- Я попросил кузину встать во главе производства. Но один Геран не выстоит в сражении. А для такой пушки не нужно много физической силы. И ты можешь нескольким людям поручить создание разных частей механизма. Если ты начнешь сейчас, то у тебя будет небольшой запас оружия к моему возвращению.
- И ты вот так просто отдаешь мне это?
- Мне следовало сделать это раньше.
- Вот как поступают люди, собравшиеся покончить с собой.
Арин покачал головой.
- Самоубийство - недостойная смерть.
Рошар выпрямился в полный рост. Он скрестил руки, пальцы положив на бицепсы.
- Я мог бы удержать тебя силой. У нас в стране есть такие законы, которые позволяют удержать психов, чтобы они не навредили себе.
- Можешь кое-что сделать для меня? - произнес Арин.
- Боюсь спросить.
- Одолжи своё кольцо.
Глава 7
В воздухе тундры висела белая дымка. Арин сидел на корточках за чахлым кустиком, утопив сапоги в холодной грязи, которая просачивалась внутрь, и наблюдал через подзорную трубу за заключенными, тянувшимися темной вереницей вдоль основания вулкана. Он внимательно осмотрел каждого заключённого, попавшего в поле зрение трубы. Но лиц разглядеть так и не сумел. Туман был слишком плотным. Когда заключённые прошли через ворота лагеря, те за ними захлопнулись.
Он дождался темноты. Температура резко упала. Где-то вдали завыл волк.
Илян, посланник, предупредил его о волках. Он показал Арину дорогу в тундру, которая никоим образом не пересекалась с валорианской, ведущей в трудовой лагерь. Они спали днём, а ночью ехали. Илян остался ждать Арина у мелкого озерца, где они сделали последнюю остановку, чтобы выгрузить снаряжение и оставить пастись трех лошадей. Арин запомнил, как Джавелин поднял голову, чтобы проводить его взглядом.
Арин был внутренне спокоен. Он смотрел на закрытые ворота. Юноша был напряжен и собран, и не думал ни о чем, только о том, что ему нужно делать. Арин подальше спрятал эмоции, которые овладели им после новостей Рошара. Он словно закутал тягучее липкое горе, окрыленное надеждой, в промозглый туман. Это позволяло держало в страхе чувство, которое разрушило его, лишило возможности дышать: раскаяние.
Завыл ещё один волк. Теперь стало настолько темно, что можно было начинать действовать.
Он оставил свое укрытие и направился к вулканам.
* * *
У подножия вулкана, верхушка которого растворялась в зеленоватой полутьме, Арин испачкал волосы серой. Он нанёс желтоватую рассыпчатую субстанцию на лицо, размазывая её вдоль шрама. Втер серу и в кожу рук, замазал ею кольцо Рошара.
Простая одежда Арина была и без того в грязи из-за нескольких дней путешествия сюда. Если бы он мог взглянуть на себя сейчас из своего укрытия, то увидел бы лишь пятно желтого и коричневого. Мужчину неопределенного возраста и происхождения, если конечно, не присматриваться.
Он помолился, чтобы никто не стал приглядываться. Арин спустился в шахты. У него было такое чувство, будто его сердцебиение, словно удары барабана, разносится эхом по туннелю.
Он дождался утра.
* * *
На рассвете, когда заключённые с кирками спустились вниз, Арин вышел из тени, чтобы смешаться с ними, стать одним из них. Он воровато вглядывался в лица. И когда, спустя какое-то время, так её и не увидел, ему стало страшно от мысли, что он опоздал. На целый месяц. Он ненавидел себя за это. Когда Арин спустился глубже в шахты, он с трудом мог вынести мысль, что ей причиняли боль, что она могла заболеть. А может, она вообще была переведена в другую тюрьму. Может, он попусту тратил время, тогда как она страдала в другом месте.
Он не мог позволить себе думать о худшем.
Кестрел была сильной. Она с этим справится. Она могла справиться с чем угодно. Но когда он увидел безвольные лица других заключённых… пустоту в их глазах, шаркающую походку… его уверенность была уже не такой твердой. По позвоночнику пополз липкий страх.
В шахты вместе с Арином спустились и два валорианских стража, но они мало обращали внимание на происходящее вокруг. Они ничего не заметили, и когда Арин забрал кирку у другого заключенного прямо из рук. Стражники перестали переговариваться только тогда, когда заключенный, оставшийся без орудия труда, начал бродить по шахте, словно лунатик, пытаясь выковырять серу из каменной стены, разбивая пальцы в кровь и ломая ногти. Искоса Арин наблюдал за механическим поведением этого мужчины. Арин опустил голову, сгорбил плечи, его лицо стало такой же пустой маской, как и у того заключенного. Теперь он стал похожим на остальных. Стражники подошли к заключенному без кирки, пожали плечами и нашли ему другую.
Арин работал. Он думал о Кестрел, которая занималась тем же самым. Молодой человек вогнал кирку в стену, сглотнул желчь, подступившую к горлу. Его не могло сейчас стошнить, нельзя привлекать к себе внимание. Но тошнота не покидала его.
Наверное, прошло несколько часов. Арин потерял чувство времени. Сероватый свет, струившийся из туннельного жерла, не менялся.
А вот заключённые, наоборот. Все они неожиданно замерли. Кирка Арина застыла на полпути. Он тоже обратился в статую. Чего они ждут?
Вода. Стражники раздавали воду. Тела заключённых вытянулись в струнку, и они охотно пили воду.
Арин подражал им. Он глотнул воды.
Спустя мгновение его пульс устремился в небеса.
* * *
Арин чувствовал себя слишком большим для этого тела. Он понимал, словно видел себя со стороны, что он - это не он. Всё дело в воде.
Арин ударил по скале с энергией, преисполненной чистого восторга. Но это было неправильно. Он сказал себе, что это неправильно, что это не то, что он чувствовал по-настоящему. Но он доверху наполнил две корзины серой.
Он вот-вот потерпит неудачу. У Арина был план, он пришёл сюда с планом… пот пропитал рубашку… план рассыпался на части, похоже, он на пути к провалу.
"Из-за тебя".
Руки Арина замедлились. Он вновь услышал голос Кестрел, он почувствовал, словно едет, раскачиваясь из-за тряски, в повозке. Первозимний день. И он словно прикоснулся ладонью к окну повозки и почувствовал, как под его ладонью растаял морозный узор.
Из-за тебя, тогда сказала Кестрел. Её губы приоткрылись под его губами.
В Арина вонзилось осознание того, зачем и по какой причине он здесь оказался.
Он вновь стал собой. Он её не подведет, снова.
* * *
Действие наркотика ослабло. Он всё ещё был в крови, будоража тело довольно яркими вспышками активной деятельности, но уже не так интенсивно. Навалилась усталость. Арину казалось, будто он рассыпается на части. Стражники вывели молодого человека на поверхность, где его поджидали остальные заключённые, покрытые желтой пылью. Количество людей позволяло обезвредить охрану даже без оружия. А у некоторых из них оно было. Другие же могли похватать камни, валяющиеся у ног.
Ему понятно было их повиновение. После вторжения валорианцев, ему пришлось подчиниться. Выбора не было. Арин видел, что случалось с теми, кто этого не сделал. Он был перепуганным ребёнком. Но потом он вырос и изменился, Арин научился сопротивляться. И последствия этого никогда не обходили его стороной. Разбитые губы. И не только. Порой ему казалось, что неповиновение возникало повсюду, и это меняло его взгляды. Ломало сознание, суть вещей. Как-то раз, чтобы доказать правоту, ему туго стянули голову уздечкой, а в рот вставили металлический стержень.
После десяти лет проведенных в рабстве, Арин познал послушание во всех его проявлениях. Страх боли, твёрдое, данное себе, обещание отомстить. Безнадежность. Рутина переломов, случившихся несчетное количество раз по вине кулака или ремня. Мысли о том, как он отплатит хозяину его же монетой, только страшнее, примерив на себя его шкуру. Он был склонен не к неповиновению, независимо от того, как глупо это было, потому что в то мгновение, он был тверд в непоколебимости своей воли, - и ни у кого не было права это менять. Но потом боль изменила его. И унижения. Он стал послушным от безысходности.
Но он так и не увидел здесь подобного послушания. Он стал свидетелем того, как стражники согнали заключённых в линию. Те, словно были стадом коров. Они не были даже похожи на людей, притворявшихся животными, которых он сам не раз видел, и притворялся таковым. Здесь, в тундре, не было никакого сопротивления, никакого намека на ненависть.
Арин не мог представить, чтобы Кестрел подчинялась вот так. Он в принципе не мог представить Кестрел подчиняющейся.
Он напряженно пытался разглядеть её в рваной очереди заключенных. Может быть, она в начале очереди? А может быть, она изменилась настолько, что он не сможет её узнать?
А может быть, её вообще здесь нет?
Стражник потянулся за киркой Арина. Арин отдернул руки. Ему хотелось схватить кирку и воткнуть её острие стражнику в горло.
Страж внимательно посмотрел на Арина. Молодой человек заставил себя разжать пальцы и выпустил кирку.
Он встал в очередь, как это делали все. Заключенных повели в лагерь.
* * *
Арин не стал принимать ни пищу, ни воду, что выдавались во дворе. Он медленно выливал суп из миски в грязь, когда увидел её. Кестрел стояла к нему спиной. Её волосы были спутаны. Увидев, как она исхудала, Арин с трудом сглотнул. На мгновение он решил, что ошибся, это не могла быть она. Но ошибки не было.
Её вели в тюремный блок с другими женщинами. "Оглянись. Пожалуйста". Но она не оглянулась, а потом Арина повели в противоположном направлении. У него ныло сердце от того, что приходилось делать то, что велели.
Пока он не оказался в мужском блоке.
Он подошёл сзади к ближайшему стражнику, схватил валорианца за голову и свернул ему шею.
Там были и другие стражники. Они пошли на него. Арин каждого ужалил кольцом Рошара, и те рухнули без сознания на землю. Молодой человек обыскал их и нашел ключи. Потом запер заключенных. Он набил их в камеру битком, сколько вошло, только бы сэкономить время.
* * *
В женском блоке стояла тишина. Большая часть заключённых уже находилась в своих камерах, став тенями на земле.
В конце коридора стояла валорианская женщина с серебряными косами. Она и увидела Арина. Стражница выхватила свой кинжал, а потом открыла рот и закричала. Арин бросился к ней, увернулся от кинжала, прижал руку к её лицу и ужалил кольцом. А затем, когда ключи оказались у него в руках, он пошёл от камеры к камере. Он хриплым шепотом звал Кестрел по имени. Ответа не было. В нём клубились вперемешку кислота страха, надежды и отчаяния.
И вдруг он замер. Арина увидел её спящую, лежащую в грязи. И вновь она оказалась к нему спиной, но он узнал этот изгиб позвоночника и остроту её плеча, и то, как вздымались и опускались рёбра. Он замешкался с ключами.
Арин неустанно повторял её имя. Он умолял её очнуться. Одни и те же слова срывались с его губ снова и снова. Он даже не был уверен, что вообще произносит эти слова вслух. Когда Арин зашёл в камеру и прикоснулся к её щеке, а она так и не очнулась, он приподнял её тело. Голова девушки запрокинулась назад. Кестрел спала. Какая-то часть Арина понимала, что ему, возможно, придется влепить ей пощечину, чтобы разбудить, но потом другая часть заставила его отказаться от этой мысли. Он бы ни за что этого не сделал, никогда, он убил бы любого, кто осмелился бы это сделать.
- Кестрел? - Он даже не мог встряхнуть её за плечи, настолько хрупкой она казалась ему. - Кестрел?
Она разлепила веки. Арин задержал дыхание. Она почти проснулась и увидела его.
Прежде Арин не допускал мысли, что она, возможно, как и остальные заключенные превратилась в бездумное существо, что в её глазах больше нет жизни и исчезло всё, что делало её той, кем она была.
Кестрела была не такой. Не такой, и когда Арин увидел проблеск разума, то очень обрадовался. Его накрыло горячей волной благодарности: он мысленно произнёс благодарственную молитву всем богам и обхватил руками её лицо… очень грубо.
Или ему показалось, что он это сделал очень грубо, потому что девушка отпрянула. Арин боялся причинить ей боль. Но она прищурилась в тусклом свете, изучая его. Он увидел её замешательство, но не смог его понять.
Она прошептала:
- Кто ты?
Арин ничего не понял, пока она не повторила вопрос.
Его пронзило понимание.
Она его не помнила. Она понятия не имела, кто он такой.
Глава 8
Они продирались сквозь тундру. Арин видел, какой неестественно сонной была Кестрел. Порой колени девушки подгибались, словно её тело представляло собой мешок, набитый соломой, и она заставляла его двигаться только усилием воли.
- Обопрись на меня, - сказал Арин. Она выполнила его просьбу, но он видел, что ей это не понравилось.
- Идти осталось недолго, - обнадежил он.
В конце концов, Арин взял её на руки. Он шёл в темноте, отливающей зеленью, а Кестрел спала у него на груди.
Поскальзываясь на влажной грязи под ногами, Арин наконец добрался до берега озера, на котором оставил Иляна и лошадей. Арин увидел, что стало с лагерем. У него чуть не подогнулись колени. Он выругался.
Кестрел проснулась. Он аккуратно опустил её, а потом сел на корточки и закрыл лицо руками.
Наполовину обглоданный труп Иляна был вытащен из палатки. Лошадей нигде не было видно.
Волки. Арин вспомнил, что накануне ночью слышал их вой. Он провел ладонями по лицу. Он постарался не думать об участи Иляна, последние минуты которого были наполнены ужасом и болью, и что в этом была и его вина. Арин постарался не думать, сколько у них уйдет времени без лошадей, чтобы пересечь тундру, пройти горы и попасть в Геран. При состоянии Кестрел…
Он перевел взгляд на девушку. На её крайне истощенное тело, и заметил настороженность, с которой она смотрит на него.
- Они могли выжить, - сказал он, подразумевая лошадей. А потом быстро проговорил: - Они убежали. Они наверняка держатся вместе.
Кестрел посмотрела на него так, будто собиралась о чём-то спросить, а потом её лицо ожесточилось из-за проявившейся настороженности. И Арин был уверен, что единственная причина, по которой она пошла с ним, - в камере было гораздо хуже.
Он отвернулся. Поблизости не было никакой возвышенности, откуда бы открывался вид на окружающую их местность. Света в ночной тундре хватало, чтобы разглядеть лицо Кестрел, но он был слишком тусклым, чтобы разглядеть трех лошадей, бродящих где-то… как далеко они убежали?
Должно быть, очень далеко.
Если они вообще остались в живых.
- Джавелин! - позвал он. Лошади были хорошими, но только одна из них достаточно умна, чтобы прийти, когда её зовут… если Джавелин вообще был способен на это. Арин не знал. Он никогда не слышал, чтобы лошади так делали, вернее, если они куда-то далеко убежали, а потом сами бы вернулись без приманивающего их угощения.
Арин посчитал, что они находятся довольно далеко от трудового лагеря и большая часть стражников, благодаря его стараниям, там была без сознания… а может, и мертва. Он не придавал значение тому, насколько глубоко в кожу уходило жало кольца. Однако за ним и Кестрел все равно могла быть послана погоня. И кричать было глупо. Их могли услышать.
Арин вновь посмотрел на девушку. Она боролась со сном.
Он вновь позвал:
- Джавелин!
Арин довел себя до хрипоты. Он ушел достаточно далеко от Кестрел, чтобы осмелиться позвать коня. Наконец, он вернулся к ней, и, усевшись прямо в грязь, сказал:
- Позови его. Он придёт, если ты позовешь.
- Кто придет?
Арин понял, что ещё не прозвучало никаких объяснений того, кто такой Джавелин, чтобы это смог понять человек, который уже ничего не помнил. Он понял - он надеялся, что в тюрьме она не то имела в виду, когда спросила Арина кто он и посмотрела на него, как на опасного чужака. Часть его верила, что она всего лишь притворяется, что не узнает его, чтобы ранить, потому что он это заслужил, и было понятно, насколько сильно она, должно быть, ненавидела его сейчас.
- Кестрел, - мягко сказал он, и по выражению её лица он понял, что она приняла имя, но все равно до конца не поверила, что оно её. - Джавелин - твой конь. Ты любишь его. Он любит тебя. Если ты позовешь его, то он придёт. Он нам нужен. Пожалуйста, попробуй.
Она попробовала. Ничего не произошло, и Кестрел посмотрела на него так, словно он играл с ней, издевался над ней, заставляя звать нечто, не существующее в природе… У Арина сжалось горло.
- Пожалуйста, - произнес он. - Еще раз.
Она помедлила несколько мгновений, но потом сделала так, как он просил, при этом, однако, не сводя с него глаз, будто он был какой-то хищной тварью.
Когда Арин услышал топот копыт о влажную землю, его тело обмякло от облегчения.
Джавелин привел ещё двоих. Один из коней хромал.
Арин потом обязательно принесет жертву богу потерь. Он поклялся себе. Затем вновь перевел взгляд на Кестрел, которая поднялась на дрожащих ногах, и он понял, что нужно будет принести жертвы всем богам.
Кестрел подошла к своему коню. Арин не мог видеть её лица, потому что она уткнулась им в шею животного. Он не увидел мгновение узнавания. Но он увидел, как вздымалась её грудь. Джавелин прикоснулся губами к её волосам. Девушка прильнула к коню, не так, как было с Арином, - всецело, нежно, доверительно.
Глава 9
Он её нервировал.
Кестрел была благодарна ему и не спорила, когда он сказал, что они должны вместе ехать на Джавелине и повести за собой двух лошадей. Она заметила его обеспокоенный взгляд. Как Арин оценивающе смотрит на нее. Она так же, как и он, знала, что может заснуть в седле. Джавелин был достаточно крепким, чтобы выдержать их обоих, по крайней мере, какое-то время. В предложении Арина был резон. Но внутренне девушка негодовала.
Ей не хотелось чувствовать себя прижатой к незнакомой груди, быть укачанной чужой рукой. Но её тело, казалось, знало его.
Голова Кестрел была полна противоречий. Девушка решила позволить себе отдохнуть.
Было неправильно, что тело точно знало этого человека, а разум нет. Смутно она осознавала, что он мог бы сказать ей любую ложь, которую захотел.
Её память была вырвана с корнями. Кестрел продолжала искать их, прощупывать дыры, но всякий раз возвращалась в исходную точку беспамятства. Это ранило.
Да, любую ложь.
Он спас её, но она понятия не имела, что ему нужно от неё… или что, якобы, ему будет нужно.
Сердце стучало где-то у позвоночника и это убаюкивало девушку. Она заснула, хотя и понимала, что не следовало бы.
* * *
С наступлением утра у Кестрел появилась возможность рассмотреть его получше. Её разум немного прояснился, на это потребовалось некоторое время. Молодой человек разжёг костерок. Однако стоило ему заметить, как внимательно она рассматривает его, он сначала замедлился, а потом и вовсе застыл.
Он был весь перепачкан грязью. У девушки мелькнула мысль, что прежде она уже видела его и грязным, и чистым. Она скользнула взглядом по длинному шраму, который теперь, когда сера стерлась, был хорошо виден. На краткий миг ей показалось, что она почти узнала его. И всё же шрам не дал подсказку, почему она должна его помнить.
Он перевел на неё взгляд своих серых глаз.
Она должна его помнить. Кестрел вновь пробежала взглядом по его лицу. Её одолевало сомнение. Казалось невозможным, увидеть хоть раз этого парня и не запомнить.