- Впрочем, он довольно симпатичный, - сказала Летти с улыбкой.
- Уж ты-то могла бы сделать из него человека, я уверен, - сказал я, иронически поклонившись ей.
- А мне это неинтересно, - парировала она с сарказмом.
Летти тряхнула головой, и ее красивые волосы, свободные от шпилек, полыхнули на солнце золотым светом.
- Какое платье мне надеть, мама? - спросила она.
- Нет, не спрашивай меня, - ответила мама.
- Думаю, лучше всего подойдет гелиотроп. Хотя на таком солнце оно может скоро выцвести, - произнесла Летти задумчиво.
Высокая, ростом почти шесть футов, она была хорошо сложена. Особенно украшали ее золотистые волосы с каштановым отливом, гармонировавшие с ясными глазами и тонкими бровями. Не портил лица и не совсем правильный нос. Зато руки ее - просто загляденье.
- Куда это ты собралась? - поинтересовался я.
Она не ответила.
- Конечно, к Темпестам! - уверенно уточнил я.
Она не ответила.
- Вот уж действительно непонятно, что ты нашла в нем, - продолжал я.
- Куда тебе! - фыркнула Летти. - Право, он ничем не хуже других. Только и всего.
После чего мы оба начали громко смеяться.
- Ладно, ты не думай, - продолжала она, покраснев, - что я все время думаю о нем. Просто хочу поиграть в теннис. Ты придешь?
- А что, если я и впрямь соглашусь? - спросил я.
- О! - она тряхнула головой. - Мы будем очень рады. Убеждена.
- Ура! - сказал я с иронией.
Она засмеялась мне, покраснела и убежала наверх по лестнице.
Полчаса спустя она просунула голову в дверь моей комнаты, чтобы попрощаться и спросить, хорошо ли она выглядит.
Она была столь очаровательной в своем новом платье и шляпке с цветами, что мне не оставалось ничего другого, как гордиться ею.
Зная, что я смотрю на нее в окно, она помахала мне рукой, проходя мимо кустов больших пурпурных рододендронов. Она и сама походила на пышный, дивный цветок. Ее путь пролегал через рощу в противоположном направлении от мельницы Стрели-Милл - к широкой дороге, обсаженной по обеим сторонам тенистыми деревьями. Дорога примерно на четверть мили тянулась вдоль озера Неттермер.
Неттермер - самое нижнее в цепи трех озер. И самое большое и красивое из них. Длиной в милю и почти в четверть мили шириной. Густая поросль деревьев сбегает к озеру. На противоположной стороне, на холме, в дальнем конце озера стоит Хайклоуз. Он смотрит одним глазом в воду и видит нас в Вудсайде. В то время наш коттедж смотрит во все глаза на этот гордый дом сквозь деревья. Я мог видеть, как платьице Летти, подобно далекому парусу, скользило вдоль кромки воды. Над ней плыл ее зонтик. Она повернула к соснам и стала подниматься по склону, пока не исчезла среди деревьев, росших возле Хайклоуза.
* * *
Лесли с сигарой в зубах развалился в плетеном кресле на лужайке. Он разглядывал сигарный пепел, особенно серый на свету, и жалел бедную Нелли Вичерли, которую отвозил этим утром на станцию. Он полагал, что она очень расстроится, когда поезд повезет ее все дальше и дальше отсюда. До чего же эти девицы теряют разум из-за парней! Но она такая симпатичная… Он обязательно попросит Мэри написать ей.
В этот миг он заметил зонтик и быстро закрыл глаза, сделав вид, будто уснул и не замечает приближения Летти. Она же, обнаружив, что он спит с сигарой, сломала веточку чубушника, чьи бутоны цвета слоновой кости издавали сладкий запах.
Не знаю, зачесался ли у него кончик носа, когда она дотронулась веткой, но он вел себя мужественно, пока лепестки щекотали его. Потом, пробудившись от сна, он произнес:
- Ах, Летти! Это ты… Мне снились поцелуи.
- В переносицу? - засмеялась она. - И чьи же это были поцелуи?
- Того, кто вызвал сии сладостные ощущения… - улыбнулся он.
- Я только дотронулась до твоего носа, и тебе должен был присниться… - она замолчала.
- Продолжай, - сказал он с ожиданием.
- Доктор Слоп, - ответила она, улыбаясь своим словам и закрывая зонтик.
- К сожалению, не знаком с этим джентльменом, - ответствовал он, борясь со смехом.
- Доктор Слоп - по носу шлеп! - рассмеялась она, даря ему один из тех коротких интимных взглядов, с помощью которых женщины умело припирают мужчин к стенке.
Его лицо излучало удовольствие.
Глава II
ЯБЛОКО СОБЛАЗНА
Ветер дул, раскачивая деревья, всхлипывая и постанывая в кленах и дубах возле дома и вызывая беспокойство у Летти. Ей не хотелось никуда идти, ничего делать. Но она настояла на том, чтобы я обязательно прогулялся с нею до озера. Мы продирались сквозь заросли папоротника-щитовника и папоротника-орляка, сквозь кусты ежевики и малины, занимавшие открытое пространство перед домом, затем спустились по заросшему травой склону к озеру Неттермер. Ветер шумно нагонял мелкую волну, ее бурленье и плеск среди крупной гальки, шуршанье меж камышом-ситником и свежий бриз, задувавший в лицо, - все это будоражило, тревожило нас.
Высокая таволга, у которой был период почкования, повсюду росла вдоль берега, и наши ноги утопали в ней по колено. Мы вглядывались в пенившуюся рябь, в белесоватые ивы на другом берегу. В том месте, где Неттермер сужался в своем верховье и где в него впадал ручей из Огрели, росла небольшая рощица, и стволы деревьев омывались водой. Мы прокладывали себе путь, бредя вдоль берега, наступая на душистую дикую мяту, запах которой очищал дыхание, выглядывали тут и там места, где обычно вили гнезда водяные птицы, но они стояли теперь пустые. Парочка крохотных, молоденьких чибисов-пигалиц взлетела при нашем приближении и быстро унеслась прочь, вытянув шеи, в страхе перед теми, кто, собственно, не собирался причинять им вреда. Две пташки поначалу решили укрыться в лесу, потом вдруг выскочили оттуда и полетели в нашу сторону, чтобы через минуту броситься от нас в диком ужасе.
- Что напугало бедных крошек, или они с ума посходили? - спросила Летти.
- Не знаю. Иногда они ведут себя достаточно смело, даже нахально; потом вдруг как завопят и удирают прочь, точно змея вцепилась им в крылья.
Однако Летти не обратила внимания на мои рассуждения. Она отошла в сторону и углубилась в заросли кустарника, который милостиво осыпал ее миллионами своих цветков, похожих на хлебные крошки и издававших какой-то медицинский запах. Зевнув, я последовал за ней и вздрогнул услышав неожиданное восклицание:
- О, Сирил!
На берегу лежала черная кошка. Задние лапы неестественно вывернуты, окровавлены и зажаты в капкане. Видно, она опрометчиво прыгнула за добычей и оказалась поймана. Выглядела изможденной, одичавшей. Наверное, своим видом она и напугала бедных чибисов, доведя их до истерики. Кошка смотрела на нас разъяренно и отчаянно мяукала.
- Как жестоко… О, как жестоко! - всхлипнула Летти, содрогаясь. С помощью своей кепки и шарфа Летти я обмотал руку и нагнулся, чтобы открыть капкан. Кошка клацнула зубами, конвульсивно пытаясь укусить меня. Освободившись, она отскочила одним прыжком и уставилась на нас.
Я завернул животное в своей пиджак и взял на руки, приговаривая:
- Бедная миссис Ники Бен… Мы всегда тебе это предрекали.
- Что теперь с ней делать? - спросила Летти.
- Эта кошка из Стрели-Милл, - ответил я. - А пока отнесу ее домой.
Бедное животное беспокойно ворочалась под пиджаком и глухо урчало. Я отнес ее сразу на ферму. Все удивленно смотрели, как я вхожу в кухню со странным свертком в руках и следом за мной Летти.
- Я принес бедную миссис Ники Бен, - сказал я, разворачивая свой сверток.
- О ужас! - воскликнула Эмили, протягивая руку, чтобы потрогать кошку, но быстро отпрянула назад, как испуганный чибис.
- Вот как бывает, - задумчиво сказала мать.
- Не мешает лесникам посидеть пару дней с голыми лодыжками в капкане, - заявила Молли мстительным голосом.
Мы положили бедное существо на коврик и дали теплого молока. Кошка попила совсем немного, будучи очень слабой. Разгневанная Молли принесла на кухню мистера Ники Бена - черного кота, чтобы тот посочувствовал своей покалеченной подруге. Мистер Ники Бен посмотрел, отвернулся и устремился прочь широким шагом, продемонстрировав обычное мужское бессердечие к женским страданиям.
На кухню заглянул Джордж, которому понадобилась горячая вода. Увидев нас, он издал оживленный возглас, и глаза его оживились.
- Посмотри на бедняжку миссис Ники Бен! - воскликнула Молли.
Он опустился перед кошкой на колени и приподнял ей раненую лапу.
- Перелом, - констатировал он.
- Как ужасно, - сказала Эмили, она вся передернулась и вышла из комнаты.
- Обеих лап? - уточнил я.
- Сломана вроде одна… Смотри!
- Но ей же больно! - воскликнула Летти.
- Да, пожалуй, - согласился он.
Молли и ее мать поспешили из кухни в гостиную.
- Что ты собираешься делать? - спросила Летти.
- Избавить несчастную от страданий, - ответил он, взяв на руки бедную кошку.
Мы последовали за ним в сарай.
- Самый быстрый способ, - сказал он, - это раскрутить ее и стукнуть головой о стену.
- Мне дурно от одних твоих слов! - воскликнула Летти.
- Тогда я ее утоплю, - сказал Джордж с улыбкой.
Мы смотрели на него, и нас переполняло отвращение. Он же не торопясь обмотал веревку вокруг шеи животного, к концу ее привязал железный утюг, оставив другой конец ее свободно болтаться.
- Ну, что, пойдете со мной? - спросил он.
Летти во все глаза смотрела на него. Она была бледна.
- Тебе станет дурно, - заметил он.
Она не ответила, однако последовала за ним через двор в сад. Уже на берегу нижнего пруда у мельницы он повернулся к нам и сказал:
- Сделаем так! Вы назначаетесь главными плакальщиками на похоронах.
Поскольку никто из нас не ответил, он отвернулся и бросил бедную, корчившуюся от боли и ужаса кошку в воду со словами:
- Прощай, дражайшая миссис Ники Бен!
Некоторое время мы постояли на берегу. Джордж поглядел на нас с удивлением.
- Сирил, - проговорила Летти тихо. - Разве это не жестоко?.. Разве это не ужасно?
Мне нечего было сказать.
- Ты меня имеешь в виду? - вскинулся Джордж.
- Не тебя… А все это! Такое впечатление, что у нас кровь на башмаках.
Он серьезно посмотрел на нее своими темными глазами.
- Я утопил ее из милосердия, - объяснил он, привязывая веревку к ясеню. Затем сходил за лопатой и вырыл могилку в разомлевшей черной земле.
- И наша добрая, славная, бедная, старая, драная кошка превратилась в симпатичный трупик, - подвел итог Джордж. - Друзья и родственники могут попрощаться с покойной и положить фиалки на ее могилку.
Он воткнул лопату в землю и вытащил из пруда кошку вместе с утюгом.
- Ну, вот, - сказал он, отвязывая утюг, - и кончились страдания. Хорошая была кошка.
- Похорони ее - и дело с концом, - поторопила Летти.
Он в ответ поинтересовался:
- А тебе не будут после этого сниться кошмары?
- Я сплю без сновидений, - резко ответила она и, отвернувшись, зашагала прочь. Мы вернулись в дом и прошли в гостиную, где Эмили сидела у окна, кусая палец. Комната была вытянутой, с довольно низким потолком. Через всю комнату под потолком тянулась большая грубая балка. На камине и на пианино в вазочках стояли полевые и лесные цветы, свежие листья. В комнате было прохладно, пахло лесом.
- Он это сделал? - спросила Эмили. - А вы наблюдали, да? Если б я увидела это, я бы возненавидела его. Уж лучше прикоснуться к червяку, чем к такому, как он.
- Мне тоже вряд ли было бы приятно, если бы он прикоснулся ко мне, - ответила Летти.
- До чего же отвратительны бессердечие и жестокость! - сказала Эмили. - Уже один его вид вызывает у меня отвращение.
- Да? - удивилась Летти, холодно улыбнувшись, и подошла к пианино. - Но он же смотрится таким здоровым, никогда не болеет. - Она села за пианино и принялась играть. Звуки напоминали шорох падающих листьев.
Мы с Эмили тихо беседовали у окна о книгах, о людях. Она была серьезна и настроила и меня тоже на серьезный лад.
Через некоторое время, попив молока и поев, к нам вошел Джордж. Летти продолжала играть на пианино. Он спросил Летти, почему бы ей не сыграть какой-нибудь веселенький мотивчик. Это заставило ее повернуться к нему на стуле. Сначала ей захотелось дать ему уничижительный ответ. Но когда она взглянула на него, сердитые слова, готовые сорваться с ее уст, упорхнули, как вспугнутые птицы. Он явился сюда прямо из кухни и встал возле Летти, вытирая руки. Рукава засучены до локтей, рубашка расстегнута на груди. Летти слегка отклонилась, разглядывая его, стоявшего с расставленными ногами, обутыми в грязные краги и сапоги. Брюки его тоже были закатаны по колено, поэтому виднелись голые ноги. Словом, вид какой-то полураздетый.
- Почему бы тебе не сыграть какой-нибудь веселый мотивчик? - повторил он, вытирая полотенцем руки.
- Мотивчик? - отозвалась она, пристально глядя на его руки, на то, как поднималась и опускалась его грудь, крепкая и белая. Потом с любопытством уставилась на его горло, где загорелая кожа переходила в белую, не тронутую загаром. Она встретилась с ним глазами и снова повернулась к пианино. Ее уши покраснели, милосердно скрытые в завитках волос.
- Что же мне сыграть? - спросила она, как-то конфузливо прикасаясь к клавишам.
Он вытащил сборник песен и поставил перед ней.
- Какую из них? - снова спросила она, слегка вздрогнув, когда почувствовала его руки близко от себя.
- А все, что захочешь.
- Про любовь? - не унималась она.
- Если хочешь - давай про любовь. - Он неуклюже засмеялся, заставив девушку внутренне сжаться.
Она не ответила и принялась играть песню Салли Венна "Тит Уиллоу". Тогда он с удовольствием стал подпевать басом. Затем она заиграла "Я пьян от взгляда твоих глаз". Закончив играть, она повернулась и спросила, нравятся ли ему слова. Он ответил, что считает их довольно глупыми, но посмотрел на нее своими лучащимися карими глазами, как бы колеблясь и с каким-то вызовом.
- Это потому, что от твоего взгляда не опьянеешь, - отозвалась она, отвечая на его вызов блеском своих голубых глаз. Потом опустила ресницы. Он засмеялся и спросил, откуда она знает.
- Все очень просто, - сказала она, серьезно глядя на него снизу вверх. - Твои глаза не меняются, когда я смотрю на тебя. Я всегда считала, что люди, которые чего-то стоят, могут говорить глазами. Обычно такие люди вызывают уважение к себе, их глаза красноречивы и умны.
Она говорила это, продолжая смотреть на него, а он в свою очередь с симпатией глядел на ее лицо, на ее волосы, в которых играло солнце. Видно было, что он задумался над ее словами; потом он вдруг рассмеялся, что выглядело несколько глуповато. Она отвернулась, улыбаясь.
- В этой книжке нет ничего такого, что бы хотелось сыграть и спеть, - сказала она, перелистав сборник.
Я положил перед ней другие ноты, и она заиграла, запела "Упрекнешь ли меня?"
У нее было довольно приятное сопрано, и песня понравилась Джорджу. Он пододвинулся к ней ближе. Закончив играть, Летти посмотрела на него и увидела светящиеся от восторга глаза.
- Тебе понравилось? - спросила она с ноткой превосходства в голосе. - А ведь требовалось только найти нужную страницу.
- Понравилось, - сказал он с чувством, что еще больше усилило ее триумф.
- Я предпочла бы петь песни и плясать, чем дрыхнуть в кресле у камина. Правда, ведь это лучше? - подколола она.
Он засмеялся, начиная понимать, что она подтрунивает над ним.
- А ведь ты именно так и поступаешь, - добавила она, осмелев.
- Как? - спросил он обескураженно.
- Половина твоих чувств спит, а половина - бодрствует.
- Неужели? - удивился он. - Ты думаешь, я такой?
- Именно такой… "Бовис", бык. Ты - как бык. Тебе нужны еда, комфорт и больше ничего. Ты любишь комфорт? - улыбаясь спросила она.
- А ты? - спросит он в свою очередь, смущенно улыбаясь.
- Конечно. Сейчас я сыграю одну пьесу, а ты будешь переворачивать страницы, когда я кивну головой. Принеси-ка стул.
Она начала играть Шуберта. Он сидел рядом, склонившись к ней, и придерживая нотную страницу. В конце страницы она кивнула, но он не отреагировал.
- Да, - проговорила она раздраженно.
Он, спохватившись, попытался перевернуть страницу, но она быстро оттолкнула его руку, сделала это сама и продолжила игру.
- Извини, - он покраснел.
- Не беспокойся, - она продолжала игру, не обращая на него внимания.
Музыка смолкла.
- Вот, - сказала Летти. - А теперь скажи, что ты чувствовал, когда я играла?
- О… Я вел себя глупо! - ответил он, сильно смутившись.
- Рада слышать это, - одобрила она его прямодушие. - Но я не то имела в виду. Я спрашиваю, какие чувства вызвала в тебе музыка?
- Я не знаю… Наверное, она заставила меня почувствовать все, все… - ответил он, не спеша, обдумывая свой ответ, как обычно.
- А я скажу тебе, - заявила она, - что ты или спал, или отупел. Неужели ты ничего не услышал в этой музыке? Ну? О чем ты думал?
Он засмеялся… задумался… снова засмеялся.
- Да, - признался он со смехом и попробовал сказать истинную правду. - Я подумал, какие у тебя красивые руки… И что любят трогать эти руки… И еще подумал, какое это необыкновенное новое ощущение - когда чьи-то волосы касаются твоей щеки.
Когда он закончил свои сумбурные рассуждения, она слегка стукнула его по руке и ушла, бросив такую фразу:
- Ты становишься все хуже и хуже.
Потом направилась через комнату к дивану, где я сидел и беседовал с Эмили, положила руку мне на плечо.
- Не пора ли нам домой, Сил? - спросила она.
- Полдевятого, еще рано, - сказал я.
- А вот мне кажется, давно пора. Думаю, сейчас нам уже следует быть дома, - возразила она.
- Не уходи, - попросил Джордж.
- Куда ты так торопишься? - поинтересовался я.
- Поужинайте с нами, - предложила Эмили.
- Понимаете… уже поздно… - Летти заколебалась.
- У нее дела, - сказал я.
- Я не уверена… - Летти снова заколебалась. Затем неожиданно покраснела и воскликнула: - Не будь таким гадким, Сирил!
- Тебе надо куда-то идти? - спросил Джордж робко.
- Что ты, нет, - ответила она, покраснев.
- Тогда, может, вы все-таки останетесь на ужин? - стал упрашивать он.
Она засмеялась и уступила. Мы пошли на кухню. Мистер Сакстон сидел и читал. Рип, большой бультерьер, лежал у него ног, притворяясь спящим; мистер Ники Бен спокойно отдыхал на диване; миссис Сакстон и Молли как раз собирались идти спать. Мы пожелали им спокойной ночи и уселись за стол. Служанка Анни уже ушла домой, поэтому ужин приготовила Эмили.
- Никто еще не играл на этом пианино так, как ты, - уважительно произнес мистер Сакстон, глядя на Летти с восхищением. Он был горд за свою монументальную, дребезжащую старую громадину и частенько говаривал, что тот, кто умеет и хочет, всегда извлечет из нее прекрасную музыку. Летти засмеялась и сказала, что невелико умение сыграть несколько песенок - не стоит и хвалить за это.
- А что ты думаешь о пении нашего Джорджа? - спросил с гордостью отец, однако тут же неожиданно засмеялся.
- Я сказала ему, что когда он полюбит, то запоет просто восхитительно, - сказала она.