Приехав в поместье Стэнхоупов, он был готов убедить ее, что она может положиться на его скромность; ни одному из ее мужчин он не расскажет о присутствии в ее жизни другого.
Юджин был вынужден уехать ненадолго по делам, перед этим распорядившись, чтобы Александре и Фабиану предоставили уютный старый особняк на территории поместья. Александра заняла спальню наверху, Фабиан перебрался в комнату на первом этаже. Он отправил своих лошадей в конюшню Стэнхоупов, для того чтобы там за ними ухаживали и выезживали их, затем припарковал свой трейлер возле особняка.
После ужина в клубе для игроков в поло и гольф вместе с несколькими игроками и их женами Александра предложила Фабиану прогуляться по оленьему парку, плавно спускавшемуся вниз и расположенному между клубом и их особняком.
Высоко над их головами ветер качал верхушки деревьев, но на песчаной дорожке, где словно туман повис лунный свет, тишину нарушал лишь неустанный треск кузнечиков, спрятавшихся в траве. Впервые оставшись наедине с Александрой, Фабиан был погружен в мысли, которые не давали ему покоя.
Первой нарушила тишину Александра.
- Я всегда сама содержала себя, - произнесла она холодным, бесстрастным тоном, словно разговаривая с собой. - И до тех пор, пока мною не помыкают мужчины, с которыми я живу, я предпочитаю жить с теми, кем помыкаю я.
- Я никому не скажу… - поспешил заверить ее Фабиан.
- Знаю, что не скажете, - оборвала его девушка. - Хотя, если однажды вы это сделаете, ни тот ни другой не станут возражать. Они знают, чего хотят.
- И чего же они хотят? - спросил Фабиан.
В лесу было сухо, воздух был душным, треск кузнечиков - непрестанным. Небо разрезала быстрая беззвучная молния. Фабиан напряг зрение, чтобы разглядеть контуры деревьев. В это мгновение снова вспыхнула молния, осветившая Александру, стоявшую рядом.
- Мои обещания стоят больше, чем обещания всех женщин мира, - проговорила она. - И я выполняю свои обещания.
Они находились недалеко от особняка и проходили мимо его трейлера. Александра провела пальцем по поверхности кузова, покрытого дорожной пылью.
- Можно заглянуть? - спросила она.
Фабиан посмотрел на тени на ее лице и обнаженные плечи.
- А нельзя подождать до следующего раза? - спросил он в ответ, понимая неубедительность своих слов.
- Можно. Но зачем?
Войдя в трейлер, он включил свет в гостиной. Девушка последовала за ним.
- Так вот где вы прячетесь! - Она оглядела гостиную, затем подняла глаза на альков.
- Здесь я живу и работаю, - отозвался Фабиан.
Александра попросила красного вина. Обрадовавшись возможности скрыть свою озабоченность, Фабиан направился к бару, достал оттуда последнюю бутылку и, откупорив ее, наполнил ее бокал. Девушка принялась медленно прихлебывать вино. Она задержала свой взгляд на стоящей на полке коллекции книг о поло, написанных Фабианом, но трогать их не стала. Ее развлекло зрелище кресла перед письменным столом: седло для игры в поло было установлено на деревянный трехногий стул. Приподняв подол вечернего платья, она села верхом на седло. При этом платье ее задралось, обнажив бедра. Александра откинулась назад, и копна медных волос, в которых переливался свет, волнами опустилась на ее шею и плечи. В мерцающем платье сидя верхом на кресле с оголовьем седла между обнаженными бедрами, голыми ногами в сандалиях на высоких каблуках, с кожаными ремешками, стягивающими щиколотки, она вызывала нестерпимое желание.
Умелым движением великолепно знающей свое дело модели она провела пальцами по щиколоткам, обнимая их и освобождая от объятий, показывая алые пятна маникюра на ногтях, которым она придала особую форму специально для показа.
Фабиан наблюдал за сложной игрой рук, за движением пальцев - удлиненных, гибких, нервных. Иногда они казались хрупкими, словно вылепленными из гипса деталями украшения храма, готовыми в любую минуту разбиться.
Ласкающим движением она провела пальцами по волосам, словно гребнем, как бы вбирая тишину помещения, затем посмотрела на висевшее на стене зеркало. Двойники с опаской смотрели друг на друга: один за стеклом, другой из плоти. Женщина в зеркале заметила взгляд Фабиана. Он был больше не в силах незаметно разглядывать обнаженные плечи ее живого двойника. Александра улыбнулась.
- На работе меня зовут сороконожкой, - сказала она.
- Сороконожкой?
- Да. Ноги, ступни, руки.
Она переместилась на край седла, отчего ее ноги раздвинулись еще больше, а платье задралось еще выше. Она знала: он видит то, что у нее между ног.
- О чем вы думаете, Фабиан?
- Любопытно, кто обитает в столь совершенном создании.
- Ну так смотрите. - Александра соскользнула с седла, и платье закрыло ей ноги. Подойдя к бару, она взяла бутылку вина, откупоренного для нее Фабианом. С бутылкой в одной и бокалом в другой руке, она облокотилась о стенку и посмотрела на него. Она ждала.
Фабиан был на перепутье. Чужая воля принуждала его нарушить достигнутую им гармонию между манерой поведения и личными пристрастиями.
Он любил Юджина и чувствовал себя в своей тарелке в его обществе. Даже находясь в дурном настроении, он никогда не завидовал крепкому здоровью, привлекательной внешности и богатству Юджина. Возможно, потому, что Юджин сознавал, что Фабиан живет той жизнью, которую избрал. Юджин и сам никогда не преуменьшал свое состояние, власть и значение и не притворялся, что связан по рукам и ногам тем, что он богат. Его состояние походило на игрушку, которой он был готов поделиться с Фабианом, вместе с ним играть ею. Именно Юджин через свой банк ссудил его деньгами, на которые он смог купить трейлер, а денежная сумма в подарок ко дню рождения позволила Фабиану купить Резвую и Ласточку. Теперь же, попросив Фабиана быть готовым являться к нему по вызову, Юджин стал основным источником его доходов. Юджин понимал, сколь сложны отношения, когда речь идет о дружбе и деньгах, и поэтому, чтобы Фабиан чувствовал себя более независимым, упомянул о возможности финансирования серии книг о конном спорте под редакцией Фабиана.
Фабиан почувствовал на себе пристальный взгляд Александры. Она по-прежнему ждала. Он знал, что она собственность Юджина, один из элементов его безмерного богатства, но достаточно ли это было для того, чтобы удержать Фабиана в рамках, остудить его пыл? Разве ее связь с французским кинорежиссером не свидетельствовала о ее доступности, о том, что на ее сексуальном поле могут пастись многие? Наконец, разве сама Александра, стремившаяся заручиться молчанием Фабиана, не хотела таким образом расплатиться с ним?
Отклонить вызов Александры, задушить в себе желание означало бы доказать свою леность, уронить себя в ее глазах. И то и другое подорвало бы в нем уверенность в себе. Не глядя на Александру, восстановив равновесие духа, Фабиан неожиданно выключил все верхнее освещение в гостиной. Лишь одна синяя лампочка освещала узкую лестницу, ведущую в альков.
В целях экономии умственной энергии Фабиан предпочитал считать некоторых людей как бы поляризованными, целостность которых обеспечивалась за счет совместимых или антагонистических полусфер. Он называл их симметриками и асимметриками. У симметриков обе половины тела, лица, души находятся в состоянии гармонии. Симметрики пребывают в покое, им чуждо насилие; они редко впадают в крайности. У асимметриков половинки не стыкуются между собой, единообразие им чуждо. Склонные к колебаниям, асимметрики дают волю своим чувствам, своей тяге к игре. Симметрик отличается характером, асимметрик - своеобразием личности. Симметрика подгоняют, асимметриком руководят. Для постороннего наблюдателя симметрик приятен, асимметрик - интересен.
Александра казалась Фабиану симметриком. Однако в их первую ночь в любовных играх, которые были безудержными, даже утомительными, он обнаружил пропасть между ее внешним спокойствием и внутренней страстностью. Восхищенный ею Фабиан платил той же монетой.
Получив возможность беспрепятственно ласкать ее, понимая, что, отдаваясь ему, она претворяла в реальность его потребность в ней, он наблюдал за тем, как сам возбуждался, обнажался перед Александрой, свидетельствуя, что все в нем принадлежит ей. Она постепенно доводила его до пика наслаждения, намеренно выдерживая ритм.
В утреннем тумане он смотрел на нее. На то утро он планировал работу с клюшкой и мячом, и, когда поднялся с постели, оставив ее спящей, в нем боролись желание и сомнение, что мешало ему принять решение.
Во время ланча ему сообщили, что Юджин, которого ждали два или три дня спустя, неожиданно вернулся и желает его видеть в старом особняке.
Фабиан тотчас направился к нему в гостиную. Юджин и Александра уже ждали его. Молодой босс, облаченный в серый деловой костюм и белую сорочку, сидел в массивном кожаном кресле за столом с откидной крышкой и резными украшениями. Александра забралась на толстый подлокотник и покачивала одной ногой. Тонкие тесемки ее спортивного костюма не скрывали ее грудей. Фабиан хотел было протянуть Юджину руку, но что-то в выражении лица босса помешало ему сделать это. Он взглянул на Александру, и та отвернулась. Пододвинув к столу стул, Фабиан сел.
- А я думал, что ты мой друг, - изучающим взглядом посмотрев на него, взвешивая каждое слово, произнес Юджин.
- Я действительно твой друг, - спокойно ответил Фабиан.
Обняв Александру одной рукой, Юджин привлек ее к себе. Она обняла его. Оба смотрели на Фабиана словно на нашкодившего школьника.
- Александра сказала, что прошлой ночью, якобы желая показать ей свой трейлер, ты пытался соблазнить ее, - продолжал Стэнхоуп.
Словно рыба, вытащенная на сушу, Фабиан почувствовал себя чужим и одиноким.
- Александра лжет, - произнес он, посмотрев на девушку. Та сидела со спокойным, равнодушным видом, разглядывая его с таким выражением, которое запоминается надолго.
- Александра призналась, что вино, которое ты заставил ее выпить, немного вскружило ей голову. - Юджин замолчал. Потом взглянул на Александру. Та кивнула головой, как бы одобряя то, что он намерен сказать. Юджин снова повернулся к Фабиану.
- Она мне также рассказала, что, хотя она не раздевалась, но несколько минут лежала на твоей постели рядом с тобой, прежде чем сумела вырваться и убежать от тебя. - Стэнхоуп-младший снова замолчал. Александра прижалась к его плечу и, словно стыдясь себя, опустила голову.
- Я знаю все, что следует знать, Фабиан. И знаю это от Александры, - сказал он. - У нас с Александрой нет секретов друг от друга. В этом секрет нашей любви. Ты думал, что сможешь разрушить все это с помощью одной бутылки вина?
Фабиан взглянул на Александру. На щеках ее появился нежный румянец, губы приоткрылись. У нее был вид послушной дочери, повинующейся мудрости Юджина, ее всезнающего отца.
В памяти Фабиана сохранился образ Александры, лежавшей рядом с ним. Наблюдая за ней сейчас, он вспоминал, что тогда произошло между ними, вспомнил ее слова: "Мне все противно, Фабиан. Противно обслуживать мужчин, выполнять их капризы, все, все, чего они хотят, чего хочет их усталая плоть, которая ищет дырку, в которую проще попасть. Противны их потные тела, неумелые поцелуи и ненужные объятия, стоны и пыхтение, постоянное ерзанье. Они вливаются в меня, засыпают, а потом отправляются на службу".
Он придвинулся к ней ближе, одной рукой обхватил ее за талию, другой стал трогать ее шею, плечи, но не решался коснуться грудей, чтобы снова почувствовать их твердые, словно высеченные резцом формы. Он поцеловал ее в губы, и она ответила, вперившись в него внимательным и настойчивым взглядом. Она наблюдала за ним, приковав его к себе этим взглядом, не позволяя ему утратить прежнего выражения глаз и хотя бы на мгновение погрузиться в иной мир, мир, который мог принадлежать ему одному, или такой, который он мог разделить хотя бы в воспоминаниях или грезах с другой женщиной.
Думал о том, что ноги ее лежали у него на груди, а икры стискивали ребра. Кожа ее была настолько гладкой, что, как показалось Фабиану, светилась в темноте. Она касалась его ступнями, узкими лодыжками, прижимаясь пружинистыми подошвами к его щекам. Он видел крутой подъем ее ноги, округлость пятки, которой она проводила по его щеке, пальцы ее ног, гибкие и хрупкие, проникающие ему в рот, раздвигающие зубы, касающиеся языка. Она ласкала его рукой, зажимала ему рот пальцами ног; он как бы пытался бороться за жизнь, но всякий раз, как она едва не доводила его до оргазма, она не позволяла ему кончить: давая ему возможность предаться страсти, она не позволяла ему нанести решительный укол.
Теперь, сидя за резным столом, он смотрел на ее руки, стройные, изящные пальцы, сложенные на коленях. Он вспоминал, какими были эти пальцы ночью, как они заставляли напрячься мышцы, гладили все части тела, дерзко изучая его; как прохладный перламутр ее ногтей прикасался к мембранным перегородкам, вопреки его сопротивлению, раскрывая его плоть; вспоминал ее хищный рот, заставлявший его поддаться ее языку.
В своем стремлении раскрыть его для себя, не позволить ему сохранить нетронутым хотя бы один участок своего тела она принялась исследовать ртом и языком те места, в которых побывали ее пальцы, - в этом проявлялась нескрываемая жажда обладания им. Но он также видел: она убеждена в том, что все, что она делает, хотя и доставляет ему удовольствие, представляет собой доказательство лишь того, что он будет принадлежать ей.
Наконец, она могла лишить его убежденности в том, что он подчиняется ее воле. Его больше не заботило, какими причинами она руководствовалась, потакая его потребностям. Были ли это действия драмы, заказанной ею и поставленной им, драмы, которая поможет ему понять собственную натуру, его удовольствие от сознания того, что он способствовал ее рвению? Или же, спровоцированный ею, он сам обнаружит то, что она скрывала, что иначе не могла проявить, наслаждение, которого больше всего искала?
Ему вспомнился ее задумчивый голос, когда она признавалась: "Меня всегда привлекал зад мужчины, Фабиан. Всегда. Я возбуждаюсь только тогда, когда ласкаю его пальцами, рукой, языком. Но Юджин терпеть этого не может. Однажды он просто взбесился. Кричал на меня, говорил, что это мерзко и дико. Что ни одна другая женщина не позволяла себе таких мерзких и диких вещей, пытаясь сделать из него гомика".
Слушая ее, Фабиан размышлял над тем, что ее беспринципность ради получения удовольствия, стремление навязать свою волю, отсутствие всяческих ограничений могли возникнуть по причине тщеславия, боязни оказаться захваченной любовными играми, рискуя в присутствии любовника потерять над собой контроль и выдержку, каких требует ее профессия. Зная, что после оргазма ее власть над любовником ослабевает, она готова нарушить любой запрет, чтобы подогреть его желание, разорвать любые узы, преступить любые границы.
Юджин отпустил Александру и, перегнувшись через стол, ткнув пальцем в Фабиана, с угрозой в голосе произнес:
- Александра мне сказала, что ты хотел, чтобы она сделала для тебя мерзкую и дикую вещь, но она оттолкнула тебя и убежала.
- Александра лжет, - отвечал Фабиан.
- Если кто и лжет, так это ты! - закричал на него Юджин. - Это ты лжец.
В их бытность друзьями Фабиан не раз видел Юджина побежденным, а его гордость - уязвленной. Видел, как он страдал физически, как лежал без сознания, сбитый с коня. Наблюдал, как он умеет контролировать себя и просто обращаться с коневодами и тренерами, с каким тактом сторонится иностранных игроков, которые подчас вели себя оскорбительно и для которых имя Стэнхоуп было пустым звуком. Ощущал хозяйское присутствие Юджина в его конторах, источник его влияния на сотрудников фирмы. И все-таки ничто в его друге, которого, как ему казалось, он изучил досконально, не предвещало того потока ярости, который теперь обрушился на него. Слыша эти оскорбления, увидев искаженное от злости лицо, Фабиан понял, насколько плохим знатоком человеческого характера он оказался.
- Александра лжет, - повторял он. - Прошлым вечером я проводил ее домой.
Произнеся эти слова, Фабиан пожалел, что сам солгал. Отчаянно пытаясь сохранить дружбу, связывавшую его с Юджином, он не мог заставить себя признаться, что она побывала в его трейлере. Слова выдали его отчаяние, и он понял, что не стоит отказываться от произнесенной лжи.
- Ты лжец, - снова сказал Стэнхоуп-младший. - Едва Александра тебя увидела, она меня предупредила, что надо держаться от тебя подальше. Она сказала, что ради меня ты и пальцем не пошевелишь. Теперь я понял, насколько она была права. Убирайся вон! - С искаженным лицом он откинулся на спинку кресла и снова привлек к себе девушку.
Ярость Фабиана теперь ничуть не уступала злости Юджина. Мгновенно протянув правую руку, он схватил со стола индийский кинжал, прижимавший какие-то бумаги. В тот же момент он ударил по столу левой рукой с растопыренными пальцами. Правой рукой он с размаху ударил кинжалом и отрубил кончик безымянного пальца. Из обрубка хлынула кровь, отрубленный кусок скользнул по столу.
Отпрянув, Александра отвернулась от стола. Подняв кусок пальца, Фабиан сунул его Юджину в лицо.
- Вот, возьми, - произнес он, бросив палец и кинжал на стол. - Александра ошиблась. Пальцем я шевельнул.
Юджин оттолкнул от себя обрубок вместе с кинжалом.
- И все равно ты лжец, Фабиан! - закричал он. - Александра мне рассказала о том, что с целью напоить ее ты налил ей самого крепкого вина. Сказала, что она выпила почти целую бутылку. Нынче утром, когда ты отправился на тренировку, я побывал в твоем дилижансе и нашел бутылку там, где она, по словам Александры, должна была находиться. - Он умолк, но лишь для того, чтобы завопить еще громче: - Я преподам тебе урок хорошего тона. Вон отсюда!
Теперь все были на ногах. Кусок пальца лежал на столе, и какую-то долю секунды Фабиан испытывал нестерпимое желание оставить его там. Подавив в себе страх и ярость - это анестезирующее средство, заглушающее боль, - он неохотно взял его большим и указательным пальцами. Он почему-то решил, что обрубок отзовется на его прикосновение, но этот кусок мяса походил на ощупь на окровавленный кусок резины, а ноготь - на пластмассу. Он быстро присоединил кусок к изуродованному пульсировавшему пальцу и, крепко сжимая их правой рукой, хотел было уйти. По штанам его и на пол капала кровь.
- Ты нанял меня для того, чтобы я играл с тобой в поло, - сказал он Юджину. - Сыграем завтра, в шесть утра, и ты будешь учить меня обращению с мячом и клюшкой, как тебе будет угодно. На тренировочном поле. Без свидетелей.
- Я там буду! - продолжал кричать Юджин вслед бывшему другу.
Вернувшись к себе в комнату, Фабиан залил антисептиком изувеченный палец, пытаясь приклеить отрубленный конец пальца к кровоточащему обрубку с помощью пластыря. Он терял сознание от боли, сидя в машине, на которой грум вез его на полной скорости в больницу. В приемном покое хирург сшил обе части пальца и, забинтовав его, заверил Фабиана, что есть все шансы, что палец срастется и со временем сможет функционировать.
Фабиан вернулся к себе в трейлер и лег на кровать, на которой занимался любовью с Александрой. Позднее, находясь в лихорадочном состоянии и испытывая головокружение после уколов, которые сделал доктор, он почувствовал, как боль сменилась всепоглощающим чувством поражения.