Если ты приходишь в больницу с вывихнутой рукой, совсем не обязательно подробно рассказывать костоправу, где и как именно ты ее вывихнул, верно, опытный регбист? Тебе нужен только хороший рывок, а потом - плотная повязка.
Спадолини выглядел истинным Айболитом, будто нарочно долгие годы работал именно над этим образом доброго доктора. Портрет доктора Тито все братья Кортезе хорошо знали по обложке детской книжки, книжки из дорогого русского магазина, которую во время детских болезней бабушка успела выучить почти наизусть и брала ее в руки только ради соблюдения ритуала: литургии чтения лежащему больному. "Добрый доктор Айболит! Он под деревом сидит; приходи к нему лечиться и корова, и волчица…"
Доброе до растерянности лицо, очечки, увеличивающие вдвое и без того большие светлые глаза. Аккуратная бородка и седые волосы клочками. Располагающая к себе внешность, что называется. Приходи к нему лечиться и корова, и волчица. Пожалуй, будь доктор толст, или резок, или нехорош собой, Марко испытал бы к нему больше доверия.
И не чужд юмора: над столом профессора аккурат под портретом лысоватого старика с трубкой висела картинка - изящная карикатура перышком и чернилами, видно, подарок от кого-то из пациентов. На картинке лихо нарисованный врач, в котором и в виде шаржа безошибочно угадывался Спадолини, сочувственно внимал смятенному пациенту, одолеваемому со всех сторон десятком страховидных чертей: "А больше всего меня бесит, доктор, что это даже не мои собственные демоны - их придумали Босх и Гойя!" - гласила надпись в положенном пузыре над головой страдальца.
- Одно то, что вы пришли ко мне, говорит о вас много хорошего. Например, вы достаточно честны с самим собой, чтобы отдать себе отчет: самостоятельно вы не справляетесь с ситуацией, в чем бы она ни состояла. Опять-таки что вы готовы работать, готовы лечиться, что в вас жив дух борьбы, вы хотите жить и хотите исправить то, что разладилось. Однако до сих пор я слышал от вас только описание симптомов вашей болезни: плохой сон, истерики, раздражительность, спад успеваемости…
- Еще кошмары.
- И еще кошмары. Но это все, как вы сами понимаете, симптомы; чтобы от них избавиться, нужно определить, в чем состоит болезнь. Психоанализ отличается от лечения чисто телесных болезней тем, что здесь от пациента требуется едва ли не больше усердия, чем от врача. От вас ожидается много мужества. Вы соглашаетесь открыть передо мной этот черный ящик, какое бы чудовище из него ни показалось; иначе наши встречи будут бесполезны. Вы имеете право уйти после первого пробного сеанса и отказаться от психоанализа. Последствия в обоих случаях - за ваш счет. Итак, вы хотите лечиться у меня?
- Хочу, конечно. Хочу.
- Я вам верю и постараюсь не давить на вас. Молодым людям вашего склада сам поход к психоаналитику обычно дается нелегко. Для вас это что-то вроде подвига, необходимого унижения, и сейчас вы стараетесь держать лицо передо мной. Но вы все же способны победить себя и признать происходящее болезнью - иначе вы, человек религиозный, отправились бы не к врачу, а скорее к исповеднику…
- С чего вы взяли, что я… религиозный? - Марко вскинулся, совершенно огорошенный, будто получил мячом по голове. Череп так и звенел. Ощущение как во сне, когда замечаешь, что вышел на улицу без штанов. Перед поездкой Марко так старательно избавлялся от всех внешних признаков своего монашества - даже рюкзачок взял особенно модный, заняв его у Анджело, и нательный крест хорошенько спрятал под рубашку…
Айболит сдержанно засмеялся.
- Я мог бы показать вам чудеса дедукции, если бы имел моральное право на неискренность. Сказать вам, что при входе вы особым образом осмотрели стены приемной, будто ища, на что перекреститься… Собственно, вы так и сделали, но точно так же мог бы поступить и неверующий, попросту пытаясь понять, что за человек хозяин кабинета. Но я не буду вас дурачить. У вас на пальце кольцо-четки, которое редко носят спортивные молодые люди в качестве подарка от девушки или материнского благословения.
Страшно покраснев, Марко повернул колечко-розарий крестом внутрь. Так привык к нему за десять лет, что совершенно не замечал… вот и забыл снять. Выставил себя идиотом. Счет сто-ноль в пользу доктора.
- Я не вижу причин этого стесняться, - ласково сообщил Айболит. - Среди моих пациентов немало верующих людей; я бы назвал вам пару известных в городе имен, если бы не врачебный долг полной конфиденциальности. Случалось мне лечить и священника, который, в свою очередь, не находил в этом никакого унижения для веры, как нет ничего постыдного в визите к дантисту. Но не забудьте, что пациента, не дающего себя по-настоящему осмотреть, лечить невозможно. А вы сейчас изо всех сил сопротивляетесь осмотру.
- Я же вам сказал правду. Я сказал, что влюблен… И что это меня… тревожит.
- Несомненно, вы говорите правду, но лишь самую поверхностную, а нам придется погрузиться в глубину. Влюблен - в данной ситуации общее слово. Вы как больной, сообщающий врачу, что скверно себя чувствует. Влюбленность как разновидность измененного состояния сознания может быть колоссальным источником энергии и сил. Если вы не расскажете в подробностях, почему эта влюбленность для вас - источник болезни, я не смогу вам помочь.
- Хорошо, - яростно вздохнул Марко, уставившись на чернильных демонов над докторской головой. - Я попробую. Я влюблен безответно. В… персону, ответа от которой не получу и с которой я по ряду обстоятельств в любом случае не хотел бы связывать свою жизнь. Это… влечение существует вопреки моей воле. А я привык сам управлять своими эмоциями.
- Почему же вы уверены, что не получите ответа от любимой вами, как вы выразились, персоны?
- Это… невозможно. Да я бы и не хотел. Что бы я делал, если бы…
Марко невольно задохнулся, представив себе замечательную сцену - они с отцом Гильермо, взасос целующиеся на хорах; его черные усы щекочут Марко губы… Они обжимаются в монастырской трапезной, пока никто не видит. За руки, переплетя пальцы, шагают в университет… Это даже не дичь, это никакой Босх не придумает.
- Я бы первый повесился, - решительно сообщил Марко, глядя на Спадолини, как на искушение святого Антония. Голубые глаза доктора ответили прямо.
- Почему?
- Это был бы конец… Моей карьеры, - лихо вывернулся защитник Сан-Марко, еще на чуть-чуть отсрочив неминуемую капитуляцию.
- В вашей иерархии ценностей карьера занимает настолько важное место?
- Да. Это вся моя жизнь, мое… призвание. Самое важное, что у меня есть.
Сейчас он люто ненавидел доктора, заставляющего его сгорать со стыда, а заодно и Пьетро, подсунувшего ему этого людоеда, и приора, сочувственно спросившего, не дать ли ему денег… Все вокруг кивают, улыбаются, а сами презирают его и дружно выталкивают из жизни, выжимают, как из переполненного римского трамвая. А уж больше всех на свете он ненавидел брата Гильермо. С его смехом, голосом, руками, ногами, усами. Дурацким смехом! Тощими руками! Облезлыми усами! Чертова магистра, чертова регента, чертова… гада, самим своим существованием сделавшего его, Марко, пидорасом. Да чего бы ему стоило лет пять назад свалить хоть в ту же Сиену! Хоть в Рим, преподавать в свой сраный Анджеликум! Чего ему стоило вообще не вступать в Орден, не попадаться на дороге, помереть во младенчестве?
- Я вижу, что вы пока не готовы откровенно говорить о своей болезни, от которой, несомненно, хотите исцелиться. Давайте побеседуем о чем-нибудь другом. Вы ведь наверняка знаете, что в подобном лечении применяется практика анализа снов. Вы видите сны?
- Конечно, - удивился Марко. Еще бы нет - каждую ночь, иногда важные и запоминающиеся надолго, иногда гадкие, иногда - неосмысленные, просто пена дня, как говорил отец Джампаоло.
- Можете рассказать, что вам снилось, например, сегодняшней ночью?
- Именно сегодняшней? - Марко на миг смешался - и не потому, что не помнил сна. Наоборот, помнил слишком хорошо - и собирался взять фору на несколько ходов, потому что… потому что попросту не представлял себе, как об этом рассказывать. Айболиту ли, на исповеди ли - открыть рот и сказать: я во сне - опять - обнимался с братом Гильермо, нашим магистром теологии. Он подошел сзади, положил мне руки на пояс, а я переплел с ним пальцы. Вот, собственно, и весь сон. Да, и еще одна мелкая деталька - проснулся на мокрой простыне.
- Да, если вам нетрудно. Бывает так, что именно перед первым сеансом психоанализа пациенту снится нечто значимое, могущее оказать влияние на ход лечения. - Замешательство Марко умные глаза из-под очков истолковали несомненно правильно. - Лечения, которое имеет смысл, только если оно основано на полной открытости. На вашем доверии мне как врачу. При отсутствии доверия со стороны пациента трудно работать даже хирургу.
- Не в том дело, доктор, - Марко с красными пятнами на скулах яростно вертел розарий. - Просто… просто это был неприятный сон.
Он уже успел выбрать, верно догадавшись, что придумать что-нибудь на ходу и соврать доктору ему не удастся. Но какая разница, сегодняшний сон или недельной давности - лишь бы настоящий, и никто не отличит. Беда только в том, что, бегло перебрав за минуту передышки с полдюжины последних своих снов, парень тут же был вынужден отмести их за непригодностью. Он не собирался рассказывать о своей монашеской жизни, а почти во всех снах так или иначе безошибочно попадались ее элементы. Не говоря даже о таком важном ее элементе, как фра Гильермо… Сон про порванный хабит - сон, где они с Анджело на хорах сметали паутину с каких-то омерзительных, совершенно не тутошних фресок в стиле Пуссена - сон, где он опаздывает на утреню…
Пауза и так уже затянулась до неприличия.
- В каком смысле неприятный сон? Он был страшным? Или вызывал какие-то другие чувства?
- Страшным… ну, не совсем. В кошмарах иначе бывает - вы понимаете, в тех, когда никак проснуться не можешь, снова и снова пробуешь - и пробуждаешься в новый сон. Тут скорее было… очень гадко.
Доктор Айболит смотрел с живым интересом и сочувствием. "Не печалься, мотылек, ты ложися на бочок…" Ну ладно. Марко выдал тот единственный сон, который показался пригодным, и чем старательнее он вспоминал достоверности ради его подробности, тем больше ему казалось, что он нагло врет. И что Спадолини, без сомнения, это тоже чувствует.
- Мне снился мой кот. Старый, он умер уже давно; я его сам на улице подобрал лет в десять, и он уже тогда был старый, с желтыми зубами… Так вот, Пико во сне был у меня в комнате. Я его в детстве очень любил, Пико, но тут он мне сразу не понравился: я хорошо помнил, что он умер, и понимал - нельзя дать ему понять, что я это помню. Я видел, что с ним что-то неладно, не только потому, что он был у меня, где ему быть не положено…
- Его не пускали к вам в комнату?
- Пускали, но тогда я жил еще… с родителями, а не самостоятельно. В моей… теперешней комнате он никогда не бывал, умер раньше, и я это во сне помнил, вот что я хочу сказать.
- Понятно. Вы увидели Пико, но вместо радости испытали - что? Тревогу? Недоумение?
- Тревогу, недоумение. Гадливость, наверное. Он… мерзкий был какой-то, будто не настоящий, а подделка: набил кто-то шкуру мертвечиной, заставил ходить. Вот еще что важно: меня в этом сне звали Гуалтьеро.
- Вас кто-то называл во сне этим именем?
- Нет, я просто знал, что меня так зовут. Никого же не было. Я и Пико.
- Гуалтьеро? Что для вас значит это имя?
- Ну, это у меня с детства бывает: снится, что я - кто-то еще. Малышом снилось, что я - Чипполино; а то - один бандит из русской сказки. А еще было: будто я - это мой старший брат, и в виде брата я поступаю на юрфак, он ведь юрист у меня. Встаю отвечать на экзамене, а сам думаю: беда, что же делать, ведь не знаю билета! Стыдно до слез, а сказать нечего.
- Кто же таков этот Гуалтьеро? Ваш знакомый? Или книжный персонаж?
- Персонаж, конечно. Из сказки - разве вы не слышали? Детская сказка про флорентийского парня, которому снились кошмары, а дядька научил его с ними бороться. Бабушка нам всем рассказывала про Гуалтьеро, чтобы от ночного страха избавить. Учила его поговорке. Не может быть, чтобы вы не слышали.
- Возможно, и слышал, но хотел бы освежить в памяти. К тому же мне важно узнать именно ваше восприятие - сказки в том числе.
- Ну, жил-был во Флоренции молодой и храбрый Гуалтьеро. Его сильно кошмары мучили, и дядя-колдун научил его присказке. Мол, даже в самом кошмарном сне можно увидеть что-то хорошее; так вот надо к этому хорошему прикоснуться и крикнуть: "Все, что я вижу - вижу во сне, а ты наяву приходи ко мне". Потом он просыпался - и находил около кровати всякие сокровища, то меч, то золото - что из сна наружу вытащил. Например, его во сне хотели убить мечом - а он за меч хватался и хлоп! присказку свою выдавал. Помогало…
- Понятно. Итак, Гуалтьеро - это ваш образ для борьбы с кошмарами, отважный юноша, который из самого страшного сна мог вытащить что-то понравившееся, а плохое оставить во сне. Достойный психотерапевтический ход со стороны вашей бабушки. Но продолжайте.
- Только в этом сне не было ничего прекрасного. Обычная моя комната и ужасный кот. Лжекот, я бы сказал. Я хотел его как-нибудь выпроводить и дверь изнутри закрыть, но притом себя вроде и не выдать, что я его узнал. Уж не знаю, во что бы он тогда превратился, если бы понял, что я его раскусил; но я и проверять не хотел особенно. И вот я встал с кровати - во сне я в постели лежал - и пошел к двери; открываю ее и хочу позвать - кис-кис, Пико, иди, мол, сюда, - чтобы его наружу выманить. А дальше… ну, совсем тошно стало.
- Что же случилось дальше?
- Я рот открыл и понял, что у меня… плохо. С языком как будто плохо. Он мягкий и какой-то слоящийся, будто от него отваливается что, ну, или он… гниет.
Доктор Айболит, уложив на столешницу сцепленные руки, был весь внимание.
- Это у меня уже не первый раз такой сон, с языком. И я всякий раз делаю одинаково там, во сне: вот и тогда… вчера начал откусывать от него куски, которые гнилые, и сплевывать на пол, то, что осталось, очистить, чтобы он весь не развалился. И сам зубами чувствую: остается такой обрубочек короткий, если всю гниль обкусать - и говорить будет невозможно… И так это противно было, слов нет. Дальше уже ничего не было, я проснулся.
Марко откинулся на спинку стула и невольно обвел изнутри зубы языком.
- Когда проснулся, так обрадовался. Язык цел, кота этого поганого тоже нету. Дурацкий сон. Думаете, в нем много смысла?
- Думаю, что ваше подсознание дает вам знать о многом посредством этого сна, - доктор был предельно серьезен. - Да, я назвал бы его важным; с этим сном стоит поработать. Вы говорите, вам неоднократно снилось, что у вас гниет язык и вы самостоятельно его обкусываете, чтобы очистить?
- Не то что бы часто… Но пару раз было, да.
- Вы что-нибудь знаете о случаях, когда у человека гниет язык? Может быть, читали? Или слышали от кого-нибудь, пусть даже случайно?
- Проказа? - неуверенно спросил Марко. Он все никак не мог определиться, занимаются они тут ерундой - или, напротив же, чем-то до опасного важным, потому и неприятным.
- Первая ваша ассоциация с гниением какого-то органа - проказа? Хорошо. Давайте немного поговорим о проказе. А также об образе Друга - потому что, насколько я понял из ваших слов, кот Пико был вашим детским другом, кем-то однозначно родным и приятным. Я прав?
- Да, пожалуй. Я его часто брал в постель. Он помогал заснуть, мурлыкал…
- И вот ваш друг, своим мурлыканьем и теплом помогавший заснуть, является вам в образе чего-то искаженного, холодного и пугающего. Его словно подменили; от него хочется избавиться… И вы, юноша Гуалтьеро, не можете даже применить для этого свою чудесную поговорку, потому что не видите вокруг ровно ничего прекрасного, за что можно было бы зацепиться. Идем дальше: вы обнаруживаете, что ваш язык - жизненно важная часть вашего тела - начала гнить, и пытаетесь избавиться от нее, откусить, отсечь, чтобы спасти то немногое, что здорово. Вам на ум приходит проказа. Каков ваш ассоциативный ряд на слово "проказа"? Что вы знаете о ней?
- Болезнь. Неизлечимая… Гниешь, пока не сгниешь. Ну и… все.
- Нет, не все. Вы почему-то опускаете важную часть своего ассоциативного ряда. Вы, как уже было замечено выше, человек религиозный, и даже если не читаете Писание часто и внимательно (он все знает… Господи, сейчас я засмеюсь, потому что только что едва не завалил библеистику), не можете не знать некоторых библейских моментов, связанных с проказой. Помните?
- Отверженность. Прокаженных выгоняли из города, они становились изгоями. Прокаженный должен был ходить с колокольчиком и кричать - "Нечист, нечист" (скажите спасибо, Айболит, что я вам точнее не цитирую! С поста еще не забылось… Неделя о прокаженном…)
- И Господь, который исцелил проказу. Сказал - "Хочу; очистись".
- Видите, как много вы сами мне рассказали. Здесь и ощущение нечистоты, и тревога - если отсечь больное, что же останется? - и страшно изменившийся Друг, ставший отвратительным и навязчивым. Должен предупредить, что Друг - это далеко не всегда образ какого-то конкретного человека, существующего в вашей жизни, и даже не тоска по дружеской поддержке в тяжелое время. Это один из аспектов вашей собственной личности, тот друг, который внутри вас; вы сами как друг для себя же. Налаженная связь со своим внутренним Другом для человека означает и его потенцию к дружбе, возможность проявить ее во внешний мир; так сказать, способность быть другом. Ваш внутренний Друг сейчас чем-то сильно поражен.
- Это же просто сон, - сказал Марко, чтобы хоть что-то сказать. Страх, что следующим номером доктор сообщит: "Да вы, батенька, гомосексуалист", распространялся по телу, как жар стыда.
- Разумеется, просто сон. Как и любой сон - индикатор вашего душевного состояния. Сигнал, который ваше подсознание подает сознанию. В данном случае, сдается мне, мы можем расценивать этот сигнал как просьбу о помощи. Вы готовы с этим согласиться?
- Могу. Не нуждайся я в помощи, не сидел бы в кабинете доктора, - выдавил Марко подобие шутки - и усмотрел у врача в глазах милостивое подобие улыбки.
- Тогда перестаньте же видеть во мне врага. Я - ваш союзник в этой борьбе. Расскажите, что заставляет вас чувствовать себя отверженным. Кто, так сказать, изгоняет вас из города людей.