– Это не твоя забота, Бану. Ты еще не до конца освоилась со здешними порядками. Северяне грозная сила и единая, особенно с тех пор как нас заставили присягнуть Яасдурам. Так что, в конечном счете, Каамал будет на нашей стороне. И Маатхас тоже. Без всяких там браков.
Мужчина подошел к сестре, наклонился, поцеловал в темечко и пожелал добрых снов.
– Ляжешь сама или позвать служанок?
– Ну, сидеть же сама я ухитряюсь. Так что лечь подавно смогу, – смахнула она ладонь брата с волос и поднялась.
– Да благословит тебя Мать Сумерек.
– Мм… чего? – не понял Русса.
Ох уж эта привычка, упрекнула себя танша.
– Береги себя.
Дождавшись, когда брат уйдет на достаточное расстояние, Бану выглянула на улицу и кликнула стражника.
– Приведи оруженосца.
Еще немного прожевывала слова, но в голове медленно прояснялось.
Юдейр, всклокоченный, заспанный и недовольный, явился быстро:
– Да, тану.
– У тебя завтра выходной.
– Ч-чт… чего? – наконец выпалил юноша с таким видом, будто не знал, радоваться ему или оскорбляться.
– Если плохо слышишь, попросись к лекарю. Разбудишь меня за час до рассвета, и чтобы была готова холодная вода и завтрак. Дальше можешь отсыпаться хоть весь день.
– Понял, – кивнул мужчина с видом, будто не понял ничего.
Маатхас, пошатываясь, добрался до шатра, завалился внутрь, рухнул отяжелевшим расслабленным телом на ложе. И без тени сна в глазах уставился в темноту перед собой.
Что за дрянь такая? Почему, едва он потянулся, увидев захмелевшую Бану, чтобы проводить до пристанища, Сабир осуждающе взглянул на него и коротко мотнул головой? А когда Сагромах решил спросить, в чем дело, еще и угрюмо рыкнул, пресекая любую возможность разговора на эту тему? Да чем он ей не подходит?!
Сагромах повернулся на бок. Он, в конце концов, тан. Тан, северянин, полководец и воин, способный защитить женщину, которая согласится стать его спутницей! Он не так богат, как Каамал – да и пусть найдет Сабир в стране тана, который имел бы больше золота, чем Каамал Льстивый Язык! – но он далеко не беден! Он союзник Пурпурного дома, он Сабиру почти что родственник! Не жалуется на здоровье, лицом вышел, порядочный, он…
Сердце у Сагромаха заколотилось как бешеное, в безумном беспорядочном ритме. Он было вскочил, но из-за выпитого потерял равновесие и вновь плюхнулся на расстеленное ложе. Покачался, маясь. Завалился на спину.
Праматерь, он совершенно не знает, что делать. Бану никогда не подавала никаких признаков своего к нему отношения. Равнодушная вежливость, дружелюбие, радушие – вот все, на что он натыкался. Иногда ему казалось, что в ее взгляде мелькает что-то сродни приязни, но не более того. Да и в этом Маатхас стал сомневаться после того, как увидел встречу Бану с каким-то недомерком по дороге сюда.
Мужчина зарычал. Вокруг нее вечно терлась какая-то прорва мужиков, что бесило несказанно. Однако он ни разу не видел и не слышал, чтобы Бансабира хоть сколько-нибудь проявляла интерес к ним больший, чем того требует отношение к подчиненным. Пару раз до него, разумеется, доходили слухи про маленькую таншу и ее оруженосца, уже давно, но, право, не верить же в столь абсурдную сплетню. Ко всему, Маатхас своими глазами видел, что Бану видит в Юдейре лишь хорошо обученного и не в меру болтливого раба.
Одинаково бесцветная, сухая, сдержанная. Шестнадцатилетняя, упрекнул самого себя тан. Что творилось у нее на сердце? Как с ней быть?
Не в силах найти ответ, он понадеялся на разговор с Сабиром. Двое мужчин, давние соратники и, как ни посмотри, друзья – они сумеют договориться! Будь проклят тан Сабир Свирепый, честное слово! Если бы он хоть что-то объяснил, если бы не мотал головой из какой-то никому не понятной гордыни и придури… Или все дело в том, что он просто не готов так быстро расстаться с дочкой, которую едва обрел? Что ж, Маатхас готов подождать – все равно разгар войны явно не то время, когда следует устраивать свадьбы. Хотя, конечно, как посмотреть.
Маатхас скрипнул зубами, потер лоб, широко раскинул длинные руки и ноги. Даже не будь у них за спинами войск, он бы дал Бану срок. В конечном счете, заставлять ее нельзя. Он знает наверняка, что сумел бы понравиться танше…
Почему Сабир запретил ему проводить Бансабиру сегодня до шатра? Он, Сагромах, не идиот, чтобы спутать эту ситуацию с какой-нибудь другой.
Никогда прежде ему не было так тяжело заснуть, будучи пьяным.
Когда Сабир открыл глаза, на его походном табурете сидела Бансабира. И выглядела так, будто не она захмелела на минувшем ужине до того, что Русса, побоявшись, вызвался отвести ее в шатер.
– Бану? – сонно позвал мужчина.
– С добрым утром, отец. – В руках женщина вертела бокал с водой. – А теперь давай ты расскажешь мне, что происходит.
– О чем ты, Бансабира? – Тан поднялся на ложе, приняв сидячее положение.
– Давай ты расскажешь мне, что придумал, – пояснила Бану. Сабиру яснее не стало.
– Честно говоря, не совсем понимаю тебя, дочка. Дай-ка мне пару минут, и мы поговорим.
Спал тан в штанах. Поднялся, накинул рубаху, вышел, а когда вернулся, Бансабира подала таз с водой для умывания. Сабир все еще выглядел сонным, и Бану помогала ему с утренними процедурами, насколько возможно. Лагерь за пологом, не считая караульных, тоже только просыпался.
– Так о чем ты хотела поговорить? – спросил, ополаскивая лицо.
– Яфур Каамал как-нибудь объяснил то, что из возложенного на него союза всех северян и Раггаров вышел альянс всего двух домов?
– Бану, мы в содружестве с Маатхасом. Пока вы добирались сюда с востока, ты объяснила ему хоть один свой поступок?
– И то верно, – признала женщина. – Яфур все еще действует из-за стен или наконец показался на карте?
– Любопытно, что ты спрашиваешь. Судя по всему, у тебя хорошие шпионы.
– Хороших не так много, и они заняты большей степенью на востоке страны. Так что насчет Каамала? – Бансабира принялась раскладывать одежду отца.
– Насколько я знаю, к Раггарам ездил Этер.
– Тот заносчивый старший из братьев? – подняла глаза.
Сабир неопределенно хмыкнул.
– Именно, – принял из рук дочери тунику и посерьезнел: – С ним надо быть осторожней, Бану. Этер – лис с когтями льва.
Тан потянулся за поясом в руках дочери, но Бансабира отстранилась.
– А Яфур, видимо, тот самый лев?
– В том, что у него золотая грива, сомневаться не приходится.
Тан не опускал рук, ожидая, когда дочь подаст пояс, но Бансабира повязала его сама.
– Это вполне оправдывает рвение Раггара подружиться с соседом. – Бану обошла отца и, застегнув пряжку, подняла на Свирепого глаза. – Но не объясняет твоих поступков.
– Что? – остолбенел тан. Бансабира отошла на несколько шагов. Смотрела прямо, вызывая.
– Я часто задавалась вопросом, и никто не мог помочь мне найти ответ. Поэтому я спрашиваю у тебя, отец. Что происходит? Какого черта мы торчим здесь?
Как не вовремя она засомневалась, подумал Сабир. Попытался обойти угол:
– Бану, – шагнул к дочери, протягивая руку.
Бансабира отступила, сохраняя дистанцию.
– Мне приходится принимать решения, которые не доставляют мне никакого удовольствия, я имею право знать – зачем.
– Обещаю, однажды ты все узнаешь, – клятвенно заверил Сабир.
– Я имею право знать сейчас.
Сабир вздохнул. Настырная девчонка!
– Ты ведь знаешь, кому мы обязаны смертью твоей матери и моего брата.
– Доно-Ранбир погиб от рук бежевых, а не красных. А про мою мать и говорить нечего. Так что другим рассказывай, что ввязался в войну из-за мести.
– Б-Бансабира! – Тан даже заикнулся от подобной наглости.
– Я хочу услышать подлинную причину, тан, – взметнула она бровь. – Не узнать, а услышать.
– Месть – весомейшая из причин, как и древнее соглашение северян о взаимопомощи! – Сабир зарычал.
– Только не начинай снова петь про старые обиды танов! Думаешь, я поверю, что ты семь лет готовился к походу из-за старых обид?!
– А ты думаешь, я мог позволить собственному гневу послать неподготовленных солдат в гущу сражений? Отправить на верную гибель?! Я все тебе сказал еще год назад, и нечего сочинять всякую ерунду!
– Подумай, прежде чем соврать мне, отец! – вцепилась она взглядом в Сабира, как клещами. – Думаешь, я не вижу, что ты делаешь? – отбросив маску высокомерия, разошлась женщина. Тем не менее слова цедила довольно тихо. – Все эти попойки, совместные лагеря, теперь еще и празднование дня рождения Маатхаса! Не помню, чтобы ты торопился отпраздновать свой, мой или других наших родичей! Не держи меня за дуру, тан Сабир. Я не Русса, который слепо верит в братское родство северян! Нас предают, улыбаясь в лицо, а мы с предателем пьем одно пиво!
Хоть немного совладав с собственной яростью, Бану зашипела:
– Мне слишком хорошо видно, чего ты хочешь. Я твоя дочь, не буду ни осуждать, ни отговаривать. Напротив – у тебя куда больше шансов добиться целей с моей помощью. Я не откажусь, сколь бы ни претила сама мысль о браке. Кровавая Мать! – вскинула руки, вновь повысив голос и зашагав внутри шатра. – Насколько же низкого ты обо мне мнения, тан!
– Я настаиваю, чтобы ты звала меня отцом! – От голоса дочери грудь и горло перетянуло каленым железом обиды.
– Тогда, отец, – приблизилась она к Свирепому вплотную – два одинаково твердых взгляда схлестнулись, как мечи, – вспомни, что детей рожают и растят матери, а северяне со стародавних времен хранят мудрость: "Пусть руки отпадут у того, кто не радеет о родственниках".
Хитро прищурилась. В черном, с собранными в тугой узел волосами, при оружии. Слишком гордая, слишком сильная, слишком строгая, признал Сабир.
– Бансабира, – почти жалостливо протянул мужчина, моргнув первым. – Девочка моя, – ласково проговорил он, чувствуя, как в груди сжимается еще сильнее. Протянул руку, надеясь обнять дочернее плечо, но Бану ударом тыльной стороной ладони оттолкнула ее и вновь отдалилась от тана.
– Во всем твоем окружении, отец, – проколотила каждое слово, – нет ни одного человека, который бы смотрел так же далеко и видел так же много, как я. Оглянись – ни один из них не поспевает за тобой, – оскалилась, вновь напомнив Сабиру дикую кошку. – Научись доверять мне хоть немного! Или Раду, Юдейр и Гобрий плохо делали свою работу в прошедший год?!
Тан окаменел на мгновение. Не давая ему опомниться, Бану вышла на улицу, широким замахом взметнув полог. Их ссора с Сабиром привлекла внимание нескольких человек. В числе первых был Маатхас – с опухшей физиономией и красными глазами. Не спал, сообразила Бану, приветственно кивнула и, обведя глазами ротозеев, прошла к своему убежищу, игнорируя все и вся.
Рядом с шатром, заметив приближение танши, поднялись с земли и выстроились семнадцать бойцов личной дружины. От одного взгляда женщины стало ясно, что она в бешенстве. Быстро пробежав глазами, Бансабира выбрала:
– Вал.
Воин кивнул и поспешил вслед за госпожой. Они отдалились совсем немного, когда Бану остановилась, расцепив пряжку. Пояс, звякнув, упал. Меч с ножнами остался в руках. Присвист – и женщина метнулась в атаку.
Тан Сабир сел за стол. Каждое ее слово, каждое действие той, ради которой когда-то его сердце снова забилось, заставляло закусывать губы. Неведомое чувство вгрызлось Яввузу в межреберье – как? Как ее вообще можно хоть кому-то отдать?!
Но не отдать – нельзя. И только что Бансабира добровольно предложила себя на торги.
Бансабира согнулась пополам, упираясь ладонями в бедра чуть выше колен. Сбивчивое дыхание с сипом вырывалось из легких. Оружие валялось на земле. Как и Вал – в нескольких шагах. Нет, не потому что Бану уложила его на лопатки – танша никогда бы не доверила подбор ее личной охраны человеку, которого сама может победить без труда, – телохранитель тоже умотался. Исподлобья женщина бросила короткий взгляд на морщившегося мужчину.
– Неплохо.
Вал согласился молча, с трудом приподнялся на локтях, кивнул Бансабире за плечо. Женщина обернулась:
– Я впечатлен, – отозвался тан Маатхас, примостившись на бревне неподалеку.
Танша распрямилась, вздохнула, немного нахмурилась. В любой другой ситуации она бы обрадовалась его компании, но сейчас в душе столкнулись смешанные чувства. Почему он всегда стоит в стороне? Зачем без конца наблюдает за ее тренировками? Почему преследует, ходит по пятам, как тень?! Ярость от ссоры с отцом она благополучно выместила в пылу тренировки, а как быть с раздражением от неопределенности?
– Неужели, – ледяным тоном отозвалась женщина. Маатхас отпрянул от такой реакции. – Вал, – обернулась к телохранителю, – можешь идти.
Боец с усилием перевел туловище в вертикальное положение и, едва поклонившись, ретировался. Провожая его взглядом, Бану констатировала:
– Вы уже сто раз видели мои упражнения. Не стоит делать удивленный вид.
Тан быстро взял себя в руки:
– Я впечатлен вашей склонностью выпускать пар скорее по-мужски, чем по-женски.
Бану поглядела на мужчину с недоверием и принялась собирать оружие. Через пару минут спросила, чего он хотел. Тан признался честно – увидеться. Убедиться, что все в порядке. Бансабира тихонько с недовольством хмыкнула и направилась в сторону шатра. Сагромах мягко придержал женщину за предплечье и с нежностью посмотрел в глаза – право, не стоит раздражаться по пустякам, к тому же срываться на тех, кто не сделал ничего дурного.
Бану почувствовала, как краснеет от стыда. Да уж, и впрямь, кто-кто, а Сагромах перед ней безвинен. Вполне возможно, он сам понимает, чего от них ждут, и потому, тоже не имея выбора, действует соответственно. Женщина со смущенным смешком отвела глаза и попросила прощения, вздернув брови. Извинения дались легко – как ни крути, а время, проведенное с Маатхасом, оказалось самым лучшим в этом походе.
– Зачем ты это сделала? – спросил Русса незадолго до ужина. – Отец рассказал мне! – сокрушался брат. – Мне казалось, мы выяснили вчера, что тебе не нужен никакой брак!
– А мне он и не нужен, – отозвалась Бансабира. Выглядела женщина хмуро, будто ее безмерно раздражало то, что Русса мешал сосредоточиться на штопанье ремешков подвязок для ножей. – Он нужен танаару.
– Сдался он танаару! – озверел Русса. – Или тебе нравится думать, что, жертвуя собой, ты всех спасешь? – Упал на пол рядом с сестрой и схватил монотонно двигающуюся руку с иглой, заставив Бану посмотреть на себя.
– Нет, – отрезала сестра. – Но когда будущее очевидно, я предпочитаю не ждать, пока судьба заставит меня принять неизбежное, а самой явиться за ним! Даже будь это трижды иллюзией, я лучше буду верить, что сама выбрала свою жизнь. В конце концов, в каком-то смысле все так и есть, – добавила тише, взглядом заставив брата отпустить ладонь.
– Что ты имеешь в виду?
– В жизни всегда нужно ясно понимать, на чьей ты стороне, и, выбрав, надо держаться ее, что бы ни случилось. Я определилась год назад, Русса, и теперь буду делать все, чего эта сторона потребует от меня. Даже если с неба повалятся разом все звезды.
– Откуда ты набралась такой идиотской решимости? – Русса нахмурился и встал. Это упрек, что ли?
– Сегодня прибыли Каамалы. Если дадут повод, стоит быть готовым пойти на любую гнусность, – безэмоционально закончила Бану.
– Владыка Вод, – прорычал Русса, вскакивая. – Сколько раз я твердил тебе, что северные кланы никогда…
– Никогда, Русса, солнце не взойдет на западе. А все то, что относится к людям, меняется ежедневно.
Мужчина глубоко вдохнул.
– Тану, – раздалось с улицы, – к ужину зовут.
– Передайте отцу, я не голодна, – громко ответила Бану.
– Что с тобой?
– Ничего. Ты иди, нехорошо заставлять тана ждать, – пресекла женщина протест.
– Ладно.
Полог взметнулся и опустился больше четверти часа назад, а Бансабира по-прежнему сидела, почти не шевелясь. Неужели звезды с неба вот так и валятся?
Щека повлажнела. Бану судорожно прижала слезы пальцами, будто это могло помочь. Повлажнела другая.
– Госпожа, с вами все в порядке? – обеспокоенно спросил голос Юдейра. – Я войду? – Оруженосец, не дожидаясь реакции танши, вошел.
Бану успела повернуться к выходу спиной.
– Тебе чего-то нужно, Юдейр? – как могла строго выговорила тану.
– Русса-Акбе сказал, что вам нехорошо, и я поспешил узнать, не надо ли вам чего. Я могу помочь?
– Помнится, я дала тебе выходной. Так иди и отдыхай – справиться с головной болью из-за недосыпа мне и Праматерь не поможет, – соврала женщина.
– Хорошо, тану, – понуро согласился юноша.
Великая, да что же она делает?
– Со мной правда все в порядке, – окликом задержала парня у выхода, обернувшись. – Но если вдруг что, я пошлю за тобой.
Юдейр обернулся, растерянно заозирался, расцвел.
– Хорошо, госпожа.
– И не опаздывай утром, завтра важный день, я полагаюсь на тебя, – улыбнулась женщина.
– Слушаюсь, тану! – отрапортовал воин и, точно пущенный с тетивы, выскочил из шатра.
Бансабира еще недолго улыбалась, восхищаясь искренностью влюбленного мальчишки, потом вновь загрустила. Мать Сумерек, как же не хватало женской заботы и ласки. Шавна, родная, дорогая Шавна, думала Бану, где ты? Где ты, о сестра по дому? Сестра по вере. Сестра по выбору…
Утром было парадное построение "меднотелых" – личной гвардии танов Пурпурного дома. Сабир шел впереди, дочь – вровень, справа от него, Русса – слева и чуть отставая.
– Не будь они похожи и не знай я, что они родственники, решил бы, что она новая жена тана, – сказал один из офицеров на ухо другому, пока Яввузы шли вдоль рядов.
– Да уж, Яввуз Свирепый в этом смысле переплюнул весь Яс – не завел ни одной водной жены, зато трех земных сменил.
– Думаешь, она правда его дочь?
– Ба! А ты думаешь, Старый Волк признал бы кого-то не своей крови?
– Да поди разбери этих танов, что у них на уме.
– Бросьте вы! Видно же, что они родственники. Лицо девчонки как по отцовскому лепили.
– Не скажи, мордашка у нее милая.
– Только нрав, говорят, кошмарный.
– Вам-то какое дело?
– Вот-вот.
– Как – какое? Такие не задумываясь режут людей вперемешку со свиньями, к ужину.
– Я слышал, она сама пытала кого-то из Ююлов.
– И голова Сциры Алой тоже на ее совести.
– Ты красных, что ли, жалеешь?
– Да заткнитесь уже. Вам с ней детей не растить. А то, что мы пока видели, и то, что о ней болтают, дает надежду, что, когда старый пес помрет, наше подразделение не развалит сопливый мальчишка, который всю войну пешком под стол ходил и в собственные штаны гадил.
– У Яввуза два брата.
– Кто их пустит?
– Есть еще акбе.
– Он не акбе. Бастардов родичи не признают и, как правило, ими помыкают.
– Развели тут галдеж. Можно подумать, вас в итоге кто-то спросит, кому служить.
– То-то и оно. Ешь, когда дают, спи, когда позволяют, дерись, когда приказывают, – вот и все правило солдата. А то ишь, в большие дела надумали лезть.