Кому должна? Уж точно не фрау Кёне, пообещавшей переломать мне пальцы, если я не понравлюсь жениху. Я снова покрутила тугое колечко, оно оказалось по размеру и совершенно не мешало, но для меня было подобно кандалам. Я не готова замуж! Я не хочу! Тем более за неведомого мужчину, которого и в глаза никогда не видела.
Я позволила Жюли увлечь себя из комнаты, и мы спустились по широкой лестнице с перилами из красного дерева, также украшенными не то ангелочками, не то ящерками. Натертый паркет скользил под каблуками новых туфелек, подобранных в тон платью. С непривычки я ощущала себя коровой на льду и шла, придерживая подол и ловя на себе тревожные взгляды служанки. Она семенила рядом, как верная болонка, и я поняла, что девушка никогда не оставит меня одну, значит, и мысли о возможном побеге лучше отложить до поры до времени. Да и куда бежать? Это всего лишь странный сон. Скорее бы он закончился!
Широкий холл украшала резьба: цветы и стебли переплетались в удивительно изящном узоре, над головой позвякивали хрустальные подвески на люстре, и я остановилась, невольно приоткрыв рот, - во всю стену мозаикой было выложено панно, изображающее дракона. Каждая чешуйка сверкала белизной, клыки в ощеренной пасти отливали перламутром, а в глаза были вставлены топазы.
- Как красиво, Жюли! - восхищенно выдохнула я.
Девушка поклонилась, сложив на груди ладони, и ответила:
- Белый Дракон, хранитель вашего рода, моя госпожа. Я счастлива служить дому Кёне и вам.
Потом на ее лицо набежала тень. Не глядя на меня, Жюли поджимала губы, теребила фартук и все порывалась о чем‑то спросить, но никак не решалась. Наконец мне стало жаль девушку, я взяла ее под руку и проговорила:
- Не бойся, Жюли. Если ты хочешь что‑то мне сказать, самое время сделать это.
Она испуганно кивнула и вся зарделась, а потом тихонько ответила:
- Я бы хотела просить вас, госпожа Мэрион… когда вы выйдете замуж и уедете во дворец его сиятельства, вы могли бы взять с собой свою верную наперсницу Жюли? - она подняла на меня умоляющий взгляд.
Опять эти разговоры про замужество. Ну сколько можно! Я нахмурилась, а девушка неправильно поняла меня, распахнула от испуга глаза и залепетала быстро‑быстро, путаясь в словах:
- Простите меня за дерзость, госпожа! Но я так волнуюсь… так волнуюсь за вас. Я росла рядом с вами и не мыслю жизни без вас. Может, со мной вы не будете чувствовать себя одиноко… там, на чужбине. Я знаю, вам будет страшно в этом проклятом логове василисков… а я здесь умру, умру… фрау Кёне забьет меня плетьми или отдаст молодому господину, и он… Нет‑нет! Я лучше брошусь в пруд с камнем на шее, чем останусь здесь одна, без вас!
Тут ее голос дрогнул, со стороны потянуло сквозняком, и я поежилась и дернула плечами:
- Да что ты такое говоришь.
Девушка, всхлипывая, схватила меня за руки и продолжила, сбиваясь:
- Если вам суждено покинуть отчий дом, я покину его с вами! И если суждено… суждено погибнуть на чужбине, - теперь слезы ручьями полились из ее глаз, - я склоню свою голову рядом с вами и вместе с вами отправлюсь на погребальный костер!
Вот теперь мне стало по‑настоящему жутко. Я вспомнила портрет мужчины в темных очках, угрозу фрау Кёне скормить меня… кому? Вивернам, это я хорошо запомнила. А лучше бы не запоминала, потому что поселившийся в животе страх приподнял свою змеиную голову и приоткрыл зубастую пасть, из которой закапал яд сомнений, разъедающий изнутри. В холле потемнело, золотой дракон притаился в тени, и я в панике потянула девушку за собой:
- Пойдем, Жюли. Конечно, я возьму тебя.
Она бросилась на колени, осыпая поцелуями мою руку и повторяя слова благодарности. У меня внутри все дрожало от плохого предчувствия, корсет нещадно давил на ребра, и в глазах помутилось. Очевидно, чуткая Жюли уловила мое состояние - она тут же поднялась с колен и распахнула двери:
- Выйдем в сад, моя госпожа. На воздухе вам будет лучше.
Такие сады я видела только на картинках. Изумрудные аллеи лучами разбегались от крыльца, у лестницы высились вазоны с нежными розами и гибискусами, белоголовая акация клонила к тропинке кудряшки. Садовник, подравнивающий кусты, остановил работу и замер в поклоне, прижимая к комбинезону большие ножницы. Я неловко помахала ему рукой и заработала встревоженный взгляд служанки. Наверное, не пристало наследнице рода Белого Дракона махать слугам, да?
- Красиво, Жюли, - улыбнулась я.
Девушка расцвела и потянула меня вдоль аллеи.
- До болезни вы здесь любили проводить время. - Она указала на увитую глицинией беседку. - Хотите, я принесу вам незаконченное рукоделие?
Рукоделие? Я вскинула брови. Да я и пуговицу пришиваю, исколов все пальцы в кровь, но теперь получила новый мир, новую семью и новые увлечения. Ничего, со временем во всем разберусь. Узнать бы, что действительно меня ожидает.
Я едва не рассмеялась: да брось, Маш! Это ведь сон, так? Расслабься и получай удовольствие, завтра посмеешься над этим с Юлькой и Артемом.
- Жюли, расскажи мне о его сиятельстве, - осторожно попросила я.
Кажется, девушка уже привыкла к моим бестолковым расспросам, поэтому почти не удивилась, только пугливо обернулась вправо, влево - никого. Она длинно выдохнула, обеими ладонями пригладила темные локоны и робко ответила, глядя в сторону:
- Что же вы хотите узнать, моя госпожа?
Действительно, что? Кто он такой? Почему меня выдают за него? Что здесь вообще происходит? Не годился ни один из этих вопросов, поэтому я задала совершенно новый, первым прыгнувший на язык:
- Почему на портрете он в темных очках?
Видимо, тут я не угадала, потому что Жюли вздрогнула, испуганно стрельнула на меня взглядом и только тогда совсем тихо проговорила:
- Потому что он василиск, моя госпожа. Разве вы не помните?
- Конечно, помню, - соврала я.
Любопытный получается мир: драконы, василиски, виверны. Немудрено, что здешние херувимы напоминают ящерок. Я вдруг вспомнила, как вслед мне злобно шипела тетка возле подъезда: "Змеища!" Что, если она меня прокляла?!
Я застыла как вкопанная, бездумно глядя перед собой. Снова как наяву почувствовала удар, затылок заныл от тупой боли, и я дотронулась дрожащими пальцами до прически.
- Вам опять плохо? - всполошилась Жюли и, подхватив меня под локоть, увела в беседку.
Здесь сновали вертлявые тени - солнце сочилось сквозь заросли глицинии, как сквозь золотое ситечко. Я прикрыла глаза ладонью и слабым голосом спросила:
- А почему… почему он… такой?
Жюли присела рядом, погладила меня по руке:
- Ах, бедная моя госпожа! В голове у вас действительно все перепуталось от удара. Зачем фрау Кёне затеяла званый ужин, вам еще нужен отдых.
- И все же?
Служанка вздохнула и опустила глаза.
- Генерал фон Мейердорф - бастард, незаконнорожденный сын герцога Мейердорфского, - пояснила она. - Только мне непозволительно судачить об этом.
- Я буду нема как могила, - поклялась я, но Жюли почему‑то испугалась.
- Не говорите такие вещи, умоляю! - воскликнула она и суеверно сплюнула через плечо. - Я не перенесу, если с вами что‑то случится. Ах, если бы был жив добрый герр Кёне! Он бы ни за что не благословил этот брак! О!
Жюли явно разнервничалась, ее личико раскраснелось, она подпрыгивала на лавке, как испуганный воробышек.
- Но почему, моя хорошая? - Я взяла ее мокрые ладони в свои, несильно сжала, заглядывая в глаза, снова наполнившиеся слезами.
- Потому что фон Мейердорф проклят с рождения! - выдохнула Жюли. - Об этом знают все в Фессалии, от Теплых островов до снежного Тиррса. Он страшный человек, правда‑правда! - Она снова начала задыхаться, сглатывая слова. - Не погрешу против истины и бога, добрая госпожа, но, чтобы принять титул, он откусил голову собственному брату, истинному наследнику рода фон Мейердорф!
- То есть как… - начала я и умолкла, не в силах продолжить.
Перед глазами встала картинка: зубастая пасть, перекусывающая сухожилия, как щепки. Фонтаном брызнувшая кровь окатила портрет и потекла по холеному лицу. Я икнула и замотала головой, прогоняя наваждение.
- Ему никто не смеет перечить, - не унималась Жюли. - Все, на кого упадет его взгляд, обращаются в камень. Вы видели его портрет? Художник, что рисовал его, теперь выставлен на аллее перед дворцом его сиятельства. А еще генерал в одиночку разгромил отряд степных кочевников и первым приручил двенадцатиголовых болотных гидр. Теперь эти чудовища наравне с вивернами обитают в королевском зверинце.
Я никогда не видели ни гидр, ни виверн. Если это действительно сон, было бы интересно поглядеть на тех и на других.
- А как попасть в королевский зверинец? - спросила я с нескрываемым любопытством.
Жюли открыла рот, чтобы ответить, как вдруг подскочила и присела в почтительном реверансе:
- Ах, герр Кёне! Простите, не заметила вас, молодой хозяин!
Я выпрямилась и обернулась. У входа, небрежно привалившись плечом к выбеленным резным перильцам, стоял худощавый парень в сюртуке горчичного цвета. Он неприятно ухмылялся, не сводя с меня взгляда водянистых глаз, под которым стало крайне неуютно.
- Где еще я мог встретить любезную сестренку, как не в ее любимой беседке? - вкрадчиво проговорил молодой человек и лениво отлепился от перилец.
- Герр доктор велел… - начала Жюли, но парень взмахнул рукой, приказывая ей замолчать.
- Герр доктор велел то, герр доктор велел се, - передразнил он. - А я велю убираться сейчас же! Ну? Чего уставилась, дрянь! - Молодой человек хлопнул в ладоши, и Жюли подпрыгнула, стреляя глазами то в меня, то в него. - Пошла, пошла!
- Жюли… - Я протянула руку, поднимаясь.
- Я приказал оставить нас! - взревел незваный визитер, хватаясь за кнут, висевший на его поясе. - Считаю до одного! Раз!
Жюли беспомощно глянула на меня, словно прощаясь, и метнулась вон из беседки. Я возмущенно вскинула голову:
- По какому праву…
Молодой человек вошел внутрь и сжал ладонями мои обнаженные плечи. Его руки были влажными и грубыми. Я задохнулась от конского пота, смешанного с резким запахом туалетной воды.
- По такому, что я твой сводный брат Якоб, моя дорогая, - щерясь в неприятной ухмылке, ответил он. - Как же я соскучился!
Тут Якоб притянул меня к себе и впился слюнявым поцелуем в шею. Я вскрикнула и ударила его кулачками в грудь. Якоб хохотнул и прикусил зубами мою нежную кожу.
- Не спрячешься, малышка! - промурчал он, облизывая ключицу языком. - Ух, какая сладкая! Погоди‑ка, дай поцеловать, пока твой бутон не смяли когти этого фессалийского чудовища!
И впился мокрыми губами в мой рот, пытаясь просунуть язык и по‑собачьи жарко дыша в лицо. Я задохнулась от омерзения, забилась в его объятиях, мотая головой и приказывая себе: "Проснись, проснись, проснись!" Но мерзавец все продолжал слюнявить мои губы, бесстыдно шаря ладонями по спине, приподнимая платье и лапая ягодицы. Подонок! Не ты герой моего романа!
Кровь прилила к голове, щеки вспыхнули от гнева. Я улучила момент, когда Якоб ослабил объятия, пытаясь распустить мой корсет, и со всей силы вдавила каблук в его ступню. Братец ахнул и дернулся, я подхватила юбки и ударила коленом в пах.
Получай!
Якоб взвыл и сложился вдвое. Я отскочила, тяжело дыша и поправляя платье. Сердце колотилось как сумасшедшее, голова гудела. Толкнув подонка плечом, прошмыгнула мимо и припустила по аллее, щипая себя за руку и повторяя как заклинание:
- Маша, просыпайся… Маша, просыпайся!
А в спину летело лающее:
- Тварь! Чертовка! Беги‑беги! Все равно не скроешься! Сдохнешь! Как и все жены Дитера! Га‑а!
Я вылетела к клумбе с цветущими ирисами и едва не толкнула лакея. Он подхватил меня, встревоженно выспрашивая:
- Что случилось, фройлен? Нужна помощь, да? Может, позвать герра доктора?
- Позовите лучше полицию, - зло выпалила я, отдуваясь и тыча пальцем назад. - Эта скотина… он…
Я не договорила: где‑то далеко‑далеко за воротами протяжно и жутко взвыли трубы.
Глава 3 Ужин с василиском
Из дома выбежала мачеха и всплеснула руками:
- Фройлен Мэрион! Вот вы где прохлаждаетесь! Скорее, скорее!
Жесткими пальцами, напоминающими когти хищной птицы, она схватила меня за руку и потащила за собой, обратно в холл. Я едва успевала, платье путалось в ногах.
- Приведите себя в божеский вид! - срывающимся от волнения голосом прокаркала фрау Кёне, подтянула мне шнуровку корсета, отряхнула запыленную юбку, ладонями пригладила локоны, убирая их за уши, потом ущипнула за щеку.
- Ай! - вскрикнула я и закрылась ладонью.
Щека зарделась, но я почему‑то все равно не просыпалась. В чем дело? Давай же, Маша! Я больше не хочу находиться здесь!
- Терпи, дрянь! - прошипела мачеха, сужая в щелки черные глаза, и ущипнула за другую щеку. - Ужас какая вы бледная! Его сиятельство любит порумянее, посочнее. Еще не хватало, чтобы вы загнулись до первой брачной ночи!
- Я в невесты не набивалась, - пробормотала вслух.
Тонкие, выщипанные в нитку брови фрау Кёне поползли вверх, как живые змейки.
- Что‑что‑что? - задыхаясь от гнева, завопила она. - Огрызаться? Ах вы неблагодарная мерзавка!
Она подняла руку, чтобы отвесить мне оплеуху, как трубы взревели снова. Фрау Кёне побелела, заюлила глазами и закричала в глубину дома:
- Жюли! Жюли! Где ты бегаешь, несносная девчонка?
Служанка вынырнула из‑под лестницы, дрожа как осиновый лист.
- Приготовь фройлен Мэрион к встрече с женихом! Ах нет, не успеем, придется в таком виде… - Фрау Кёне дернула меня за мочку уха, погрозила пальцем. - Ведите себя прилично, как подобает невесте, молодая особа! Что с ужином, Жюли? Все ли готово?
- Не совсем, фрау Кёне, - почтительно присела служанка. - Его сиятельство слишком рано.
- Рано… Не твоего ума дело! Где Якоб?
- Только что я видела герра Кёне в беседке, - ответила Жюли.
Я хотела добавить, что там же герр Кёне пытался облапить меня, пока не поставила его на место, но массивные двери на противоположной стороне холла раскрылись, и пожилой дворецкий, облаченный в черный длиннополый сюртук, торжественно, на одном дыхании возвестил:
- Его сиятельство герцог Мейердорфский, верховный главнокомандующий Фессалии генерал Дитер фон Мейердорф прибыли!
- Ах! - воскликнула фрау Кёне.
- Ах! - повторила служанка.
Я прижала ладонь к груди, успокаивая несущееся в галопе сердце. Фрау Кёне потащила меня к выходу, Жюли тенью метнулась следом, и все вместе мы шагнули на широкую мраморную лестницу, опускающуюся с другой стороны сада в широкий двор, со всех сторон окруженный витой оградой.
Только не лестница и не ограда приковали мой взгляд.
Виверны!
Теперь и мне захотелось ахнуть, но я только прижала ладонь к губам и едва слышно выдохнула через ноздри.
Два огромных ящера с массивными лапами тянули вверх змеиные шеи. Чудовища, переминаясь, нешироко раскрывали рты, стянутые уздой, пытались перекусить удила, и я видела, как поблескивают в пастях игольчатые зубы - такими запросто можно перекусить запястье. На всякий случай я спрятала руки за спиной. Кожистые крылья были сложены вдоль хребта и перетянуты ремнями. Пытаясь освободиться, виверны дергали ими и в ярости взбивали гравий тугими, свернутыми кольцами хвостами. От чудовищ несло тяжелым звериным духом, солнце жарило с высоты, постепенно опускаясь к западу, и чешуя виверн отливала то в медь, то в золото. Одна из них вытянула шею, приоткрыла пасть и издала тоскливый, скрежещущий вой. Я прижала ладони к ушам и вот теперь поняла окончательно, что это не сон.
Не сон, не сон!
Мне стало душно, в глазах замельтешили темные мушки. Я махнула рукой перед лицом и задела как из‑под земли вынырнувшего Якоба. Он осклабился и, улучив момент, щипнул меня за шею:
- Попалась!
Фрау Кёне тут же обернулась через плечо и нахмурилась:
- Якоб, дорогой. Вот и вы наконец. Выразите почтение его сиятельству и распорядитесь насчет виверн.
- Как скажете, матушка, - с готовностью ответил мерзавец, нахально подмигнул мне и причмокнул губами, изображая поцелуй.
Я брезгливо покривилась и отступила. Фрау Кёне сжала мой локоть и зашипела сквозь растянутые в улыбке губы:
- Не дергайтесь, молодая кобылка. Вспомните о приличиях.
Я оглянулась, отчаянно ища лазейку. Но путь к отступлению перекрывал дворецкий, справа меня держала фрау Кёне, слева - Жюли. А впереди ревели и мотали змеиными башками чудовища. Ничуть не пугаясь, Якоб бежал к ним, на ходу разматывая хлыст. Кто‑то оглушительно, по‑разбойничьи свистнул, и одна из виверн как по команде склонилась к земле. На спине у нее, между шеей и основанием крыльев, оказалось приторочено седло. Сидящий в нем человек привстал на стременах, снова залихватски свистнул, завертел хлыстом, взбивая гравий под лапами чудовища, и, лихо перемахнув через седло, спрыгнул на дорожку. Подоспевший Якоб поклонился, прижимая ладони к груди, и заголосил:
- Мое почтение, ваше сиятельство! Это честь, большая честь видеть вас…
- Довольно, - перебил холодный и властный голос. - Виверн в стойло. Не кормить, они хорошо поохотились на маралов. Мне бокал вина, моему адъютанту воды. Да пошевеливайся.
Рукояткой кнута мужчина хлопнул Якоба по щеке. Хозяйский сынок вздрогнул, пролепетал:
- Слушаюсь, ваше сиятельство! - и принялся ловить поводья.
Я замерла, как завороженная глядя на приближавшегося мужчину в белоснежном военном мундире.
Это был он, человек с портрета. Генерал из Фессалии и мой жених.
Он шел расслабленно, на ходу лениво сворачивая кнут. Из‑под начищенных сапог выкатывался гравий, закатное солнце горело на эполетах и отражалось от темных очков. Мне почему‑то очень хотелось разглядеть его глаза. Какими они будут, человеческими или змеиными? Я всматривалась в бледное точеное лицо, в брезгливо кривящиеся губы, и шум в ушах нарастал, все сильнее мельтешили перед лицом мушки, сознание плыло, мир вращался каруселью, пожирая стоящих рядом людей, ограду, сад, виверн и оставляя только эти черные стекла, за которыми таилось… что?
- Смерть, - шепнула на ухо Жюли. - Не смотрите на него так долго, моя фройлен. Его сиятельство опасен даже в очках.
Я послушно опустила глаза, и верчение карусели замедлилось, пятна растаяли и пропали, но дыхание не выровнялось - корсет все так же сжимал грудь, и сердце бухало в такт шагам приближающегося генерала. Я видела, как черные сапоги чеканно отбили мраморные ступени, услышала не то вздох, не то стон стоявшей рядом мачехи. Будто во сне она протянула длань, и генерал почтительно взял ее ладонь своими пальцами, затянутыми в лайковую перчатку.
- Ваше сиятельство, - задыхаясь, проговорила фрау Кёне. - Я польщена…
Он наклонился, касаясь губами ее руки, и женщина вскрикнула, но тут же опомнилась и прижала ко рту ладонь:
- Простите…
- Я тоже польщен и рад приглашению, - пропуская извинение мимо ушей, ответил генерал без тени радости в голосе. - А это, надо думать, наша прелестница?
Сапоги качнулись и повернули ко мне блестящие носы. Я все еще не поднимала глаз, борясь со страхом и дурнотой, и только почувствовала, как жесткие пальцы сжали мою взмокшую ладонь.
- Счастлив познакомиться с вами, - все так же бесстрастно сказал генерал. - Да что же вы не смотрите на меня?