- Так-то оно так, приятель, - кивнул Алано. - Но я заметил, что ты все еще носишь с собой записную книжку, как будто боишься совершить ошибку.
Дуглас отвел взгляд.
- Это разные миры, Алано, - сказал он. - Тот, из которого я прибыл, и тот, куда хочу идти. Расстояние между ними невелико, но все в них различно.
- Ты проделал этот путь самостоятельно, дружище. Никто ничего не преподнес тебе на блюдечке. Ты не унаследовал это. И каждый пенни, какой у тебя есть, заработан. Никогда этого не забывай. Эти щеголи, живущие в прекрасных домах, не могут сравниться с тем, что ты сделал. Герцог Херридж получил свой титул и деньги от отца, а тот, в свою очередь, от своего отца и так далее. Он не добился этого сам, как ты.
Дуглас улыбнулся:
- Ты говорил, что знать свысока смотрит на деловых людей.
Алано фыркнул и заткнул бутылку пробкой.
- На свою беду. Если бы они понимали, что для них лучше, то шли бы другим путем, - сказал он. - Вместо этого они женятся на деньгах или живут в благородном голоде. Не так, как ты, дружище. С того момента, когда я тебя встретил, тебе были предначертаны большие дела.
Дуглас взял заткнутую бутылку. Несмотря на количество нанятых слуг, Алано всегда будет делать такую работу сам, убежденный, что никто, включая Дугласа, не может сделать это должным образом.
- Ты всегда верил в меня, Алано, все эти годы. Почему? - Дуглас не раз задумывался об этом, но сегодня, кажется, пришло время спросить.
Алано, похоже, удивился.
- Почему? - Он поднял брови. - Потому что ты был самым несносным мальчишкой, каких я только видел. Ты вырос мужчиной с той же упрямой жилкой. Если ты что-то себе в голову вбил, то не отступишь, пока не доведешь дело до конца. В юности тебе нужно было лишь дать правильное направление, и все.
- А что мне нужно взрослому? - улыбнулся Дуглас.
- Хороший пинок, я думаю.
После такого комментария Алано несколько минут не обращал на него внимания. Он взял пустую бутылку, открыл кран бочки и следил, как наливается вино. Когда вино дошло до горлышка, он закрыл кран и положил бутылку в своеобразную кожаную колыбель, привязанную к колену. Потом взял пробку и демонстративно сосредоточился на закупоривании бутылки.
Наконец Алано повернулся к Дугласу:
- Она знает, что ты только что прибыл в Лондон? Она знает, что здесь все вверх дном будет, когда она переедет сюда? У меня не было времени заказать мебель для холла, не говоря уже о столовой.
Он потянулся за очередной бутылкой.
- У нее есть дом, - сказал Дуглас.
- И что мне делать с этими хоромами?
Они знали друг друга два десятка лет, вместе переживали ураганы, не говоря уже о наводнениях, землетрясениях и о том незабываемом случае в деревне, полной злобных пигмеев. И за все это время Дуглас никогда не был сбит с толку так, как сейчас, когда столкнулся с внутренним кризисом.
- Уж не собираешься ли ты податься в пэры, коли женишься в этом кругу? И будешь содержать этот дом для визитов в Лондон? - Алано поднял глаза, внезапная улыбка смягчила язвительность слов.
- Разумное решение, - сказал Дуглас. - Нет необходимости сразу продавать его.
Алано кивнул, сосредоточенно протирая тряпкой темно-зеленую бутылку.
- Тогда я наведу порядок и устроюсь здесь. Лондон мне нравится.
Говорить больше было не о чем. Алано, приняв решение, редко его менял. Кроме того, он не был слугой. У него было собственное состояние. Конечно, не такое, какое скопил Дуглас, но достаточное, чтобы позволить себе комфортную жизнь.
- Ты по крайней мере нанял слуг. Что заставило тебя выбрать Полсона?
Этот вопрос не обрадовал Алано.
- Глупость, - сказал он. - Ошибка с моей стороны. Возможно, он чем-то походил на тебя.
Дугласу его взгляд напомнил об их первой встрече. Он тогда хотел обчистить у Алано карман и попался, хотя считал себя ловкачом. Алано просто схватил его за запястье, заломил руку за спину и добрых пятнадцать минут клял его по-испански. После этого он отвел Дугласа в маленькое заведение и накормил.
Алано поставил наполненную бутылку на бочку и повернулся к нему:
- Если ты уверен, что хочешь довести дело до конца, то я с тобой. Но позволь мне дать маленький совет.
- Как будто я могу тебе помешать, - улыбнулся Дуглас.
Алано, не обращая на него внимания, продолжал:
- Скажи этой женщине правду о себе, приятель. И тогда тебе нечего опасаться.
- А если она перевернет небо и землю, чтобы предотвратить наш брак, Алано?
- Поскольку ты недостаточно хорош для нее? - Рот Алано скривился в гримасу. - Тогда она недостаточно хороша для тебя.
Специальная лицензия дорого обошлась Дугласу, но он все-таки смог получить ее, сославшись на долгое пребывание за границей. Имя герцога Херриджа тоже помогло делу.
Вместо того чтобы вернуться домой, он в то же утро поехал к герцогу. По словам Алано, утренние визиты до полудня не наносят. Но это было делом совести, а не светских правил.
Прежде всего Дуглас хотел убедиться, что герцог не обращается с Сарой дурно. Ему не понравилось поведение герцога Херриджа, с него станется, что он учинит какую-нибудь злобную выходку. Во-вторых, он хотел поговорить с Сарой. Она заслуживает знать правду, он так же далек от джентльмена, как она - от переулков Перта в далекой Шотландии.
Саймонс, однако, отказался впустить его.
- Простите, сэр, но леди Сары для визитеров нет дома.
Благодаря наставлениям Алано Дуглас понял, что она дома, но не желает его видеть.
- Мне важно поговорить с ней, Саймонс, - сказал он. - Герцог дома?
- Его светлости нет, сэр.
Саймонс жестом прогнал медлительного лакея и открыл дверь немного шире.
- Вы не сделаете ей ничего хорошего, пытаясь увидеть ее, сэр, - мягко сказал Саймонс. - Фактически вы можете ей навредить.
- Как? - удивленно посмотрел на него Дуглас.
- Герцог без колебаний накажет ее, сэр, если будет не в духе. По крайней мере сейчас он дает ей еду и воду.
- Что значит "сейчас"? Он делал это прежде?
Саймонс разрывался между молчанием и желанием открыть правду.
- Сэр, герцог не любит возражений, - сказал он. - Особенно от тех, кого считает ниже себя.
- Свою дочь?
- Именно так, сэр. Или жену. - Саймонс оглянулся, словно опасаясь, что герцог вернется в любой момент. - Он на все способен. В конце последнего сезона леди Сара не захотела посетить какое-то торжество. Его светлость ударил ее перед всеми слугами за отказ. Он без колебаний делает то, что желает и когда желает.
Дуглас не отвечал, дворецкий слабо улыбнулся.
- Так что, возможно, для Сары брак с вами лучший выход. Лучший!
Дуглас отступил на шаг. При всем его воспитании, вернее, его отсутствии - осиротев в восемь лет, он болтался по проулкам Перта, - он никогда не обижал слабых и беззащитных.
- Я начинаю думать, что вы правы, Саймонс, - сказал он. - Доложите его светлости, что я буду здесь завтра в назначенное время.
Дуглас спустился по ступеням, сознавая, что Саймонс все еще наблюдает за ним. Сев в карету, он поднял глаза и заметил, как женская рука ухватилась за край занавески на втором этаже. Возможно, это рука усердной горничной. Или это леди Сара?
Он приехал убедиться в ее безопасности и выяснил, что ей грозит большая опасность, чем он думал.
Завтра он спасет ее, женившись на ней.
А она тоже так рассматривает этот брак?
Глава 3
Через два дня Сару выдали замуж за человека, которого она не знала, за мужчину, которого выставили из дома ее отца через пять минут после их встречи.
- Проводите мою дочь наверх, - сказал тогда отец, и ее увели в довольно милую комнату, если не обращать внимания на стены ядовитого персикового оттенка. Она провела здесь последний катастрофический светский сезон и не сохранила приятных воспоминаний.
Как только она вошла в комнату, дверь за ней захлопнулась, ключ повернулся в замке. Она не потрудилась постучать в дверь или позвать Саймонса. Слуги если не фанатично преданы отцу, то боятся его до такой степени, что не станут ее освобождать.
В тот вечер записка на подносе с едой только подтверждала намерение отца. Или Сара выходит замуж, или он отправит ее мать в Шотландию. Она не имела права предпочесть собственное благополучие положению больной матери. Она написала отцу и просила гарантии, что он оставит ее мать в Чейвенсуорте, если она согласится на брак.
Он не ответил.
Выбора не было. Через два дня с некоторым раздражением Сара приветствовала своего жениха на нижней площадке лестницы.
Дугласа Эстона, похоже, не тревожило, что она выходит за него по принуждению или что недавно рассвело и мало великосветских свадеб совершается в столь ранний час. И при этом его, кажется, не смущает, что она хмуро смотрит на него. Он продолжал с полуулыбкой рассматривать ее, выражение его глаз странного цвета трудно было разобрать.
- Вы, должно быть, имеете к этому какое-то отношение, - сказала она, отказываясь взять его руку. - Специальную лицензию дают объявленному ранее жениху.
Он не отвечал.
- Я не буду хорошей женой, - предупредила она. - Я замкнутая и не подчиняюсь другим. Меня называют книжницей. У меня слишком много недостатков. Я люблю изучать звезды.
При последних словах он взглянул на нее. Какая досада, что он значительно выше ростом и довольно крупный, его плечи загораживали ей обзор комнаты. Саре пришлось отвести взгляд, чтобы не попасть под гипноз его глаз.
- Как вы изучаете звезды? У вас есть телескоп?
Она посмотрела на него. Она не собиралась говорить, что он первый спросил об этом. И уж конечно, она не намерена сообщать, что его вопрос пробудил в ней искру любопытства. Нет, лучше им оставаться незнакомцами, которым предстоит пожениться из-за жестокости ее отца.
Эстон проводил ее в гостиную, где священник болтал с герцогом, оба улыбались, словно на это утро снизошло благословение Божье.
Священник, наверное, думает, что она беременна и эта тайная свадьба устроена, чтобы уберечь репутацию ее отца.
Сара не сказала ни слова, чтобы разуверить его. То, что этот добрый человек может оказаться сплетником и захочет поделиться своими соображениями с друзьями, добавило ей острых ощущений. Ну и прекрасно, пусть разнесет новости, что дочь герцога Херриджа распутница. Ее отец так гордится своим добрым именем. Всю жизнь ее наставляли, как себя вести, как держать себя в обществе, чтобы не опозорить отца.
Мать всегда шепотом напоминала: "Думай об отце, Сара".
С той минуты, когда покинет Лондон, она об отце думать не станет. У нее даже не появится оказии снова увидеть этого человека.
Свидетелями на свадьбе были двое слуг: молодая горничная, которую она не знала, и Саймонс, который не мог смотреть ей в глаза. По крайней мере Сара была ему благодарна за то, что он прислал сегодня утром горничную, чтобы помочь уложить волосы.
Девушка бесконечно извинялась за свое неумение.
- Это не ваша вина, - сказала Сара. - Вас наняли не для того, чтобы укладывать мне волосы. Однако я ценю ваши попытки помочь мне. Кроме того, никто не станет смотреть на мою прическу, - добавила она. - Все онемеют от моего платья.
Она оглядела себя. Нанятая отцом модистка была помешана на полосках. У платьев, сшитых для второго светского сезона, была либо полосатая юбка, либо полосатый лиф, либо полосатые рукава.
В этом ужасном платье все это присутствовало одновременно, и, найдя его в платяном шкафу, Сара вздохнула, вспомнив, как себя в нем чувствовала и почему оставила его в Лондоне.
Теперь это, казалось, не имело значения, поскольку не на кого производить впечатление, нужно было просто быть опрятной и презентабельной. Гм, вряд ли она презентабельна в этих розовых, коричневых и белых полосках, но, во всяком случае, чистая.
Она слышала слова священника и заставила себя сосредоточиться. Ей доводилось бывать на светских свадьбах, и ее поражали расходы на то, чтобы выдать дочь замуж должным образом. Надлежащая свадьба стоила бы ее отцу целого состояния. Но Сара сомневалась, что он потратил на эту церемонию больше, чем плата священнику, чтобы заманить его в дом.
Даже свадебным обедом пожертвовано в пользу отъезда. Она стремилась оставить Лондон не меньше, чем ее отец жаждал отослать ее.
- Слава Богу, дело закончено, - сказал ее жених, входя в карету, и сел напротив, спиной к лошадям. - Мои сочувствия, Сара.
Она с любопытством посмотрела на него:
- По какому поводу? Из-за этого несчастного брака?
- Из-за вашего детства. С вашим отцом вряд ли приятно было иметь дело.
- А ваше собственное детство? Оно было приятным?
- Да. - Помолчав, он заулыбался. - У меня было очень хорошее детство. Да и вся жизнь была замечательная. Можно сказать, мне повезло.
- Не настолько, коли вы женились на дочери герцога Херриджа.
- Вы всегда именуете себя дочерью герцога Херриджа? Никогда - просто Сара? Какое разочарование для вас, что пришлось выйти за нетитулованного.
- Я согласилась на этот брак не для того, чтобы что-то получить от вас, мистер Эстон. Напротив, я вышла за вас, чтобы дать моей матери еще несколько месяцев жизни. Поездка в Шотландию не улучшила бы ее здоровья, а совсем наоборот.
- Так что я могу расценивать себя как неизбежное зло.
- Разве я не в таком же положений? - Она посмотрела на него, как надеялась, со спокойным выражением. Однако раздражение ее нарастало. - Вы явно хотели, чтобы мой отец вложил капитал в какую-то вашу затею, и он это сделал. Мало того, он еще отдал вам свою дочь и дом, если можно назвать Чейвенсуорт просто домом. Быстрым было ваше решение, вы так не считаете?
- Вы были ужасно печальной.
Пораженная, Сара уставилась на него.
- Вы пожалели меня? Поэтому вы на мне женились?
Отвернувшись, она смотрела на пейзаж за окном. Она отказывалась верить ему. Он просто оказался для отца удачной возможностью избавиться от неприятной дочери.
От дочери, которую отец не слишком любил.
- Возможно, я испытывал к вам какое-то сострадание. И это подсластило союз, предложенный вашим отцом.
- Он ничего не предлагал, - сказала она. - Он приказал. Как вы назовете то, что меня на два дня заперли в комнате?
Эстон молчал, и через какое-то время Сара с любопытством посмотрела на него. Он казался столь же раздраженным, как и она, было ли его раздражение направлено на нее или на ее отца, Сара не могла определить. Но и спрашивать она не собиралась.
Что пользы знать, что ее новоиспеченный муж злится на нее?
Она такая, какая есть, хорошая или плохая, и она не хотела начинать супружество, притворяясь иной. Она не была особенно хрупкой и никогда не позволяла себе роскоши притворяться слабой. Все вокруг, казалось, были слабее ее, поэтому ей всегда полагалось иметь трезвую голову, убедительный план, здравомыслие.
Тоже мне, ужасно печальная! Он сказал это, чтобы смягчить ее сердце. Он ничего к ней не чувствует, а если и что-то испытывает, то ей жалость не нужна. Лучше пусть он злится, пусть так же нервничает, как и она.
- Я не собираюсь впускать вас в свою спальню сегодня ночью.
Сжав руки, она ждала возражений. Она ожидала, что он еще больше рассердится. Скажет что-то вроде: "Я ваш муж. Вы должны подчиниться".
Вместо этого он улыбнулся.
- Я не имею никакого намерения входить в вашу спальню сегодня ночью, - сказал он.
Шелковистый бархат сиденья ласкал ее пальцы.
- Мы незнакомцы, - одновременно сказали оба. Будь на его месте кто-то другой, она бы улыбнулась такому совпадению.
Его жена сидела напротив, опустив голову, прижав локти к бокам и добропорядочно сжав колени. Неподвижная и непреклонная, она казалась почти хрупкой.
Ее черные волосы с одной стороны распустились, но он не собирается смущать ее упоминанием об этом. И не скажет, что ее платье - свадебное платье - навсегда останется в его памяти как самый вопиющий образчик дамского наряда.
Саронг жителей Полинезии неизмеримо предпочтительнее того, что сейчас на ней надето. В саронге она, вероятно, казалась бы привлекательной. Добавить улыбку, и леди Сара, теперь миссис Эстон, была бы прекрасна.
Однако она не собиралась улыбаться. Вместо этого она время от времени бросала на него молниеносные взгляды, явно обвиняя его в этом браке.
Дуглас подумывал поддразнить ее, чтобы поправить ей настроение, но не знал, есть ли у нее чувство юмора и что считает она забавным. Все, что он знал наверняка, - это то, что герцог Херридж жестокий и властный тиран и что у нее в глазах столько боли, что это чувствуется с первого взгляда.
Он вытащил из портфеля документы и быстро углубился в формулы, которыми занимался накануне вечером. Его новая карета имела удивительно плавный ход, и он не испытывал обычного неприятного головокружения, наступавшего при попытке читать в пути. Но он до сих пор не мог читать на борту судна. От качки ему делалось плохо, и поскольку он десять лет путешествовал по миру, его болезнь означала пустую трату времени.
Для морских путешествий он тогда нанял секретаря. Главной задачей молодого человека было записывать мысли и размышления Дугласа, так что время даром не терялось. Не все его мысли были драгоценными сокровищами мудрости. Однако новая астролябия была существенно усовершенствована против старых образцов угломерных приборов восемнадцатого века, и это следствие одного простого вопроса, который он изложил однажды после ужина.
Дуглас взглянул на Сару. Она любит изучать звезды. Праздное ли это хвастовство? Она не упомянула о телескопе. Знает ли она, что это такое? Он решил не проверять ее знания. Если она хвасталась, он не хотел смущать ее.
Церемония, связавшая его и дочь герцога Херриджа, была милосердно краткой. Он знал, однако, что если напряжет память, то вспомнит слова и вялый звук голоса Сары, повторявшей клятвы.
Сара. Достаточно банальное имя, не привлекающее особого внимания. Имя мало чем отличается от его невесты. Однако что-то в ней интриговало его, как тихий шепот среди тишины. Что-то, подстрекало его незаметно наблюдать за ней.
Всегда ли она так молчалива? Или, освободившись от давления отца, она будет заразительно и безудержно смеяться? В этом он сомневался, поскольку ее рот привычно сложился в печальную линию. И все же слабые лучики в уголках глаз искушали его предположить, что она часто радостно удивляется.
- Мне заказать собственную скульптуру? - внезапно спросила она. - Это позволит вам изучать мои черты с большей свободой. Вам не придется притворяться, что вы этого не делаете.
Он улыбнулся:
- К чему мне изучать статую? Камень не может передать то, что открывает плоть: характер, настроение.
Повернувшись, Сара взглянула на него. Оставив притворство, Дуглас открыто разглядывал ее.
- И что вы узнали о моем характере и настроении?
- Я не хотел бы это обсуждать, - сказал он, пряча улыбку. - Я не достаточно хорошо вас знаю и ожидаю, что эта поездка станет знакомством.
Она, казалось, хотела что-то сказать, потом передумала.
- Что вы собирались сказать?
Она подняла одну бровь, но не ответила.
- Вы всегда были такой властной? - продолжал он.
Вторая бровь взлетела вверх.