Андрогей был умен не по годам, и Диона надеялась, что он не поймет скрытого смысла ее слов. Она рассталась с Аполлонием очень давно - Тимолеон был совсем еще маленьким. Тогда это казалось неизбежным. Ее удивило даже не то, что он снова женился, а что так долго ждал, чтобы найти подходящую юную наследницу. Лаодис, молодая, привлекательная, прекрасная мать для будущих детей, получила, кроме того, в приданое доход богатой провинции. Для мужчины с амбициями, который вращается при дворе на средних ролях и горит желанием подняться повыше, - идеальная партия.
Когда-то он питал надежды в отношении Дионы, полагая, что она поможет ему достичь цели. Семья ее была из вымирающего рода Лагидов, Диона осталась последней: отец умер от лихорадки еще до ее рождения, мать скончалась при родах. Родители оставили ей все, что имели: земли, поместья - такие богатства удовлетворят аппетиты любого охотника за удачей. Диона выросла в храме Исиды, который заменил ей и мать, и отца. Она покинула храм, чтобы стать законной наследницей, хозяйкой собственного дома и предстать пред очами царицы - своей родственницы. Но выставлять себя напоказ претило ей, она предпочитала жить просто.
Наверное, она была плохой женой, но все эти женские премудрости не для нее. Аполлонию нужна была женщина, не склонная забывать обо всем на свете во имя исполнения воли богини; умеющая развлечь невыносимо глупых придворных, терпеливо исполняющая любые прихоти мужа.
Она родила ему двух сыновей. Аполлоний взял к себе старшего, оставив второго с ней. И теперь у него сын, которого он не желает делить с матерью.
Андрогея, похоже, не волновало появление соперника, претендующего не только на любовь отца, но, вероятно, позднее и на наследство. Возможно, он не боялся этого - судьба еще не наносила ему чувствительных ударов.
- Расскажи мне о своем новорожденном братике - попросила Диона. - Как его имя?
- Папа хочет назвать его Птолемеем, - ответил мальчик. - Но Лаодис настаивает на имени Демострат, в честь ее отца. А уж она-то добьется своего. Ее отец собирается пожаловать внуку все свое имущество и доходы.
Андрогей не был завистлив. Он и в этом походил на мать; кроме того, ему недоставало честолюбия, отец, без сомнения, считал это весьма прискорбным. Диона погладила его по волосам, и он это вытерпел - редкий случай.
- Останешься пообедать?
- О, не могу. Празднуют рождение малыша - и я должен быть там, а то пойдут сплетни: все считают, что я готов удушить младенца прямо в колыбели.
- Какая нелепость, - вырвалось у Дионы.
- Для меня естественно желать, чтобы первенец оказался девочкой, - заметил Андрогей. Конечно, он был огорчен, но его чувство не имело ничего общего с той звериной ненавистью, которая приводит к братоубийству; Диона была уверена в этом.
- А когда родился Тимолеон, у папы оставалось время на меня? Я не помню.
У отца никогда не находилось времени на детей, но Диона ни за что не сказала бы этого сыну.
- Отец уделял тебе не меньше времени, чем и до рождения брата. - В конце концов, она почти не покривила душой. - Он всегда предпочитал общаться с взрослыми сыновьями, а не забавляться с малышами. Вот увидишь: побалует жену, полюбуется на младенца и снова вернется к тебе - ведь ты умеешь поддерживать умные разговоры.
Тимолеон завопил бы от радости - Андрогей лишь слегка пожал плечами. Чувства юмора он лишен начисто, впрочем, как и его отец.
- Надеюсь. Сейчас он держит себя как Александр, когда у того появился наследник.
- Однако тут все права на твоей стороне. Аполлоний родом из обычной греческой семьи, а род Леодис происходит от македонского солдата, даже не благородной крови. Наш же род ведет свое начало от самого Лага и брата царя Птолемея.
Слова матери, хотя в них не содержалось ничего нового, несколько ободрили мальчика; но Андрогей не был бы Андрогеем, если бы не внес в них ясность:
- У Николая Лагида никогда не было собственных сыновей, даже незаконнорожденных.
- Это так, и госпожа Мериамон была бесплодна. Зато они усыновили много детей. Одна из их дочерей, в которой текла македонская и персидская кровь, вышла замуж за египтянина; у них родилась дочь, которая полюбила грека, от их брака тоже родились дети - так и пошел наш род. Ты должен гордиться своим происхождением. Александр гордился бы.
- Откуда тебе знать, что чувствовал бы великий Александр? - усомнился Андрогей.
- Так говорит Богиня, - ответила Диона. Этот аргумент не подлежал сомнению. Даже сын со своим полудетским скептицизмом испытывал благоговейный трепет перед жрицей Дионой. Она взяла его за руку - мальчик тут же попытался высвободиться - и мягко попросила: - А теперь расскажи мне, как ты живешь.
Андрогей, более чем сдержанный молодой человек, против такого тона устоять не мог - и рассказывал куда больше, чем собирался. А Диона радовалась, что сын разговаривает с ней, навещает даже чаще, чем раньше. Андрогей был ее первенцем, и она, как бы ни противился этому его отец, всегда оставалась его матерью.
3
Сейчас в царице нельзя было узнать женщину, которая несколько часов назад была в гробнице Александра. Садясь на престол в тронном зале, она становилась существом высшего порядка. Дворцовый распорядитель, как обычно, призвал Диону к исполнению своих обязанностей, и она, облачившись в придворные одеяния, заняла положенное место: недалеко от трона, среди жриц Исиды в ритуальных одеждах.
Эта Клеопатра, здесь, сейчас, была воплощением Исиды на земле. Предки ее, македонские греки, никогда не забывали о своем происхождении и не придерживались египетских обычаев в одежде и поведении. Но Клеопатра, когда считала нужным, умела перевоплощаться в подлинную царицу Египта. Сегодня она была именно ею.
Блюститель строгих канонов красоты обнаружил бы немало изъянов в ее лице, но фигура царицы была безупречной. Облегающее платье из льна, такое тонкое, что казалось почти прозрачным, подчеркивало прекрасные линии тела. На ней были изумительной красоты драгоценности: массивное нагрудное украшение из золота, слоновой кости и лазурита; золотой пояс; золотые браслеты на длинных ногах и гибких руках. В руке она сжимала жезл и высоко держала голову, увенчанную двумя коронами, красной и белой, и золотыми фигурками грифа и змеи - символами Двух Земель, отныне объединенных в Великое царство Египетское. Ее лицо было раскрашено так же, как маска в гробнице; глаза подведены малахитовой зеленью. Клеопатра выглядела воистину великолепно - и лучше, чем кто бы то ни был знала об этом. Тяжелые короны казались специально созданными для ее причудливо изогнутого носа и властного, выступающего вперед подбородка, а диковинная разрисовка огромных темных глаз придавала им горделивой выразительности.
"Красива? Нет… - думала Диона, - но ослепительна, богоподобна…"
Многоколонный мраморный зал в греческом стиле, но расписанный в типичной египетской гамме - красное и золотое, белое и голубое, с вкраплениями зеленого, - заполняли придворные в греческих хитонах, египетских туниках, персидских накидках и шароварах, иудейских одеяниях и даже в римских тогах. Писцы в египетских юбках сидели рядом с учеными мужами в греческих мантиях и заносили на папирусы все происходящее на двух языках: египетском и греческом.
Царица, владевшая обоими, внимательно наблюдала за переводчиками. Но Клеопатра не была бы Клеопатрой, если бы не научилась говорить и читать на всех языках, которые могли понадобиться ей для ведения дворцовых дел; освоила она и еще несколько - это не раз помогало ей разбираться в дипломатических тонкостях.
Великое множество дел предстояло ей разрешить в этот день. От царя Ирода из Иудеи доставили льстивое послание с выражениям дружелюбия - что ж, она пошлет столь же сладостный ответ. Правитель Тибада уплатил лишь часть наложенных на него зерновых пошлин и прислал извинения за невозможность выплатить остальное. Ну, тут все ясно: пусть покроет долг за счет собственных запасов. Имущественный спор: разводятся супруги, она - из Александрии, он - из Мемфиса: доход от поместья общий и пятеро детей - тоже. Так: поместье и всех ребятишек - матери, муженьку же придется убираться. Она отметила про себя, что решение поспешно, но в данных обстоятельствах - единственно верное.
Когда обескураженный, незадачливый бывший супруг из Мемфиса удалился, вперед выступил незнакомец. Дворцовый распорядитель объявил о нем по-гречески - на языке, наиболее здесь распространенном. Неизвестный, стоящий перед царицей, гордо опершись на копье, со шлемом в руке, был кем угодно, но только не эллином.
Неотесанные римляне остаются грубиянами, даже когда пытаются подражать изысканным грекам. Но об этом так не скажешь. Его речь была очень проста - такую манеру называют цезарианской. Диона не вспомнила ни его лица, ни имени - Квинт Деллий. В Риме, где она жила с царицей, довелось видеть так много лиц, слышать столько имен…
Но имя человека, направившего к ним посланца, она припомнила - Марк Антоний, друг Цезаря. Теперь он управлял Римом, а точнее, разделял трон с Октавием - племянником Цезаря. Как остроумно заметил Деллий, не столько разделял, сколько раздирал.
- Вот оно что, - тихо, как бы между прочим, сказала царица на классическом греческом. - Наследник.
Деллий взглянул на ребенка, сидевшего у ее ног, одетого по-египетски. Птолемей Цезарь - Цезарион - выглядел - да и был - настоящим египтянином и вполне освоил искусство терпения - его отцу оно далось намного тяжелее.
При взгляде на него возникали некоторые сомнения в том, кто же на самом деле его отец: светло-каштановые волосы, белоснежная кожа, холодные серые глаза на красивом лице, в котором, однако, не было ничего от эллина. Он встретил взгляд Деллия без всяких эмоций, как и подобает царевичу, однако Диона могла поклясться - в этот момент он готов был лопнуть со смеху. Что ж, иной раз и царям не грех посмеяться. То же самое ей однажды сказал и Цезарь.
Сын немного отодвинулся от материнского колена - мать, казалось, вовсе не замечала его.
- Наследника зовут Гай Октавий - почти Гай Юлий Цезарь. Поистине римлянам недостает воображения, когда они дают имена своим детям.
Деллий натянуто улыбнулся.
- Что поделать, владычица.
- На свете был только один Цезарь. Надеюсь, его помнят в Риме. Не хотелось бы, чтобы этот хилый отпрыск с похожим именем остался единственной памятью о нем.
- Люди не забудут Цезаря, владычица, - заверил ее Деллий.
- Имена имеют огромное значение, - продолжила Клеопатра свою мысль. - В именах заключена сила. Что Антонию нужно от меня?
Деллия, с его живым умом, не сбил с толку внезапно заданный вопрос - ответ последовал незамедлительно.
- Владычица, он просит тебя посетить его.
- Неужели? - Тон царицы был совершенно бесстрастен. - Где ж?
- Он ждет тебя в Тарсе, владычица.
- Он мог бы, - заметила царица - приехать сюда, в Александрию.
- Конечно, ты права. Однако государственные дела заставляют его оставаться у границ Греции.
- А меня государственные дела заставляют оставаться здесь. Я - царица Египта.
На лице Деллия ни один мускул не дрогнул.
Диона подумала, что мудрый Антоний послал к ним человека с железными нервами.
- Владычица, Марк Антоний - один из триумвиров, трех равных правителей Рима.
- И что же, они в самом деле равны? Должно быть, просто не могут выбрать первого, своего господина.
- Рим - их господин, владычица.
- Зачем я ему понадобилась? Разве ему недостаточно поддержки греков?
Менее искусный дипломат непременно попался бы на эту удочку, Деллий же терпеливо продолжил - так обращаются с глупым, назойливым ребенком.
- Владычица, он намерен обсудить ваш союз.
- Наш союз? - переспросила царица. - А не свои новые завоевания? Не право на предполагаемые владения?
- Египет, по мнению Марка Антония, государство независимое и сильное. Он считает, что самое мудрое - заключить с ним союз.
- Что ж, он прав, - согласилась Клеопатра.
- Итак, владычица, - подхватил Деллий со всей возможной деликатностью, - ты принимаешь его приглашение?
- Я подумаю, - ответила царица.
На большее посланник рассчитывать не мог - похоже, он и сам знал об этом и поэтому покинул зал, вполне удовлетворенный. Царица приступила к другим, не менее важным делам. Диона же - она увидела все, что считала интересным, - тихонько выскользнула из зала.
- Ну?
Диона отвернулась от окна. Отсюда, из ванной комнаты царицы, расположенной высоко в дворцовой башне, она могла окинуть взглядом весь город, порт и маяк на острове Фарос, мерцающий белым светом в лучах вечернего солнца. Комната была большой и светлой, но после парадных залов казалась мрачноватой. Царица неслышно приблизилась и встала рядом с Дионой - в льняном одеянии, без роскошных корон и почти без украшений - лишь несколько браслетов позвякивали на руках. Благоухали дорогие благовония, терпкие и сладкие.
- Мирра? - предположила Диона, - и розы… И еще… гвоздичное масло?
- И немного серой амбры. - Кончиками пальцев Клеопатра коснулась щеки Дионы. - Чуть-чуть румян, капельку пудры - и ты как цветок лотоса. Я должна бы мучительно тебе завидовать.
- Я смою и это, - пообещала Диона. - Твоя ванна больше, чем весь мой дом.
- Да, весь твой дом можно разместить здесь с гораздо большим комфортом, чем в городе, - пошутила царица.
- Пожалуй… Но зато это МОЙ дом.
Клеопатра лишь взглянула - она уже давно привыкла к ее непокорности.
- Как ты думаешь, долго ли еще этот дворец останется моим, прими я предложение римлян?
- Всю твою жизнь. - Сейчас Диона не говорила с богиней - лишь с самой собой. Но она была уверена в правоте своих слов.
Клеопатра чуть-чуть расслабилась, но и теперь было заметно, как напряжены ее нервы.
- Знаешь, - задумчиво проговорила царица, - Рим - плохой гость и ненадежный союзник.
- Как Цезарь?
- Цезарь умер.
- И ты не можешь простить ему этого.
- Он не заслужил прощения. - Клеопатра облокотилась на подоконник. - Мудрые живут, чтобы довести до конца свои начинания. Глупцы - умирают.
- Глупцы - и избранники боги.
- А разве это не одно и то же?
- Ты очень цинична сегодня, - заметила Диона.
- Завтра я буду еще более циничной, - пообещала Клеопатра.
Диона засмеялась, ее не так-то легко было смутить.
- A-а, ты уже готовишься?
- Очень может быть. - Рука царицы как бы независимо от ее воли легла на подоконник; взгляд остановился на Фаросском маяке. - Египту нужен Рим. Можно отрицать это, как угодно сопротивляться, но Рим - сила, и ни один народ не может не считаться с нею.
- У них даже царя нет. Они называют себя республикой - свободной землей для свободных людей. Любой, у кого хватит денег и власти, может назвать себя господином этой земли. Цезарь ближе, чем кто-либо другой, подошел к тому, чтобы стать царем. И что же? Что они с ним сделали?
- Предательски убили… прямо в сенате… - Голос звучал зловеще тихо. - Они питают отвращение к царям… к любому, кто, по их мнению, претендует на этот титул. Пусть называет себя диктатором, генералом, верховным жрецом - это еще можно вынести. Но царем - никогда. Им не нужен ни царь, ни император. Знаешь ведь, за что они сражались: Марий и Сулла, Цезарь и Помпей, Брут и Кассий - все эти преданные сыны Республики? У них была лишь одна цель - взять власть, править миром.
Диона вздрогнула.
- В словах заключена огромная сила, - убежденно произнесла она. - Отрицать это, называть вещи не их именами, - значит лгать.
- Как это по-персидски, - презирать ложь, - сухо заметила Клеопатра. - Любой римлянин скажет тебе, что достичь успеха можно, лишь называя вещи чужими именами.
- Но это не правильно, - возразила Диона.
Клеопатра только вздохнула.
- Из тебя никогда не выйдет царица или хотя бы придворная дама. Как бы ни называл себя римлянин, он останется римлянином. Рим слишком силен, чтобы не принимать это во внимание.
- Но чем стал Рим сейчас? - задала самой себе вопрос Диона. - Кучкой вздорных мальчишек, не более.
- Положим, ты права. Но за спиной у этих мальчишек целая армия и еще одна сила, куда могущественнее любых армий, - страх. Другие государства боятся: когда-нибудь эти римляне, наконец, перестанут драться между собой и предоставят право кому-то одному властвовать над ними. И это случится, Диона, - так говорят звезды. Войны в Риме скоро прекратятся. И тогда победитель, кем бы он себя ни назвал, сделается императором огромного государства, - таких владений, что сам Александр не мог бы себе представить.
Глаза царицы сверкали; сейчас она больше, чем когда бы то ни было, походила на богиню.
- Рим будет править миром, - продолжила она. - Это так же верно, как то, что утром взойдет солнце. Но кто будет править Римом - здесь, мой друг, у нас есть возможность выбора. Мы сможем изменить мир - мы, египтяне. Мы найдем того, кто назовет себя правителем Рима.
Наступила тишина - полная, звенящая. И в этом звоне Дионе слышалось имя.
- Антоний? - осторожно спросила она.
- Может быть. Ты помнишь его?
- Он никогда не был и не станет Цезарем.
- Да, второго Цезаря земля не родит. И меньше всего шансов у этих щенков, укравших его имя. - Клеопатра старалась держать себя в руках, и это давалось ей нелегко. - Помню я их, прекрасно помню. Антоний - самовлюбленный хвастун; ни на что не годен, разве что гоняться за женскими юбками. Но он хоть ведет себя как мужчина. Октавий же - бесконечно фыркающая чопорная девица.
- По-моему, ты его недооцениваешь.
- О нет, это как раз очень точная оценка. По уму он, пожалуй, не уступит дядюшке, но от его сообразительности ему не досталось ни капли.
- Ну а у Антония нет ни ума Цезаря, ни особой сообразительности.
- Зато он может командовать войском. И к тому же… нравится женщинам.
Диона засмотрелась на профиль царицы, четко обрисовывающийся в проеме окна. Ни одной мягкой линии не было в лице женщины, бывшей иной раз капризнее ребенка. Походя она уничтожила двух своих братьев и двух сестер - они стояли у нее на пути; еще одну сестру изгнала из Египта соблазнила коварнейшего из римлян. Быть может, она и не подчинила Цезаря своей воле полностью, но влияние на него имела огромное. По силе характера она превосходила многих. Красота блекнет с годами, характер выдерживает испытание временем. К тому же Клеопатра могла - научить любую куртизанку тонкостям древнего ремесла.