От его слов липкий холод мазнул меня между лопатками. Возникло смутное чувство, будто это я уже раньше слышала… И от такого предчувствия внутри поднималась волна радости и растерянности.
– Ну, допустим, что это правда. Ты Потрошитель с собственным островом в придачу. Почему тогда ты не организовал нам здесь нормальный уикенд, как и планировалось, а позволил голодать и сам участвовал в этой адской мясорубке, когда мы убивали друг друга? Что, на твоем острове скудно с провиантом?
– Совсем нет. Просто провиантом, как ты выразилась, выступила человечинка.
Я похолодела от возникшей догадки.
– То есть ты хочешь сказать, что все это… все то, что нам пришлось, нет, что мне пришлось пережить…
– Да, Марта, – кивнул он. – Было спланировано.
Глава 7
– Ненавижу тебя! Слышишь? Ненавижу!
Никогда в жизни я еще не испытывала столь жгучую смесь ярости, разочарования и отчаянья, как сейчас. Последние минут десять жизни слились в бесформенное пятно непонятных разговоров, объяснений и обвинений. Я даже жалела, что не могу вернуться в момент своего пробуждения, когда сладкое неведенье оставалось еще со мной. Потеря памяти казалась наилучшим выходом из сложившейся ситуации. Потому как то, что Данил упорно пытался мне рассказать, при этом мотивируя свои поступки, просто не укладывалось в голове.
Мало того, что он настойчиво доказывал существование каких-то мистических Потрошителей, так еще и утверждал, что я теперь стала такой же.
Бред!
– Какой-то глупой сказочкой ты не сможешь оправдать то, что жрешь людей вместо сосисок!
Данил зарычал:
– Да, как ты не понимаешь! Я просто не могу по-другому! Если Потрошители не будут питаться так, как устроила это природа, мы сдохнем! А я хочу жить! Ты разве нет?
"Да", – это почти сорвалось ответом на его вопрос, но я вовремя успела крепко сжать челюсти.
Жить мне хотелось до безумия. Даже сейчас. Хотелось еще многое успеть, многое почувствовать и испытать. Только вот я никогда не считала, что цель оправдывает средства. А рядом с Данилом, поддавшись безумию, поступила именно так. Убивала ради спасения собственной жизни. Тем самым пробудила монстра, убийцу, тварь внутри себя.
Сама. Это я во всем виновата! Я!
– Тем более что человеческое мясо нам необходимо только в период жажды, а это, примерно раз в полгода.
– Человеческое мясо, – с жестким смешком, повторила я. – Ты так говоришь, словно наши одногруппники были сродни филейному куску говядины.
– Они просто пища, Марта, – сказал он, даже не поморщившись от жестокости собственных слов. – И ты должна привыкать к этому. Умереть я тебе не дам, а чтобы не испытывать лишних угрызений совести тебе придется привыкнуть называть вещи своими именами. Пища, есть пища. И ничего более.
– Господи… Как же ты можешь так говорить?
Данил нахмурился, потирая переносицу:
– Просто для меня в этом нет ничего необычного, вот и все. Я таким родился, Марта, и привык, что с четырнадцати лет должен принимать жажду, добывая себе пищу так, как гласят наши законы. Иначе жажда убьет меня.
– А как же ребята? Ты не подумал, что это гадко и жестоко отбирать у человека жизнь? Разве они достойны были такой страшной смерти?
– А разве нет? – ответил он вопросом на вопрос, изогнув рот в насмешливой улыбке.
Его реакция ошарашила.
Неужели он действительно безжалостное чудовище? Ведь раньше таким совершенно не казался. Да и знала ли я его раньше?
– Не стоит строить такое лицо, Марта, – грубо сказал он и, когда я вернула взгляд к нему, то поняла, что Данил опять злится. – Все, что ты думаешь обо мне написано у тебя в глазах. Я, конечно, не ожидал безоговорочного доверия, но и не рассчитывал на такое открытое отвращение.
Я открыла рот, пытаясь подобрать необходимые слова, чтобы выразить все то, что чувствовала в этот момент, но было сложно собраться с мыслями, да и Данил прервал мои попытки резким взмахом руки.
– Ты так хорошо знаешь своих одногруппников, чтобы решительно заявлять, чего они заслуживают, а чего нет?
Я нахмурилась, задумываясь. Никогда не была особо близка с одногруппниками, но убеждение, что они не совершали ничего такого, чтобы заслужено стать чьей-то пищей было твердым.
– Я так и думал. Тогда тебе придется поверить мне на слово, я всегда тщательно выбираю себе еду.
– Что это значит?
– Всего лишь то, что каждый получил по заслугам.
– И даже я? Почему я, Данил? Чем же я это все заслужила? – как только мысли сформировались в слова и прозвучали вслух, тут же усомнилась в правильности высказывания.
Я убила собственного ребенка, сдала, как лишнее зерно в урожайный год. Разве не заслужила наказания?
– Я не планировал, чтобы ты ехала с нами, – как-то скомкано проговорил Данил и нервным жестом пригладил волосы. – Сопротивлялся этой тяге к тебе до последнего. Думал, что после периода жажды, выиграю еще полгода, чтобы решить, верю ли я в эти сказки про истинную связь и нужно ли оно мне вообще. Но ты разрушила все мои благие намерения держаться подальше, придя в тот вечер к метро. Так, что можно сказать ты сама решила свою судьбу, сама решила с кем тебе быть и какой быть. Я лишь помог тебе пройти все испытания так, чтобы ты смирилась с мыслью, кем являешься.
– И кто же я, по-твоему, Данил?
– Ты такая же, как и я! Ты – Потрошитель.
– Я тебе не верю.
Это спокойствие и металл, что прозвучали в голосе, удивили саму меня не меньше, чем Данила. Наверное, он ожидал, что я начну истерить или вновь попытаюсь сбежать. Да, это было бы более логично и предсказуемо, чем сидеть, подтянув колени к груди, на диване. Если бы не странное оцепенение, что сковало мышцы, я непременно что-то такое и вытворила бы.
Все это время Данил благоразумно соблюдал между нами дистанцию. Меня раздражала и одновременно манила близость его тела. Просыпающиеся инстинкты, стоило Данилу переступить черту и дотронуться, поласкать мою кожу, были настолько сильными, что я не могла с ними совладать. А еще непривычными и пугающими. Подобные желания никогда ранее не посещали меня.
С Сергеем ни разу не испытывала наслаждения во время секса. После потери девственности во мне словно щелкнул выключатель. Каждый раз во время сексуальной близости с Сергеем, я подсознательно ожидала боли, зажималась, становясь, точно натянутая тетива от лука. Это его злило и подталкивало удвоить напор и усилия по укрощению моего тела. Симулировать оргазм, чтобы облегчить себе жизнь и больше не сносить все мучения, ласки и наказания жениха, даже в голову не приходило. Симулянтка из меня всегда была еще хуже, чем лгунья.
Поэтому испытав настоящее наслаждение и вожделение, которое одолевало меня даже сейчас, испугалась до чертиков. О, да я просто не знала, как справиться с этими проклятыми эмоциями, что бушевали во мне словно цунами! Бороться с собой оказалось еще тяжелее, чем бороться со всем миром. Изматывало.
И когда Данил не стал сокращать между нами расстояние, рассказывая немыслимые вещи, впервые за последнее время я была ему по-настоящему благодарна. Испытывать собственную выдержку на прочность совершенно не хотелось.
Все эти внутренние бои настолько истощили меня, что на внешнее проявление эмоций, казалось, не хватало сил. Я видела насколько сильно мой ровный, почти безэмоциональный тон голоса встревожил Данила. И вместо того, чтобы и дальше благоразумно выдерживать метры между нами, он непозволительно приблизился, присев рядом и положив ладонь на мою спину.
– Ты можешь не верить, девочка моя, – его теплое дыхание осело на моей коже. Отчего тело тут же предало, послав по позвоночнику колкие мурашки предвкушения. – Но твое отрицание не изменит того факта, что это правда.
Данил переместил руку с участка между моими лопатками, откинул волосы со спины, и, наклонившись, проложил влажную дорожку поцелуев по шее. Я вздрогнула, от ноющей боли, возникшей внизу живота. Внутри меня все трепетало и жаждало продолжения. Видимо, не встретив должного сопротивления, Данил обнаглел еще больше, накрыв второй рукой мою грудь и сжав сосок между пальцами. От этого простого движения в животе прострелила молния.
– Я не верю тебе. Перестань. Не трогай, – хрипло протестовала я. – Отпусти.
– Этого не будет, Марта. Больше никогда.
Не прерывая поцелуев и нежных поглаживаний, Данил протянул мне мобильник с включенной камерой для селфи.
– Смотри и убедишься сама.
Я отнеслась с недоверием к его предложению. Точно вместо мобильного телефона он мог мне сунуть в руки бомбу замедленного действия.
– Смелее, – кивнул он, словно пытался меня подбодрить.
Необходимость в ободрении и возможность его тебе предоставить, можно ожидать только от близкого человека. Коим Данил мне совершенно не приходился. Слегка тряхнув головой, чтобы убрать романтическую дурь, что уже успела пробраться в мои мысли, я решительно потянулась к мобилке.
Ничего не понимая, заглянула в дисплей, тут же решив, что техника решила сыграть со мной злую шутку.
Сказать, что я почувствовала ужас от того, что увидела, – это ничего не сказать.
Ощущение было сродни тому, точно под ногами разверзлась земля, а я камнем лечу прямо в пропасть. Зловещий ад.
То, что на меня смотрело затравленными глазами с экрана телефона, было не мной. Не Мартой Тумановой, нет.
После длительного пребывания на этом проклятущем острове, я, конечно, не ожидала увидеть в отражении красотку, которой никогда и не являлась, но к подобному откровенно не была готова.
Черты лица заострились, скулы выпирали и, казалось, что если к ним дотронуться, непременно поранишься. Нижняя челюсть немного выдвинулась вперед, точно выражая некую, непонятную мне угрозу. Плотно сжатые губы напоминали тонкую нить. Но самым ужасным открытием оказались… глаза.
Потемневшие, голодные, жестокие, они мерцали ярко-бордовыми огнями.
По-прежнему не веря в происходящее, надеясь на глупую игру воображения, я остервенело отбросила телефон в сторону. Как только он коснулся пола – экран треснул. Я ожидала ответного всплеска агрессии от Данила, но тот даже не шевельнулся, отдавая все свое внимание мне.
– Что это такое?
Данил слегка скривился, уловив в моем тоне явное пренебрежение, но быстро скрыл проявленные эмоции.
– Ты.
Меня передернуло:
– Это неправда!
– Правда, Марта, – с раздражающим спокойствием возразил он. – Ты теперь Потрошитель и должна с этим смириться. Да, на полноценные изменения потребуется время, но ты уже такая же, как я. Потрошитель.
Он внимательно изучал мое лицо, впитывал, как губка, каждую эмоцию, что мне не удавалось скрыть. В этом внимании было что-то откровенное и настораживающее одновременно. А то, что он старался повторить ненавистное мне слово "Потрошитель", кажется, миллион раз – выводило из себя.
– Правда, твоя трансформация несколько отличается от привычной мне, но я намерен разузнать об этом, как можно больше и, как можно скорее.
– Что ты имеешь в виду?
Я все еще злилась и не принимала версию Данила обо всем произошедшем, но здоровое любопытство уже выпрыгнуло на поверхность.
– Трое суток без сознания – слишком много для обращения. Да, к тому же, изменения проходили тяжело. И цвет глаз у тебя отличается от обычного, что присущ Потрошителям. У мужчин он фиолетовый, а вот у наших женщин – синий, у тебя же красный.
Медленно, точно время приостановило ход, осознание случившегося стало проясняться. Как бы я не утверждала обратное, но слова одногруппника были убедительными и вполне логичными.
– Так я, по-твоему, еще и урод?!
Пожалуй, я даже могла уступить его дикой теории, но вот принять такое… Нет.
– Нет! – неистово прошептал мужчина. – Просто другая.
Меня охватило невыносимое чувство, словно я увязла в болоте, а выбраться не могу.
Данил пододвинулся ближе. Его горячая ладонь скользнула по моей ноге, отодвинула край, какой-то невообразимой туники, что была на мне, и остановилась на колене. Прикосновения обдавали жаром и заставляли меня нервничать еще больше, чем до этого. Скорее неосознанно, чем специально, я дернулась и отодвинулась, забившись в угол дивана, впритык к подлокотнику.
– Нет! – выкрикнула прежде, чем смогла остановиться.
Вместе с протестом с моих губ сорвалось глухое рычание.
Удивление, судя по реакции Данила, было обоюдным. Только если этот звук привел меня на грань паники, то одногруппнику явно понравился. Он даже не потрудился скрыть улыбку!
– Позволь мне помочь тебе. Успокойся, – начал он обманчиво спокойным, обволакивающим тоном. Одновременно пытаясь медленно сократить между нами расстояние.
– Я тебе не верю! – вскочив с дивана, я метнулась к окну, не зная, что предпринять. – Ты монстр и пытаешься подстроить меня под стать себе!
– Можешь не верить, – тяжело вздохнул Данил, поднимаясь. – Но ведь твоя вера все равно ничего не изменит.
– Верни все обратно! Я не хочу быть такой, как ты! – срываясь в крик, заломила руки в умоляющем жесте.
Лицо Данила потемнело. То ли от гнева, что волнами исходил от его тела, то ли еще от чего.
– Это невозможно, – сухо ответил он, приближаясь.
– Не подходи!
На мое удивление, Данил послушался. Он замер, а потом поднял руки, точно показывая, что безоружен.
– Хорошо. Не бойся. Ты слишком нестабильна в первое время после обращения. И тебе необходимо хорошо питаться. Я пойду в лес, соберу хворост, а ты пока постарайся успокоиться. Как приду, сможем поговорить и пообедать.
Мысли о еде не вызвали должного отклика. Мое тело все еще выглядело истощенным от длительной голодовки, но пробуждения аппетита сейчас я не чувствовала.
– Что ты сделал со мной? – прошептала ему в спину, дотрагиваясь до выпуклого шрама на шее в том месте, где почувствовала укус. Разве за три дня мог сформироваться такой грубый шрам?
Данил не только услышал мой тихий вопрос, но и, остановившись, развернулся, чтобы ответить.
– Так я сделал тебя своей. Теперь ты моя, Марта. Только моя.
Я не понимала значения этих слов.
– Кто ты? – выдохнула я, вскакивая с подоконника, на который успела присесть, и прижимая непослушные руки к груди.
– Я человек, – обезоруживающе улыбнулся Данил. – Я человек и я… лю… буду заботиться о тебе, Марта. Ты моя.
Сказав это, он не стал дожидаться ответа, а просто вышел за дверь. Оставив меня наедине с растрепанными чувствами.
Некоторое время после его ухода я не чувствовала ничего, кроме холодного оцепенения. Длилось это несколько непозволительно долгих минут или часов – не имела и малейшего понятия. Но когда же мысли и чувства понемногу возвратились, я стала судорожно искать выход из сложившейся ситуации.
И если бы в тот момент включилась логика или трезвый рассудок подал голос, возможно, поступила бы совершенно иначе. Но рассудок молчал, балом правили инстинкты. Поэтому, не придумав ничего лучшего, я кинулась к двери.
К величайшему удивлению, Данил не стал запирать дом снаружи, что, безусловно, сыграло мне на руку. Стараясь не шуметь, я тенью выскользнула за порог и задохнулась от холода, что тут же охватил тело со всех сторон. Из всей одежды на мне была белая, на полторы ладони недостающая колен, мешковатая футболка-туника и больше ничего. Босые ступни обожгло от прикосновения с землей. Первый шок от контраста температур быстро прошел – мешкать было нельзя. С трудом переставляя задеревеневшие ноги, я двинулась прочь от дома.
В тот момент я не особо задумывалась, куда и зачем иду. Только бы подальше от этого дома, от Данила, сказок про странных существ и монстра внутри себя. Возможно, перед одногруппником мне еще удавалось довольно убедительно играть роль заядлого скептика, но лгать себе до бесконечности было невозможно. Это нечестно, да и уже не срабатывало. Я прекрасно знала, что изменилась. Уже давно внутри меня что-то поселилось. Дикое, странное, чужое. Иногда оно спало, но в последнее время все чаще и чаще поднимало голову в ужасном оскале. А после того, как очнулась в доме Данила и вовсе беспрерывно бодрствовало. Это пугало, но не до чертиков. Наверное, потому что я, казалось, разучилась бояться. Настоящий страх – удел тех, кому еще есть что терять. Мне же терять было нечего.
Разве что душу, если она на самом деле существует. Хотя, я искренне сомневалась, что после всего содеянного мной, эфемерная душа еще тлела где-то между ключиц.
Листья предательски шуршали под ногами, как я не пыталась ступать тихо. С каждым шагом, сердце замирало от предвкушения погони. Казалось, что вот-вот и Данил окликнет меня из-за спины. Я почти чувствовала его дыхание. Но секунды складывались в минуты, я шла, а одногруппник не объявлялся. Это придало мне смелости.
Хоть тело и было слабым, меня качало, голова кружилась, перед глазами плыло, а к горлу подкатывала тошнота, но упорство и желание убраться не так от Данила, как от себя подальше, придавало сил. Вскоре редкий подлесок сменился пустынным, скалистым берегом. Оживленно оглядываясь по сторонам, я с удивлением поняла, что на этой стороне острова никогда раньше не была.
Скалы, камни и блестящая гладь озера – вот и все на что натыкался взгляд. Большие валуны торчали из-под земли, как головешки нелепых чудищ, точно кто-то великий когда-то кинул черепки, как руны, и они рассыпались в творческом беспорядке. Мелкие камни оказались острыми и больно врезались в ступни. Бежать было некуда. На этой открытой местности я чувствовала себя, как высокая береза среди пустыни, открыта, как на ладони. И спрятаться толком невозможно, и возвращаться назад – совсем не выход. Пока я растерянно топталась на месте, пытаясь быстро придумать новый план действий, боковым зрением уловила неясное движение. В нескольких метрах дальше по склону от камня отделилась тень. После обратилась в фигуру, а когда я моргнула, чтобы разогнать туман перед глазами, фигура превратилась в крепко сложенного мужчину. Он обернулся и…
От удивления, я на миг потеряла дар речи.
– Макс?!
– Марта? – кажется, одногруппник удивился не меньше моего.
Немая сцена длилась не больше минуты. Сначала я испугалась, что наткнулась на Данила или еще какое чудище, а узнав Макса, обрадовалась. Теперь нас двое и мы сможем противостоять Потрошителю! Сможем ли? Сомнения в собственных силах – последнее дело, поэтому я смело откинула их на задворки разума.
– Ты привел помощь? – кинулась я к одногруппнику. – Смог доплыть до берега? Нас ищут?
– Ох, слишком много вопросов, красавица, – хмыкнул Макс. – Ты сама-то как оказалась с другой стороны острова?
– Долгая история.
– Я никуда не спешу.
– А надо бы, – пожала я плечами. Неизвестно еще, когда именно Данил кинется за мной вдогонку и чем это нам грозит. Вслух о своих опасениях я говорить не стала. – Ты привел помощь?
Макс блеснул широкой улыбкой:
– Конечно. А ты сомневалась?
Честно сказать, я уже давно мысленно похоронила Макса и могилку его лепесточками посыпала. Но стоит ли уязвлять мужское самолюбие, сомневаясь в героизме?
– Почему так долго?
– Случились некоторые затруднения, – после небольшой паузы сказал он.