Он отправляется дальше проверять билеты. Ему на самом деле наплевать, я вполне могу стоять здесь и дальше.
Пару раз глубоко вдыхаю дымный воздух и возвращаюсь в вагон.
- Какая сцена, - комментирует Лила. - Умчался в расстроенных чувствах.
У нее синяки под глазами. Нашла где-то ручку и разрисовала себе коленку. Мне ужасно паршиво, но я не извиняюсь.
- Да, люблю, знаешь ли, сцены. Вообще весь такой чувствительный.
Она улыбается, но потом быстро становится серьезной.
- Я так тебя ненавидела. Лежал в мягкой постели в своей распрекрасной школе, думал об оценках, о девчонках, совсем не думал обо мне. О том, что со мной сотворил.
- Ты спала в моей постели. - Я почти скрежещу зубами. - Не такая уж она и мягкая.
Смех Лилы больше похож на всхлипывание.
За окном проносится лес.
- Не стоило это говорить. Ты-то сама спала в клетке. Лила, я не очень хороший человек. - Молчу, но потом все-таки заставляю себя продолжить. - Но я думал о том, что с тобой сотворил. Каждый божий день. Прости меня. На коленях готов умолять о прощении.
- Жалости мне не надо. - Но говорит она уже мягче.
- Тем хуже.
Улыбается, криво и саркастически, пинает меня моим же собственным ботинком.
- Расскажи, что случилось, когда я тебя превратил. Как ты убежала? Больше никаких сцен, обещаю слушать спокойно.
Лила кивает и принимается снова выводить каракули на коленке - рисует синей шариковой ручкой спираль.
- Ладно. Итак. Ты прижимал меня к ковру, казался совершенно невменяемым и очень сердитым. А потом так странно улыбнулся. Я испугалась, ужасно испугалась - решила, правда меня убьешь. Ты наклонился и прошептал мне в ухо: "Беги". Вот так вот.
- Беги?
- Ну да. Нелепо. Сам же прижимал меня к полу - как тут сбежишь? А потом началась трансформация.
Она нажимает на ручку все сильнее, царапает ногу почти до крови.
- Кожа как будто сделалась мне мала, кости скручивались, спина изогнулась, я съежилась. Перед глазами все плыло, зато удалось из-под тебя выскользнуть. Я не умела бегать на четырех ногах, но все равно побежала. Ты закричал, я не обернулась. Потом все начали кричать. Из дома как-то выбралась, но дальше не успела - они поймали меня в кустах.
Она больше не рисует, просто тыкает себя острым концом ручки.
- Не надо. - Я накрываю ее руку в перчатке своей, и Лила вздрагивает, словно очнувшись ото сна.
- Баррон посадил меня в клетку, надел шоковый ошейник, как на собаку. Сказал, так даже лучше: теперь я им не мешаю, но все еще могу пригодиться. Я работала над разными людьми, и они ночью выходили прямо к вам. Кошке ведь гораздо легче незаметно пробраться в дом и до кого-нибудь дотронуться. Даже тебя заставляла выходить во сне из общежития. - Ее ноздри яростно раздуваются. - А ты смотрел на меня как на пустое место, на животное. Я все ждала, когда ты попытаешься меня спасти, но напрасно.
Не знаю, что сказать. Так тоскливо - словами не выразишь. Хочу дотронуться до нее, но какое я имею право после того, что сделал?
- Я знаю, Баррон над тобой работал. - Лила качает головой. - И здесь я только благодаря тебе. Не стоило так говорить.
- Ничего. - Глубоко вздыхаю. - Мне есть за что просить прощения.
- Я должна была догадаться, что тебе стерли память. Баррон колдует направо и налево: одних заставляет забыть, других - вспомнить, а у самого в мозгах сплошные дырки. Хочет всех дергать за ниточки, как марионеток, но постоянно забывает, где эти самые ниточки. Вот только в одиночестве начинаешь потихоньку сходить с ума. Он иногда забывал менять воду или кормить меня, а я кричала, кричала, кричала.
Она опять замолкает и смотрит в окно.
- Сама себе пересказывала истории, сказки, отрывки из книг, но надолго этого не хватало. Вначале пыталась сбежать, но надежды тоже надолго не хватило.
Лила переходит на шепот, склоняется мне на плечо. От ее теплого дыхания волоски на шее встают дыбом.
- Потом узнала, что вы собираетесь убить папу: подслушала их разговор. И поняла: черт с ним - с побегом, остается только тебя убить.
- Хорошо, что не убила.
Вспоминаю, как цеплялся за холодную шиферную крышу. Лила улыбается.
- Как оказалось, Баррон караулил уже не так внимательно. Ошейник частично нейлоновый - в нем почти удалось протереть дырку. Снять трудно было, но я сумела.
Вспоминаю запекшуюся кровь у нее на спине.
- Ты все еще меня ненавидишь?
- Не знаю. Немножко.
Ноют ребра. Так хочется закрыть глаза. Где-то плачет ребенок. Впереди какой-то бизнесмен втолковывает по телефону: "Нет, мне не нужен шербет, я его не люблю. Мороженое нужно, черт вас подери".
Пускай ребра болят; наверное, я это заслужил.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Атлантик-Сити переливается огнями, на набережной светло почти как днем. Мы вылезаем из такси прямо перед отелем "Тадж-Махал", потягиваясь после долгого путешествия. Очень хочется спать. На часах около четверти десятого - опаздываем.
- Ну все, отсюда я сама.
Зевая, достаю ручку, ту самую, которой она рисовала на коленке, и пишу свой номер у нее на руке прямо над перчаткой. Лила наблюдает, полуприкрыв глаза. Что, если поцеловать ее? Взять и поцеловать, вот здесь, на набережной под фонарем? Вместо этого тихо говорю:
- Позвони, если все в порядке.
- Поедешь обратно? - Она смотрит на чернильные каракули.
- Нет. Прогуляюсь, перекушу. Никуда не уеду, пока ты не позвонишь.
- Пожелай мне удачи.
- Удачи.
Лила уходит, шагая широко и уверенно. Выжидаю несколько минут и отправляюсь в казино.
Внутри - знакомый запах сигарилл и виски, мелодично позвякивают автоматы, откуда-то слышится звон монет. Игроки склонились над кнопками, в одной руке - кофе, в другой - жетоны. Некоторые, похоже, давненько тут сидят.
От стен отделяются два охранника. Ну правильно, мне же явно нет двадцати одного.
- Эй, пацан. Постой-ка.
- Уже ухожу. - Толкаю заднюю дверь, в лицо дует соленый морской ветер.
Засунув руки в карманы, медленно бреду по серому деревянному настилу. Лила там, наверху, с отцом. В детстве Захаров представлялся мне эдакой расплывчатой мрачной фигурой, сказочным персонажем, злодеем из страшилки. Я видел его дважды или трижды, в том числе - когда меня выставили со дня рождения его дочери.
Хорошо помню, как он тогда смеялся.
Две пожилые женщины бросают что-то на песок, облокотившись о перила; два парня в спортивных костюмах курят неподалеку от входа в гостиницу, окликая проходящих мимо девиц; седой мужчина в длинном кашемировом пальто смотрит на море.
Нащупываю в кармане телефон. Надо бы позвонить деду, но сейчас я не готов ничего объяснять.
Мужчина поворачивается. Только тут замечаю возле витрины кондитерской двух громил, которые изо всех сил стараются казаться незаметными.
- Кассель Шарп, - Захаров выговаривает мое имя с легким акцентом, даже в сумерках он не снимает черных очков, на булавке для галстука переливается огромный светло-розовый камень, - я полагаю, мне звонили с вашего телефона.
Выходит, у мамы не зря паранойя по поводу мобильников.
- Да. - Стараюсь казаться спокойным.
- Где она? - Он оглядывается, словно ища глазами Лилу.
- Наверху, в номере гостиницы, как и обещала.
Внезапно слышится низкий пронзительный вопль. Я резко поворачиваюсь, и тело немедленно скручивает от боли. Черт, совсем забыл.
- Кошки, - смеется Захаров. - Под причалом полно бродячих котов. Помнишь, как Лила любила кошек?
Молчу.
- Если бы она зашла в номер, позвонили бы мои люди. - Он наклоняет голову и засовывает руку в карман. - В какую игру ты играешь? Кто притворялся Лилой по телефону? Вы собирались просить денег? Очень глупая игра.
- Она хотела встретиться без свидетелей.
Делаю шаг по направлению к нему, но Захаров вскидывает руку в предостерегающем жесте. К нам тут же подходит один из его головорезов. Понижаю голос:
- Она, наверное, заметила ваших людей и удрала.
- Злодей из тебя неважный, Кассель Шарп, - смеется старик. - Какое разочарование.
- Нет. Она действительно…
Телохранитель с силой скручивает мне руки за спиной, от боли перехватывает дыхание.
- Пожалуйста. Только не ребра.
- Спасибо, теперь понятно, куда бить, - ухмыляется тот.
Нос свернут на сторону, ходячий стереотип.
Захаров треплет меня по щеке, от его перчаток пахнет кожей.
- Я думал, ты вырастешь похожим на деда, но мать вконец испортила всех троих.
Не могу сдержать смех. Бандит еще сильнее выворачивает руки, раздается глухой щелчок, как будто кости выскочили из суставов. Я всхлипываю.
- Папа, - голос низкий, угрожающий, но вполне отчетливый, - не трогай Касселя.
На набережную с песчаного пляжа поднимается девушка. В этот миг Лила похожа на незнакомку, на привидение. Наверное, так и воспринимает ее Захаров: это женщина, а не та девочка, что он потерял. Но изогнутая в жестокой усмешке линия губ у них совершенно одинаковая, к тому же один глаз - голубой, другой - зеленый. Старик снимает черные очки.
- Лила? - Голос ломкий, словно стекло.
Телохранитель ослабил хватку, я вырываюсь, растираю онемевшие руки.
- Надеюсь, ты доверяешь своим людям, - у нее тоже голос дрожит, - потому что все это - секрет. Мое возвращение должно оставаться в тайне.
- Прости. Я думал, это не ты…
Захаров протягивает руку, но Лила не двигается, не подходит ближе. Она вся словно ощетинилась, как будто борется с невидимым диким зверем, засевшим внутри.
- Давайте уйдем отсюда, - дотрагиваюсь до ее запястья, - обсудим все вдали от посторонних глаз.
Захаров смотрит на меня, как будто не узнавая.
- Пойдемте.
Громилы в длинных пальто, кажется, рады моему предложению.
- Люди смотрят. - Один из них кладет руку на плечо боссу и подталкивает его в сторону казино.
Второй подозрительно уставился. Лила берет мою ладонь в перчатке и бросает телохранителю холодный повелительный взгляд. Вот спасибо. Тот отступает и молча следует за нами в "Тадж-Махал". Удивленно поднимаю брови.
- Умеешь ты вляпаться в неприятности, - говорит она.
Проходим через казино к лифту, никто не говорит нам ни слова.
Точно знаю: Захарову не понравилось, что я видел его лицо в тот момент, это слишком личное. Может, уйти? Но Лила со всей силы сжимает мою руку, почти до боли. Стараюсь ни на кого не смотреть, не отводить глаз от мелькающих над дверями цифр - мы поднимаемся все выше.
В огромном, похожем на пещеру номере стоит кожаный диван, на низком столике - ваза со свежесрезанными гортензиями, на обшитой деревом стене - плоский экран. За высокими окнами плещется бесконечный непроглядно черный океан. Один из телохранителей швыряет на стул пальто, демонстрируя мне кобуры с пистолетами: два - под мышками, два - на спине. Интересно, ему рук хватает, чтоб из них из всех стрелять?
Захаров наливает что-то прозрачное в хрустальный стакан и выпивает залпом.
- Хотите выпить? В мини-баре есть кола.
Встаю.
- Нет-нет. Вы мои гости. - Он кивает, и один из громил, хмыкнув, открывает холодильник.
- Воды, - просит Лила.
- Аспирина.
- Да ладно, - телохранитель вручает нам стаканы, - я тебя не так сильно помял.
- Нет. Не вы.
Глотаю три таблетки и откидываюсь на подушки. Как бы поудобнее устроиться? Так больно: от каждого движения хочется волком выть.
- Спускайтесь в казино, - приказывает Захаров. - Поиграйте чуток.
- Конечно.
Они медленно идут к дверям, один подхватывает по пути пальто. Их босс смотрит задумчиво, видимо, решает, не отправить ли и меня следом.
- Кассель, как давно ты знал, где моя дочь?
- Около трех дней.
Лила сердито щурится, но уж это-то можно рассказать.
- Почему сразу не позвонил? - Он наливает себе еще один стакан.
- Лила свалилась как снег на голову. - Почти правда. - Я не видел ее уже три года и считал мертвой. Просто делал, как она сказала.
Захаров отпивает и морщится.
- Ты собираешься мне рассказать, где была?
Она пожимает худенькими плечами и опускает глаза.
- Ты кого-то защищаешь. Мать? Всегда подозревал, что это она тебя забрала. В конце концов тебе надоело…
- Нет!
- Она фактически обвинила меня в убийстве, - Захаров как будто и не слышит, так погружен в собственные мысли, - сказала ФБР, что я якобы грозился сам тебя убить, только бы не отдавать ей. ФБР!
- Я была не с мамой. Она к этому не имеет отношения.
Старик смотрит на дочь.
- Что тогда? Кто?.. - Он замолкает на полуслове и поворачивается ко мне: - Ты? Ты причинил зло моей девочке?
Не знаю, что сказать.
- Он меня не трогал.
Захаров кладет руку в перчатке мне на плечо.
- Ты становишься похожим на мать, Кассель, а она красавица.
- Да, сэр.
- Не хотелось бы портить такое лицо, но если я узнаю…
- Оставь его в покое. Папа, послушай меня хотя бы минуту. Я пока не готова обсуждать случившееся. Прекрати искать виновных, ничего не спрашивай. Я вернулась домой, ты что - не рад?
- Конечно рад. - Захаров явно потрясен ее вопросом.
Бессознательно дотрагиваюсь до ребер. Мне бы еще аспирина, куда же тот парень его задевал?
- Я тебе поверю, но только ради дочери, - говорит Захаров, голос его смягчается. - Нам нужно побеседовать наедине. Понимаешь?
Киваю. Лила сидит неподвижно и смотрит в окно на черный океан.
Ее отец достает из внутреннего кармана бумажник и отсчитывает пятьсот долларов.
- Держи.
- Я не могу это взять.
- Мне так будет спокойнее.
Поднимаюсь, стараясь не морщиться от боли, и качаю головой.
- Пусть вам как-нибудь по-другому будет спокойно.
Он фыркает.
- Один из моих парней отвезет тебя домой.
- Так что, я правда могу идти?
- Не обольщайся. Если понадобится, возьму тебя за жабры в любой момент.
Надо что-то сказать Лиле на прощанье, но она повернулась ко мне спиной. О чем, интересно, думает?
- В среду я устраиваю небольшую вечеринку "У Кощея". Собираем деньги для фонда. Приходи. Знаешь, почему мне так нравится этот ресторан?
Отрицательно качаю головой.
- А кто такой Кощей Бессмертный, знаешь?
- Нет. - Я вспоминаю странный рисунок на потолке.
- Персонаж русских сказок, колдун, который мог обратиться вихрем и сокрушить врагов. - Он дотрагивается до розового самоцвета. - Прятал свою смерть в утином яйце. Никто не мог его убить. Кассель, не надо переходить мне дорогу: я опасный противник.
- Понимаю. - На самом деле я сознаю, что нам с Лилой придется действовать самостоятельно, нужен план.
- Кассель?
Оборачиваюсь уже в дверях.
- Спасибо, что вернул мне дочь.
Выхожу в коридор. Пока жду лифта, начинает трезвонить телефон. Неохота лезть за ним в карман. Как же я устал!
- Алло?
- Кассель? - Голос Уортона не очень-то радостный. - Простите, что звоню так поздно, но последний член совета только что сообщил о своем решении. Добро пожаловать обратно в Уоллингфорд. Мы получили справку от вашего врача, и все проголосовали. Пока оставляем вас на испытательный срок, но ночевать будете дома. Если инцидент не повторится - сможете в двенадцатом классе вернуться в общежитие.
Из горла рвется саркастический смешок. Афера удалась. Можно возвращаться в школу, вот только как вернуться к себе прежнему? Умудряюсь выдавить:
- Спасибо, сэр.
- Тогда до завтра, мистер Шарп. Вы оплатили весь учебный год, так что можете по-прежнему завтракать и ужинать в столовой.
- Возвращаться утром в понедельник?
- Да, завтра утром, если у вас, конечно, нет других планов, - сухо отзывается завуч.
- Нет. Никаких планов. До завтра. Спасибо, сэр.
Один из захаровских громил везет меня домой. Его, оказывается, зовут Стенли, он из Айовы и по-русски совсем не говорит. Жалуется, что с языками у него плохо.
Все это я узнаю уже на пороге дома. Он, наверное, сумел кое-что разглядеть даже сквозь тонированную перегородку между водительским и пассажирским сиденьем: как я расстегивал рубашку, осматривал багровые синяки, проверял, не сломаны ли кости. Да нет - не наверное, а точно: Стенли не только любезничал со мной напоследок, но еще и отдал целую пачку аспирина.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Дедушки дома нет. К холодильнику пришпилен магнит "Я ♥ чихуа-хуа", а под ним - корявая записка, нацарапанная на обороте магазинного чека: