Когда они пришли в библиотеку, он жестом показал ей на стул, на котором она уже однажды сидела. Он разлил горячий сидр в две кружки, и вручил одну из них ей прежде, чем сам сел с другой стороны от камина.
Она никогда прежде не пила сидр. Он был горячий, с корицей и другими острыми специями. Напиток был восхитителен. Она сконцентрировала все свое внимание на разглядывании сидра. Она не могла найти тему для разговора. В этот момент она пожалела о том, что не придумала какое-то оправдание и не легла спать.
- Вы собирались провести все Рождество в школе? - спросил он.
- Да, - неохотно ответила она.
- А где живет Ваша семья? - продолжал спрашивать он. - Слишком далеко, чтобы поехать к ним?
Она никогда не рассказывала о себе. Не о чем было говорить. Она не представляла, что может вызвать к себе интерес другого человека.
- У меня нет семьи, - сказала она.
Она не особо жалела себя. Но слова прозвучали довольно горестно. Она снова принялась изучать свой напиток.
- О, - произнес он. - Простите меня. Они давно умерли?
- Наверное, - сказала она после паузы, во время которой ей захотелось придумать мифическую теплую и любящую семью, но она заставила себя отказалась от этой мысли. - Я результат такого же союза, как Ваш с матерью Вероники. Я не знаю, кем была моя мать. Должно быть, она умерла, когда я была еще очень маленькой. Или, возможно, ей не нужно было такое бремя, как я. Своего отца я тоже не знаю. Он поместил меня в приют, пока я не выросла, чтобы пойти в школу мисс Филлипотс. Он платил за меня, пока мне не исполнилось семнадцать лет. С тех пор я предоставлена сама себе.
Он ничего не говорил в течение долгого времени. Она смотрела на напиток, но не подносила ко рту. Она знала, что ее рука будет дрожать, если она попытается это сделать.
- Вы никогда не знали семьи, - очень спокойно констатировал он наконец.
- Нет, - подтвердила она. Но не желала, чтобы он подумал, что она пытается вызвать к себе жалость, поэтому продолжила. - Приют был хороший. Школа - дорогой. Отец достаточно хорошо позаботился о том, чтобы удовлетворить мои материальные потребности и дать хорошее образование, которое поможет мне пробиться в этом мире.
- Но Вы остались в школе, - отметил он. - Почему?
Как она могла объяснить, что какой бы холодной и унылой не была школа, это был единственный дом, который она знала, единственное надежное пристанище в ее понимании? Как она могла объяснить, что мысль быть выброшенной в свободное плавание в чужой мир, даже без иллюзии дома и семьи, безмерно пугала ее?
- Я думаю, что привыкла, - сказала она.
- В абсолютно женском окружении, - снова констатировал он. - Вы никогда не хотели выйти замуж и иметь собственную семью, мисс Граггс?
О, это был жестокий вопрос. Как она могла найти себе мужа? Даже, если она уйдет от мисс Филлипотс, на что ей можно надеяться, кроме, как только на другое место преподавателя или гувернантки? Для такой, как она, не было надежды на супружество. А собственная семья? Как она могла мечтать о семье, если нет никаких шансов иметь мужа?
Она раздраженно подумала, что ей не приходит в голову достойный ответ. В попытке скрыть свою уязвимость, она поднесла кружку к губам, забыв о дрожащей руке. Поэтому, не донеся пунш, была вынуждена опустить руку, так и не сделав ни глоточка. Она подумала о том, заметил ли он это.
- Откуда Вы знаете, что Вероника скрывается внутри себя? - спросил он, меняя тему разговора. - Я начинаю думать, что Вы правы, но откуда Вы это знаете?
- Она слишком тиха, слишком спокойна, слишком послушна для ребенка, - ответила она.
- Вы знаете это из собственного опыта? - продолжал допытываться он.
- Я… - она судорожно сглотнула. - Это, что, допрос, милорд? Я не привыкла говорить о себе.
- Почему нет? - не отставал он. - Никто не спрашивал Вас? Мисс Филлипотс полагает, что делает Вам одолжение, предоставляя место в школе? А учителя и ученицы берут с нее пример? Она называет Вас просто Граггс, как и до недавнего времени, Дебора? Никто не зовет Вас Джейн?
Она почувствовала себя так, как будто ей нанесли удар в самое сердце. Боль резко пронзила ее.
- Учителей обычно не называют по именам, - только и смогла сказать она.
- Но у учителей должны быть еще интересы, кроме их работы, - заметил он. - Не правда ли, Джейн? Как долго Вы прячетесь?
- Простите, - она поставила свой почти не тронутый напиток на маленький столик, рядом с собой, и встала. - Уже поздно, милорд. Думаю, сейчас самое время пожелать Вам доброй ночи.
- Я слишком дерзкий, Джейн? - он тоже встал и взял ее за руки. - Нет. Вы не должны отвечать. Я был непростительно дерзок и вел себя неоправданно настойчиво, а ведь Вы - гостья в моем доме и были очень добры к Деборе и моей дочери, и, впервые за многие годы, принесли в этот дом дух Рождества. Вы сможете простить меня?
- Конечно, - сказала она, пытаясь освободить руки. Она снова почувствовала себя так, как будто вот-вот задохнется. Его близость и его мужское начало угнетали ее. - Ничего страшного, милорд.
- Ну уж нет, - сказал он. - Это из-за того, что Вы безумно заинтриговали меня за эти несколько дней, Джейн. В Вас, как будто живут два разных человека. Чаще всего, Вы - дисциплинированная, чопорная и, простите, кажетесь обычной учительницей. Но иногда Вы оживленны, нежны и невероятно красивы. У меня создалось впечатление, что этот, второй человек, прячется глубоко внутри Вас и лишь изредка вырывается наружу. На самом деле, ведь это и есть настоящая Вы, которая скрывается от всего мира? Которую Вы никогда не могли показать другим?
- Прошу Вас, - она попыталась выдернуть руки, но ей это не удалось. Ее голос, с тревогой заметила она, звучал тонко и несчастно. В нем отчетливо слышались подступающие слезы.
- Он был дураком, Ваш отец, - заявил он. - У него были Вы, чтобы любить Вас и заботиться, а он упустил эту возможность.
Она тут же забыла о себе, внимательно глядя ему в лицо, прямо в глаза.
- И вы собираетесь совершить ту же самую ошибку? - спросила она. - У Вас ведь тоже есть дочь, чтобы любить ее.
- Но ситуации совершенно разные, - сказал он. - Я не собираюсь отправлять ее в приют или школу. Я хочу найти ей любящих родителей, которые будут гораздо лучше, чем мог бы стать я.
- Но ей четыре года, - сказала Джейн. - Разве Вы не думаете, что она все будет помнить, хоть и туманно? Она будет помнить, что ее мать загадочно исчезла из ее жизни, и попытается убедить себя, что она умерла. А не просто бросила. Вы должны сказать ей правду. Как ни жестоко это кажется в настоящее время, но она должна знать правду. А так же она будет помнить, что ее отец знатен и богат, что он заботится о ее физических потребностях, но не побеспокоится о том единственном, что действительно имеет значение.
- И что же это? - нахмурившись, спросил он, и она подумала, что, вероятнее всего, он рассердился. Но и она тоже. Она была готова ответить на его вопрос.
- Потребность в любви, - сказала она. - Потребность знать, что ты для кого-то дороже всего остального в этом мире.
- Но она незаконнорожденная, - прошептал он. - Она - дочь, которую родила мне моя содержанка. Вы это понимаете, Джейн? Что Вы знаете о том, что является приемлемым и что совершенно недопустимо в светском обществе?
- Да, - ответила она. - О да, я знаю, милорд. Как Вы понимаете, я такая же незаконнорожденная дочь. Никто и никогда на моей памяти не хотел узнать меня как личность. Не обнимал меня. Не целовал. Никто никогда не любил меня. Мне двадцать три года, я достаточно взрослая, чтобы справится с таким отношением. Но я не хотела бы, чтобы другой ребенок жил такой же жизнью, как я. Только не Вероника. Я надеюсь, что она будет помнить, как Вы целовали ее в щеку, гладили по голове, несли в своем пальто домой из церкви. Я не уверена, что эти воспоминания очень помогут. Но мне очень жаль, что у меня таких воспоминаний нет.
- Джейн, - с болью произнес он. - О, моя бедная Джейн.
И прежде, чем она поняла, что должно произойти и как это предотвратить, он освободил ее руки, а сам обнял ее за плечи и крепко прижал к своему телу. Не успел ее ум справится с потрясением от ощущения тепла другого человеческого тела, как его рот нашел ее губы. Тепло, настойчиво, нежно.
Через мгновение она сдалась невероятной физической притягательности объятий мужчины и ощущениям от своего первого настоящего поцелуя. А затем она уперлась руками в его грудь и оттолкнула от себя.
- Нет, - сказала она. - Нет, милорд, это не бедная Джейн. Это бедная Вероника. У нее есть отец, который мог бы любить ее, в чем лично я убеждена, но который считает, что мнение общества имеет большее значение, чем любовь.
Она не дала ему возможности ответить, хотя он снова попытался ее обнять. Но она вырвалась из его рук и выбежала из библиотеки, помчавшись по лестнице в свою комнату так, словно ее преследовали все демоны ада.
* * *
За ночь снега навалило еще больше. Виконт стоял возле окна в своей комнате, ощущая нетерпеливое желание спуститься вниз, чтобы начать этот день, и, в то же время, желая остаться здесь до тех пор, пока он не сможет благополучно ускользнуть к Оксиденсам. Он хотел идти вниз, потому что вчера вечером сказал ей правду. Она принесла Рождество в его дом, впервые за многие годы, и, как оказалось, он нуждался в празднике. И все же, он боялся встретиться с ней этим утром после его непростительной неосмотрительности пошлой ночью. И еще он боялся увидеть Веронику. Он боялся столкнуться с любовью. Шесть лет назад он решил, что не способен на любовь, которая бы удовлетворила другого человека. С тех пор он ограничивал свои чувства дружбой и страстью.
Она была не права. Он не отдал предпочтение мнению общества перед любовью, а просто полагал, что не сможет любить свою дочь так же сильно, как тщательно выбранные для нее родители. Он хотел, чтобы у Вероники было счастливое детство. Потому что он любил ее. Он обдумал свое чувство и не смог в нем усомниться. Он действительно любил ее. Мысль отдать ее какой-то супружеской паре не была приятной. И это еще мягко сказано.
Он оказался внизу первым. Прежде, чем зайти в комнату для завтраков, он пошел в гостиную, чтобы положить пакеты с подарками, которые он купил два дня назад, возле грубо вырезанной из дерева прекрасно-сентиментальной сцены Рождества: Мария, Иосиф, младенец в яслях, пастух и ягненок. Эти фигурки были установлены тут только вчера вечером. Он впервые увидел их.
Он оглянулся вокруг. И вспомнил о своем раздражении, когда обнаружил, что его обременили племянницей на Рождество, которая угрюмо смотрела на весь белый свет оттого, что ее родители уехали, оставив ее на его попечении. И ужасающее одиночество Вероники, когда она сидела в зале, словно брошенная почтовая посылка, которую ни у кого не хватало времени открыть.
Да, Джейн преобразила его дом и их всех троих, которым посчастливилось оказаться рядом с ней. При самых неблагоприятных обстоятельствах она сумела внести теплоту и радость Рождества. Он задался вопросом: было ли это то, что она стремилась получить. Но он понял, что она сама не была готова к такому повороту событий. Она должна была праздновать Рождество в школе в этом году, впрочем, как и в прошлом, и позапрошлом. Его сердце сжалось. Она вообще когда-нибудь отмечала Рождество в компании? Или всегда одна?
Действительно ли вся любовь ее сердца, вся ее любовь к жизни выразилась в этом Рождестве, которое она проводила с чужими ей людьми? С тремя такими же, как и она, неприкаянными душами? Но она была сильнее их. Он чувствовал, что без нее они остались бы во мраке.
Его мысли были прерваны: Дебора влетела в комнату с пакетами в руках. Она положила свои подарки рядом с его и только после этого повернулась к нему и с улыбкой сказала:
- Счастливого Рождества, дядя Уоррен. Вероника… Граггс… Мисс Граггс одевает и причесывает ее. Они скоро спустятся. Я хочу, чтобы они поскорее были тут. У меня есть подарки для всех. Я купила их в деревенском магазине. И у тебя есть подарки! Один из них для меня?
- Да, - усмехнулся он, зараженный ее оптимизмом. - Счастливого Рождества, Дебора.
А затем в комнату вошли, взявшись за руки, Джейн и Вероника, и сердце дрогнуло у него в груди при виде них. Его две леди. Джейн несла два пакета. А у Вероники глаза были размером с блюдца от предвкушения.
Восхитительный восторг от Рождества в глазах маленького ребенка, уставившегося на сцену вертепа и на подарки рядом с ней… Он поспешил к ней и без малейших колебаний взял на руки.
- Счастливого Рождества, Вероника, - пожелал он и поцеловал в губки. - Кто-то ночью принес младенца Иисуса, его маму и папу. А также подарки. Спорю, некоторые из них для тебя?
Джейн, как он заметил, поспешила через комнату, чтобы положить свои пакеты рядом с остальными.
- Для меня? - спросила Вероника, а ее глаза расширились еще больше.
Он опустился на колени рядом с подарками, чувствуя себя нелепо взволнованным, как будто сам стал маленьким мальчиком. Он наблюдал за тем, как девочка достала изящный, обработанный кружевом, носовой платок, который для нее купила Дебора, и приложила к щеке. А так же, как она примеряла купленную для нее Джейн красную шляпку и муфту. А затем, с бешено бьющимся сердцем, смотрел, как она раскрывает его подарок с фарфоровой куклой.
- О! - воскликнула она после непродолжительного молчания. - Посмотри, что у меня есть, папа. Посмотрите, мисс Джейн! Дебора, смотри!
Виконт Бакли несколько раз сморгнул выступившие на глазах слезы. А когда перевел взгляд на Джейн, то заметил, что ее глаза тоже наполнились слезами.
- Какая она красивая, Вероника, - отозвалась она.
- Прекрасная, - с восторгом подтвердила Дебора.
- Почти такая же красивая, как ты, - подтвердил ее отец. - Как ты ее назовешь?
- Джейн, - без колебаний ответила дочь.
А затем и Дебора открыла свои подарки, с восхищением восклицая при виде флакончика духов, которые ей подарила Джейн; а потом и с благоговейным восторгом, когда увидела украшенные бриллиантами часики, которые ей передали в подарок уехавшие родители; и с огромной благодарностью за вечерние перчатки и веер от дяди, который купил ей их потому, что она уже почти взрослая, а все леди должны их иметь, так он сказал. Она объявила, что воспользуется его подарком уже сегодня вечером.
Виконт Бакли получил в подарок льняной носовой платок от Деборы, и набор серебряных расчесок от сестры и шурина.
А затем он наблюдал за Джейн, когда она разворачивала свои подарки. Сквозь слезы благодарности она улыбнулась Деборе, получив от нее носовой платок. Виконт пристально наблюдал, как она вынимала из упаковки кашемировую шаль от него, и трепетно держала перед собой струящуюся ткань. Она закусила губу и крепко зажмурила глаза на несколько секунд.
- Это самая красивая вещь, которую я когда-либо видела, - сказала она, прежде чем повернулась к нему лицом, искаженным почти мученической гримасой. - Спасибо. Но у меня нет ничего для Вас. Я подумала, что это будет не совсем прилично.
Вероника сползла с его коленей и стала вместе с Деборой рассматривать младенца Иисуса в яслях, крепко сжимая в руках куклу. Дебора объясняла ей, во что завернут малыш.
- Вы дали мне самый бесценный подарок, Джейн, - сказал он так тихо, что только она могла его услышать. - Вы открыли мне глаза на Рождество во всем его величии. Я благодарю Вас.
Она пристально посмотрела ему в глаза.
В этот момент Дебора решила, что пришло время завтракать, и уверяла Веронику, что та сумеет научить свою куклу правильно себя вести за столом, когда они все вместе сядут есть. Его племянница, казалось, преодолела свой шок оттого, что ей приходиться находиться в одной компании с его незаконнорожденной дочерью.
- Ну, что ж, пойдемте завтракать, а потом займемся вручением подарков слугам, - сказал он Джейн, поднимаясь на ноги и протягивая ей руку, чтобы помочь встать. - Они, несомненно, будут счастливы, что в этом году я это сделаю без обычного хмурого выражения на лице.
Он улыбнулся ей, и она улыбнулась ему в ответ неуверенной, дрожащей улыбкой.