Мы с Хавьером вежливо попрощались. Как только за ним закрылась дверь, я рухнул на кровать как подкошенный. Я прекрасно понимал, что если обнаружу в конверте признание в любви, то мне придется наговорить Альбе такого, от чего она, в свою очередь, прольет немало слез.
Такой ответ невозможно смягчить, сформулировать как-то изящно и деликатно. Отказ, равно как и забвение, всегда переживается болезненно, неизменно ранит душу.
Я приготовился к худшему из возможных сценариев. Вот почему, внимательно прочитав письмо, написанное от руки, от первой до последней строчки, я даже вздохнул с облегчением.
Мой мрачный и замкнутый друг!
Вот уже два года мы сидим за одним столом и вместе скучаем на занятиях. Жизнь тем временем шла своим чередом, мир менялся, мы становились иными вместе с ним. Сам понимаешь, мы теперь не те, какими были, когда познакомились.
Та робкая девочка, которую ты когда-то знал, открыла для себя новый мир и живет другой жизнью. Если ты когда-нибудь захочешь выйти из своей черной скорлупы, я смогу поделиться с тобой тем, что обрела и узнала за это время.
Пусть пока все остается как есть, а это письмо я пишу для того, чтобы пригласить тебя на праздник в очень важный - хотя бы для меня - день. В понедельник мне исполняется семнадцать лет, но я хочу отметить эту дату сегодня вечером, воспользовавшись тем, что мои родители уехали и весь дом предоставлен в мое распоряжение. Я сообщаю тебе об этом в последний момент. Знаю, что ты хорошенько все обдумаешь и ни за что не придешь, если пригласить тебя заранее.
Я очень хотела бы видеть тебя сегодня. Сам понимаешь, пусть ты нелюдим и замкнут, но являешься неотъемлемой частью ежедневного пейзажа моей жизни. Я привыкла видеть тебя каждое утро за нашим столом - невыспавшегося, скучающего или же рисующего что-то в неизменном черном блокноте. Если тебя вдруг не окажется рядом, то мне в этом мире будет чего-то не хватать.
Знаешь, как говорила об этом мать Тереза: "То, что человек может дать этому миру, сравнимо с крохотной песчинкой. Но и без этой песчинки мир станет меньше и беднее".
Надеюсь, что ты сегодня все же придешь ко мне в гости. Собираемся мы часам к десяти. Подтверждать согласие не нужно - пусть твое молчание будет для меня ответом.
Твоя Альба-почти-семнадцать-лет
P. S. Я приготовила для гостей просто потрясающий сюрприз. Надеюсь, ты не испугаешься.
* * *
"Твою мать! - ругался я про себя. - На кой хрен мне все это нужно?!" Такие вот веселые мысли одолевали меня всю дорогу, пока я шел в Масноу. Поначалу, едва осознав, что не придется отшивать девушку в ответ на ее признание в любви, я было обрадовался, но постепенно до меня стало доходить, что от похода в гости мне, пожалуй, сегодня не отвертеться.
Нет, само собой, можно было бы отклонить приглашение, но в таком случае я чувствовал себя обязанным хотя бы позвонить Альбе и придумать какой-нибудь мало-мальски убедительный предлог. Я подумал, что будет гораздо проще и легче зайти к ней ненадолго, вручить подарок и быстренько свалить оттуда с чувством выполненного долга.
Именно с мыслью о подарке я и отправился прогуляться до Масноу. Там было целых два книжных магазина, в то время как у нас в Тейе книги, за исключением последних новинок и бестселлеров, приходилось заказывать через отдел канцтоваров. Мне нужно было подыскать для Альбы что-то старинное и как можно более сложное для понимания.
"Пусть у нее челюсть свернет от зевания, когда она начнет клевать носом уже на второй странице, - мечтал я. - Может быть, тогда она оставит меня в покое".
Если бы я знал, какое потрясение ожидает меня в тот вечер, то, не доходя до Масноу, свернул бы к железной дороге, сел на электричку и свалил бы в Барселону подобру-поздорову - подальше и надолго.
Зеркало художника
Быть влюбленным означает безмерно преувеличивать разницу между одним человеком и всеми остальными.
- Дж. Б. А. Карр -
В ту же субботу, уже ближе к вечеру, у меня неожиданно случился приступ страшной меланхолии. Я, как обычно, пошел прогуляться на кладбище, чтобы заодно перечитать в тишине и покое "Беренику" - рассказ Эдгара Алана По, где в который уже раз сопрягались любовь и смерть.
Дочитав рассказ, я посмотрел вверх, на небо. С каждым днем темнело все позднее. По розоватому небосводу летела куда-то стая птиц. Вот тут-то мне и стало невыносимо грустно, потому что я вдруг осознал, что даже эти птицы знают, куда летят, а я, похоже, окончательно сбился с курса в этой жизни.
В тот самый день, когда прервались мои отношения с "Retrum", точнее сказать, с того дня, когда они прекратили общаться со мной, то единственное, что наполняло смыслом мою жизнь, бесследно улетучилось.
Уже в сумерках я спустился с кладбищенского холма на бульвар Риера, где вскоре заметил на тротуаре знакомый силуэт. Прямо перед входом в культурный центр художник установил видеокамеру на штативе. Я предположил, что он, по всей видимости, решил запечатлеть смену цветов и света в сумерках, при переходе от вечера к ночи.
По его улыбке я понял, что он догадался, откуда я иду.
- Не надоедает тебе наматывать круги по кладбищу? - спросил Жирар.
Вместо ответа я нагнулся и посмотрел через видоискатель на то, что раз и навсегда фиксировала включенная камера.
- Зачем вам это? - поинтересовался я, чтобы сменить тему разговора.
- Да вот решил подготовить учебное пособие по цветопередаче для своих учениц. На следующем занятии покажу им двадцать минут заката. Выберу отдельные фрагменты, чтобы они увидели именно те цветовые сочетания, которые самым естественным образом передаются, когда пишешь маслом. Это не так легко, как может показаться.
- Да уж догадываюсь…
- А ты не хотел бы попробовать себя в живописи? Будет желание - приходи на пробное занятие.
- Спасибо за предложение, но, боюсь, у меня на это не хватит терпения. Иногда я, конечно, что-то черчу карандашом или ручкой, но только для того, чтобы убить время. Перемешивать же краски на палитре, подбирать цвет и тратить по многу дней для того, чтобы, в общем-то, покрыть слоем краски один холст… Нет, я просто уверен, что это не по мне.
- Значит, говоришь, тебя интересует только текущий момент и скорейший результат? - по-своему интерпретировал мои слова художник, - Тогда почему же ты теряешь столько времени там, на границе мира мертвых и живых?
Я посмотрел на Жирара, не зная, как ответить на этот вопрос. Мне всегда нравился этот человек. Элегантные седые волосы, немного восточные черты лица - все это придавало ему вид театрального актера. Он постоянно носил свободную одежду светлых тонов, в то время как я по-прежнему оставался верен черному цвету.
Не знаю, откуда и почему на меня снизошло желание исповедаться, но я без долгих размышлений признался художнику:
- По правде говоря, дела у меня сейчас не очень. Я бы даже сказал, что так плохо мне еще никогда не было.
- Это как раз ясно. Понимаешь, Кристиан, пережить такой удар нелегко. На то, чтобы оправиться от него, требуется много времени. Но ведь ты вовсе не должен…
- Да поймите вы, от этого-то мне по-настоящему и плохо! - перебив художника, воскликнул я. - Оттого, что я не из-за брата переживаю.
- Из-за девушки? - не столько спросил, сколько уточнил Жирар.
- Как вы догадались?
- Мы, люди, существа предсказуемые. Когда приходит время, каждый из нас исполняет главную роль в одних и тех же фильмах, из которых и состоит сериал нашей жизни. Тебе, как я понимаю, на данный момент выпало амплуа несчастного влюбленного.
Мне не понравилось такое механистическое видение того, что для меня было невероятно сильным и болезненным чувством. Об этом я сразу же напрямую и заявил художнику.
Тот посмотрел на меня и совершенно серьезным голосом сказал:
- Я вовсе не пытаюсь обесценить твое отношение к этой девушке. Мне важно другое. Ты должен понять природу любви, если не хочешь сгореть в ее пламени. Но для начала расскажи мне о той особе, из-за которой ты так переживаешь.
"Гореть в пламени любви" - вот это уже другое дело, такие обороты мне всегда были по душе.
Несколько секунд помолчав, я начал рассказывать:
- Я прекрасно понимаю, что звучит это глупо. Так, наверное, все говорят. Но она действительно необыкновенная.
- Ты тоже не такой, как все, - заметил художник.
- И красивая. Я бы даже сказал, очень…
- Как и ты. Хотя такие слова, сказанные мною, наверное, могут быть неправильно истолкованы.
- Больше всего меня привлекает ее таинственность, - признался я, - Вот уж кого невозможно просчитать наперед! Она совершенно непредсказуема, то сама нежность, то просто оживший лед. Никогда не знаешь, о чем думает, что сейчас сделает. Я, наверное, от этого с ума сойду.
Художник непроизвольно улыбнулся, затем вновь посерьезнел и спросил меня:
- А тебе не кажется, Кристиан, что ты рассказываешь о себе самом? Я серьезно. Все те качества, которые ты видишь в этой девушке, присутствуют и в тебе. Так вот, уверяю, в этом и состоит природа любви.
- Что вы хотите сказать?
- В твоем возрасте влюбиться в почти незнакомого человека - обычное дело. Так получилось и с тобой. Ты же ее совсем не знаешь, вот почему создал ее для себя такой, какой хотел бы видеть. Ты сотворил ее по своему образу и подобию. Знаешь, что за этим стоит?
Я лишь пожал плечами.
- Нестерпимое желание любить самого себя. Более того, в отношении твоего случая у меня есть некая гипотеза. Вплоть до последнего времени ты во многом недооценивал и не понимал себя, поэтому подсознательно решил использовать эту таинственную девушку как зеркало. Ты приписал ей собственные добродетели и просто хорошие черты своего характера - и сделал это в основном для того, чтобы полюбить себя через ее образ.
"Замечательное, просто блестящее объяснение, - подумал я. - Вот только уже поздновато проводить сеансы психоанализа прямо на улице".
В общем, я решил перевести разговор в более практическое русло и сказал:
- Все это, конечно, замечательно, но выбраться из ямы, в которую я угодил, эти объяснения мне не помогут. Зеркало моей души куда-то исчезло и, судя по всему, не желает обо мне ни знать, ни слышать. Что вы сделали бы на моем месте?
- Постарайся найти себе другого близкого человека.
- Не пойдет просто потому, что я люблю ее.
Жирар похлопал меня по плечу.
- Влюбленность - она ведь как корь. Когда ею заболеваешь, ни за что не подумаешь, что это не навсегда, а ведь рано или поздно и она проходит. Наберись терпения и жди. В этом случае время действительно оказывается лучшим врачом и лекарством. Пока ждешь, постарайся не впадать в хандру, развлекайся, веселись, как только можешь. Ну а теперь я, пожалуй, буду собираться. - Он весело подмигнул мне. - Меня ведь ждут дома жена и две дочери.
Искусство устраивать праздники
Может ли камень не подчиниться закону всемирного тяготения?
Нет, это невозможно.
Точно так же невозможен союз добра и зла.
- Граф Лотреамон -
Дом Альбы находился в Сант-Бержере, самом дорогом районе Тейи, застроенном действительно эксклюзивными домами. Дорогу туда я помнил после того, как однажды - уже достаточно давно - помог дотащить Альбе до дому компьютер. Впрочем, тогда она не слишком настойчиво предлагала мне зайти, а я не очень-то и рвался. Так что бывать у Альбы мне еще не доводилось.
Подойдя к внушительному кирпичному особняку с огромными окнами и стеклянными стенами, я даже задумался над тем, стоит ли звонить в эту дверь. Несколько успокоила мои подозрения музыка, доносившаяся из окон. Звучал какой-то легкий джаз. Это хотя бы косвенно указывало на то, что вечеринка будет не из самых шумных. Вполне вероятно, до фейерверков и петард дело вообще не дойдет. Учитывая тот факт, что перспектива провести субботний вечер дома вгоняла меня в еще большую тоску, я все же решился нажать на кнопку звонка.
За дверью раздалось негромкое, едва слышное снаружи жужжание, известившее хозяйку о приходе очередного гостя, мне же оставалось только ждать.
Прошло несколько секунд, дверь открылась, и на пороге появилась Альба, причем совершенно ослепительная. Такой я ее еще не видел. На ней были джинсовые шорты, зрительно удлинявшие ноги, и обтягивающая маечка без рукавов, сшитая из тонкой белой ткани. Под ней отлично просматривалось отсутствие бюстгальтера и все то, что, в общем-то, должно было скрываться от посторонних глаз.
Волосы Альбы были распущены. Судя по четко сфокусированному взгляду, очки она сменила на линзы.
Похоже, Альба не зря написала мне, что стала другим человеком, совсем не той девушкой, которую я знал раньше. Вполне возможно, что этот персонаж был не в моем вкусе, но в привлекательности обновленной Альбе отказать было нельзя.
Мы поцеловались в обе щеки, и Альба пригласила меня пройти в дом. Следуя за нею, я непроизвольно обратил внимание на то, как эффектно и вместе с тем не вульгарно она покачивает бедрами. Похоже, что это движение ей пришлось долго отрабатывать перед зеркалом, чтобы довести до такого совершенства.
Я чувствовал себя совершенно не в своей тарелке. Впрочем, деваться мне было некуда, и я вошел вслед за Альбой в гостиную. Первым делом я обратил внимание на то, что музыку воспроизводил самый настоящий проигрыватель с виниловой пластинки. Вот уж не ожидал такого ретро от Альбы. Джазовый квартет эффектно импровизировал на тему какой-то баллады, которая показалась мне знакомой.
- Это "LoveHasBeenGoodtoMe", - развеяла Альба мои сомнения и жестом предложила сесть на шикарный кожаный диван.
Сама она устроилась в огромном мягком кресле, приткнувшемся к дивану в углу гостиной. Перед нами на небольшом мраморном столике стояло блюдо с бутербродами-канапе и открытая бутылка шампанского. "Моэ и Шандон", - отметил я про себя столь качественную и дорогую марку. Альба плеснула мне шампанского в бокал, затем разулась и положила ноги прямо на мраморный стол.
Наскоро прожевав канапе с лососем, попавшееся мне под руку, я пригубил шампанское.
"А что, - мелькнуло у меня в голове. - Похоже, вечеринка по поводу дня рождения не такое уж страшное дело".
Вот только одна деталь внушала мне некоторое беспокойство. Судя по всему, на этом празднике я был единственным гостем.
- А где остальные? - спросил я как бы невзначай.
- Наверное, в "Ла-Пальме", - ответила Альба, удивив меня своей искренностью, - Я пригласила только тебя, поскольку ты у нас парень не самый компанейский. Мне показалось, что так будет лучше, тебе не придется подстраиваться под общее настроение. Что скажешь? Может быть, я зря так поступила?
Прежде чем ответить, я не поленился взять себе еще одно канапе и запить его шампанским. На этот раз я даже прочувствовал его вкус. Оно было более сладким и насыщенным разными фруктовыми нотами, чем то игристое вино, которое обычно подавали у нас дома.
- Нет-нет, что ты! Спасибо за заботу. Вот только боюсь, что день рождения не станет самым веселым праздником в твоей жизни. Сама знаешь, что я не лучший специалист по этой части, не умею веселиться сам и уж тем более развлекать окружающих.
На этом месте музыка стихла, проигрыватель щелкнул, игла приподнялась с пластинки и возвратилась на место. Наступила тишина.
- Поменяешь пластинку? - предложил я.
- Потом.
Альба села по-турецки и весело посмотрела прямо мне в глаза. Только в этот момент я ощутил тяжесть увесистого квадратного предмета, лежавшего у меня на коленях, и вспомнил, что принес имениннице подарок. Ничуть не удивившись своей забывчивости, я протянул Альбе том "Песен Мальдорора" графа Лотреамона, тщательно завернутый в подарочную бумагу.
- С днем рождения! - сопроводил я подарок дежурными поздравлениями.
- Он у меня в понедельник.
- Да, я помню, но ведь отмечаем мы его сегодня. Кстати, что у нас в программе праздника?
Судя по всему, готового ответа на этот вопрос у Альбы не было. Чтобы отвлечь мое внимание и выиграть время, она стала аккуратно разворачивать подаренную книгу.
На обложке была изображена кованая решетка, за которой угадывался силуэт какого-то большого таинственного здания. Этот роман был главным произведением в творчестве таинственного и весьма зловещего персонажа - графа Лотреамона. Сам я эту вещь еще не читал, но запомнил, как один англичанин с нашего курса утверждал, что осилить и тем более понять данную книгу абсолютно невозможно.
- Праздник продолжится наверху, - неожиданно нарушила молчание Альба. - В моей комнате.
Мансарда
Скажи мне, чего ты желаешь, и я скажу, кто ты.
- Джон Раскин -
Я поднимался по лестнице вслед за Альбой и чувствовал, что совершаю непростительную ошибку. Тем не менеевыпитое шампанское и слова Жирара: "Веселись, как только можешь" - не позволили мне прервать развитие этого праздника для двоих.
Альба шла впереди с бутылкой шампанского в руках. Я следовал за нею с двумя пустыми бокалами и остатками бутербродов.
Мне было интересно, где мы все это будем есть и пить. На ее кровати? И хотя вела себя Альба очень свободно и даже рискованно, я все равно не мог поверить, что семнадцатилетняя девушка пригласит молодого человека к себе домой сразу ради этого самого - несмотря на то что парень ей очень нравится. Тем более не представлял себе такого развязного поведения со стороны хорошо воспитанной тихони Альбы, пусть и нарядившейся столь провокационно.
Соседка по парте в любом случае не зря писала мне о том, что сильно изменилась. Новых черт в ее образе и характере вполне хватило на то, чтобы запутать меня и совсем сбить с толку.
В отличие от моей комнаты, где не без труда помещались лишь кровать, книжный стеллаж и небольшой письменный стол, помещение, выделенное Альбе, занимало весь верхний этаж их большого дома. Это была огромная мансарда с окнами в наклонной крыше, через которые по ночам, наверное, виднелись звезды.
Помимо кровати, стоявшей в углу, в просторной мансарде хватило места для уютного дивана, кабинетного рояля, даже для экрана, подвешенного к стене, и видеопроектора, направленного на него. Центр этой комнаты занимал большой рабочий стол.
- Нравится? - спросила меня Альба, ступая босиком по паркетному полу.
- Просто шикарно! - искренне ответил я, - Будь эта мансарда моей, я вообще не выбирался бы отсюда - хотя бы по выходным.
- Хочешь, она может быть твоей.
- Не понял. В каком смысле?
- Я хотела сказать, что ты можешь приходить сюда, когда захочешь, как к себе домой. На двоих тут места с лихвой хватит.
Я поставил блюдо с канапе и бокалы на стол, за которым, наверное, можно было усадить дюжину гостей. Альба в третий раз налила нам шампанского. У меня, по правде говоря, уже начинала кружиться голова.