Затем, обозлясь на ушедшего Риса и, наконец, на саму себя, схватила кувшин с грязной водой, где мокли кисти, и швырнула прямо в стену с нарисованным чудовищем. Кувшин разлетелся вдребезги, пятна и потеки от разбрызгавшейся воды покрыли картину, но, по странному стечению обстоятельств, дракон остался невредим, он по-прежнему с победным видом возвышался над распростертым внизу волком.
Вне себя от ярости, Изольда бросилась к кувшинчикам с растертыми красками, подняла с пола первую попавшуюся кисть и, обмакнув ее в красную краску, принялась мазать ненавистное изображение. Как она хотела уничтожить злосчастного дракона, стереть его со стены, выкинуть из памяти, выбросить из собственного сердца! Забыть о нем навеки!
Внизу, в главном зале, Рис с каменным выражением на лице сидел в кресле и прислушивался к громким воплям Изольды, доносившимся из спальни. Прислуга в зале тоже слышала эти приглушенные крики, совершенно отчетливо говорившие о страданиях, однако все притворялись, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. Рису хотелось подняться наверх, успокоить Изольду, но он не решался, понимая, кто настоящий виновник ее нервного срыва.
- Почему она плачет?
Рис вздрогнул, услышав скрипучий голос Тилло. Он вскинул на подошедшего менестреля глаза и по его хмурому, даже суровому виду сразу понял, что его ждет неприятный разговор.
- Что ты ей сказал?
- Ничего!
Резким взмахом руки Рис отмел все подозрения, хотя в душе ясно понимал, как он сильно обидел, оскорбил Изольду. Чувство вины проснулось в его душе и пронзило его острой болью.
- Просто дал понять, что она обычная женщина, каких много за стенами замка, так что нечего задаваться. Да, такое осознавать неприятно, но что поделаешь? - Рис развел руками. Он лукаво взглянул на Тилло: - А что ты подумал обо мне? Что я какой-то зверь? Жестокое, бессердечное животное? Нет! Я никогда не позволю, чтобы гнев взял верх над рассудком. Это было бы глупо с моей стороны.
Выражение лица Тилло не смягчилось.
- Тебе следовало бы немного полечиться от гордости. Купание в холодной воде или несколько часов на коленях в молитве - очень неплохие целебные средства.
Сверху раздался очередной крик и шум разбиваемой глиняной посуды.
- Возможно, в этом есть доля истины, - отозвался Рис. - А как ты думаешь, что можно придумать для того, чтобы поднять ее настроение?
- Как будто ты не знаешь? - фыркнул Тилло, когда сверху раздался грохот опрокидываемых или разбиваемых вещей. - Кажется, она разрушит весь замок, который за двадцать лет с такой любовью отстраивал ее отец. Но почему ты не отпустил ее вместе с остальными? Зачем она нужна тебе? Роузклифф и так принадлежит тебе. Скоро сюда заявятся братья Фицхью, и то, что Изольда у тебя в плену, лишь усилит их ярость.
Слова Тилло не были лишены смысла, более того, они были полны благоразумия, но Рис прислушивался не столько к нему, сколько к внутреннему голосу, никак не хотевшему отпускать Изольду.
- Она - моя пленница. С какой стати я должен так просто освободить ее?
- А мне кажется, тут скрывается другая причина.
Рис огрызнулся:
- Я никому не обязан давать объяснения. Раз я держу ее в замке, значит, у меня есть на то веские основания.
- Вполне вероятно, что я уйду отсюда, - вздохнул Тилло. - Мне хочется провести остаток жизни в спокойном мирном месте, а Роузклифф, похоже, таким никогда не будет.
Терпение Риса лопнуло, и он взорвался от негодования:
- Если тебе здесь не нравится, убирайся. Я никого не держу.
Тилло взглянул на рассердившегося Риса и тихо обронил:
- Позволь ей уйти вместе со мной.
- Ни за что! - возразил Рис, причем настолько запальчиво, что сам удивился своей горячности.
Тилло ничего не ответил, лишь мрачно запахнулся в плащ, поглубже надвинул капюшон так, что из-под него только торчал кончик его носа.
- Ладно, ступай отдыхать. Нам незачем ссориться. Какой в этом прок? Не волнуйся. Скоро сюда примчатся братья Фицхью, но я их одолею, и потом ты можешь здесь жить в мире и покое.
Морщинистое лицо Тилло выражало заботу, печаль и сомнение.
- Пожалуй, уже слишком поздно. Слишком поздно, - пробормотал он себе под нос и тяжелой старческой походкой направился к выходу. Скрипнула отворяемая дверь, холодный ветерок с улицы пронеся по каменным плитам, но тут двери закрылись и старик исчез. Озноб то ли от ворвавшегося ветра, то ли от странных слов Тилло тонким ручейком пробежал по спине Риса. "Ничего, справимся", - утешил себя Рис. Он и раньше выходил победителем из куда более сложных передряг, выйдет и на сей раз.
- Разведи огонь, - внезапно бросил он проходившему мимо слуге.
Тот с испуганно-растерянным видом взглянул на господина.
- Здесь, в большом зале, а затем наверху, в моей спальне, - прибавил Рис. И, подумав, добавил: - Ты разведешь огонь только здесь, в зале, а я там, наверху.
Кивком Рис указал на лестницу, ведущую наверх.
Глава 18
Рис ожидал увидеть в спальне полный разгром. Но, к его удивлению, там царил порядок - за одним исключением: от чудесной картины не осталось ничего, она погибла безвозвратно.
Хотя в комнате горела всего лишь одна свеча, но все равно она давала достаточно света, чтобы разглядеть последствия дикой выходки Изольды. Плоды многодневных трудов исчезли всего за несколько минут.
- Черт возьми! - выругался по-валлийски Рис.
С мрачным видом он провел рукой по волосам.
- Что же она натворила?
Слева от себя он заметил какое-то движение. Изольда вдруг вышла из тени и, надменно скрестив руки на груди, уставилась прямо ему в глаза.
- Ну, что скажешь по этому поводу? - язвительно спросила она. - Лично я нахожу все это забавным, а ты?
- Как это понимать? - рявкнул Рис ей в лицо так, что она отшатнулась.
Если бы не огонь в ее глазах, то неизвестно, что он бы сделал. Но чертики в ее взоре заставили его действовать осмотрительнее. Несмотря на сумасбродную выходку, ему не хотелось наказывать ее. Вопреки всему, как это ни странно, Рису хотелось ее утешить и вместе с тем - убить.
- Зачем ты уничтожила картину? - воскликнул он, потрясая руками.
- Она была мне ненавистна.
- Если бы это было так, то вряд ли бы картина получилась столь выразительной и волнующей.
- И ужасной, ты забыл добавить, - усмехнулась она.
Гнев с новой силой охватил Риса. Не отдавая себе отчета, он схватил ее за руки и заговорил, сдерживая голос.
- Ты должна все исправить. Нарисовать все заново.
Она отрицательно замотала головой.
- Ты сделаешь так, как я сказал. В противном случае пеняй на себя.
Услышав угрозу, Изольда нахмурилась, но не пошла на попятный.
- Ой, как страшно! Можешь поступать так, как тебе заблагорассудится. Но потом не обессудь. Думаешь, что ты навеки обосновался в Роузклиффе? Так вот - ты ошибаешься!
- Черт! Черт! Черт! Мне следовало бы выслать тебя вместе с остальными.
- Так почему же ты так не поступил?
Изольда вскрикнула от боли: слишком сильно Рис стиснул ей руки.
- Потому что я хотел…
Рис отпустил ее, но не договорил. Он не собирался признаваться, что специально задержал ее - сначала как бы в роли заложницы. Но теперь она была ему слишком дорога, и он ни за что не хотел расставаться с ней.
- Ты заново нарисуешь картину, - опять сказал Рис, - или горько пожалеешь об этом.
- И не подумаю. Мне уже все равно.
Строптивый характер Изольды, как всегда, оказался сильнее ее благих намерений. Она даже не представляла всех последствий своей дикой, сумасбродной выходки.
Рис покачал головой; он вынужден был признаться, что недооценивал ее.
- Возблагодари Бога, что я не собираюсь выдрать тебя как следует. Любой другой мужчина на моем месте поступил бы именно так, чтобы вразумить тебя.
- Ноты ведь сам хвалился, что ты не "любой"…
Изольда поежилась, но не столько от страха, сколько от злой решимости идти до конца. Она уничтожила картину, она сумеет искоренить свои чувства к Рису и заодно покончить с ним самим, когда отец прискачет к Роузклиффу.
- Это действительно так, - согласился Рис. - Я круглый болван, идиот, тупица, раз позволяю так вести с собой какой-то девчонке. Ступай наверх, в башенку, - наконец сказал он.
- С превеликим удовольствием, - ответила Изольда, но не ушла, а замерла на пороге.
Повинуясь какому-то странному порыву - все-таки она тоже была неравнодушна к нему, - Изольда едва ли не взмолилась:
- Уходи отсюда, Рис, пока не случилось чего-то очень страшного, пока не пролилась кровь.
Какие бы чувства ни питал Рис к Изольде, но, услышав подобную то ли просьбу, то ли угрозу, он насупился:
- За кого ты так боишься? За отца? Или за его брата?
- Да, я боюсь за них, - откровенно призналась она, - но я также волнуюсь и за тебя, Рис.
Она бросилась наверх, в свою спаленку. Рис едва поверил своим ушам. Неужели он не ослышался? Он стоял и размышлял. Почему она это сказала? Что это означало? Волнующие, но приятные мысли крутились в его сознании. Неужели он ей небезразличен? Она, сама не осознавая, вила из него веревки как хотела: когда она сердилась, он хотел ее укротить, когда печалилась - утешить. Но теперь она недвусмысленно дала понять, что опасается за него. Никто до сих пор не переживал за него, Риса. Мать умерла, когда он был совсем маленьким, а об отце вообще не стоило упоминать. И вот теперь Изольда волновалась за него? Но можно ли верить в ее искренность?
Он потер руками лицо, чтобы привести мысли в порядок. Нет, он не попадется на такую удочку: надо быть последним дураком, чтобы поверить ее словам. Рис отвернулся от испачканной стены, от кровати и подошел кокну. Прислонившись горячим лбом к холодному оконному переплету, он принялся нервно постукивать кулаком по подоконнику.
Больше всего его раздражало ожидание. Он готовился к прибытию Фицхью, своих врагов, и собирался встретить их надлежащим образом.
Ждать, ждать и ждать - больше ему ничего не оставалось. Ждать и готовиться - изучать как сильные, так и слабые стороны замка Роузклифф.
Следующие три дня он только тем и занимался, что готовился к встрече недругов. Ни одно помещение, ни один проход не ускользнули от его внимания. Начиная от подъемного механизма моста и до задних ворот замка, включая каменную лестницу, ведущую на морское побережье, - все-все подвергалось тщательному изучению. Он сновал по всему периметру своего владения и только одно место обходил стороной - спаленку в башне. Вместо того чтобы тиранить Изольду, Рис изводил всех обитателей замка придирками, указаниями и распоряжениями.
Он замучил дровосеков требованиями заготовить как можно больше дров, а охотников и рыболовов - припасти как можно больше рыбы и дичи. Не давал он, разумеется, покоя ни кузнецам, ни оружейникам, требуя, чтобы все снаряжение в замке находилось в отличном состоянии.
Осада и приступ были неизбежны, и Рис готовился тщательно, старательно, призвав на помощь весь военный опыт, все известные ему военные хитрости. Время шло, и, по мере того как все его указания выполнялись, он становился все увереннее. Роузклифф на глазах превращался в неприступную крепость: ведь это был его замок, его земля, и он не собирался уступать ее никому.
К сожалению, сутки, как обычно, состояли только из дня и ночи. Если днем он был занят своими приготовлениями, то по ночам не мог не думать об Изольде. Они превратились для Риса в сплошной кошмар, он часами не мог уснуть, потому что перед его глазами все время маячил образ этой девчонки. Он лежал на постели и подолгу рассматривал огромное грязное пятно, оставшееся от прежней картины. При тусклом свете свечей и бликах, которые бросал огонь в камине на стены спальни, изображение как бы оживало. Рису казалось, что в его темной глубине ходят, двигаются тени диких зверей или каких-то невиданных существ. Видения возникали все чаще и резче, и не без влияния вина. Дело в том, что Рис стал все чаще выпивать перед сном, чтобы заглушить тоску и забыться. Здравомыслящий человек велел бы прикрыть грязную стену каким-нибудь ковром или гобеленом. Рис усмехнулся - скорее он был похож на безумца, боящегося не увидеть те образы, которые чудились его разгоряченному вином воображению.
На третью ночь заключения Изольды он поднялся к себе чуть позже и был чуть пьянее, чем обычно. Замок спал, за исключением ночной стражи. Весь вечер он просидел в зале, попивая эль, причем довольно часто подливал его в кубок, а также поглядывал на Лайнуса и Гэнди, которые, как обычно, увеселяли зрителей трюками. Но как ни старались комедианты, как они ни лезли из кожи вон, настроение Риса, впрочем, как и других, не улучшалось. Всех тревожило предстоящее сражение за Роузклифф.
Рис снял пояс, отстегнул меч, а затем аккуратно развесил на крючья оружие. В очаге горел огонь, распространяя по спальне приятное тепло, но ему хотелось не такого тепла. Он чертыхнулся и взглянул на стену с испорченной картиной. Дракон представлял собой жалкое зрелище, от его грозного вида осталась одна грязная мешанина, зато волк смотрел на него настороженными желтыми зрачками. Впрочем, его фигура тоже была покрыта серовато-бурым налетом.
Что она наделала?!
Охваченный внезапным порывом злости, Рис швырнул о стену кувшин с водой для умывания. Тот разбился, и вода грязными потеками заструилась по стене. Рис обеими руками схватил себя за волосы: он вел себя точно так же, как Изольда. Его била нервная дрожь, подумать только - это все из-за нее. Он одержал бескровную победу, захватив замок, а она, сама того не ведая, победила его. Из-за нее в его душе возникли растерянность и нерешительность, доселе неведомые и малоприятные качества, особенно для воина, рыцаря, и - более того - накануне решительного сражения за Роузклифф. Странное дело, но иногда ему казалось, что это он у нее в плену, а не она у него. Мысли о ней неотступно преследовали его, они не давали ему спокойно спать.
Рису было стыдно признаться, но он потерял голову. Он был влюблен в нее, словно какой-то молокосос. Днем в сутолоке забот и распоряжений ему удавалось отрешиться от мыслей об Изольде, но по ночам они овладевали им так сильно, что он не знал, как ему избавиться от них.
Его охватило жгучее желание. Он чувствовал, что она испытывает к нему точно такие же чувства, как он к ней. Рис, как искушенный любовник, не мог ошибаться, но вместе с тем никак не мог понять: что мешает ему и ей быть вместе? Может быть, всему виной его чудовищная гордость?
Он застонал от охватившего его страстного желания обладать ею. Не в силах больше выносить подобные мучения, он осторожно начал подниматься наверх, в спаленку Изольды. Три дня ожидания переполнили его чашу терпения. Он почти не владел собой. Надо было положить конец этим терзаниям.
На миг он замер перед ее дверями, прислушиваясь к тихим, глухим звукам, доносившимся изнутри. Прислонился ухом к зазору между дверью и косяком, стараясь разобрать ее слова.
- Помоги мне сделать то, что я должна…
Боже, она молилась!
- Я знаю, это грех. Да, я грешница, - шептала она сквозь тихие рыдания.
Неужели он поступит точно так же, как его грубый и необузданный отец? Неужели он ворвется к молящейся женщине, чтобы переспать с ней? Рис попятился назад. Нет, он не мог так поступить с Изольдой.
Внезапно он услышал ее приглушенные рыдания и сразу замер. Как ему хотелось войти к ней, утешить, осушить ее слезы поцелуями! Она плакала, но почему?
- Глупец, - выругал себя Рис.
Он обесчестил ее, отнял у нее свободу, каждый день клялся убить ее родных, и при всем при этом делал вид, что не понимает, почему она страдает. Как же ему поступить?
Поколебавшись, он решительно толкнул двери и вошел внутрь. Он не думал о последствиях, он вообще ни о чем не думал. Просто повиновался внутреннему порыву. В спаленке тускло горел огонек, но его вполне хватало, чтобы осветить все помещение. Изольда вскочила с постели и молча смотрела на него. На ее щеках блестели слезы, глаза давно стали мокрыми от слез, длинные волосы спутались. На ней ничего не было, кроме одной сорочки. Если он раньше только желал ее, то сейчас просто обезумел от страсти.
- Ты пришел, - в растерянности бормотала она. - Ты пришел тогда, когда я думала о тебе. Только я подумала…
- Ты молилась, - вдруг ни с того ни с сего брякнул Рис и тут же закусил губу.
Он опять свалял дурака.
Изольда покраснела и отвернулась в сторону. Да, это так, но молитвы не укрепили ее. Она по-прежнему думала о нем, хотела, чтобы он пришел к ней, вспоминала о его ласках, все время вызывая их в своей памяти. И вот он услышал ее зов и пришел… она медленно подняла на него взгляд.
- Ты слышал, о чем я молилась?
- Да. - Он кивнул. - Но если ты считаешь себя грешницей, что ж тогда говорить обо мне.
Она безмолвно смотрела на Риса, на его широкие плечи, мускулистые руки. Она буквально ощущала исходящую от него энергию. Неужели он пришел, чтобы только овладеть ею? Ее сердце подпрыгнуло от радости. Хотя в душе она понимала, что ей следует прогнать его, но совершить подобное была не в силах. Она хотела быть вместе с ним. Три дня она изнывала от желания, и вот наконец-то ее мечта сбылась - он здесь.
Как будто прочитав ее мысли, он вошел в спаленку. У Изольды перехватило в горле. Рис был так близко, что ее тело ощутило его притягивающую тяжесть, его запах, ее влекло к нему, и у нее не было сил сопротивляться влечению. Она уничтожила картину, но все три дня своего вынужденного заточения неотрывно думала о драконе и о волке, причем волк в ее представлении не был ни повержен, ни испуган. К чести Изольды, заточение не испугало и не обозлило ее. Она понимала, что Рис не хотел ее обижать. Он не применил к ней никакого грубого насилия и тем самым невольно тронул ее сердце…
Она задумалась, не зная, как ей поступить. Дальнейшее продолжение разговора было чревато совершенно ясными последствиями, о чем потом она могла пожалеть. Но несмотря на опасность, Изольда, тряхнув головой, решилась. Пусть это грех, пусть это зло, все равно она поступит так, как ей хочется.
- Я пришел, - хриплым от волнения голосом сказал Рис. - Ты не оттолкнешь меня?
- Нет, не оттолкну.
- Ты не скажешь мне "нет"?
- Нет, не скажу, - усмехнулась Изольда.
Под его горящим взглядом она чувствовала себя так, как будто приносила себя в жертву языческому божеству. Впрочем, она уже утратила свою, девическую добродетель, и говорить о жертве было скорее всего неуместно. Да и ее мысли тоже никак нельзя было назвать добродетельными. Уже в предвкушении того, что должно было произойти, она простонала:
- Рис…
Услышав ее призывный стон, он все понял и, не теряя ни секунды, бросился к ней, подхватил на руки и упал вместе с ней на постель. Ни на нем, ни на ней почти не было одежды, что намного все упростило и ускорило. Их руки, ноги сплелись, они словно боролись друг с другом, но каждый в своем стиле. Он был явно сильнее, но она заставила его быть нежным, несмотря на его превосходство, она сумела приручить его, подчинить своим желаниям.
В отличие от первого свидания все проходило безболезненно, быстро и намного приятнее.