В кабинете для осмотра темнокожая медсестра велела Фабиану приготовиться к клизме, которая была необходима перед его обследованием. Она попросила его снять сапоги, джинсы и нижнее белье. Полуголый, он почувствовал себя старым и хворым; к стыду, который он испытывал, примешивалась жалость к самому себе. Велев ему лечь на кушетку на бок, она вставила ему наконечник. Он с трудом удерживал жидкость, которую вливали в него. Почти закончив с ним, медсестра с равнодушным видом велела удерживать в себе жидкость в течение пяти минут. Повернувшись к ней, он увидел ее стройные икры и колени, а также обтянутые халатом бедра. Он подумал, как бы он вел себя, обратившись к ней за пределами больницы: как испытавший известную долю унижения пациент, как неуязвимый владелец, каким он себя чувствовал в трейлере, или же как мощный спортсмен, сидящий на коне во время игры в поло?
Оказавшись один в ярко освещенном туалете, он заметил, что волосы на лобке начали седеть. Это его удивило: в последний раз, когда он тщательно осматривал себя - правда, когда это было, он не мог вспомнить, - волосы были совершенно черные.
Вернувшись в кабинет, он увидел молодого, весьма приятной наружности доктора, источавшего самоуверенность и силу удачливого игрока. Фабиан, на котором была только просторная рубашка, неуклюже забрался на стол. Ляжки его были раздвинуты с помощью похожих на педали захватов, прикрепленных к его ступням. Колени и локти его были связаны, а ягодицы упирались в нос доктору. Фабиан чувствовал себя так, как чувствует женщина, осматриваемая гинекологом, или мужчина, которым овладевает его любовник.
Доктор надел резиновые перчатки. Смазывая похожий на трубку инструмент, он заметил растерянный взгляд пациента.
- Боитесь сигмоиндоскопа? - спросил он.
- Боли, - ответил Фабиан.
По мере того как инструмент медленно входил в него, почти не встречая сопротивления сфинктера, Фабиан почувствовал сначала дискомфорт, затем боль. Лица доктора он не видел.
- Испытываете неприятные ощущения? - поинтересовался врач.
- Не ощущения, а боль, - отозвался пациент.
Талисман, который Фабиан постоянно держал на приборной доске автомобиля, походил на тяжелый нож для вскрытия конвертов. Он представлял собой алюминиевую пластину - длинную, сужающуюся к одному концу, искривленную и тупую, но оканчивающуюся большим хромированным набалдашником. Никто из гостей не догадывался, что этот талисман - протез бедра, который используется в том случае, если повреждена кость. Деталь эта напоминала Фабиану о его страхе перед хирургическими операциями. Он вспомнил одного из своих дядей, известного ученого и писателя, чьи лекции посещал в студенческие годы. Во время операции по удалению небольшой опухоли в ухе у оперировавшего его дядю хирурга дрогнула рука, и он повредил какой-то нерв. По окончании операции выяснилось, что одна половина дядиного лица обвисла, один глаз не закрывается, рот перекосился, в результате чего во время еды из уголка рта текли пища и слюна; когда же он говорил, то неотчетливо произносил слова. После того как повторной операцией не удалось исправить его уродство, дядя уволился из академии и добровольцем ушел на войну. Домой он так и не вернулся.
Когда потребовалось удалять гланды Фабиану, то его родители, у которых он был единственным ребенком, настояли на том, чтобы операцию проводил маститый хирург - известный профессор из медицинского института. К тому времени ему было семьдесят, оперировал он в исключительных случаях; что же касается несложных операций по удалению гланд, то он не делал их несколько десятков лет. Однако он согласился оперировать Фабиана, с тем чтобы студенты-медики могли наблюдать за операцией.
Большая аудитория была превращена в операционную. Фабиана привязали к креслу, в котором он сидел, откинув голову назад и широко открыв рот. Находясь под местной анестезией, он не испытывал боли, только страх и неловкость. Хирург начал операцию, объясняя студентам в микрофон, укрепленный у него под подбородком, каждое свое действие, каждый этап и название инструмента.
Неожиданно Фабиан закашлял. Опешив, профессор уронил на пол зажим, изолировавший кровеносный сосуд. Из горла у Фабиана хлынула кровь. Он стал задыхаться. Потянувшись за запасным зажимом, нервничавший ассистент уронил коробку с инструментами. Второй ассистент побежал за зажимами в соседнюю операционную.
Шокированные студенты молча наблюдали за происходящим. Хирург схватил язык пациента большим и указательным пальцами одной руки и вытащил его. Второй рукой он стал ощупывать его горло, как бы готовясь произвести разрез. Не обращая внимания на студентов, он то кричал на Фабиана, заставляя его дышать, то на ассистентов, давая им указания.
Потное лицо и дрожащие руки хирурга были всего лишь в нескольких дюймах от Фабиана. Пациент, у которого горло наполнилось кровью, наконец-то смог перевести дыхание. В этот момент, вопя, словно олимпийский спортсмен, несущий факел, с запасным зажимом в руке прибежал ассистент, и немудреная операция возобновилась.
Сидя за рулем своего автомобиля и глядя в укрепленное над приборной доской зеркало, которое больше не льстило его тщеславию, Фабиан обнаружил перемены, произошедшие с его лицом. Кончиками пальцев он принялся выдавливать прозрачные угри вокруг носа и в морщинах на лбу. Извиваясь в виде спиралей, тоненькие жировики неохотно вылезали из своих гнезд. Растерев угри между большим и указательным пальцами, Фабиан превратил их в пастообразную массу. Затем принялся выдергивать седые волосы на голове. Некоторые из них не поддавались его усилиям. Верхняя часть их обрывалась, а нижняя скручивалась, словно желая прочнее укрепиться.
Посередине брови он обнаружил волосок, который был длиннее, толще и темнее остальных. Фабиан не сразу решился вырвать его. Упрямый волосок мог расти из какой-то клетки, которая противилась преобладающему ритму его организма. А что, если, после того как он вырвет волосок, эта самая клетка взбунтуется и породит метастаз рака? Он все-таки выдернул волосок. Бровь зачесалась - словно клетка, недовольная его вмешательством, выразила свое возмущение.
То же самое он проделал с волосами, растущими у него на груди. Вырывая или сбривая их, он думал о том, не является ли появление одного волоса явлением столь же уникальным, как и возникновение рака, или же результатом какой-то мысли или эмоции? Обладая внушительным набором средств, безликой силы и технологии, наука в состоянии объяснить лишь те явления, которые образуют целый класс, возникновение и развитие которых - всеобщее, единообразное - она может определить и заранее предсказать. Но она не в состоянии объяснить уникальные явления. А что, если тот волосок, который он вырвал, и есть такое редкое явление?
Мало-помалу в его воображении стала возникать картина его старения: появление лысины, седины в волосах, отсутствие ресниц на одном веке; покрытая веснушками кожа; следы гноя в мокроте, желчи в моче, слизи в стуле; собственное отражение, от которого падает настроение.
Хотя он зачесывал волосы таким образом, чтобы скрыть залысины, отступающая назад линия волос уменьшала впечатление от лица и подчеркивала форму черепа. В каждом потерянном волоске, неожиданно появившейся морщине или распухшей поре, складке кожи он видел наступление старости.
Уж не оттого ли расстраивает его появление лысины, что это явный признак старения? Поскольку внешность Фабиана никогда не производила благоприятного или отталкивающего впечатления, он полагал, что чем меньшее число людей обращает на него внимание, тем прочнее узы, соединяющие его с теми, кому он по душе. А что, если теперь, из-за его возраста и связанных с ним потерь, он может оказаться никому не нужным? Он продолжал изучать следы разрушения. В зеркале он увидел лишенные блеска, пожелтевшие или покрытые темными пятнышками зубы, среди ярких золотых протезов заметил потускневшие серебряные пломбы. Десны бледны, словно изжеванная резинка; они утратили эластичность, стали твердыми и все более обнажали разрушающиеся корни каждого зуба. Расстроенный состоянием полости рта, он надавил большим пальцем на нижние резцы. Теперь они чуть-чуть, почти незаметно, но шатались. В один прекрасный день, стоит ему столкнуться с другим игроком в поло или оказаться выбитым из седла, они могут просто выпасть. Он отмечал все перемены, происходившие с его лицом, особенно тогда, когда, утомившись, замечал складки век или потяжелевший подбородок.
В такие минуты Фабиан ощущал, как дух покидает его тело. Его механические попытки усовершенствовать свое умение управлять конем во время игры в поло представляли собой акты насилия со стороны духа над неподатливым телом. Но теперь его тело, некогда казавшееся выражением духа, стало лишь формой, отражением природных процессов.
Как и любое другое существо, он должен изменяться согласно распорядку, установленному самой природой. Подобно руине, любой руине, стены которой рушатся от времени, возможно, он сам является сценой, на которой разворачивается поразительная драма.
Фабиан собирался войти в свой дом на колесах, когда быстрым шагом, приветственно подняв руку, к нему подошел мужчина средних лет. Гибкий и жилистый, с виду он походил на латиноамериканца. Широкополая, лихо заломленная шляпа закрывала его живые, зоркие глаза, читавшие табличку: НАЦИОНАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО ОХРАНЫ ДИКОЙ ПРИРОДЫ.
- Привет, Охранник природы, - развязно произнес незнакомец. - Помощник по сельскохозяйственной части не требуется? Телохранитель? Нянька? Мясо для львов? Кто-нибудь или что-нибудь?
- А если я скажу "да"? - ответил Фабиан. - Что же вы, сударь, станете мясом для моего льва?
Мужчина протянул руку:
- Я Рубенс Батиста, уроженец Сантьяго де Куба, нынче гражданин свободолюбивых Соединенных Штатов.
Фабиан пожал его пальцы, украшенные кольцами.
- Вот это машина, мистер Охранник природы, - с восхищением оглядывая трейлер, воскликнул Батиста. - Никогда не видел ничего похожего. Настоящий дворец на колесах, - произнес он, проведя рукой по алюминиевым бокам трейлера.
- Рад, что вам нравится, - отвечал Фабиан.
- И этим мустангам, которые находятся внутри, жилье это по нраву.
- А почему вы решили, что у меня тут лошади?
- Я слышал их возню. И потом, я их почуял.
- Почуяли?
- Я много чего могу учуять.
- Что же еще вы можете учуять, мистер Батиста?
- Я чую богатого caballero, который спит один в большой кровати на колесах, которому могут понадобиться мои услуги. - Батиста стал пританцовывать на месте, словно готовился пуститься в пляс. - Те, кто водится со мной, называют меня латиноамериканским хлопотуном.
- Хлопотуном?
- Таких быстрых ног вы нигде не сыщете, мистер Охранник природы.
- Где же я смогу оценить быстроту ваших ног, мистер Батиста?
- А там, где вам понадобится помощь по хозяйству, - сразу же приняв деловой тон, ответил Хлопотун.
- Кто же может оказать мне такую помощь?
- Мужчина, женщина, даже целая семья. Выходцы из края колдунов, - продолжал мужчина. - Они только что приехали с Гаити и ждут не дождутся, чтобы начать работать на вас.
- Они-то вас и наняли, чтобы вы за них похлопотали?
- Именно. Те, кто привез сюда этих колдунов, - стал объяснять латиноамериканец. - Ясное дело, не бесплатно! - добавил он, сверкнув зубами.
- Почему же эти гаитяне не могут найти работу сами?
- Эти туземцы ничего не могут найти сами. Они не говорят по-английски, мистер Охранник природы. Да и приехали они, - помялся доброхот, - не совсем легально. Точнее говоря, они иностранцы, прибывшие сюда нелегально, - поспешно добавил он. - А назад им ходу нет. Понятно?
- Понятно. Когда-то я и сам был иностранцем, - сказал Фабиан. - Где же эти люди, и где состоится сделка?
- Милях в двух отсюда. Всякий раз, как с Флориды прибывает новая партия на рыбацких судах, ее высаживают в другом месте. Такое происходит два-три раза в месяц, если море спокойное.
- Поехали, - проговорил Фабиан.
- К вашим услугам, мистер Охранник природы. Следуйте за мной, - лихо взмахнул шляпой латиноамериканец.
Он вразвалку направился на противоположную сторону улицы, где был припаркован серебристый "бьюик-уайлдкэт", и сел за руль машины. Взобравшись на сиденье водителя, Фабиан взмахнул рукой.
Следом за латиноамериканцем он пробирался по забитым транспортом оживленным центральным улицам, мимо кабаре и шикарных кинотеатров, между которыми высились самые лучшие в городе гостиницы.
Не проехали они и трех миль, как Фабиан вслед за своим проводником резко повернул в сторону и оказался на пустыре. Там и сям по краям заброшенных площадок для парковки, на которых ржавели остовы автомобилей, стояли стены сгоревших домов с зияющими дырами вместо окон.
Проводник дал знак Фабиану остановиться перед похожим на крепость, видавшим виды жилым домом. Въезд во двор был огорожен кольцом забитых до отказа, помятых мусорных бачков, распространявших зловоние.
В полумраке двора Фабиан столкнулся с толпой человек из ста. Почти все они были темнокожими. Мужчины стояли кучками и курили, некоторые женщины держали на руках младенцев. Дети постарше молчали или играли в незатейливые игры. Атмосфера была угнетающей, люди был одеты кое-как: лохмотья на них были штопаны-перештопаны.
Появление трейлера Фабиана вызвало волнение в толпе. Белый господин в сером с иголочки деловом костюме поздоровался с Фабианом. Не успел латиноамериканец познакомить его с пойманным в его сети уловом, как белый господин дал понять Фабиану, что он один из предпринимателей.
- Меня зовут Кулидж, - представился он, оглядывая приезжего и его трейлер. - Такой гостиницы на колесах я еще не видел. Думаю, немало лошадиных сил требуется для того, чтобы таскать его.
- Да и человеческих сил, думаю, требуется немало, - вмешался Хлопотун.
- Мы и занимаемся человеческими силами, - заметил Кулидж, беря под руку Фабиана, разглядывавшего толпу.
Он провел его через эту толпу, молча расступавшуюся перед ними, мимо нескольких покупателей, холодным взглядом оценивавших гаитянцев.
- А как ко всему этому относится закон? - поинтересовался Фабиан.
- Это вы о чем? - посмотрел на него Кулидж.
- Все о том же, - отвечал Фабиан. - Разве продажа людей не противозаконна?
- Людей никто и не продает, - подчеркнул Кулидж. - Мы продаем возможности. Людям, которым нужна работа, или людям, которым нужны люди.
- Но эти гаитяне прибыли сюда нелегально, - вежливо продолжал Фабиан.
- Что легально, а что нет, решает закон, - невозмутимо заявил Кулидж. - Но закон не смог помешать сотням тысяч этих иностранцев - гаитян, доминиканцев и прочих - перебраться через границу. А теперь закону вмешиваться поздно.
- Вы хотите сказать, что полиция, иммиграционные власти, профсоюзы, агентства, заботящиеся о благосостоянии населения, пресса ничего не знают о том, что здесь творится? - спросил Фабиан.
- Знать - это одно, а что-то предпринимать - другое, - спокойно возразил Кулидж. - У властей недостаточно кадров и средств для того, чтобы собрать всех этих людей, попавших к нам в страну, предоставить им адвокатов, одного за другим привлечь к суду за нарушение закона, о существовании которого они даже не подозревают, перевести на английский то, что они говорят, и на ихний туземный - то, что сказано в законе, доказать их вину, выслушать их жалобы, судить их опять, депортировать каждого из них в Гаити, Мексику или Колумбию. Это слишком большая работа. Власти предпочитают искать марихуану. Им это проще.
- Эти туземцы знают по-английски только одну фразу: "Дайте мне работу", - вмешался Хлопотун.
- Мы помогаем им найти еду, жилье и работу, - продолжал Кулидж. - Должен же, в конце концов, кто-то помочь им.
- И во сколько обходится им такая помощь? - спросил Фабиан, в упор посмотрев на говорящего.
- Если речь идет об одном человеке, то она стоит больше, чем на двоих. А если нанять целую семью, да еще с малышами, то вы на этом здорово выгадаете.
- И сколько же я заплачу, скажем, вот за эту пару? - поинтересовался Фабиан, указав на темнокожую чету - низенького мужчину лет пятидесяти с лишним и женщину, по-видимому его жену, чуть помоложе, но с изрезанным морщинами лицом и усталыми глазами. Они, заметив, что на них смотрят, стали переминаться с ноги на ногу, жадно разглядывая Фабиана и через силу улыбаясь, обнажив гнилые зубы.
Бросив профессиональный взгляд на эту пару, Кулидж заявил:
- Такая пара еще в состоянии творить чудеса, работая на ферме или в поместье.
- Туземцы-рабочие - это же чудотворцы, - вторил Кулиджу Хлопотун.
- И что же произойдет, если я найму их? - с напряжением в голосе спросил Фабиан.
- Они знают, что принадлежат вам. Все подписано, запечатано, доставлено по назначению, мистер Охранник природы, - объяснил Хлопотун.
- Хотите сказать, что других забот у меня не будет? - поинтересовался Фабиан.
- А какие еще вам нужны заботы? - пожал плечами Кулидж.
- Нужно ли разрешение на работу? Какие-то бумаги от соцобеспечения, органов страхования, какие-то другие документы?
- Расслабьтесь, дружище, - потрепал его по плечу Кулидж. - Чересчур уж вы беспокоитесь. Наши туземные друзья вовсе не рассчитывают на благотворительность.
- Им нужен заработок, - подхватил Хлопотун.
Кулидж кивнул в знак согласия и добавил:
- Имейте в виду, всего неделю назад они умирали с голоду в Порт-о-Пренсе.
- Теперь вы можете стать принцем их порта, мистер Охранник природы, - сострил латиноамериканец.
- Дайте им работу, и они ваши, - произнес Кулидж, заражаясь оживлением латиноамериканца.
- А что, если я впоследствии передумаю и не захочу их больше использовать? - спросил Фабиан.
- Все зависит от вас. Можете передать их хорошему соседу, - с лукавым видом отвечал Кулидж, - или вызвать полицию и попросить депортировать их. Или обратиться к нам, чтобы мы от них отделались.
- Позвоните мне, и я сам это проделаю, - предложил свои услуги Хлопотун.
Фабиан еще раз взглянул на пожилую пару. Поняв, что от них хотят отделаться, они перестали заискивающе улыбаться. Они неожиданно стали бесстрастными и равнодушными.
- Дайте мне подумать, - спокойно произнес Фабиан.
- Думайте, но не слишком долго, - грубо оборвал его Кулидж. - Как только море начнет штормить, многие из них просто пойдут ко дну.
- А после того как они пойдут ко дну, цены на рабочих вырастут, - подхватил Хлопотун.
Взмахнув на прощанье рукой, Кулидж пошел прочь. Фабиан увидел, что он направляется к другому потенциальному покупателю - господину могучего телосложения. Из кармана его пиджака торчало несколько авиабилетов.
Хлопотун внимательно посмотрел на крепко сбитого господина и билеты.
- А вот и кот, который знает, зачем он сюда пришел, Не успев купить себе туземцев, он уже позаботился о том, чтобы посадить их на самолет. Бьюсь об заклад, уже нынешним вечером они станут вкалывать у него на ферме.
Фабиан вновь стал бродить среди толпы в сопровождении Хлопотуна, несколько потерявшего к нему интерес.
- Но тут нет молодых женщин, - рассеянно заметил Фабиан.
- А что, вас интересует молодая женщина? - как бы невзначай спросил латиноамериканец.
- А какого мужчину она не могла бы заинтересовать? - отозвался Фабиан, двигаясь в сторону своего трейлера.
- И какого же возраста? - поинтересовался его спутник, все еще не отстававший от него.