- Ваша? Природная жестокость, наверное. И многовековая вседозволенность.
- Несомненно. Один вопрос, если можно: а каким языком мне тебе объяснять недопустимость твоего поведения? Я что, плохо с тобой обращался? Мучил тебя, бил, насиловал? Оскорблял, быть может? За что мне такой подарок? Ты подвела меня с работой, ты опозорила меня перед гостем… Он, кстати, очень веселился, просил благодарность тебе вынести от его имени: его давно так никто не развлекал.
- Я рада.
- Я вижу. Ответь на мой вопрос, пожалуйста.
Молчу. А уборщица халтурит - пылинки есть. И как же ей не совестно, светлейшего ж вампира кабинет.
- Лариса!
- А ты бей. У тебя хорошо получается. Я буду плакать, умолять остановиться, со всем соглашусь. Заодно и расскажу. Вот все, что хочешь услышать, то и расскажу, и даже теми словами, какие потребуешь. Главное бей, не останавливайся.
- Лариса, перестань, я не собираюсь тебя бить. Я поговорить с тобой хочу.
- Хоти.
- Лариса!
- Бей.
Он опускается на пол, приподнимает меня, прижимает к своей груди. Там слишком тепло, я помню. Ухожу на дно, ныряю в омут, за заколкой. Вода холодна, бурлит, крутит, и дно неспокойно - муть, взвесь. И солнце не пробивает, не разглядеть, а руки совсем замерзли, и не могут ничего нащупать.
- Лариса, поговори со мной, пожалуйста, - он обнимает меня, кажется, гладит. Глупый. Я же на дне. Вокруг вода. Холодная.
Он смотрит мне в лицо. Ждет. Хоть какой–то реакции. Я не закрываю глаз, не отворачиваюсь. Я просто смотрю на него сквозь толщу вод. Истоки Верьи - в ледниках Западных гор, она не прогревается даже летом. Он наклоняется и целует. Сначала очень легко, едва касаясь, затем раздвигает языком губы, зубы… Я не сопротивляюсь, просто не отвечаю. Мне в рот льется ледяная вода, но я не захлебываюсь, я давно уже не дышу. Я на дне. Здесь везде вода.
Он отстраняется, ничего не добившись. Думал, я буду желать его тела вечность? Я на дне ледяной реки. Здесь не бывает желаний.
- Лариса, перестань, вернись ко мне, - пытается достучаться вампир. - У тебя уже даже губы холодные. Возвращайся, так можно здорово заиграться.
- Нет.
- Почему ты сбежала, Лара? Тебя Лоу чем–то обидел?
- Ты.
- Я? Я защищал тебя, берег, пальцем тебя не тронул.
- Тронул.
- Я предупреждал, что надо слушаться. И это было после того, как ты сбежала с работы в пьяный загул. А я спрашиваю о том, что случилось до.
- До уже не важно. Либо я человек, либо вещь. Людям не причиняют боль. Вещи не чувствуют. Ты выбрал вещь. Возьми.
- Давай ты сядешь. Не надо лежать на полу.
- Нет.
Он сажает меня в кресло. Еще и придерживает, чтоб не соскользнула обратно.
- Теперь бей.
- Лара, прекрати делать из меня монстра.
- Хочешь, чтоб я здесь сидела - бей. Можешь руку опять вывернуть. Тоже больно.
- Перестань.
- Бей.
Он отходит. Садится в свое кресло. Я сползаю на пол, вновь прижимаясь щекой к паркету.
Он молчит. Ждет. Над нами плывет тишина. Зато слышен шум голосов в коридоре, множество шагов. И кто–то дергает ручку двери в приемной. Напрасно. Все личные разговоры здесь проходят только за закрытыми дверьми. Вампиры не выносят сор на люди. Впрочем, тот, кто дергает ручку, едва ли понимает, что вампирам есть, что скрывать.
Вампир молчит и ждет. Надеется, я одумаюсь? Зря. Меня качают холодные воды, и мне уже не нужно прилагать усилий, чтоб удержать перед глазами картинку. Я уже река, я теку. Долгий путь, от истока к устью, и другой рекой, и еще одной. А в конце меня ждет Бездна, все реки впадают в Бездну. Я тоже река, и когда дотеку, буду падать долго, долго, долго…
- Что мне делать, Ларис? Как с человеком я говорить с тобой не могу - мне не пробиться в твой мозг. Я пытаюсь говорить с тобой, как с вампиром - но ты не хочешь меня слышать. Мои слова для тебя вообще ничего не значат. Я прошу помочь мне - ты уходишь. Прошу объяснить - ты закрываешься в кокон, не оставляя мне даже эмоций. Как я могу тебя понять? Как мне до тебя достучаться?
- Бей.
Это не кокон, это вода. Сам же научил: чтобы поверили - надо чувствовать. А я чувствую только воду, только воду…
- Хорошо, я обещаю тебе, я даю тебе слово: я больше никогда не причиню тебе боль. Не притронусь к тебе и пальцем. Теперь мы можем поговорить?
- Ремень, кнут, плетка, монтировка…
- Я дал тебе слово, Лара. Моего слова достаточно любому вампиру. Любому человеку. И только ты опять не желаешь меня слышать.
- Я не поеду к тебе домой.
- И это причина? Ты пойдешь в грязную ночлежку с субъектами, чьих лиц не видишь, а имен не знаешь, а мой дом тебе претит?
- Я не поеду к тебе домой. Куда и с кем я решу пойти - не твое дело.
- Ты ищешь самостоятельности не там, где нужно. Лучше б жила у меня, училась вести хозяйство. Сколько можно за маму прятаться?
- Я к тебе не поеду.
- Допустим.
- Дай слово, что не заставишь и не увезешь силой.
- Сядь в кресло, как это принято у разумных существ, и я скажу тебе, в чем я готов дать тебе слово.
Сажусь. Он какое–то время смотрит на меня, потом начинает:
- Ты возвращаешься в университет. Я скажу в деканате, что ты болела. Ты возвращаешься на работу…
- Я не буду…
- Будешь. Работать. И если что–то в этой работе тебя станет не устраивать, ты будешь говорить об этом мне, а не бежать встревать в очередные неприятности. А я даю тебе слово, что ты не будешь жить в моем доме. Мы договорились?
- Я не хочу у тебя работать.
- Это не обсуждается. Ты остаешься.
- Я не буду.
- Не будешь что? Работать? Так детство кончилось. Твоей семье нужны деньги. Тебе - приучаться к дисциплине и ответственности за свои поступки. И при этом иметь возможность продолжать учебу.
- И чем я должна платить? За твои деньги и мои возможности? Кровью и плотью? Я не буду.
- Работой секретаря. Я не могу все делать сам. Мне нужен помощник. У тебя неплохо получалось. И, кажется, я не просил твоей крови.
- Мне подождать, когда возьмешь без спросу? Или когда ты выменяешь меня своему дружку на календарик? Или просто затащишь в кабинет и бросишь под своих гостей?
Он вздыхает. Тяжело, устало.
- Ларис, вот за что ты считаешь меня сволочью? Мне казалось, мы все давно обсудили. Я не привык повторять дважды, моего слова обычно хватает. Мне над столом тебе плакат повесить? Так есть подозрение, что ты и читаешь не лучше, чем слышишь… Я не вымениваю своих людей. Как и своих вампиров. Ни на календарик, ни на что другое. И тот же Лоурэл знает это лучше, чем кто бы то ни было.
- Что, часто предлагает поменяться?
- Да не нужна ты ему, кончай мечтать о прекрасном. Ты самолюбие ему здорово задела при вашей первой встрече. Вот он отыгрался. А ты повелась. Один–один, он доволен.
- А ты?
- А я разочарован. Я надеялся, ты умнее.
- Вот и возьми себе…кого поумнее. А я не буду.
- Умнеть?
- Работать у тебя.
- Не выйдет. Либо ты у меня работаешь, либо живешь в моем доме. Хочешь валяться на полу - валяйся. У меня в доме полов много. Решать тебе и решать сейчас.
- Ты не станешь ко мне приставать. Сажать на колени. Вообще трогать.
- Зачем, Лара? Я ж тебе нравлюсь. Тебе со мной хорошо.
- Либо ты уважаешь мое решение, либо забирай и делай что хочешь. Хоть домой, хоть за Бездну. Если я - вещь, я жить не буду. Если у меня нет права на мои желания - у меня вообще не будет желаний.
- Лара, я же помочь тебе хочу.
Закрываю глаза. Река плещется близко. У самых ног. Стоит позвать - и она придет.
- Хорошо. Умолять не стану. Ты работаешь у меня. И все. Больше между нами ничего не будет. Никаких личных отношений. Ничего. Только работа.
- Ты даешь мне слово?
- Да. Но и ты даешь мне слово. Все возникающие проблемы ты решаешь путем обсуждения их со мной, а не ухода в несознанку. Ты даешь мне слово, Лариса?
- Да.
- Смотри, ты откажешься, и я могу передумать. На сегодня - свободна. Завтра в девять - жду. И вот еще, - он достал из кармана и бросил мне на колени связку ключей. - Передай матери, скажи спасибо.
Знакомая такая связка с маленьким камушком на брелоке. Мама говорила, что за камень, да я позабыла. Я в камнях не очень.
Домой ехала жутко усталая, но довольная. Я все–таки добилась. Хоть какого–то личного пространства. И мне не надо бросать все и уезжать на край света. Я смогу продолжить учебу. И остаться собой. Я не хочу становиться Ингой. Девочкой его сбывшихся желаний. Как она тогда сказала - "когда в тебе тебя не остается". Сказала, кажется, про другое, ну да не важно. Ведь это же именно то, что он делает. Да, не насилует. Приучает, превращает, перемалывает. Да, сейчас он очень натурально хлопает глазками, и утверждает, что ничего и не было. Не подразумевалось вообще, и как я подумать–то могла. А вот что было на самом деле? И что было бы, если бы я тогда осталась?
Что у нас с Сериэнтой было? Сказал, поясницу лечить, а сам? Усыпили, и давай планы строить, как меня переделать. Ладно, она отказалась. А если нет? Меня вообще кто спросил, а хочу ли я? А разрешаю ли столь глобальное вмешательство? О возможных негативных последствиях, может, проинформировал? Как у нашего дорогого доктора с врачебной этикой вообще?
Дальше. Сиреневый Зал. Что сказано? Посмотрю, как ты реагируешь. Что в итоге? "Я пытался тебя пробить, либо до человека, либо до вампира". Это "посмотрю"? Или это очередная попытка меня изменить, без моего ведома и согласия?
Верила ли я ему теперь? Что он дал слово и не нарушит? Не знаю, жизнь покажет. Но мне хотя бы удалось заставить его себя услышать. Заставить его поверить, что я действительно настолько близко к краю. Что он настолько меня сломал. Передавил. Переусердствовал. Тяжело обмануть вампира, но когда вампиры в учителях… А я способная. Вампиры чувствуют эмоции. Поэтому любое притворство у них идет от внутреннего переживания. Я помню рассказы о том, как он учил Ингу танцевать. Он и меня учил - улыбаться посетителям всем сердцем, излучать дружелюбие. И как настроиться на подобные эмоции. На негативные эмоции оказалось даже проще настроиться. Вернее - на отсутствие эмоций. Главное - картинки подобрать правильно. И не сбиваться на реальность, удерживать. Но я тренировалась. Он так благородно дал мне время потренироваться. Остыть и успокоиться, я полагаю. И начать сожалеть о содеянном.
Он же у нас благородный. Ну, сам себя таковым считает. Да и, наверное…был бы он человеком - он был бы хорошим человеком. Правильным. Всем пытался бы помочь, спасти. Научить, как жить, чтоб быть достойным членом общества. И ответственный ведь, и заботливый. Одна беда - вампир. И потому тех, кто не хочет жить по его правилам, он убивает. И не важно: сгорел, или просто - напился и с ножом по парку бродишь. Он же парней тех убил - не потому, что на меня с ножом, или на него. А просто потому, что в его пряничном домике не могут жить испорченные человечки. Ну, или вот еще - кушать очень хочется. А вокруг еда бродит. И как можно согласиться, что у еды есть собственное мнение, если ты и старше, и сильнее, и вообще - Великий и Древний.
Я рисковала, да. Ведь я могла и ошибиться. И желание добиться своего любой ценой могло возобладать над желанием помочь и спасти. Я поставила на то, что он не зло. Да, вампир, жестокий, властный, но не зло. И где–то там, в его душе, все еще есть свет. Потому, что если бы он не повелся, если бы и впрямь стал избивать или что–то в этом роде, тогда ведь и в самом деле - только умирать. Потому, что все равно - сломает и убьет.
Пока я победила. И тем, что заставила меня услышать. И тем, что заставила его поверить. И тем, что не ошиблась в нем. Не знаю, что будет дальше. Но какой–то шанс выжить рядом с ним появился. Оставаясь собой, а не превращаясь в "девочку его желаний".
Меня здорово шатало. Не только от усталости, еще и от голода. Кто ж его знал, когда он появится. А сытому человеку труднее демонстрировать слабость и отсутствие эмоций. Тем более с таким дурацким характером, что у меня. Когда сначала говоришь в запале, и только после - думаешь, что не стоило бы.
Теперь - есть и спать. На лекции сегодня все равно идти сил нет, голова уже болит, дальше - лучше не будет. Ну а маме - маме спасибо. Сохранила семейную собственность. Не дала б она ему ключи - так он бы дверь вышиб. Или окно. Чини потом.
***
Дальше потянулись недели, и сначала мне даже показалось - жизнь налаживается. Анхен общался со мной исключительно официально, и только на темы работы. Он не только не притрагивался ко мне и пальцем, он даже перестал интересоваться, как у меня дела. Надо сделать это, это и это. На сегодня все, можешь быть свободна. Если хочешь, можешь остаться на рабочем месте до начала лекций, ты мне не мешаешь.
Иногда оставалась, иногда уходила. Да он и сам редко бывал на работе больше трех дней в неделю. Да и в те появлялся лишь на пару часов. У него были дела. У него везде были дела. Вот только до меня ему дела не было.
Как я и хотела. Ведь именно так я и хотела. Почему же тогда так тоскливо–то на душе? Но я брала себя в руки, и убеждала, что все сделала правильно. Да, его руки…и губы… но дальше–то что? Жили они долго и счастливо и умерли в один день? Боюсь, не выйдет. Ну ладно, не умерли, допустим. Инга ж не умерла. Или вот папочка мой. И даже допустим, что он возлюбит меня так сильно, что не отдаст никому из друзей. Прослывет жадным и не поделится. Но сам–то он… Так и слышу его удивленное: "Ты что, Лар, хочешь, чтоб я с голоду умер? Или в одиночку собралась вампира прокормить?" Но это ладно, это люди, а есть еще и вампирши. Даже если он мимоходом их всех в губы целует, вряд ли они особо теряются, когда и интерес взаимный и время свободное. А еще ему жениться надо и наследника заводить. Я‑то при всем при этом где? На правах домашней кошки?
Не–не–не, вампиры на вампиршах, девочки на мальчиках. Нет у меня с ним будущего, так что и душу травить. Рисковать жизнью и собственной психикой, а потом сидеть, как Инга, и не знать, как с людьми–то вообще принято. Правильно все. Тоскливо только.
Мне б еще мальчика хорошего встретить, да влюбиться без памяти, но как–то оно не выходило. Не встречались по заказу мальчики. Может, искала не слишком сильно, а может, с Анхеном всех подсознательно сравнивала, а куда человеку против вампира. Даже если этот вампир вам руку ломает, не задумываясь и в лице не меняясь. Потому как - что, собственно, нового? Уж если я его за ту зиму простить сумела…вернее, вроде и не прощала, но как–то жизнь так повернулась… А он - вот такой и вряд ли изменится… Нет, ну его, лучше о мальчиках.
Тёмку не так давно видела. Он, правда, сделал вид, что меня не заметил. А может, и впрямь, не заметил. Сожаления не почувствовала, наоборот, подумала "и что я в нем год назад нашла"? С Петькой пересекались пару раз, пообщаться было здорово, на большее - по–прежнему не тянуло. А из новых лиц - ну приняли меня в компанию, где было два парня - Коля с Вадиком, но они, вроде как, приятели, на большее не претендуют, да и я тоже.
Вот на курсе у нас прознали, где я работаю, и в первый момент это было не особо. Интерес опять поднялся излишний. Пришлось вспоминать уроки дяденьки–вампира, и посылать всех, вместе с их интересом, любезно, но непреклонно.
Все–то послались, а вот самые близкие, из общей компании, сочли, что уж они–то вправе чуть–чуть на большее.
- Ну расскажи, Лар, - заговорщицки толкала локтем в бок Томка, - как ты вообще с ним познакомилась? Почему он тебя на эту работу выбрал?
- Ну, как познакомились? - пожимаю плечами. - Из деканата подошли, сказали: куратор хочет видеть. Пришла к нему. Говорит, здравствуйте, давайте знакомиться.
- И?
- И он сделал мне предложение, от которого невозможно было отказаться. И теперь я у него работаю.
- Нет, ну ты расскажи, ну почему он выбрал именно тебя? Ведь наверняка ж было что–то…
Наверняка. Вот только тебе мой опыт не пригодится.
- Вампиры редко отчитываются перед людьми в своих действиях или вызвавших их причинах. Но одно могу сказать точно: выбирает он. И он жутко не любит тех, кто пытается ему навязаться. Тут одна знакомая моя не так давно попыталась… Поверь мне, он умеет отчитывать так, что бывает потом жутко стыдно. Лучше не надо, Том, правда.
- Да я и не думала, - судя по тому, как покраснела - думала. - Мне просто интересно, как это бывает. Из всех моих знакомых только ты с вампиром общаешься.
- Мы с ним общаемся только на темы работы, Тамар, ничего экстраординарного.
И ведь правда. Вот уже месяц прошел, как чистая правда. А ведь когда–то я думала, что, работая у него, я стану к нему ближе. А выходило - дальше. Никогда прежде я не чувствовала себя настолько чужой для него, не нужной и не интересной. А ведь сама хотела. Вот именно этого сама ж и хотела. Получила.
- Лара, - манит меня Ленка, - а ты не могла бы куратору…ну…письмо передать?
- А о чем письмо? Может, я тебе сразу ответ скажу, так чего и бумагу туда - сюда носить.
- О чем письмо - тебя не касается, просто передай - и все.
- Не хочу тебя разочаровывать, но "просто передай - и все" является неисполнением моих служебных обязанностей, - пожимаю я плечами. - Я их все равно все читаю, Лен. Вернее, просматриваю. И делю на три кучки: то, что передаю куратору, то, на что отвечаю сама и то, что отправляется сразу в мусор. Боюсь, твое - из последней стопки, Лен. Лучше выкини его сама.
Ленка злится:
- Ты не должна читать подобные вещи, это личное!
- Что я должна и чего нет - в моих должностных обязанностях прописано. А что ты злишься–то? Уже писала, что ль?
- Ну, ежели ты их всех читаешь - так должна быть в курсе! - Ленка пробует принять независимый вид.
- Я не читаю, Лен. Если я все его письма читать буду - у меня на учебу времени не хватит. Я вскрываю и просматриваю. Если вензеля–сердечки и "хочу–не могу" - это идет в помойку, я не смотрю, кто отправитель, мне не интересно. Это просто работа, будни, - и ссориться с ней не хочется, и не объяснить никак. Вампир ей нужен. А у меня вот есть, а я не делюсь.
- Лариса, ну пожалуйста, ну вот я ж тебя и прошу, - Ленка уже умоляет. Ей надо. Очень надо. - Я ж догадывалась, что он не отвечает, потому как письма мои до него не доходят. А ты передай, а? Ну, перепутай, положи не в ту стопочку. Ну я очень тебя прошу! Я за это все для тебя сделаю!
- Что все, Лен? У другого вампира мне работу найдешь? Я только–только к этому привыкла. Если я не отличаю любовные послания от деловой корреспонденции - значит, я не гожусь на эту должность, меня уволят. Прости, но я тебе даже врать не буду, что выполню твою просьбу.
Ленка обиделась. Ленка ревновала. Ленка со мной дней пять не разговаривала. Но потом как–то прошло. Не то успокоилась, ввиду недоступности объекта, не то стала другие пути искать. А с письмами ко мне потом еще несколько человек подходили. Причем не только с нашего курса. И вновь приходилось рассказывать о неприступном вампире и строгом начальнике. Хотя, подозреваю, если б я и подсунула ему какое любовное послание, он просто выкинул бы его в собственную корзину для бумаг и не сказал мне ни слова. Он вообще со мной предпочитал без необходимости не разговаривать.