряхнула из сосуда что‑то на стол и обтерла его снаружи передником, смахнув пыль с рыжих боков.
- Что это?
- Смотри, - заварэйка указала мне на мелкий песок, которым был наполнен рог, - это песчинки наших возможностей, упущенных или исполненных. Их много.
Дальше она стряхнула песок обратно в сосуд, не выметая его ладонью из щелей в деревянной столешнице, и приоткрыла ранее незамеченное мною отверстие в кончике рога. Песок медленно, но уверенно заскользил на стол, а ведьма принялась выводить им непонятные мне символы.
Как зачарованная я смотрела на эти странные значки, похожие на буквы, пока не сообразила, что вижу.
В Академии мы еще только начинали проходить разделение на силы стихий, которыми чаще всего пользовались ведьмы - самоучки. И вот теперь мне довелось увидеть силу земли собственными глазами.
Песчаные знаки медленно налились светом, сначала буро - красным, а потом золотисто - зеленым, в то время как Балта нараспев произносила едва понятные мне слова. Когда свет начал резать глаза, она уверенно прихлопнула знаки ладонями, разрушив узор, ее пальца охватило свечение, в переливах которого…
Я не поверила сразу, что подобное возможно, но каждая появляющаяся и потухающая картинка заставляла меня убеждаться вновь и вновь, что я вижу совсем другой путь.
Сначала я увидела красные всполохи. Цвет земли. У меня пересохло во рту, а глаза хотелось раскрыть максимально широко, чтобы ничего не пропустить.
Вторым вспыхнул синий огонь. Цвет ветра и воздуха. Он нес с собой неистовые порывы, что пронизывали меня с головы до ног бешеными гривами своих скакунов.
Третьим на меня обрушился зеленый цвет, в чьих красках оживала природа.
А последним, родным и близким, полыхнул желтый. Цвет огня и солнца…
- Как‑то само собой получилось, что я стала чаще наведываться к Балте, - продолжила я свой рассказ. - Порой даже Ройна не знала об этом. Балта помогла мне создать геррас и заключить его внутрь моего браслета.
Я нажала два выступающих камушка на серебре, демонстрируя сестре медленно разворачивающиеся крылышки разноцветных пластинок. Сейчас первой стояла желтая, которую я с самого начала определила как свою личную.
- Создавать нужные образы мне помогли на юге, где сильные волшебницы. Они научили меня многому. Я радовалась, что Балта предложила мне побывать у них, - я с нежностью погладила трепещущие пластинки и продолжила: - Я называю свой геррас веером, ведь именно на него он похож. Веер маскарада!
- Но… - Вира тяжело вздохнула. - И что же дальше?
- Я ничего не планировала заранее, лишь позволяла себе время от времени появляться в разных уголках континента то под видом девушки - белошвейки, то в образе вольной легарды, а с некоторых пор обрела свое постоянное место и Наима - наследница Балты.
Когда мы только придумывали все это для меня, я строила целые планы, как буду завоевывать симпатию Кланта, но… Со временем просто растеряла всякую уверенность в себе, хотя и решила проверить, что будет…
- Так это?.. - киашьярина ошарашено воззрилась на меня. - Эмма, немедленно ответь!
- Да, - была вынуждена признать я. - Поверь мне, пожалуйста, ничего подобного я не задумывала! Все вышло как‑то само собой.
- Эмма! - нервно дернула меня за руку сестра. - Эмма, ты должна немедленно с ним поговорить!
Я лишь покачала головой и осторожно отцепила ее пальцы от своего локтя. Вира умолкла и опечаленно заглянула мне в глаза:
- Эмма, так будет лучше.
- Не будет, - уверенно произнесла я. - Не жди, что я пойду и скажу Кланту, что я ношу его ребенка. Он меня не поймет, а я никогда не смогу пережить подобный позор. Киашьяр меня не любит и никогда не любил. После этой новости он возненавидит меня и только мне от этого будет хуже.
- Но, Эмма, - всхлипнула сестра, - я же беспокоюсь за тебя.
- Не нужно, любимая, я справлюсь, - не веря даже себе, сказала я. - У меня впереди еще двенадцать месяцев, чтобы что‑то придумать или решить для себя.
Киашьярина тяжело понурилась и покачала головой:
- Ты делаешь самую большую глупость, Эмма. Я должна поговорить с Рэндом.
- Ты обещала, что никому не расскажешь, - напомнила я строго.
Сестра обреченно вздохнула:
- Если бы я знала, какую тайну придется хранить, то никогда не пообещала бы… Ты обязана ему сказать. Он имеет право знать!
- О чем ты? - опешила я. - Он даже не задумался о том, чтобы найти девчонку, с которой провел ночь. Ни я, ни Марта ему не нужны. Куда проще позвать очередную фрейлину или придворную даму к себе в опочивальню, чем думать хоть о ком‑то.
- Но…
- Нет, Вирена, не нужно более, - перебила я киашьярину. - Я все решила.
Ты пожалеешь потом, - предсказала сестра.
И я знала, что она права, но я знала и то, что просто не смогу сейчас поступить иначе. Так же, как и тогда, когда уходя из комнаты Кланта, я увидела свое отражение. Тогда на лице у Марты был написан страх и понимание, что я никогда не смогу никому рассказать об этом. И тогда же я испытала презрение и жалость к себе и к той личине, которую надела.
Глава 17
Лишь умелый портной сотворит чудо и оживит цветы на кружеве.
"Краткий курс придворного флирта, том первый"
Вирена не знала, что должна сказать сестре, слишком уж уверенно озвучила свое решение Эмма. Не в силах долее обсуждать ситуацию, киашьярина встала и молча удалилась, ощущая, как с каждым шагом тяжелеет груз на сердце.
Вернувшись в свои покои и взглянув на спящего сына, она вздохнула и стерла выступившие на глазах слезы.
- Никогда не думала, что подобное произойдет.
- Ты о чем, любимая? - спросил Рэнд, и Вира вздрогнула, только теперь заметив развалившегося на террасе в кресле супруга.
- Ни… Ни о чем, - сглотнув, едва слышно промолвила она, чувствуя боль за свое вранье. Сколько еще раз за ближайшее время ей придется соврать, чтобы не рассказать истину?
- Ты говорила с Эммой? - уточнил легард и встал, направляясь к жене. - Она тебе рассказала?
- О чем? - насторожилась киашьярина. Со слов сестры она поняла, что та никому ничего не сообщила, кроме нее.
- Я не знаю точно, но я могу предположить, - спокойно отозвался Рэндалл и обнял любимую сзади. - Я думаю, твоя сестра беременна.
- Откуда?.. Откуда ты знаешь? - опешила киашьярина и обернулась к супругу.
- Догадался, - хмыкнул он. - В конце концов эти игры вполне могли привести к подобному итогу.
- Игры?
- В переодевания, - усмехнулся легард.
- Откуда ты знаешь? - нахмурилась Вира.
- Я делал твоей сестре порт - переход и конечно я знаю все пути ее передвижений. А сделать выводы… не трудно, - ответил киашьяр и поцеловал жену за ухом.
Вирена облегченно прислонилась к брюнету.
- Что нам теперь делать? Как нам быть?
- Нам? - переспросил Рэнд. - Я не думаю, что стоит вмешиваться в события между моим братом и твоей сестрой. Это худшее что мы можем сделать. Я знаю Кланта и знаю многое о нем. Но я не буду вмешиваться в ситуацию. Я и до этого не рассказывал никому, что знаю об Эмме. Сейчас мы должны предоставить им возможность самим выбирать свое будущее.
- Но ведь это не правильно?! - опешила киашьярина. - Так не должно быть. Я не представляю, до чего эти двое могут доиграться, если позволить им самим решать.
- Любимая, - Рэнд крепче прижал жену к себе и очень тихо напомнил: - Они не дети. Если мы вмешаемся, ни она и ни он этого нам не простят. Да, Эмма играет в игры, сменяя обличия, становясь то Уаррой, то Мартой, а после и вовсе Наимой. Но она имеет право делать то, что считает верным. Да и…
- Что?
- На самом деле… вынужден признать, что за несколько последних лет Уарра сделала для княжеств и их князей больше, чем все мы могли, - усмехнулся легард.
Вира вздохнула и прижалась к супругу, не желая больше обсуждать сестру.