- Как? Ты ее дитя? Благослови тебя Господь! - воскликнула какая-то немолодая женщина, проталкиваясь сквозь толпу. - Всю прошлую ночь напролет она успокаивала моего ребенка, пела ему псалмы. Мне рассказывали, как тихо и ласково пела она, так что притихли все несчастные, даже те, кто потерял разум, и те, кто не слышал псалмов много лет. Благослови тебя Отец Небесный!
Многие жалкие, удрученные горем страдальцы выступали из толпы, чтобы осыпать благословениями сына Руфи, а он все только повторял:
- Она - моя мать.
С этого дня Леонард, проходя по улицам Эклстона, держался прямо, и многие, завидев его, благословляли Руфь.
Через несколько недель эпидемия пошла на убыль, панический страх ослабел, у людей появилась даже какая-то безумная отвага. Правда, некоторые трусили по-прежнему, и даже больше. Но число больных в госпитале быстро уменьшалось, и теперь уже можно было найти за деньги тех, кто заменил бы Руфь. Но только ее благодарили жители города за избавление от страха: именно она, взявшись помогать добровольно, без мысли о выгоде, бросила вызов свирепой болезни. Руфь простилась с пациентами больницы и, пройдя процедуру очищения по всем правилам, предписанным главным городским врачом мистером Дэвисом, всегда пользовавшим Леопарда, в сумерки вернулась в дом Бенсонов.
Все домочадцы наперебой старались выразить ей свою нежность и заботу. Чай подали раньше обыкновенного, диван придвинули к камину и заставили Руфь прилечь. Она покорялась всему, как послушный ребенок, а когда внесли свечи, то даже заботливый взгляд мистера Бенсона не смог заметить перемены в ее наружности: она выглядела только несколько бледнее. Глаза сияли духовным светом, полуоткрытые губы по-прежнему были розовы, а улыбка, хоть и появлялась реже, чем раньше, казалась все такой же милой.
ГЛАВА XXXIV
"Я должна позаботиться о мистере Беллингаме"
На следующее утро мисс Бенсон настояла, чтобы Руфь лежала в постели. У Руфи было много дел, и ей хотелось успеть побольше, но она покорилась, понимая, что мисс Вере это будет приятно: если она останется лежать, словно и в самом деле заболела.
Леонард сидел рядом и держал ее за руку, иногда отрываясь от книги, чтобы посмотреть на маму, словно желая удостовериться, что она действительно вернулась. Леонард принес Руфи цветы, которые она подарила ему в день ухода в больницу. Он держал цветы в воде, пока они были свежи, а потом тщательно высушил и спрятал. А Руфь с улыбкой показала ему ту единственную розу, которую взяла с собой в больницу. Никогда связь между ней и сыном не была так крепка и прочна.
Много посетителей в этот день побывало в обычно спокойном доме Бенсонов. Раньше всех явилась миссис Фарквар. Она теперь вовсе не походила на ту Джемайму Брэдшоу, какую все знали три года назад. Счастье дало ей красоту и великолепный цвет лица. Она так часто улыбалась, что ее алые губки почти не прикрывали белых зубов, а большие черные глаза светились от радости. Но когда Джемайма взглянула на Руфь, на ее глазах показались слезы.
- Лежите смирно! Не шевелитесь! Сегодня вы должны быть довольны, что вам прислуживают и за вами ухаживают! Я только что видела мисс Бенсон в холле, и она несколько раз повторила, что вас нельзя утомлять. Ах, Руфь, как мы все любим вас, как мы рады - вы вернулись к нам! Знаете ли, я научила Розу молитвам, как только вы отправились в это ужасное место, чтобы она помолилась за вас своими невинными губками. Если бы вы услышали, как она говорит: "Прошу тебя, милый Боженька, сохрани нам Руфь". О Леонард, как ты должен гордиться своей матерью!
Леонард коротко ответил "да", с такой интонацией, будто ему неприятно, что другие понимают или даже имеют право представлять себе, как он гордится мамой.
Джемайма продолжала:
- А теперь вот что, Руфь: у нас есть виды на вас. Это придумали отчасти мы с Уолтером, а отчасти мой отец. Да, дорогая, отец только и думает, как бы доказать вам свое уважение. Мы все хотим на будущий месяц пригласить вас в дом на Орлиной скале. Вы там окрепнете и подышите чудным абермаутским воздухом. Я возьму с собой малютку Розу. Папа на время отдал это имение нам. Там в ноябре бывает великолепная погода.
- Большое спасибо, очень соблазнительно, и мне так хочется переменить обстановку. Но я не могу решить сразу, поеду я или нет. Нельзя ли мне подумать, не торопясь?
- Сколько вам будет угодно, только бы вы в конечном итоге решили ехать. И ты, Леонард, тоже поедешь. Надеюсь, ты на моей стороне и поможешь уговорить мать.
Руфь задумалась о поездке. Ей хотелось в Абермаут, но ее отталкивало одно - воспоминание о встрече в песках. Пойти в эти места снова она уже никогда не решится, но ведь и без такой прогулки сколько еще остается всего, способного успокоить и освежить ее!
- Какие славные вечера мы будем проводить вместе! Я думаю, Мери и Лиза тоже приедут.
Светлый луч солнца проник в комнату.
- Взгляните, как ярко светит солнце! Оно благоприятствует нашим планам. Милая Руфь, это словно предзнаменование!
Не успела она договорить, как вошла мисс Бенсон в сопровождении мистера Грея, эклстонского приходского священника. Это был очень полный пожилой человек невысокого роста. Держался мистер Грей церемонно, но всякий мог убедиться в его благодушии, всмотревшись в выражение его лица и в особенности в его приветливые черные глаза, сверкавшие из-под нависших седых бровей. Руфь несколько раз видела его в больнице, а миссис Фарквар довольно часто встречала в обществе.
- Пойди позови дядю! - сказала мисс Бенсон Леонарду.
- Нет, не надо, мой милый! - сказал мистер Грей. - Я сейчас встретил мистера Бенсона на улице, а теперь хотел бы поговорить кое о чем с твоей мамой. Будьте добры, останьтесь и послушайте, в чем дело. Уверен, дамам, - он поклонился Джемайме и мисс Бенсон, - это будет приятно и мне не придется просить у них извинения в том, что я приступаю к делу в их присутствии. - Он вынул очки и с улыбкой прибавил: - Вы вчера так тихо выскользнули от нас, миссис Денбай, и, наверное, так и не узнали, что в то самое время проходило заседание попечительского совета, который готовил адрес и пытался найти слова, способные в полной мере выразить вам нашу признательность. Мне, как председателю совета, поручили передать вам этот адрес, и я его с удовольствием зачитаю.
И с подобающей торжественностью он огласил вслух официальное письмо от попечительского совета городской больницы с благодарностью Руфи. Добрый священник не пропустил ни одного слова, прочитав все - от числа до подписей. Затем он сложил письмо и передал его Леонарду, прибавив:
- Держите, сэр! Когда вы состаритесь, то будете с гордостью и удовольствием перечитывать это свидетельство о благородном поведении вашей матери. Да, действительно, - продолжал он, обращаясь к Джемайме, - невозможно выразить словами, как она помогла нам. Я говорю о джентльменах, составляющих попечительский совет. Когда миссис Денбай пришла в больницу, общий ужас достиг высочайшей степени, а испуг, разумеется, усугублял беспорядок. Несчастные умирали один за другим. Едва успевали убрать мертвые тела, как уже вносили новых больных и клали на те же кровати. Они не получали почти никакой помощи из-за всеобщего страха. В то утро, когда миссис Денбай предложила нам свои услуги, положение было совсем катастрофическим. И я никогда не забуду отрадного чувства, которое возникло в моей душе, когда миссис Денбай сказала нам о том, что намеревается сделать. Конечно, мы сочли своей обязанностью предостеречь ее… Ну-ну, так и быть, сударыня, - прервал он сам себя, заметив, что Руфь изменилась в лице. - Я избавлю вас от дальнейших похвал. Скажу только, что если моя дружба может быть полезна вам или вашему ребенку, то я прошу вас полностью располагать мною.
Он встал и, церемонно раскланявшись, удалился. Джемайма обняла и поцеловала Руфь. Леонард отправился наверх, чтобы спрятать драгоценное письмо. Мисс Бенсон, сидя в уголке, заливалась слезами. Руфь подошла к ней, обняла и сказала:
- Я не могла всего ему высказать - не смела из страха потерять самообладание. Но если я сделала что-то доброе, то этим я обязана вам и мистеру Бенсону. О, зачем я не сказала, что эта мысль впервые пришла мне в голову при виде всего, что так просто и незаметно совершал мистер Бенсон с той минуты, как началась эпидемия. Я сейчас была не в силах говорить, и вышло так, будто я принимала эти похвалы на свой счет, тогда как я все время сознавала, что мало их заслуживаю и что они должны относиться к вам.
- Бога ради, Руфь! - проговорила сквозь слезы мисс Бенсон.
- Ничто не унижает так человека, как незаслуженная похвала. Пока мистер Грей читал это письмо, я не могла избавиться от чувства, что сделала много зла. Знал ли он о том… о моем прошлом? - спросила она очень тихо.
- Да, - ответила Джемайма, - он знал, как и все в Эклстоне, но память об этом изгладилась. Мисс Бенсон, - продолжала она, желая переменить предмет разговора, - вы должны принять мою сторону и убедить Руфь поехать на несколько недель в Абермаут. Мне хочется увезти и ее, и Леонарда.
- Боюсь, брат не согласится, чтобы Леонард пропускал уроки. В последнее время он плохо учился. И немудрено: бедного мальчика слишком переполняли чувства. Но ему надо поспешить и постараться всеми силами загладить свою леность.
Мисс Бенсон всегда гордилась тем, что является сторонницей строгой дисциплины.
- Что касается уроков, то Уолтеру очень хочется, чтобы вы поверили ему, Руфь, и позволили бы Леонарду ходить в школу. Он отдаст его в ту, которую вы сами выберете, сообразно с тем будущим, которое вы для него планируете.
- Я ничего не планирую, - ответила Руфь. - Я не имею средств что-то планировать. Я могу лишь попытаться подготовить его к тому, что случается в жизни.
- Хорошо, - сказала Джемайма, - мы потолкуем об этом в Абермауте, а я уверена, что вы не откажетесь приехать, милая, дорогая Руфь! Подумайте о тихих, ясных днях и мирных вечерах, которые мы проведем вместе. Маленькая Роза будет бегать по опавшим листьям, а Леонард в первый раз увидит море.
- Я думаю об этом, - ответила Руфь, улыбнувшись счастливой картине, нарисованной Джемаймой.
И так они, улыбаясь при мысли о радостной перспективе, открывавшейся перед ними, расстались… чтобы никогда больше не встретиться в этой жизни.
Как только миссис Фарквар вышла, в комнату влетела Салли.
- Ах, боже мой! - воскликнула она, оглядывая комнату. - Да знай я, что придет священник, я бы уж надела чехлы получше и постлала бы воскресную скатерть. Вам-то что, - продолжала она, осматривая Руфь с головы до ног, - вы всегда милы и нарядны в любом платье, хотя сукно у них у всех, конечно, не дороже двух пенсов за ярд. Да и лицо у вас такое, что всякое платье скрасит. Ну а вы-то… - продолжала она, обращаясь к мисс Бенсон, - вы-то могли бы надеть что-нибудь получше, чтобы хоть не срамить меня, его прихожанку, которую он знал с тех пор, как отец мой у него служил.
- Ты забываешь, Салли, я же все утро варила желе, - ответила мисс Бенсон. - Откуда мне было знать, что именно мистер Грей стучится в двери?
- Могли бы оставить желе мне, я бы сумела угодить Руфи не хуже вашего. Знай я только, что он придет, я бы сбегала и купила вам платок на шею или еще что-нибудь - приукрасить вас. А то, пожалуй, он подумает, что я живу у диссентеров, которые и одеться-то как следует не умеют.
- Утешься, Салли, он и внимания не обратил на меня. Он приходил к Руфи, а ты сама говоришь, что она всегда мила и нарядна.
- Ну, теперь-то уж делать нечего. Но если я куплю вам платок, обещаете вы надевать его, когда к нам приходят духовные особы? Не могу я выносить их насмешек над одеждой диссентеров.
- Хорошо, договорились, - ответила мисс Бенсон. - А теперь, Руфь, я принесу тебе чашечку теплого желе.
- Право, - отвечала Руфь, - мне жаль вас разочаровывать, но если вы станете обращаться со мной как с больной, то я, чего доброго, взбунтуюсь.
Но Руфь покорилась, хотя про себя и посмеивалась, - нужно было лежать на диване и есть с ложечки. Но ведь так хотелось мисс Вере. Руфь чувствовала себя совсем здоровой, ощущая лишь изредка какое-то сладостное томление от мыслей о морских ветрах и о красотах природы, ожидавших ее в Абермауте.
Во второй половине дня их навестил мистер Дэвис. Он тоже приходил, в основном, к Руфи. Мистер и мисс Бенсон сидели с ней в салоне, любовно поглядывая, как она шьет и весело говорит о поездке в Абермаут.
- А, так у вас был сегодня наш достойный священник? Я пришел почти с такого же рода поручением, но только я избавлю вас от чтения письма, чего он, ручаюсь, не сделал. Вот, пожалуйста, - проговорил он и положил перед Руфью запечатанное письмо, - это выражение благодарности моих собратьев, медиков. Распечатайте и прочтите его в свободную минуту, но только не сейчас, поскольку мне хочется потолковать с вами. Я хочу просить вас об одолжении, миссис Денбай.
- Одолжение?! - воскликнула Руфь. - Что я могу для вас сделать? Мне кажется, я готова заранее обещать исполнить всё, хотя еще не знаю, в чем дело.
- В таком случае вы очень неосторожная женщина, - ответил он, - и я ловлю вас на слове. Я хочу, чтобы вы отдали мне своего сына.
- Леонарда?!
- Ага, вот видите, мистер Бенсон? То она сразу на все согласна, то вдруг смотрит на меня, словно я людоед.
- Может быть, мы просто не поняли, что вы хотите сказать? - заметил мистер Бенсон.
- Дело вот в чем. Как вы знаете, у меня нет детей. Не могу сказать, чтобы я сильно сожалел об этом, но жену мою это всегда печалило. Заразился ли я от нее печалью, или мне просто жаль, что моя отлично налаженная практика перейдет к постороннему человеку, тогда как мне следовало бы иметь сына, который принял бы ее после меня, - уж этого я не знаю. Но в последнее время я стал присматриваться к разным мальчикам и наконец мой выбор пал на вашего Леонарда, миссис Денбай.
Руфь не могла говорить: она все еще не понимала, к чему он ведет. Мистер Дэвис продолжал:
- Сколько мальчику лет?
Он обратился с вопросом к Руфи, но ответила мисс Бенсон:
- Ему исполнится двенадцать в феврале.
- О, только двенадцать! А по росту и по лицу можно дать больше. Правда, и вы выглядите очень молодо.
Последнее замечание он сделал как бы про себя, но, заметив, что Руфь вспыхнула, переменил тон:
- Значит, двенадцать! Ну, так я теперь же возьму его. Я не хочу этим сказать, что в буквальном смысле забираю его у вас, - проговорил он, смягчая свои слова и выражаясь серьезнее и осмотрительнее. - То обстоятельство, что он ваш сын… сын той, кого я видел… я видел вас, миссис Денбай… А она, мисс Бенсон, несомненно, лучшая из сиделок, каких я когда-либо встречал, а хороших сиделок наш брат доктор умеет ценить! Так вот, то обстоятельство, что он ваш сын, служит, на мой взгляд, для мальчика самой лучшей рекомендацией, хотя он, без сомнения, славный ребенок. Я буду очень рад оставлять его у вас так часто и долго, как только возможно. Ну нельзя же ему всю жизнь сидеть привязанным к вашему переднику! Я только беру на себя обязанность дать ему, с вашего одобрения, образование. Он будет состоять при мне. Я, как попечитель, определю его учеником главного врача больницы в Эклстоне. Со временем он сделается моим коллегой, а там когда-нибудь и моим преемником. А теперь, миссис Денбай, потрудитесь сказать, что вы имеете против этого плана? Жена моя вполне со мной согласна. Ну, выскажите же свои возражения! Вы не женщина, если у вас не наготовлено их с целый короб в ответ на мое разумное предложение.
- Я не знаю, - прошептала Руфь. - Это так неожиданно…
- Вы очень, очень добры, мистер Дэвис, - проговорила мисс Бенсон, несколько обиженная тем, что Руфь не выражает благодарности.
- Полноте! В конце концов, я же останусь в выигрыше. Я своих выгод не упускаю. Что же, миссис Денбай, решено?
Тут мистер Бенсон вмешался в разговор:
- Мистер Дэвис, это предложение, как уже сказала Руфь, очень неожиданно. Мне оно кажется самым лучшим и самым щедрым из всего, что только можно было ожидать, но я думаю, надо дать миссис Денбай время его обдумать.
- Хорошо, двадцать четыре часа довольно?
Руфь подняла голову:
- Мистер Дэвис, не подумайте, что я неблагодарна. Я не в силах сейчас благодарить вас, - она плакала, говоря это, - дайте мне две недели на размышление. Через две недели я все решу. Ах, как вы все добры!
- Очень хорошо. Итак, через две недели - в четверг двадцать восьмого - вы сообщите мне о своем решении. Смотрите, если оно будет против меня, я не сочту его за решение, потому что твердо намерен настоять на своем. Не стану вгонять миссис Денбай в краску, мистер Бенсон, рассказывая в ее присутствии обо всем, что заметил в ней за эти три недели и что убедило меня в добрых качествах, которые я найду в ее сыне. Я наблюдал за ней, когда она об этом и не подозревала. Помните ли вы ту ночь, когда Гектор О’Брайен сошел с ума, миссис Денбай?
Руфь побледнела при этом воспоминании.
- Вот, посмотрите, как миссис Денбай побледнела при одной мысли об этом. А все-таки, уверяю вас, именно она одна подошла к нему и отняла кусок стекла, который он выломал из окна, чтобы перерезать им горло себе или кому-нибудь другому. Хотел бы я, чтобы у нас было побольше таких храбрецов, как она!
- Я думал, паника уже прошла! - заметил мистер Бенсон.
- Да, в целом тревога значительно ослабела, но то и дело попадаются еще все такие же глупцы. Да вот, прямо от вас я отправляюсь к нашему бесценному представителю, мистеру Донну…
- К мистеру Донну? - повторила Руфь.
- Да, к мистеру Донну. Он лежит больной в королевской гостинице. Приехал на прошлой неделе собирать голоса, но до того испугался слухов об эпидемии, что не смог приняться за дело и, несмотря на все предосторожности, все-таки подхватил болезнь. Посмотрели бы вы, до чего все перепуганы в гостинице: хозяин, хозяйка, лакеи, вся прислуга. Никто и подступиться к нему не смеет, и только его лакей - парень, которого он, говорят, спас в детстве, когда тот тонул, - кое-как присматривает за мистером Донном. Надо мне найти ему где-нибудь порядочную сиделку, хоть я и стою за Крэнуорта. Эх, мистер Бенсон, вы и не знаете, каким искушениям подвергается иногда наш брат медик. Подумайте, если бы я дал вашему представителю умереть - что весьма вероятно, если не найти сиделки, - то как славно мистер Крэнуорт пошел бы в гору! А куда это ушла миссис Денбай? Надеюсь, я не испугал ее, напомнив о Гекторе О’Брайене и о той страшной ночи? Она повела себя тогда как героиня, уверяю вас!
Когда мистер Бенсон провожал мистера Дэвиса, Руфь отворила дверь кабинета и тихо попросила:
- Мистер Бенсон, позвольте мне поговорить с мистером Дэвисом наедине.
Мистер Бенсон согласился: он решил, что Руфь хочет поподробнее расспросить его относительно Леонарда. Но когда мистер Дэвис вошел в комнату, его поразила бледность и выражение твердой решимости на лице миссис Денбай. Он помолчал в ожидании, что она заговорит первая.
- Мистер Дэвис, я должна позаботиться о мистере Беллингаме, - наконец проговорила она, сжимая руки, между тем как все тело ее оставалось напряженно неподвижным.
- О мистере Беллингаме? - удивленно переспросил он.
- Я хотела сказать, о мистере Донне, - поспешно поправилась она. - Раньше его фамилия была Беллингам.