Хлоэ кивнула, надеясь, что тема о матерях забыта.
- Она делает себе инъекции между бровями. Этого… как его… ботулизма!
- Яда?
- Да! И он парализует мышцы ее лица! Она делает укол прямо между глаз, там, где появляются морщины, когда хмуришься. Так что, сколько бы она ни хмурилась, ничего не выходит.
- Парализует ее лицо? Ботулизм? - спросила Хлоэ.
Мона кивнула, поправляя очки на носу, и кашлянула.
- Ботокс… яд ботулизма? Я что, должна ей расшифровывать? Вот с кого я должна брать пример. Думаю, моя мама очень расстроилась бы, узнав, что отец женился на такой женщине, - сказала Мона. Ее глаза наполнились слезами, и Хлоэ знала, что это не из-за кашля. Девочки были подругами с раннего детства. Мама Моны умерла, когда ей исполнилось шесть лет. В тот год они с Хлоэ все время были вместе, и их связь стала еще крепче.
- Особенно если учесть, что она была сиделкой твоей матери, - сказала Хлоэ, беря Мону за руку.
- Это так нечестно, - Мона всхлипнула, - я чувствую себя такой убогой, а все, чего я хочу - это моя мама.
- Ты помнишь ее? - спросила Хлоэ.
Мона кивнула, снимая очки:
- Я лучше вижу ее без очков. Она любила трогать мой лоб, чтобы проверить, нет ли у меня температуры. Она клала в миску лед, и я ела его серебряной ложкой. У нее были кудрявые волосы и смешная дырочка между передними зубами.
- Ты хотя бы можешь видеть ее… - сказала Хлоэ.
- Только без очков.
Хлоэ кивнула. Она положила руку на лоб Моне. Он был горячим. Она потянула лучшую подругу в гостиную и уложила ее на диван. Затем девочка пошла на кухню, открыла холодильник и взяла из морозилки пригоршню льда. Лед зазвенел, когда она бросила его в чашку, и, взяв ложку, она отнесла все это Моне.
- Спасибо, - пробормотала Мона, приподняв голову с подушки, - из тебя бы получилась отличная мама.
Хлоэ улыбнулась. На столе лежала ручка. Она взяла ее и аккуратно нарисовала звездочку на руке у Моны, а затем и на своей тоже. Подбирая свою сумку, она заметила, что Мона не надела очки. Когда она выходила из дверей, она оставляла свою подругу лежащей там с чашкой льда, с размытым зрением и видением ее матери, которую она по-прежнему так сильно любила. Все это необыкновенно волновало Хлоэ. Как могут люди, которые якобы любят тебя, взять и умереть? Или, еще хуже, бросить тебя?
Ведь в действительности это одно и то же.
Уже второй день подряд Дилан Чэдвик ехал домой, нагруженный рассадой, и встречал свою племянницу. Притормозив, он вынул сигарету изо рта и жестом предложил ей садиться.
- Ты опять опоздала на автобус? - спросил он, опуская окно, чтобы дым уходил наружу.
- Нет, я просто сошла пораньше. Мона заболела, и я подарила ей открытку.
Дилан кивнул, не выказав никакой реакции. Мона Шиппен. Она, Хлоэ и Изабелл были неразлучны во время летних каникул. Он поехал дальше. Им было совсем недалеко. Он взглянул на Хлоэ, заметил дырку у нее на джинсах, на самом колене, звездочку, которую она нарисовала на тыльной стороне ладони. Эти мелочи живо напоминали ему об Изабелл, он сам не знал, почему - может, его дочь не стала бы носить рваные джинсы или рисовать на коже. А может, стала бы.
- Я думала, сегодня ты везешь бабушку в школу, - сказала Хлоэ.
- Это завтра вечером.
Хлоэ кивнула:
- Еще деревья? - Она показала на прицеп.
- Да, копание всех этих ям дается не так уж и легко.
- Ты скучаешь по своей детективной работе?
- Ни капельки, - сказал он, - здесь гораздо больше интересных загадок.
- Да? Например?
- Например, почему можно использовать "Эмпайр" и "Гала" для перекрестного опыления "Джанагольдена". И почему саженец должен выступать из земли минимум на два сантиметра.
- И почему бы это? - спросила Хлоэ голосом профессионала.
- Так корни побега не разрастутся слишком сильно.
- Побег! - воскликнула девочка. - Отец. Даже у яблонь есть отец.
Дилан медленно повернулся, чтобы посмотреть на нее. Она опять начинает свою песню об усыновлении? Эли до сих пор не может отойти от того раза, когда его вызвали в Семейный суд и сказали, что Хлоэ сфабриковала доказательства того, что ей двадцать один, чтобы найти свою настоящую мать.
- У тебя есть родители, - настойчиво сказал Дилан.
- Я знаю. - Она прижала к себе сумку и нахмурилась. Это выражение лица было ему хорошо знакомо, он ведь так долго сам носил его, иногда казалось, что оно приросло к его лицу. Боль, тоска, злость на весь мир.
- Тогда что не так?
- Обезьянок похищают прямо из джунглей, меня уволили, и кошки не могут есть здоровую пищу, надо мной смеются даже в школе, моя лучшая подруга сидит дома больная, и никто не может позаботиться о ней, я заслуживаю того, чтобы знать, кто я, и я ненавижу весь мир, - ответила она так сурово, как будто считала его своим врагом.
- Ты прочитала мое письмо? - спросил он.
- Ой! - девочка схватила сумку и начала перетряхивать ее, - я совсем забыла.
Наконец она извлекла конверт из недр сумки. Он смотрел, как она разрывает бумагу, изучает его почерк. Он помнил, как писал это прошлой ночью, свет в доме его брата уже давно потух, а он все никак не мог уснуть.
- Мне прочитать вслух? - спросила Хлоэ.
- Только цитату.
- Ладно. - Она прочитала: - "Насилие умножает ненависть… добавляя тьмы в беззвездную ночь. Темнота не может разогнать темноту: на это способен только свет. Ненависть не может уничтожить ненависть: только любовь способна на это". Доктор Мартин Лютер Кинг. Вот что ты имел в виду прошлой ночью, когда сказал про "ночь, лишенную звезд"?
- Ага.
Она вопросительно посмотрела на него:
- Почему ты написал это мне?
- Потому что мне показалось, что тебе следует это знать.
- Но почему?
Он вел машину молча. Он не мог раскрыть истинную причину своих действий или по крайней мере всю истину целиком. Но Дилан знал, что его племянница очень чувствительна и умна, так что он решил сказать ей хотя бы часть.
- Потому, что ты напоминаешь мне самого себя.
- Как это?
- Ну, скажем, у тебя очень обостренное чувство справедливости, - ответил он.
Она посмотрела в сторону, прижав лоб к боковому стеклу машины. Они свернули с главной дороги на узкую и заросшую просеку. Прежде чем они доехали до развилки, Дилан показал на ветхий ларек:
- Хочешь подработать после школы?
- Как именно? - спросила она.
- Это тяжелая работа, - предупредил он.
- Без проблем. Кошкам нужно есть. Что надо делать?
- Как насчет того, чтобы отремонтировать старую палатку?
- Яблочную палатку?
Дилан кивнул:
- Она выглядит ужасно. Надо все почистить, покрасить ее. Я прибью новые полки.
- А вывеска?
- Да, я подновлю вывеску. Кажется, она в сарае.
- "Яблоневые сады Чэдвик", - прошептала Хлоэ, - мы с Изабелл работали в палатке, когда были маленькими. Дедушка давал нам кленовый сахар, медовые лепешки и яблочные пирожные.
- Я знаю, - ответил Дилан, - я помню.
- Она так долго не работала.
Дилан посмотрел на Хлоэ. Бледная кожа, темно-голубые глаза, прямые и темные волосы, таких не было ни у кого в семье Чэдвик. У нее были рваные джинсы и звездочка на руке, и Дилан практически слышал, как Изабелл просит его помочь ее кузине.
- Вот почему мне нужна твоя помощь, - сообщил он, останавливаясь возле ее дома.
- Тогда ладно, - сказала девочка. - Я согласна.
- Хорошо.
- Мы можем продавать не только яблоки? А еще кленовый сахар, медовые лепешки и яблочные пирожки?
Дилан посмотрел на нее взглядом, говорившим "не беги впереди паровоза".
Она засмеялась:
- Просто скажи, когда начинать.
- На этих выходных. Ранним и ярким субботним утром.
Она кивнула, схватила свою сумку и письмо, которое он ей написал, и побежала через двор в сторону дома. Он вспомнил двух девочек, собиравших одуванчики весенней ночью, они набирали целые охапки, серебристые семена разлетались вокруг, смеялись, радуясь тому, что они вместе.
Вместе.
Что вообще это означает? Отъезжая, Дилан думал о том, что отнюдь не уверен, знает ли он это.
Глава 6
В первую пятницу каждого месяца в разных школах округа проводили Ужин для преподавателей. В прошлый раз праздник организовывала школа Роджерс в Ньюпорте, до этого - школа Хоп-Хай, в Провиденсе. Сегодня торжество должно было состояться в крофтонской школе, и Сильви взяла с собой торт, испеченный Джейн, выполненный в форме старого издания словаря Уэбстера.
Сильви сделала себе маску для лица, накрасилась новыми румянами и помадой, добавила немного теней на глаза, для загадочности, надела новый наряд от Эйлин Фишер и как раз натягивала свою шерстяную кофту, когда ее окликнула мать.
- Что такое? - спросила Сильви, заходя в спальню.
- Как насчет меня? - Мать смотрела вопросительно.
Сильви замерла:
- Что ты имеешь в виду?
- Сегодня пятница, - сказала Маргарет, - и я чувствую себя намного лучше. Можно я пойду с тобой?
Джейн сидела рядом с мамой на ее кровати, на коленях лежала открытая книга - "Большие надежды", и она с интересом посмотрела на сестру.
- Мы читали вслух, но ма услышала, как ты собираешься, и спросила меня, какой сегодня день…
- Мама, ты не выходила из дома уже много недель…
- Вот именно, дорогая, - улыбнулась Маргарет, - мне нужно развеяться.
Сильви моргнула. Она подумала о Джоне Дюфоре: интересно, будет ли он там? Она представила его, в каштановом свитере, его чувственные карие глаза наблюдают за парковочной площадкой, чтобы не пропустить, как она подъезжает. Иногда они вместе играли в "Скраббл", и она всегда вздрагивала, если их колени соприкасались под столом. Они были стеснительными людьми среднего возраста, живое воплощение песни "Работая по выходным".
Разрываясь между романтичной мечтой, между шансом войти в кафетерий и увидеть, как Джон внимательно смотрит на дверь, ожидая ее, и дочерним долгом, Сильви сдержанно кивнула.
- Конечно, мам. Если ты чувствуешь себя достаточно хорошо для этого.
- Она уверяет, что так и есть. - Джейн ухмыльнулась.
- Ну что же, мы понадобимся обе для того, чтобы помочь ей сесть в машину и выбраться из нее, - сказала Сильви, глядя на сестру. - Так что, видимо, ты едешь с нами.
Джейн сидела сзади. Сильви вела машину, а их мать занимала переднее пассажирское сиденье, охая и ахая, пока они проезжали по городу, как будто она никогда раньше не видела домов или садов.
- О боже, - вздохнула Маргарет. - Посмотрите-ка на эти кусты лилий у Йенсенов. Разве они не прекрасны? О, что это Данлэпы сделали со своим домом? Он такой большой для этой маленькой фермы.
Она опустила вниз стекло, вдыхая свежий воздух и наслаждаясь чувством свободы.
Джейн улыбнулась.
Ее мать выглядела счастливой, Сильви - взволнованной. Она принарядилась и на каждом светофоре украдкой бросала на себя взгляд в зеркало заднего вида, поправляя волосы. Джейн с нетерпением ждала, когда же она наконец увидит, с кем встречается Сильви. Сама она надела черные джинсы и свой кожаный пиджак, хотя ее мать была бы в восторге, если бы обе ее дочери носили милые голубые шерстяные кофточки, но…
Не важно, как далеко бы ты ни находился от побережья, а Крофтон располагался довольно далеко, ты все равно мог чувствовать запах моря. "Врезавшийся" в сушу залив Наррагансетт, по мнению Джейн, был самым красивым водным пространством в мире. Воздух наполняли запахи морского ветра и соли, смешиваясь с ароматами крофтонских лилий и цветущих яблонь.
Ее торт лежал на сиденье возле нее. Он был не так уж плох, если учесть, что Джейн не взяла с собой необходимых принадлежностей для выпечки. Когда-то давно она открыла "Пекарню Каламити", маленький магазинчик выпечки в пустынном местечке под железнодорожным мостом, рядом с Двенадцатой авеню. Постепенно благодаря слухам ее бизнес разросся, и она начала готовить роскошные торты для церемоний вручения премий, наград "Тони" и "Грэмми", для вечеринок по поводу открытия выставок или издания новых книг.
Ее имя стало известным в Челси, на Манхэттене, в парке Грэмерси. Ей постоянно звонили, оставляли заказы; даже сейчас, когда Джейн надиктовала на автоответчик сообщение, что уезжает навестить мать, что сожалеет, что вынуждена пропустить потрясающие праздники, и, пока она не вернется, следует обращаться в пекарню "Челси Бэйкерс", звонки продолжались.
Сильви притормозила у входа в школу. Девушки помогли матери выбраться из автомобиля. Сегодня та стояла на ногах куда увереннее, чем обычно. Пока Сильви парковалась, Джейн, поддерживая Маргарет, прошла в здание школы.
Не успела она переступить порог столовой, как на нее нахлынули воспоминания. Выкрашенные в светло-желтый цвет стены времен холодной войны, серый линолеум на полу. Длинные столы были заполнены запеканками, салатами, тушеным мясом и сэндвичами. Квадратные столики со свежими скатертями выстроились в три ряда, возле каждого по десять стульев. Многие из них уже заняли учителя и работники администрации, все разговаривали и смеялись.
Внезапно собравшиеся заметили Маргарет. На миг в зале наступила полная тишина, а затем последовал взрыв радости: Джейн осознавала, что радость была действительно искренней.
- Маргарет!
- Миссис Портер!
- О, это Маргарет - посмотрите, она здесь!
- Маргарет, как ты прекрасно выглядишь!
Да, мама действительно выглядела прекрасно: высокая, как всегда элегантная, наряженная в сиреневое шелковое платье с бантом на шее, седые волосы стянуты в тугой узел, длинная золотая цепочка, которую она почти не снимала, с маленьким хрустальным шариком, в котором хранилось семя горчицы. Друзья и коллеги окружили ее, целовали в щеки, пожимали ей руку и хотели познакомиться с Джейн.
- Моя дорогая дочь, приехала домой из большого города, - гордо заявила Маргарет.
- Как приятно познакомиться…
- Мы так много о вас слышали.
Джейн кивала и улыбалась. Что они слышали? Она никогда раньше не сопровождала свою мать на подобные вечеринки. С тех пор как в двадцать лет девушка покинула Род-Айленд, она почти не бывала в городе.
Джейн осмотрела комнату и заметила своего старого преподавателя английского. У него было все такое же скуластое лицо и широкие брови, и он смотрел на нее все тем же взглядом, что и во время последней встречи. Тогда она сообщила, что бросает Университет Браун, и это после всего того, что он сделал, чтобы помочь ей поступить туда.
Сейчас Джейн было тридцать пять, и с того дня прошло уже шестнадцать лет, но она чувствовала точно такой же стыд.
- Привет, мистер Ромни, - сказала она, оставляя мать в кругу учителей, когда он подошел поближе.
- О! Моя замечательная студентка, - заулыбался пожилой мужчина, - Джейн Портер.
Она покраснела, держа руки глубоко в карманах пиджака.
- Как вы поживаете? - спросила она тоном примерной ученицы.
- Ничего, спасибо. Как ты?
- Я в порядке. Вы совсем не изменились.
- Что означает, что я всегда выглядел дряхлым. Хм. Ну, расскажи мне, что хорошего ты сделала в этой жизни? Ты пишешь стихи для какого-нибудь экспериментального литературного журнала? Или, может, пьесы, анализирующие человеческие эмоции? - Его голос то повышался, то падал почти до шепота. Казалось, он выступает на сцене, уж такая у него была привычка.
- Я бросила учебу, - напомнила Джейн, стараясь, чтобы ее голос звучал твердо, чтобы в нем не проскользнули извиняющиеся нотки.
- Иногда талантливые люди так поступают, - ответил старый учитель, - порой университет не может удержать выдающиеся таланты.
Джейн зарделась и опустила глаза.
- Серьезно, Джейн, чем ты занимаешься?
- У меня свой бизнес в Нью-Йорке, мистер Ромни. Я пекарь.
- Пекарь? - переспросил он. - Это меня удивляет. Ты всегда так любила литературу.
- Я пеку для многих писателей, актеров, издателей…
- Так ты окружила себя творческими людьми.
- Да.
В этот момент в зал вошла Сильви, неся торт. Стоило ей переступить порог, как видный мужчина, в твидовом пиджаке с кожаными заплатками на локтях, быстро направился к двери, чтобы помочь ей. Вместе они донесли торт до стола и водрузили его всего в нескольких шагах от Джейн и мистера Ромни.
- Я и не знала, что вы будете здесь, - произнесла Джейн, улыбаясь. Она проследила за взглядом своего учителя: тот с изумлением разглядывал приготовленную девушкой сладкую копию словаря Уэбстера. Книга казалась почти настоящей, обложка и золотые буквы, возможно, кому-то в голову могла прийти мысль попытаться открыть словарь, чтобы найти необходимое слово. Мистер Ромни улыбнулся.
- Даже если бы ты и знала, ты не могла бы сделать меня счастливее, чем сейчас. Ты все еще любишь литературу, Джейн Портер. Мне всегда кажется, когда я открываю свой любимый литературный альманах, что однажды я там увижу написанное тобой стихотворение или историю.
- Я больше не пишу, - прошептала Джейн.
Мистер Ромни грустно посмотрел на нее, как будто видел призрак ее таланта. Покачав головой, он улыбнулся.
- Не могу в это поверить, - сказал он, - и не буду. Ты не можешь так просто отнять мечту у старого учителя. Я должен каждую неделю брать свой журнал и по-прежнему надеяться, что увижу там твое имя.
Джейн открыла рот, чтобы пошутить, но вдруг обнаружила, что не может говорить. Она стояла лицом к двери и внезапно увидела, как в столовой появляется миссис Виржиния Чэдвик - ее кресло-каталку толкает мужчина среднего возраста. Вновь раздались крики радости, изумления, пожилую даму встречали точно так же, как Маргарет, все были счастливы увидеть миссис Чэдвик.
- А, еще один любимый учитель, - заметил мистер Ромни, - как и твоя мать. Хрупкая и любимая.
Джейн едва ли слышала, что он говорит, она внимательно рассматривала собеседника.
У мужчины была окладистая борода и яркие зеленые глаза, он был старше Джейн лет на десять. Джинсы и черный шерстяной свитер, и все свидетельствовало о том, что он не хочет, чтобы его заметили. Он отошел назад, позволяя миссис Чэдвик (видимо, его матери) остаться у стола с другими учителями.
Он был тем самым мужчиной, которого Джейн видела в яблоневых садах.
- Джейн, - сияющая Сильви взяла сестру за руку. - Я хочу представить тебя своему другу, Джону Дюфору…
- Привет, Джон, - сказала Джейн. - Приятно познакомиться.
- Привет, Алан, - воскликнула Сильви, и Джейн легко ускользнула, оставив Сильви, Джона и мистера Ромни обсуждать какие-то новости. Джейн забилась в угол, ей казалось, что ее сердце стучит так громко, что слышно абсолютно всем. Миссис Чэдвик изучала комнату. Джейн не была знакома с ней лично, ведь она не преподавала в школе, где ее мать работала директором. На секунду глаза женщин встретились, но, не узнав ее, миссис Чэдвик продолжила оглядываться. Может, она искала своего сына, он куда-то исчез.