* * *
Яркая вспышка! В лучах заходящего светила высится на отвесной скале неприступная башня. Неприступная даже для ангелов, сужающаяся на конус, с острым шпилем, похожая на минарет. Ни одного выступа, гладко оштукатуренные стены не позволяют зацепиться крепкими ангельскими пальчиками рук и ног. Стены башни густо усеяны коваными узорчатыми железными люками, с узкими прорезями бойниц в каждом из люков.
Только эта неприступность мало помогает обитателям башни. Над башней настоящим роем кружатся ангелочки, вооружённые луками, как те истребители демонов тысячи лет назад. Вся и разница, что теперь на концах стрел поблёскивает сталь, да между лопаток, рядом с колчаном в связке приторочены длинные узкие шпаги - оружие для рукопашного боя. Доспехов нет, в тяжёлой броне не взлетишь.
Из узких бойниц в круглых железных люках градом сыплются стрелы, нападающие отвечают им. Успехи местной ПВО несомненны - у подножия скалы валяются в беспорядке убитые, их много. Но нападающих ещё больше. Они бросают бутылки, да, натуральные бутылки с зажигательной смесью - разбиваясь, они ярко вспыхивают. Отбомбившиеся улетают и тут же возвращаются с новыми бутылками. Пламя быстро охватывает башню, она становится похожей на гигантский огненный столб. В воздухе носятся пронзительные боевые крики. Вдруг все люки башни разом открываются, и из башни, как ласточки из обрыва над рекой, вылетают защитники. Допекло, видать.
Пронзительные вопли взвиваются, достигают апогея - орут и нападающие, и осаждённые. Замысел защитников башни становится предельно ясен. Сбившись в тугой клин, они идут на прорыв. В середине клина самки - нет, нет, уже женщины с детьми, привязанными к груди, чтобы не мешали стрелять из лука. Воздух кипит от мельтешения огромных бело-радужных крыльев и свиста стрел. Кажется, будто затея удалась - беглецы пронзают строй противника, и усталые враги не в состоянии их догнать. Но из леса навстречу взлетает новый рой - свежие, отдохнувшие воины, и среди них я замечаю немало ангелов-женщин. Ясно, это резерв.
Теперь бой напоминает роение пчёл. Но это недолго. Численный перевес нападающих абсолютен. Рой распадается, и только перья ещё носятся в воздухе, взвиваемые ветром, как будто распороли гигантскую подушку. Всё, бой закончен. Защитники башни уничтожены до единого.
"Такое тоже было, Рома, из песни слова не выкинешь. Только это справедливая победа. В таких вот башнях норовили обосноваться тираны, пытавшиеся организовать у нас рабовладение. Вдумайся, они похищали других, отрубали им крылья, чтобы те работали на них, добывая руду, выплавляя железо и строя вот эти проклятые башни! Бр-р, какая мерзость… Ты заметил, никого из сидевших в башне не взяли в плен, даже беременных и кормящих? Уже тогда у большинства наших… да, ещё племён, был закон - таких вот рабовладельцев уничтожать до голой земли, чтобы не осталось потомства, праха и имени. И башню эту обрушат со скалы, так что я всё это видела только в фильмах - ни одной башни не уцелело от той эпохи"
Хм, надо же. А у нас этим тиранам во многих странах вполне удалась их затея, и рабовладение продержалось чуть ли не до наших дней. И мы даже гордимся своими древними замками, бывшими оплотами зла. Выходит, вы изначально были гуманнее нас…
"Конечно, Рома, ведь вы же хищники, и уровень жестокости у вас изначально гораздо выше, а врождённое чувство справедливости и доброта соответственно меньше. Но я устала, заканчиваю"
* * *
Яркая вспышка! В сумраке грота, в странном оранжевом свете, исходящем от светящихся вертикальных столбов, сидят на странных сиденьях, напоминающих ворох шкур поверх низкого пенька, с десяток ангелов и несколько ещё невиданных мной существ. Ещё два существа стоят, держат речь. Они отдалённо похожи на бесхвостых чёрных, серых и коричневых пантер, стоящих на задних лапах. Нет, непохожи. Во-первых, стоят они непринуждённо и естественно, сразу видно - прямоходящие существа. Во-вторых, у них лица, нимало не похожие на звериные морды. Огромные глаза с кошачьими зрачками да острые ушки на макушке - вот и всё сходство с семейством кошачьих. А так - высокий крутой лоб, узкий нос, маленький узкогубый рот. И полное отсутствие шерсти на лице, которое я даже назвал бы красивым. Вот только во время разговора (они разговаривают голосом, оживлённо жестикулируя четырёхпалыми руками с длинными, гибкими пальцами) видны маленькие острые клыки - наследие хищных предков.
"Вот они, Рома - я слышу щебечущее слово, но мозг упрямо переводит - сэнсэи. Они прибыли к нам в то время, когда началась Эпоха Проклятых Башен, которую ты видел. И они помогли нам это безобразие прекратить. Но их миссионерам было легче работать, чем нам здесь - ведь до нас не добрались "зелёные""
Опять эти "зелёные"… Да кто они, в самом деле?
"Ладно… Попробую показать"
* * *
Яркая вспышка! На матовом полу, выложенном в шахматном порядке квадратными плитками неизвестного материала - пластик? керамика? - стоят, разговаривают несколько существ. Невысокие, пожалуй, даже меньше ангелов, одетые в комбинезоны. На одном из них одеяние яркого синего цвета, чистый ультрамарин, на двух других одеяния более блёклые, сине-зелёные. Лысые, матово блестящие черепа, объёмистые для таких небольших существ. Узкий безгубый рот, носа нет, глаза - чёрные блестящие штуки, без белков. И зеленоватая кожа, гладкая и безволосая. Не скажешь, что уроды, но… Обладатель ярко-синего костюма выговаривает что-то двум другим, те слушают молча, я бы сказал - с почтением. Повелительное мановение начальственной руки (пальцы длинные, гибкие) - и двое в блёклых комбинезонах пятятся, склонившись, исчезают из поля зрения. Ясно, аудиенция закончена.
"Вот они, "зелёные", в их натуральном виде. Это перехват какой-то их служебной телепередачи. А может, и не служебной - я не сотрудник службы внешней безопасности, особо не интересовалась. Что видела, то и показала"
Я понимаю-ощущаю: это Ирочкины впечатления от учебного фильма, и это ей неприятно.
"Когда сэнсэи уже работали у нас на планете, "зелёные" ещё только-только начали осваивать космос, и они ещё не были конченными - закон Элу-Лао только начал работать, и в ту эпоху у "зелёных" ещё сохранялось некое подобие семьи, правда, более смахивающей на гарем. С гаремов-то у них всё и началось, Рома. Когда тугая петля необузданного технического прогресса, раскрученная ими, захлестнула общество, стало не до гаремных утех. А про любовь они к тому времени прочно забыли - какая может быть любовь, когда у тебя полный загон безропотных овец? Ну и вот. Гаремы стали непозволительной роскошью для абсолютного большинства, и даже те немногие, что могли позволить себе такую роскошь, сильно проигрывали конкурентам, не тратившим время на сексуальные утехи. Секс стал явным тормозом прогресса, помехой для бизнеса. Значит, долой секс! Кто не успел осознать, оказался на… да, на помойке. Правильно сказала? А новых членов общества стали получать сперва путём искусственного оплодотворения самок - да, уже не женщин разумного вида, уже просто самок, сосудов для вынашивания потомства. А позже изобрели способ искусственного выращивания в инкубаторах, и самки стали не нужны. Их и не стало. Теперь все "зелёные" - это просто биороботы. Вот до каких высот прогресса может дойти ничем не сдерживаемый холодный, могучий и бесстрастный разум!"
Я уже дрожал. И это грозит нам?
"И это грозит вам, Рома, вполне реально. Закон Элу-Лао работает, и никто не доказал… Вспомни, сколько у вас брошенных детей в этих ваших жутких интернатах!"
* * *
Яркая вспышка! Я открываю глаза, в которых ещё плавают цветные пятна. Передо мной маячит усталое, блестящее от пота лицо моей Ирочки.
- Всё, Рома. Я устала, я тебе не видеоплеер. Хочешь подробностей - смотри фильмы, я вызову. Там есть всё и про Эпоху Немеряной Жадности, и про Эпоху Ложных Пророков - мы прошли и через это. Но я есть хочу вообще-то. Обед сегодня делаешь ты, ладно?
Но я молчу. Перевариваю увиденное и услышанное.
Мир, в котором нет даже такого слова - "любовь". Какое-то время в нём ещё сохраняется секс, всё более и более животный и грязный, а потом исчезает и он, как пережиток дикости. И по улицам жутких городов бессмысленного мира целеустремлённо катят толпы никому не нужных членов никому не нужного общества, по своим никому не нужным делам. Мир ходячих трупов, не желающих признавать свою смерть.
Я чувствую, как меня нежно обнимают руки моей Ирочки. Я судорожно прижимаю её к себе.
- Ты испугался?
- Да, - мой голос сел, - я испугался. Разве можно не испугаться такого?
Она целует меня, крепко, долго, разрушая мой страх.
- Пока здесь есть такие, как ты, этому не бывать.
Я встряхиваюсь. Нет, мы ещё повоюем!
- Ира, Ир… Можно ещё вопрос? Что с ними стало?
- С кем, с сэнсэями? А что с ними может статься? У них здоровое, устоявшееся общество, и упадок им пока не грозит. Только миссии их у нас давно закрыты, за ненадобностью. Мы теперь сами с усами - правильно сказала? Мы теперь вам помогаем, вот. А с ними ведём научный и культурный обмен, взаимовыгодный и обоюдоприятный, между прочим. Я как-нибудь дам тебе посмотреть произведения их авторов. Какая глубина мысли, и какая глубина чувств! Знаешь, когда я читала, порой чувствовала себя древней пожирательницей диких орехов и насекомых.
Она вдруг вскакивает.
- Не заговаривай мне зубы! Ты будешь готовить обед или нет? Между прочим, утренний уговор остаётся в силе…
* * *
Нет, сегодня я не взял машину. Я просто вышел на час раньше, это полезно, чтобы собраться с мыслями.
Я шагаю по весенней Москве, щурясь от яркого солнца, вдыхая полной грудью. Сердце моё поёт. Пора бы уже привыкнуть, что оно поёт. Да, с того самого момента, как она вошла в мой старый курятник… Нет, раньше. С того момента, как она сказала: "Вот клыков нету. Ты расстроен?" "Ужасно…". И мы валимся от хохота, в самый первый раз.
А может быть, ещё раньше?
"Но ты-то веришь, что я найду гнездо кукушки?"
Я чувствую, как настроение моё резко портится. Нет, это была не просто красивая фраза. Я дурачок, я и сейчас ещё изрядный дурачок, но общение с Ирочкой идёт мне на пользу, и я постепенно начинаю понимать… Да, только сейчас начинаю понимать всю непомерную тяжесть груза, который пытаются поднять вот эти хрупкие крылатые создания. "Горсть их на Земле, и такую ношу тянут…"
Жуткие города на планете, утратившей само понятие "любовь". Бессмысленные толпы, спешащие по своим бессмысленным делам, которые они полагают нужными и важными. Не какие-то там "маленькие зелёные человечки" - люди Земли, превращённые уродливо однобоким, форсированным техническим прогрессом в биороботов, умершие заживо, и даже не понявшие того, что случилось. Благополучие вместо счастья. Полезные члены общества вместо настоящих людей.
Как там - закон Элу-Лао? Когда не нужны дети. Когда заполняются интернаты, когда нормальные счастливые семьи становятся всё большей редкостью. Ну уж х…й вам!
У нас есть оружие. Цепная реакция добра, когда один хороший человек помогает другому, делится с ним теплом своей души. Нет, это совсем не то же самое, что принцип выгодного бизнеса: "Ты мне - я тебе". Если у тебя есть товар, и у меня есть товар, мы можем обменяться, и тогда у тебя будет мой товар, а у меня твой. Если же у меня есть мысль, и у тебя есть мысль, мы можем обменяться - и у каждого из нас будет по две мысли. Идеи. Мечты. Всё очень просто.
До сих пор я только и делал, что прикрывал, отвлекал, выводил из-под удара. Спасал и сохранял, не позволяя оборвать цепочки цепной реакции добра. Теперь я должен буду попробовать сам запускать эту реакцию в душах людей. А вот и место, где я должен буду это делать. Художественная школа.
Конечно, я верю папе Уэфу. Раз он сказал, я справлюсь - я справлюсь. И всё-таки…
Я нащупываю маленький серебряный крестик на цепочке. Специально надетый сегодня. Конечно, я не так глуп, чтобы полагать, что сам Создатель Вселенной бросит все свои дела, чтобы заняться устройством дел моих. И всё-таки…
Господи, помоги!
…
- Познакомьтесь, ваш новый учитель. Роман Романович Белясов.
Директор настроен благодушно. И кажется, класс тоже. Я чувствую общий эмоциональный фон - в нём нет злобы, а это главное. Насчёт мыслей пока погодим, читать не будем. Глаза подростков, обычно такие недоверчивые и едко-придирчивые, блестят любопытством. Ну да, я же забыл, это не обычные дети - это одарённые, духовно продвинутые дети. Большинство, разумеется, девочки, но есть и мальчики. Будущие художники. Вполне возможно, что и будущие поэты. Будущее этой страны.
- Здравствуйте. Ну что, давайте знакомиться…
Вот так, ребята. Мы поработаем над тем, чтобы цепная реакция добра пошла. Вместе поработаем.
* * *
Уф, ну и денёк!
Я иду домой, и меня даже слегка пошатывает, будто я вручную, в одиночку разгрузил целый железнодорожный вагон. Такси взять, что ли?
Точно! Вот сейчас, в эту самую минуту моя Ирочка должна выйти из школы, она сегодня там задерживается, занимается с ребятами танцами, она же теперь ведёт танцкласс, помимо обычных уроков со своими первоклашками. Она у меня такая - жадная и до работы, и до развлечений. И до дивана… Жадная до жизни. Но особенно - до людей. Рядом с ней я иногда чувствую себя неким ископаемым мамонтом, неторопливо и размеренно жующим свою жвачку.
Я улыбаюсь, жмурясь на заходящее солнце. Всего ничего она в этом мире, и уже многим невозможно представить его иным, без неё. Ребятишки её класса бегают за ней, как цыплята, и не хотят уходить из школы домой. Родители их боготворят новую учительницу, Ирину Ульриховну, что весьма необычно в наше время, когда принято считать учителя чем-то вроде сантехника из ЖЭКа. Директор школы чуть не кланяется, безоговорочно исполняя все её просьбы. Даже надутые спесью инспектора местного РОНО никогда не перечат Ирочке. Я не знаю, как ей это удаётся. Личное обаяние? Разумеется. Гипноз? Вполне возможно. Да мало ли профессиональных приёмов у старателя человеческих душ!
Она целыми днями работает, как и положено старателю, не боясь труда, душевного холода и человечьей грязи. Никакая грязь к ней не пристаёт. И как она радуется, откопав в мути нашей жизни очередную светлую душу - как будто алмаз нашла, в самом деле!
Решено. Я встречу её возле её гимназии, и мы вместе будем гулять до самой ночи по улицам вечерней Москвы, невыразимо прекрасным в час заката, в погожий майский вечер, когда золото уходящей зари сияет на полнеба, а внизу, на улицах уже сгущаются синие сумерки, и огоньки вспыхивают в окнах один за другим.
А вот и "рекс", тормозит, видя мою протянутую руку. Поехали, шеф!
* * *
"Рома, ты где?"
"Я уже близко, маленькая моя. Подъезжаю, можешь выходить"
Я вдруг чувствую, как она расстроена, обижена. До слёз. Что, что случилось?!
"Да, я расстроена, Рома. Тут скопилась кучка… мелких мерзавцев. Они собираются меня… ну, изнасиловать, специально ждут. И подумай только, двое из них - ученики этой вот школы. Каждый день здороваются, Рома! Как понять людей? Меня тошнит слушать мысли этих подонков…"
Зато меня нет. Я чувствую, как меня охватывает бешеная, смертельная ярость. Значит, так…
"Ох, Рома. Зря я пожаловалась… Надо было мне самой их просто отправить отдыхать парализатором. Только не убей!"
Вот и школа. Я сую "рексу" какую-то крупную купюру, не дожидаясь сдачи, выскакиваю из машины.
"Само собой, родная. Никаких убийств. Всего лишь небольшие телесные повреждения, абсолютно несовместимые с жизнью"
"Рома, не надо!"
"Надо, маленькая моя. На этот раз решаю я. И не вздумай вмешиваться, ты сорвёшь операцию"
* * *
Пятеро мелких зверёнышей лет по четырнадцать стоят, курят в тени сквера. Место для засады хорошее - тихое, укромное. И жертва мимо не пройдёт, вот она, тропинка. Я ясно вижу гнусные мыслишки, копошащиеся в их куриных головёнках - встать на дороге, окружить. Приказать идти в кусты, раздеться… Если нет - навалиться впятером, и верёвочка у одного в кармане… А чё нам будет? Ничё не будет, мы малолетки-несмышлёныши, и училка будет молчать, побоится…
Рука сжимается в кулак, но перстень молчит. Странно. Неужели отказал? Никогда не слышал о таком, но техника - она и есть техника. Сломался, значит… Обойдусь.
Так. Нужен повод… Да на кой ляд мне повод?
Я подхожу к ним, улыбаясь широко и радостно. Бью в пах ногой одного, с размаху, от души бью кулаком в переносицу второму. Я вижу широко открытый от изумления рот, и мой кулак въезжает в него, как танк в тесный гараж, с хрустом выламывая зубы. Двое пока уцелевших очнулись, пытаются удрать, но телячий, слепой страх толкает их друг на друга. Я бью в ухо одного, делаю подсечку другому. Добиваю лежачих - хорошо, что я сегодня надел ботинки, в мягких мокасинах я, наверное, сломал бы себе пальцы на ногах. Один из подонков пытается встать, но я пресекаю его попытку новым ударом - ногой в голову. Конечно, будет тяжёлое сотрясение, ну да таким мозгам любое сотрясение на пользу, улучшается структура. Остальные поняли урок, лежат смирно. Правильно, ребята. Мертвяки должны лежать смирно, не мешая жить живым.
Гнев медленно покидает меня, я оглядываю поле боя. Трое без сознания, двое ворочаются, хнычут - больно-то как. Странно… Мне даже вдруг становится их жалко. Я читаю их спутанные мысли, похожие на мысли шакала, подстреленного охотником - за что? Меня-то за что, я же в этот раз ещё ничего не сделал! Плохой дядька ни за что избил малышей…
Однако, что же с перстнем? Я направляю его на одного из потерпевших, ещё сохраняющего признаки жизни, и тот мгновенно обмякает. Всё нормально, работает… Странно…
Я обсасываю сбитые в кровь суставы. И перстень в крови, даже клочок кожи застрял… Однако мне пора встречать мою Ирочку.
- Слышь, малый. Я забыл спросить. Закурить не найдётся?