– Джулия, – голос Джорджа на этот раз прозвучал мягко и даже как будто вкрадчиво. – Вспомни, что сделал для тебя Ричард. Может быть, пришла пора отплатить добром за добро?
Миссис Хорн побледнела. Ее тонкие губы чуть заметно дрогнули.
– Он знает? – полушепотом спросила она, кивнув на Алана.
– Нет, абсолютно ничего. Я никому никогда не говорил.
– Ладно, – с трудом выдохнула она. – Я его беру. Но если он сделает хоть что-нибудь не так, если ошибется в хоть в мелочи, клянусь, ссажу его на первом же астероиде!
– Договорились! – восторженно вскрикнул дядя Джордж, вскакивая. – Спасибо, Джу, ты – прелесть! – и, схватив за руку Алана, начал быстро пятиться к двери, одновременно посылая миссис Хорн воздушные поцелуи – Тысячу, миллион раз спасибо!
– Сначала в службу безопасности, – процедила сквозь зубы им вслед миссис Хорн.
– Знаю, знаю, уже летим… Пока-пока, Джу, – и дядя Джордж захлопнул за собой и Аланом дверь.
В коридоре он крепко хлопнул Алана по плечу.
– Победа! Ты понимаешь, победа! Практически невероятно… Сам-то веришь?
Алан стоял, оглушенный, счастливый, еще не до конца осознавший произошедшее с ним чудо.
– Д… дядя Джордж… Спа… Спасибо… – забормотал он, заикаясь. – Н-не знаю, как Вас… как… благодарить…
– Не стоит, – пилот посерьезнел, вздохнул, словно вспомнив что-то. – Это самое малое, что я мог сделать для тебя. Ричард… Он был замечательным другом. Надежным… И я, конечно, не верю, что авария могла произойти по его вине… Ну да, впрочем, у нас с тобой еще много дел. Идем, я провожу тебя в службу безопасности.
– Может быть, я сам… – нерешительно предложил Алан. Ему было неудобно: человек и так потратил на него немало времени! – У Вас, наверное, своих дел много…
– У меня сегодня выходной, – твердым, не терпящим возражений тоном, ответил дядя Джордж. – И я помогу тебе пройти все наши процедуры без канители. Иначе ты действительно не успеешь. Так что идем.
И, развернувшись, он бодро зашагал к лифту. Алан, еще не до конца пришедший в себя от пережитого потрясения, на слегка дрожащих ногах последовал за ним.
ГЛАВА 4. ПРИНЦ РИЛОНДА
Поздним летним вечером господин Касинда, 65-летний придворный врач Его звездности господина Гаренды, короля планеты Атон, сидел в мягком, удобном кресле номера-люкс элитной Нью-Йоркской гостиницы и бегло просматривал последние интернет-новости земной медицины в небольшом компьютере, изредка поднимая глаза на принца, расположившегося напротив за письменным столом.
Принц Рилонда, худощавый 22-летний юноша, сосредоточенно изучал очередной политический документ, замысловато изложенный на нескольких десятках страниц, заправив за уши, чтобы не мешали, свои гладкие, блестящие черные волосы до плеч. Видимо, пытаясь осмыслить какой-то особенно сложный параграф, он поднял голову и посмотрел в окно, туда, где до самого горизонта простирались огни Нью-Йорка, и от этого в глазах его – глубоких, бархатно-черных, словно в зеркале, заплясали, завихрились желтым, зеленым, алым отражения этих самых огней.
– Какой загадочный город, – задумчиво произнес принц. – Как притягателен он в своей сумбурности… – и, полюбовавшись видом еще с минуту, обратился к доктору: – Касинда, почему Вы не спите? Уже довольно поздно.
– То же самое я хотел спросить у Вас, Ваша звездность, – улыбнулся Касинда. – На завтра назначен наш отлет с Земли, и Вам следовало бы хорошо отдохнуть.
Рилонда улыбнулся в ответ.
– Мне нужно еще около получаса. Я хотел бы сегодня дочитать это, – он похлопал ладонью по своим бумагам.
– В таком случае я тоже еще немного поработаю, – сказал Касинда. – В земном интернете на этот раз довольно много интересных медицинских сведений.
Принц кивнул и вновь углубился в чтение. Касинда же лишь делал вид, что занят, а на самом деле незаметно, исподлобья наблюдал за принцем.
У Касинды был собственный взрослый сын, подрастали две чудесные внучки, которых он обожал, но именно этот мальчик был дорог ему особенно, как никто на свете, дорог до щемящей нежности. Наследный Атонский принц Рилонда для всей Вселенной являлся официальным лицом, важнейшей персоной космического масштаба, будущим правителем одной из могущественнейших цивилизаций, но для него, Касинды, всегда оставался ребенком – несчастным ребенком, как никто, достойным любви и понимания, – и, увы, лишенным всего этого. И именно он, Касинда, занимавший должность королевского врача уже 35 лет, с тех пор, как нынешнему королю Гаренде исполнилось 20, а с принцем находившийся рядом с момента его рождения, лучше всех знал, что Рилонде, несмотря на юный возраст, довелось пережить испытания, выпадающие на долю далеко не каждому…
Мать принца умерла, когда ему исполнилось шесть, а отец, король Гаренда, был человеком совершенно выдающегося ума, справедливым правителем, тонким и дальновидным политиком, но при этом – жестким и эмоционально холодным. Даже выражение лица его было всегда неприступно-суровым – из-за пронзительно прищуренных черных глаз, плотно поджатых тонких губ. Маленького сына он ни разу не погладил по голове, а формальный бездушный поцелуй в щеку принц получал разве что в день своего рождения. И ребенок, отчаянно тосковавший по отцовскому теплу, нередко засыпал в слезах… Касинда, как мог, старался приласкать мальчика, разговаривал с ним по душам, но разве мог он, чужой человек, заменить принцу бесконечно любимого и уважаемого им отца?
Когда принцу было 10, случайно обнаружилось, что вот уже около двух лет он дружит с детьми поварихи – мальчиком чуть постарше и девочкой-ровесницей, причем дружит всерьез, почти каждый вечер проводя в их домике на территории жилого комплекса прислуги в дальней части огромного дворцового парка. Няня смотрела на это сквозь пальцы, полагая, что ребенку необходимо общение со сверстниками. По мнению Касинды, произошедшее должно было заставить короля крепко задуматься о своем отношении к сыну, но Гаренда лишь страшно рассердился, приказал отделить дома слуг от остальной части парка высокой стеной, строжайше запретил принцу к ней приближаться, выгнал няню и нанял гувернера, пятидесятилетнего сухого, как щепку, холостяка-педанта, никогда не имевшего ни семьи, ни детей, до тошноты занудного и абсолютно бесчувственного.
Принц рыдал взахлеб, и тогда Касинда не выдержал и на правах доктора решился серьезно поговорить с королем. Волнуясь, он долго и старательно объяснял Гаренде, что детей нельзя воспитывать без ласки, что отцовское участие, сопереживание, а порою даже и жалость нужны принцу как воздух, и что духовная близость между родителями и детьми есть непременное условие нормального развития личности. Его звездность выслушал речь терпеливо и снисходительно, но по окончании лишь усмехнулся и ответил:
– Благодарю Вас за столь содержательную беседу, Касинда, а теперь послушайте, что обо всем этом думаю я. В случае с принцем совершенно неверно исходить из предпосылки, что он – ребенок. Поймите, Рилонда – не ребенок, он – будущий король Атона, одной из величайших планет во Вселенной. Слава звездам, ума для этого у него достаточно, но его излишняя эмоциональность очень меня удручает. К сожалению, в этом он пошел в свою мать… Хорошему правителю нужны хладнокровие и ясный, не затуманенный никчемными переживаниями разум. Чувствительность принца чрезвычайно вредна для него, так как в будущем может стать причиной серьезных проблем. И с помощью своей строгости я надеюсь в конце концов эту его черту изжить, поверьте, так нужно для его же блага. Так что не обессудьте, Касинда, но Атонского принца я и впредь собираюсь воспитывать по-своему.
И король воспитывал принца по-своему: с 10 лет, кроме обычных школьных предметов, Рилонда изучал экономику, юриспруденцию, дипломатию, планетоведение – словом, был загружен раз в десять больше обычных детей. Отдыхом считались занятия с личным тренером – в спортзале и бассейне. С 14 лет он принимал участие в заседаниях Государственного Совета, причем сначала – как секретарь, для тренировки внимания, а затем уже и как полноправный советник. С 16 лет принц начал работать. Касинда не знал, где именно, это было государственной тайной, ему было известно лишь, что у Рилонды обнаружились способности к точным наукам, и он занялся какими-то серьезными исследованиями. Однако научная работа вовсе не означала уменьшения количества политических и государственных обязанностей, и юному наследнику престола приходилось успевать все. Предельная собранность, ответственность, умение четко и рационально распределять свое время путем учета буквально каждой минуты стали основой сформировавшегося в этих условиях сильного, волевого характера принца.
И все же, как ни надеялся на то король, эмоциональность будущего правителя Атона никуда не исчезла, лишь была теперь надежно скрыта от всех за неестественно ранней взрослостью и аристократической сдержанностью манер. Касинда же был искренне счастлив оттого, что даже столь суровое воспитание не смогло ожесточить чуткое и истинно, по-королевски благородное сердце принца…
В 17 лет Рилонда влюбился. Касинда понял это по участившимся состояниям отрешенной задумчивости, легкой улыбке, непроизвольно скользившей по губам юноши, по глубинному вдохновенному сиянию его глаз. Некоторое время Касинда никак не мог определить, которая из девушек стала избранницей принца: со всеми дочерьми благородных семейств, бывавшими при дворе, тот общался одинаково ровно и достаточно равнодушно. Но вскоре Рилонда сам открылся доктору, доверив свою тайну: оказалось, он полюбил Элин, ту самую дочку дворцовой поварихи, с которой дружил в детстве. За семь лет Элин превратилась в стройную, нежную красавицу, а кроме того, в отличие от самовлюбленных надменных аристократок, выросла девушкой доброй, скромной и искренней. Все эти достоинства, по-видимому, совершенно очаровали принца…
В это время у принца уже, разумеется, не было нянь и гувернеров, оставался лишь личный охранник, которого Рилонда в течение целого года просто-напросто подкупал, чтобы иметь возможность встречаться с Элин. Этот охранник и Касинда были единственными людьми, знавшими о девушке. Касинда, безусловно, был польщен таким доверием со стороны принца и иногда даже выручал его, объясняя королю, что для тщательного медицинского обследования наследнику необходимо освободиться от государственных дел на целый день. Наконец принц дождался своего совершеннолетия и, решительно рассказав королю о своей любви, заявил, что женится на Элин…
Сказать, что Гаренда был потрясен, значило бы не сказать ничего. Король рвал и метал. Однако Рилонда держался стойко, и на гневные вспышки отца спокойно отвечал, что Атонские законы не запрещают принцу жениться на простолюдинке.
Действительно, закона, устанавливающего, кого могли бы брать в жены принцы и короли, на Атоне не было. Очевидно, благородное происхождение королевы всегда считалось делом само собой разумеющимся. Однако принц был прав – формальных причин для запрещения его брака не существовало…
Принц начал встречаться с Элин в открытую, ежедневно приводя ее во дворец и не обращая внимания ни на мрачное выражение лица короля, ни на перешептывания придворных. Девушка, конечно, очень робела, но принц оберегал ее, успокаивал и подбадривал: "Немного терпения, Элин. Они привыкнут. Привыкнут обязательно и, думаю, скоро. Все будет хорошо." Касинда понимал, какой ценой дается Рилонде это внешнее спокойствие, как тяжело ему выдерживать противостояние – понимал и восхищался мужеством принца, с которым тот отстаивал свое право на счастье. А в том, что с Элин Рилонда абсолютно счастлив, доктор не сомневался: казалось, каждый из этих двоих был продолжением другого, настолько созвучны были их мысли, чувства и настроения.
А вот король, пожалуй, впервые в жизни был совершенно растерян. И, хотя в разговорах с принцем продолжал решительно настаивать на невозможности такого брака, на самом деле действительно не знал, как же все – таки поступить в данном случае. Твердое, ничем непоколебимое намерение принца на этот раз стоять до конца было настолько очевидным, что вводило Гаренду в замешательство.
Все свободное время государь тратил теперь на обдумывание своих возможных действий. Он перебирал и отбрасывал варианты один за другим, но все же не мог допустить мысли об уступке сыну. Касинде все чаще приходилось лечить его от головной боли…
И неизвестно, сколько продлилась бы эта тупиковая ситуация, если бы она не разрешилась сама собой. Но разрешилась, увы, самым неожиданным и страшным образом.
По государственным делам принц должен был на две недели улететь с дипломатическим визитом на планету Ном. Семья Элин решила на это время съездить на юг, к морю. Попрощавшись с девушкой, принц улетел, а через три дня до короля и прочих обитателей дворца дошла страшная весть: автофор семьи Элин по дороге к морю разбился, попав в автокатастрофу. Погибли все – родители, старший брат и сама невеста Атонского принца…
Касинда не мог сдержать слез отчаянной жалости к несчастной девушке и ее семье; но мысль о возвращении принца приводила его в ужас. И действительно, день прилета принца на родину он долго еще вспоминал с содроганием…
Доктор понимал, что ему необходимо быть рядом с принцем на случай шока от услышанных известий, поэтому вошел в комнату Рилонды следом за начальником Королевской Службы Безопасности господином Жигондой. Господин Жигонда сухо, бесстрастно и по-деловому сообщил принцу трагическую новость, откланялся и вышел.
Принц пошатнулся и медленно опустился на стул. Лицо его, мгновенно покрывшееся мертвенной белизной, застыло, руки задрожали, из горла вырвался прерывистый хрип, словно при удушьи, остекленевшие глаза налились слезами. Касинда не на шутку испугался и кинулся было к нему, но принц вдруг резко повернул голову, и, уставившись на доктора помертвевшим, невидящим взглядом, произнес сдавленным шепотом:
– Это он.
– Что? – машинально переспросил Касинда, но принц не видел и не слышал его. Медленно поднимаясь со стула, он с трудом, отрывисто, будто думая вслух, выдавливал:
– Элин… погибла. Это он. Конечно, это он все подстроил. Я убью его! – вдруг надорванно крикнул Рилонда и опрометью выбежал из комнаты.
Касинда помчался за ним, на бегу пытаясь уговорить не совершать непоправимое, но принц ничего не слышал. Задыхаясь, размазывая руками слезы, влетел он в кабинет отца и набросился на него с кулаками.
– Это Вы… Вы… Вы! – словно безумный, кричал он.
Король со спокойным, даже чуть брезгливым выражением лица одним уверенным, четким движением с силой отшвырнул принца от себя. Рилонда упал, ударился головой, скорчился на полу и разразился ужасными рыданиями.
– Вы никогда никого не любили!.. Ни мою мать, ни меня… – рыдал он. – Вы убили Элин! Я всегда знал, что Вы жестоки, но оказывается, Вы – настоящее чудовище…
Смуглое лицо короля стало черным от едва сдерживаемой ярости. Подойдя поближе, он склонился над принцем и отчеканил ледяным голосом:
– Абсурдно и крайне нелепо, что гибель прислуги до такой степени потрясла Атонского принца. Стыдитесь, Ваше поведение недостойно царственной особы. Завтра состоится очередное заседание Государственного совета. Извольте привести себя в порядок и явиться туда в надлежащем виде.
С этими словами Гаренда вышел, а Касинда, чувствовавший, что еще немного, и инфаркт случится с ним самим, подбежал к принцу, опустился на колени и, обняв, прижал его голову к своей груди.
– Больно, Касинда… Как же больно… – сквозь всхлипывания простонал принц. – Не хочу жить…
Касинда и сам осознавал масштаб опасности – в таком состоянии наследник Атонского престола и впрямь мог что-нибудь с собой сделать. Но что он, чужой старик, должен был ответить этому совершенно разбитому мальчишке с истерзанным, искалеченным сердцем? Что его жизнь нужна Атону, всей Вселенной? Невероятная глупость! Все, что он мог – это лишь покрепче обнять несчастного будущего короля и плакать вместе с ним…
…Вызванные доктором слуги унесли принца в его комнату и уложили в постель. Касинда сделал уколы успокоительного и слабого снотворного, и Рилонда впал в неспокойное, горячечное забытье. Доктор всю ночь не смыкал глаз, но под утро задремал от усталости. Проснулся он через час, внезапно, словно от толчка. Принц, одетый в парадный костюм и королевский плащ с золотыми звездами, аккуратно причесанный, стоял к доктору спиной, у окна, огромного, от пола до потолка – все окна во дворце Атонских правителей были такими – и смотрел в сад.
– Ваша звездность… – робко позвал Касинда.
Принц обернулся. Лицо его по-прежнему было бледным и будто застывшим, но глаза горели странным, нездоровым возбуждением.
– Куда Вы собрались идти, Ваша звездность? – озабоченно воскликнул доктор. – В Вашем состоянии это невозможно! Вы должны соблюдать покой…
Принц зловеще усмехнулся.
– Я иду на Государственный совет, Касинда, – голос его был спокоен, но спокоен так неестественно, что доктору стало не по себе. – Он хочет видеть меня на Государственном совете – он меня увидит. Он хочет, чтобы я избавился от излишней эмоциональности – я от нее избавлюсь. Он получит идеального принца. С этой минуты я – абсолютно идеальный принц.
– Нет, – Касинда умоляюще покачал головой. – Не делайте этого с собой. Это невозможно, Вы не выдержите…
– Выдержу, – и неторопливой, уверенной походкой принц вышел.
Касинда, вздыхая, тоже побрел в направлении Главного Зала – он знал, что подобное нервное возбуждение не может продлиться долго, и оказался прав – буквально через пятнадцать минут, на последних аккордах Атонского гимна, предварявшего заседания Совета, слуги вынесли принца на руках – прямо под величественную музыку он упал в глубокий обморок…
Больше принц уже не вставал. Потянулись долгие унылые дни – Рилонда заболел всерьез. Дворец будто вымер, притих тревожно и глухо; придворные скользили по коридорам бесшумно, не смея поднять глаз. Король, казалось, не спал вовсе; он похудел, на смуглом лице резко и отчетливо проступило множество морщин, которых раньше не было, а черные глаза глубоко ввалились и смотрели из-под нависших бровей угрюмо и жутко.
К сыну монарх приходил, только когда тот спал; садился возле кровати и молча смотрел – то на принца, то в окно, смотрел напряженным, измученным взглядом, направленным скорее внутрь, в свои собственные переживания и раздумья.
– Поговорите с ним, Ваша звездность, – осмелившись однажды, предложил Касинда. – Объяснитесь…
– Нет, – категорически отрезал король. – Столь жестокое оскорбление я не намерен прощать без извинений даже собственному сыну. Как он посмел счесть меня убийцей?!