И при этом всю предыдущую жизнь Джейн была так далеко от Хлоэ. Она любила ее, любила так сильно, что дала ей имя, что приехала в сад этим летом, но заставила себя держаться на расстоянии от Хлоэ в промежутке между этими событиями. Но даже, когда она была далеко, она всегда носила фотографию дочери в медальоне, не снимая его ни днем ни ночью.
Джейн всегда была рядом с Хлоэ, всегда. Родители и дядя Дилан любили девочку, они окружили ее такой любовью, что доставалась не каждому ребенку. Но Джейн тоже любила ее…
- Есть кое-что, чего я пока еще не понимаю, - начала Хлоэ, - но это связано с пребыванием рядом.
- Рядом?
- Да, как у тебя и Изабелл.
Дядя Дилан внимательно слушал.
- Ты был с ней - в начале ее жизни и в конце. Ты и сейчас с ней, верно?
- Думаю, она со мной… да.
- Я тоже так думаю, - сказала Хлоэ. - Люди стараются сделать все, что в их силах.
- Но иногда этого недостаточно.
- Видишь ли, - попыталась объяснить Хлоэ. Слова все еще отказывались ей повиноваться, - я думаю, что это не так. Мне кажется, этого достаточно… Взгляни на Джейн.
- Ну ладно, хватит, - оборвал ее излияния дядя, проверяя пистолет и направляясь в сторону дома. - Достаточно. Пойдем, я провожу тебя домой.
- Я хочу ее увидеть, - сказала Хлоэ, упираясь ногами в землю. Она подумала о своем коллаже. Она надеялась, ее мать и отец не обидятся на нее из-за этого, почему-то ей казалось, что мама не должна расстроиться.
И вдруг ей в голову пришла идея, что Шерон считает, что она должна позвонить Джейн. Однажды утром Хлоэ спустилась к завтраку и увидела на столе газету - "Нью-Йорк Таймс", - мама подписывалась на нее ради рубрик, посвященных кулинарии и саду. Газета была открыта на маленькой заметке под названием "Каламити-Джейн возвращается в город".
Там была фотография Джейн в белом поварском колпаке, перед ее пекарней. Хлоэ внимательно смотрела на нее. Джейн не улыбалась. Она старалась, но улыбка получилась ненастоящей. В статье говорилось о том, что она печет множество яблочных пирожных. Мама Хлоэ оставила газету на столе, не сказав ни слова.
- Ты ее не увидишь, - сказал ее дядя.
- А я говорю, что увижу.
- Это плохая идея, Хлоэ.
- Она не твоя мать.
- Это я знаю. Но не она тебя вырастила - мой брат и Шерон сделали это. Они любят тебя.
Хлоэ не то засмеялась, не то всхлипнула. Как ее дядя может быть таким глупым? Она посмотрела по сторонам. Луг казался живым, со всеми сверчками, лисицами и высокой травой. С дальнего края на них смотрели олени. Совы охотились на мышей. Повсюду стояли яблони, увешанные спелыми плодами. На востоке взошла луна, освещая весь сад. Танцевали кошки.
- Что смешного? - удивился дядя Дилан.
- Просто проверяю. - Хлоэ вытянула руку, словно пыталась собрать все, что вокруг нее.
- Хлоэ, о чем ты говоришь?
- Помнишь, мы устроили танцы в сарае? На юбилей маминой и папиной свадьбы?
- Да, помню. И что с того?
- Нам нужно устроить еще, дядя Дилан. И поскорее. Прежде чем ты совсем исчезнешь.
- Я никуда не исчезаю. Я забираю тебя домой, а потом звоню в полицию, чтобы тех двоих…
- Ты сказал, что мама с папой любят меня. - Хлоэ взяла дядю за руку.
- Да.
- Я знаю это, - прошептала девочка. - Они подарили мне столько любви, что у меня еще много осталось…
- Хлоэ!
- Для тебя, для Изабелл, для Моны, для кошек… для моей родной матери.
Он не ответил. Дилан стоял спокойно, держа пистолет, как будто каменное изваяние в свете восходящей луны.
- Джейн, - вымолвил он через некоторое время.
- Признайся, дядя Дилан, ты же тоже ее любишь.
Он снова оцепенел. Луна поднялась выше, глаза мужчины светились в ее лучах. Хлоэ видела, что он думает о Джейн.
- Я скучаю по ее пирогам, - наконец вымолвил он.
- То, что мы сейчас продаем, - настоящий мусор, - засмеялась Хлоэ.
- Знаю.
- Она печет в Нью-Йорке, - сказала Хлоэ. - Я видела статью в газете, мама оставила, чтобы я прочла ее. Я найду ее. Я поеду в Нью-Йорк, и я найду Джейн.
Дядя Дилан смотрел на Хлоэ, пытаясь выглядеть суровым. Он хмурил брови и поднимал подбородок. Но сжатые губы прятали зарождающуюся улыбку.
- Я не могу тебе этого позволить, - заметил он.
- Ты не можешь меня остановить.
- Тогда мне придется тебя отвезти. Я не отпущу тебя одну. Если только твои родители на это согласятся.
- Они согласятся.
Он засмеялся и покачал головой.
- Зная вас, мисс Чэдвик, я в этом не сомневаюсь.
- Мы привезем пирожных. - Хлоэ держала дядю за руку, пока они шли по саду по направлению к ее дому. - И мы привезем Джейн приглашение.
- Куда? - поинтересовался он.
- На танцы. Не волнуйся, мы с Моной все организуем.
- Этого я и боюсь. - Мужчина вновь улыбнулся. Хлоэ посмотрела на луну. Яркий серебряный диск, края которого немного расплывались. Она потянулась, словно могла взять луну в руку. В этот момент она верила, что может. Она уберет ее в карман и подарит Джейн, как серебряное яблоко.
- Я надеюсь, нам удастся организовать танцы в амбаре, - сказала она, глядя на волшебное небо. - Все, что нам нужно, это серебряная луна.
Ее дядя рассмеялся. Он ничего не говорил, он только смеялся. А когда они наконец добрались до дома, ее родители уже стояли на дороге в ожидании полиции. Они услышали выстрел и вызвали ее. При виде Хлоэ ее мама вскрикнула. Она раскинула руки в стороны, и Хлоэ влетела в ее объятия.
Глава 29
Ей заказали роскошный свадебный торт, но, перемешивая тесто, Джейн заметила, что она еле сдерживает себя. Она мешала и отмеряла, отмеряла и мешала. Она убедилась, что добавила все необходимые ингредиенты в правильных пропорциях. Торт должен получиться вкусным и красивым, независимо от ее внутреннего состояния.
Но, держа в одной руке большую миску, а в другой деревянную ложку, она думала о том, как все изменилось. В эти дня она чувствовала себя какой-то плоской, как будто одномерной. Раньше, когда она пекла свадебный торт или торт на день рождения, на вечеринку, или на День благодарения, - она всегда проникалась духом праздника, начинала выдумывать новые рецепты, добавлять новые ингредиенты.
Она призывала всю свою любовь, часто думая о Хлоэ, о том, где она сейчас и что делает, и словно добавляла ее в торт. Таких инструкций не найдешь ни в одной книге по кулинарии, но Джейн считала это своим секретным оружием. Именно это делало ее торты столь популярными. Как было написано в "Нью-Йорк Таймс": "Торты от Каламити-Джейн испечены на профессиональном уровне, в них - сердце вашей матери".
Теперь все изменилось. Ни одного секретного ингредиента за неделю. Она надеялась, что ее клиенты не заметят подмены, но при этом женщина начала побаиваться кухни - по нескольку раз перепроверяла, все ли она положила в тесто, постоянно сверялась с записанными рецептами.
В других областях ее жизни тоже все шло не слишком гладко. Она все делала не вовремя, или слишком мало, или слишком много.
Она уже поставила пирог в духовку и собиралась сделать перерыв. На ней была бейсбольная кепка, чтобы волосы не падали на глаза, но их все равно приходилось периодически смахивать рукой со лба. Она налила себе стакан сока и присела за стол. В кухне жарко, и Джейн была этому только рада. Потому что она замерзла.
Ее помощница развозила заказы по городу. Она была новенькой, Джейн наняла ее после возвращения. Пока они неплохо сработались. Предыдущая, конечно, ушла - ведь Джейн отсутствовала целую вечность, но такова была цена, ей пришлось заплатить за поездку в Род-Айленд.
Весна и часть лета…
Она взглянула на календарь на стене - напоминание о доме с фотографиями Ньюпорта и Провиденса, затем сняла его, положила на стол и сделала нечто сумасшедшее - стала считать дни.
Шестнадцать дней в марте, тридцать в апреле, тридцать один в мае, четырнадцать в июне. И того, всего девяносто один день.
Девяносто один день с Хлоэ…
Джейн положила руку на календарь, словно пыталась впитать эти дни в кровь и плоть, удержать их там навсегда. Но со временем подобные шутки не проходят. Время - оно всегда в настоящем. Где ты сейчас и что делаешь в данный момент - вот что имеет значение. Уже август, и с того времени в саду прошли недели…
Джейн заставила себя дышать. Каждый вдох отдавался болью, потому что он уносил ее все дальше от Хлоэ. Поначалу ей было так же тяжело, как и после рождения дочери. Все, что Джейн видела - это боль и шок в глазах девочки, смешанные со страхом перед возможной беременностью, и смущением от того, что кто-то, кого она считала другом, оказался ее матерью.
Джейн, конечно, все сделала неправильно. Можно было найти тысячи способов, как себя повести. Возможно, ей не стоило лгать с самого начала? Приехать к Хлоэ и сказать: "Привет. Я знаю, это звучит странно, но я твоя мама". Или, пожимая Дилану руку на ужине для учителей, заявить: "Ты меня не знаешь, но я мать твоей племянницы, и мне нужна помощь…"
Ох, Дилан…
Она даже не могла думать о нем. Зеленые обвиняющие глаза: он смотрел на нее, как на преступницу, и разбивал ей сердце. Она видела его во сне - каждую ночь с тех самых пор, как они занимались любовью. Она не могла прогнать из своих мыслей одно слово: "целостность". Потому что с Диланом она чувствовала себя цельной, а не половинкой, как обычно.
Любовь дарит человеку внутреннюю целостность. Теперь Джейн это знала. Любовь не связана с чувством собственности, когда ты пытаешься завоевать, привязать к себе кого-либо. Как в итоге получилось с ее отцом и с отцом Хлоэ.
Джеффри Хэйден.
Вернувшись в Нью-Йорк, перепоручив больную мать заботам Сильви и Джона, Джейн решила найти в Интернете сайт Браунского университета. Она поискала имя Джеффри - женщина не делала этого уже несколько лет.
Она знала, что ее бывший возлюбленный начал карьеру в качестве ассистента на кафедре в Брауне. Затем он сам стал полноправным преподавателем английского. Все эти сведения Джейн почерпнула из журнала, посвященного университету, еще до того, как у нее появился Интернет.
Потом она следила за ним с помощью Сети. Джеффри переехал в Гарвард. Стал профессором. Он периодически публиковал свои статьи в научных изданиях. Он написал серию книг, включая ту, что продавалась во всех книжных магазинах и стала бестселлером, - "Литература сердца". Судя по краткому содержанию, написанное в духе романтического постмодернизма произведение стало неким анализом того, как литература помогает писателю понять свое сердце при изучении собственных потерь.
Джейн не стала читать эту книгу. И она давно перестала искать имя Джеффри Хэйден в Интернете.
Но в июле, когда стояла такая жара, что Джейн приходилось прикладывать к лицу кубики льда, она внезапно решила зайти в Интернет и посмотреть информацию о том, что делает Джеффри сейчас.
Судя по всему, он жил в Белмонте, а его офис находился в Гарварде. Джейн позвонила Джеффри в офис, хотя был уже вечер. Она слушала его голос, записанный на автоответчике - те же интонации, тот же юмор. Ладно, она готова.
И Джейн набрала домашний номер Джеффри Хэйдена.
Трубку взял ребенок.
- Твой папочка дома? - спросила Джейн.
- Папочка! - закричал мальчик.
Подошел Джеффри:
- Алло?
Джейн закусила губу, лед выскользнул из ее пальцев.
- Привет, Джеффри. Это Джейн. - Она не назвала фамилию.
Не важно. Он и так знает.
- Джейн, - повторил он. Он вздохнул? Последовала тишина. Затем: - Как ты?
- Я видела ее, - сказала Джейн. - Я встретилась с ней прошлой весной.
Тишина. Долгая тишина.
- Где? - поинтересовался он наконец.
- В Род-Айленде, она там сейчас живет. В Крофтоне, на краю яблоневого сада. Она красивая, Джеффри. Умная и забавная… такая необычная, эксцентричная… увлекающаяся….
- Джейн, - прервал ее мужчина.
- Я… - начала Джейн. Зачем она звонила? Ее сердце раскололось, как скорлупа ореха, по щекам потекли слезы. Она сумасшедшая, она всегда это знала. Молодая женщина вытерла слезы с губ. Отец Хлоэ оставался на другом конце провода.
- Я женат, - предупредил он, - у меня трое детей.
- Знаю, - ответила Джейн, - я читала в журнале.
- Некоторым вещам следует оставаться в прошлом, - заметил Джеффри Хэйден.
Ей казалось, что она в могиле - с очень высокими стенами. Туда можно попасть, но нельзя выбраться. Джейн дрожала, держа в руках трубку. Так жарко, она вся вспотела, и на ней не было ничего, кроме нижнего белья. Как будто она могла говорить с ним только без одежды. Обнаженной и сумасшедшей от любви - не к нему, но к их дочери.
- Ты о ней не думаешь? - прошептала Джейн.
- Стараюсь не думать.
- А она тебе снится?
После долгой паузы он ответил:
- Да. - И прошептал: - И ты тоже. Вот почему я написал книгу.
Джеффри остановился, она услышала детский голос, что-то спрашивающий у него. Джейн ждала, что он скажет ей еще что-нибудь, но он этого не сделал. Он просто повесил трубку.
В ту же ночь Джейн пошла и купила его книгу. Она попыталась прочесть ее, ища какие-то знаки того, что Хлоэ стала причиной написания столь большой и тяжелой книги. Она посмотрела на фотографию Джеффри на задней стороне обложки. Хотя на самом деле Джейн смотрела не на него, она искала в нем черты Хлоэ - форма бровей, уголки губ приподняты с левой стороны, когда он улыбается…
И она видела Хлоэ.
Она всегда была его дочерью, частью его. С той минуты, когда Джейн поняла, что беременна, она думала о них как о семье. Они крепко связаны, как они могут теперь расстаться?
Она вспомнила тот день, когда рассказала ему о беременности. Она поехала в Нью-Йорк на поезде и встретилась с ним на станции. Он ждал ее под табло с расписанием. Увидев любимого, она побежала к нему, уронила сумку и обняла его, он чувствовал, что она дрожала.
- Ты приехала, это так здорово, - улыбнулся Джеффри. - Нам надо спуститься вниз, до нашего поезда еще сорок минут, мои родители так рады, что ты приезжаешь, они хотят, чтобы мы поужинали с ними, а завтра будет концерт в "Джонс-Бич" и…
- О, Джеффри…
Она спрятала лицо у него на груди, пытаясь сформулировать фразу, прежде чем произнести ее вслух. Это так странно звучало: "Я беременна".
Приличные ученицы университета не должны произносить подобных слов. Девушки из католических семей такого не говорят. Девушки, приехавшие в Нью-Йорк из Род-Айленда, чтобы встретиться со своим парнем, сначала…
Она покраснела. Ее сердце билось все быстрее и быстрее, колени слабели. Она думала о том, что, конечно, Джеффри будет в шоке, но его любовь и доброта помогут ему, что бы ни случилось.
- Что-то не так? - спросил он… а она не могла вымолвить ни слова. Они оба изучали английский, любили язык и литературу, они любили разговаривать, спорить, обсуждать, и они не виделись три недели. Но сейчас она превратилась в застенчивую девочку, прячущую лицо и не способную говорить.
- Я… - начала она, но потом передумала и продолжила: - Мы…
- Мы?
- У нас будет ребенок.
Она ожидала многого. Шока, молчания, но только не того, что последовало. Он засмеялся:
- Удачная шутка, Джейн.
- Правда. - Джейн отодвинулась, чтобы он мог видеть, как она серьезна.
Джеффри посмотрел в глаза возлюбленной, удивленно улыбаясь, потому что они редко шутили друг с другом. Но потом, глядя на ее напряженное лицо, понял, что она не шутит.
- Джейн, - сказал он, как будто ее имя в чем-то его убеждало, - ты уверена?
- Да. Я ходила в больницу…
Он обнимал ее, покачивая. Его губы коснулись ее губ. Облегчение от того, что она все ему рассказала, казалось просто огромным, она внезапно почувствовала, что все будет хорошо. Она справится с этим, они справятся. Они все…
- Мне кажется, что это… она… девочка, - робко прошептала Джейн. - Знаю, это безумие, я не могу знать, но я чувствую…
- Не делай этого, - произнес Джеффри, все еще обнимая ее.
- Чего?
- Мальчик, девочка… Не думай об этом, Джейн. Не привыкай.
Джейн засмеялась, глядя ему в глаза:
- Как я могу? Я - ее дом! Она или он - прямо в моем теле!
- Стоп, - сказал он. Его глаза были жестче его голоса.
- Стоп…
- Нам надо решить, что мы будем делать.
- Делать?
- Джейн! Ты знаешь, о чем я. Так. Я позвоню родителям, скажу, что мы задерживаемся. Скажу… не знаю, скажу, что твой поезд опоздал и мы не встретились. Я не хочу сидеть за столом и болтать, пока мы с тобой…
Она старалась дышать: "Пока мы с тобой планируем наше будущее. Пока мы обнимаемся. Пока…"
- Пока мы с тобой пытаемся решить, какого черта нам теперь делать. На моем этаже в общежитии живет парень, его девушка забеременела…
Джейн широко открыла глаза.
- Надо вспомнить, куда они ходили. Точнее она. Он с ней пошел. Я, конечно, не пущу тебя одну.
- Куда не пустишь одну?
- Делать аборт.
Джейн удивленно моргнула. Она верила, что у каждой женщины есть такое право. Но она дотронулась до своего живота. Она сказала: "Привет". Ребенок ей ответил, прямо сейчас, на станции. Она покачала головой.
- Никакого аборта, - возразила девушка.
- Джейн…
- Джеффри.
- Нам еще два года учиться в университете. Нам надо закончить Браун, написать диссертации…
- Знаю.
- Скажи мне, что ты не собираешься оставлять ребенка!
- Я именно это и собираюсь сделать.
- Я люблю тебя, Джейн. Я знаю, что когда-нибудь мы поженимся. Но мы не можем этого сделать.
- Мы не можем? Или ты?
- Шшшш. Джейн.
- Я не буду делать аборт. Я думаю, я хочу, хочу оставить ребенка. Или я отдам ее, или его, на усыновление. Если мы найдем подходящую семью. Я реалист! Я знаю, что мы молоды. Я понимаю, Джеффри. - Ее голос становился громче, на них начали оглядываться. - Я понимаю! Я эмоциональна! Мы любим друг друга, она наша…
- Тихо, Джейн…
- Знаю, извини. Я пропущу следующий семестр, поживу дома. Я буду учиться дома! Мы можем купить квартиру, рядом с университетским городком.
Он покачал головой и сжал губы, и Джейн поняла - все кончено. Джеффри Хэйден не собирается это обсуждать. Он будет слушать и говорить, но не хочет того же, что и она. Джейн знала, и какая-то часть ее сердца умерла в этот момент.
- Я не могу отвлекаться, - сказал он. - Мы не сможем учиться, если у нас будет ребенок…
- Я смогу! - воскликнула Джейн.
- Нет, - возразил он, - не думаю. Если ты оставишь ребенка, можешь попрощаться с Брауном. Тебе придется пропускать минимум год.
- Ну и что?
- Это наше образование.
- Но это наша жизнь.
Эти слова "наша жизнь" звенели в воздухе между ними. Все пассажиры и путешественники, встречающие, работники станции, продавцы билетов, дети, родители, подростки… все они жили своей личной жизнью. Разной, особенной - только их.
Джеффри хмурился и казался сердитым. В его глазах стояли злые слезы, и Джейн видела его, молодого парня, чем-то сильно расстроенного.
Джейн поняла в этот самый момент, что слова "наша жизнь" означают для Джеффри совсем не то же самое, что для нее.
- Ох. - Все, что она могла сказать.